торжество от сознания, что он владелец этой уникальной вещи, стало  теперь
забавно  серьезным  и  глупым.  -  Неужели  не  понимаешь?!  А  ты  слышал
когда-нибудь о такой довольно неприятной штуке, как триппер, Краучбек?
   - Что ты говоришь! - воскликнул ошеломленный Гай. -  Это  неприятнейшая
вещь. Очень жаль, дорогой. А мне  и  в  голову  не  пришло.  Наверное,  ты
подхватил его прошлой ночью в Лондоне, когда был пьян. А ты у врача-то был
с этим делом? Тебе ведь необходимо специальное лечение в госпитале.
   - Нет, нет, нет! _Я_ не подхватывал никакого триппера!
   - А кто же тогда?
   - Сарам-Смит, например.
   - А как ты узнал?
   - Я _не узнал_. Я просто выбрал Сарам-Смита в качестве примера. Он  как
раз такой недоразвитый идиот, который может подхватить что  угодно.  Да  и
любой из них может. А я никоим образом не намерен рисковать.
   Эпторп закрыл крышку "бокса" и снова задвинул все под лестницу. Усилие,
с которым он сделал это, казалось, рассердило его.
   - И знаешь что, старина, - продолжал он, - мне не очень  нравится,  как
ты только что разговаривал со мной, обвиняя меня в том,  что  я  подхватил
триппер. Это ведь довольно серьезное обвинение.
   - Извини. Это вполне естественная ошибка в таких условиях.
   - Для кого-нибудь естественная, но не для меня, старина. К тому же  мне
не совсем понятно, что ты имеешь в виду под "условиями".  Я  _никогда_  не
бываю пьян. Я почему-то думал, что ты должен был  заметить  это.  Навеселе
при случае могу быть, но _пьяным_ - никогда! Это такое дело, от которого я
держусь подальше. Мне слишком много пришлось повидать  и  перенести  из-за
этого.
   На следующий день  Эпторп,  поднявшись  с  рассветом,  сразу  же  начал
обследовать подсобные помещения вне  дома  и  еще  до  завтрака  обнаружил
пустой сарайчик, в котором хозяйственники школы, видимо, хранили  битый  и
другой спортивный инвентарь. В этом сарайчике с помощью алебардиста  Крока
он и установил свой химический  клозет.  Туда-то  он  и  ходил,  к  своему
немалому удовольствию, в течение  нескольких  последовавших  мирный  дней.
Беспокойное время настало  для  Эпторпа  через  два  дня  после  поражения
Финляндии.
   Возвратившись  с  занятий  по  уничтожению  "противника"  на  холмистой
местности и позавтракав с довольно большим опозданием, Гай расположился  в
кресле в предвкушении  получасового  отдыха.  Неожиданно  к  нему  подошел
Эпторп. На нем прямо-таки лица не было.
   - Краучбек, на пару слов.
   - Пожалуйста.
   - Тет-а-тет, если не возражаешь.
   - Возражаю. А в чем дело?
   Эпторп настороженно огляделся. В холле все, казалось, были заняты своим
делом.
   - Ты пользовался моим "гром-боксом"?
   - Нет, не пользовался.
   - Кто-то воспользовался им.
   - Что ж, только не я.
   - Но, кроме тебя, о нем никто не знает.
   - А алебардист Крок?
   - Он не посмел бы.
   - Я тоже не посмел бы, дорогой друг.
   - Это твое последнее слово?
   - Да.
   - Хорошо. Но в будущем я подкараулю и узнаю, кто это.
   - Я бы тоже поступил так.
   -  Это  серьезное  дело,  ты  знаешь.  Граничит  с  мелким  воровством.
Химикалии стоят не дешево.
   - Сколько же стоит одна порция?
   - Дело не в деньгах. Дело в принципе.
   - И в риске подцепить что-нибудь?
   - Совершенно верно.


   Всякую свободную  минуту  в  течение  двух  последовавших  дней  Эпторп
проводил в кустах около сарайчика, подкарауливая свою  жертву.  На  третий
день он отвел Гая в сторону и сказал:
   - Краучбек, я должен извиниться перед тобой. Это не ты пользовался моим
"гром-боксом".
   - Я был уверен в этом.
   - Да, но согласись, больше мне подозревать было некого. Так или  иначе,
но теперь я узнал, кто это. Положение очень сложное.
   - Это не Сарам-Смит?
   - Нет. Дело намного сложнее. Это _бригадир_.
   - Ты считаешь, что у _него_ триппер?
   - Нет. Это маловероятно. Слишком светский человек. Но возникает вопрос:
что мне следует теперь предпринять?
   - Ничего.
   - Но это же дело принципа. Несмотря на то что он мой прямой  начальник,
прав пользоваться моим химическим туалетом у  него  не  больше,  чем  прав
носить мои ботинки.
   - Да-а. Но я, например, дал бы бригадиру  свои  ботинки,  если  бы  они
понадобились ему.
   - Возможно. Но в таком случае, извини  меня  за  откровенность,  ты  не
очень-то заботишься о своих ботинках, не так ли, старина? Так  или  иначе,
но ты, стало быть,  считаешь,  что  я  должен  покориться  без  каких-либо
возражений?
   - По-моему, ты поступишь невероятно глупо, если не покоришься.
   - Все это надо хорошенько взвесить.  Как,  по-твоему,  следует  ли  мне
обратиться по этому вопросу к начальнику штаба?
   - Нет, не следует.
   - Возможно, ты и прав.


   На следующий день Эпторп доложил:
   - Дело приняло еще худший оборот.
   Гай так много думал об эпторповском химическом клозете,  что  сразу  же
догадался, что именно имеет в виду Эпторп.
   - Новые незваные посетители?
   - Нет, не это. Сегодня утром, когда я выходил  из  сарайчика,  бригадир
шел в него. Он посмотрел на меня очень странно. Ты, наверное, заметил, что
иногда у него очень пристальный и неприятный взгляд. Так вот, он посмотрел
на меня так, как будто хотел сказать: "_Тебе_ здесь нечего делать".
   - Он человек дела,  -  сказал  Гай,  -  поэтому  тебе  долго  ждать  не
придется. Тем или иным образом, но он даст тебе знать, каково  его  мнение
на этот счет.
   Весь день Эпторп был не в своей  тарелке.  Его  ответы  на  вопросы  по
тактике были необдуманными, решения по возникавшим проблемам  -  нелепыми.
День выдался очень  холодный.  Всякий,  даже  самый  короткий,  перерыв  в
занятиях  он  использовал  для  дежурства  поблизости  от  сарайчика.   Он
пропустил чай  и  возвратился  только  тогда,  когда  до  вечерней  лекции
оставалось десять минут. Нос у него покраснел, щеки посинели.
   - Ты заболеешь, если дело и дальше пойдет так, - сказал Гай.
   - Оно не может пойти дальше,  -  возразил  Эпторп.  -  Произошло  самое
худшее.
   - Что именно?
   - Пойдем посмотрим. Я ни за что не поверил бы, если  бы  не  видел  все
собственными глазами.
   Они вышли в вечернюю темноту.
   - Это случилось всего пять минут назад, - продолжал Эпторп. -  Я  начал
дежурить здесь сразу после чая и промерз  до  самых  костей,  поэтому  под
конец начал прохаживаться. Мимо меня Прошел  бригадир.  Я  поприветствовал
его. Он ничего не ответил. Потом он воспользовался "гром-боксом" прямо  на
моих глазах. Потом он снова прошел мимо меня, я опять поприветствовал его,
а он, я это хорошо видел, улыбнулся.  И  ты  знаешь,  Краучбек,  это  была
_сатанинская_ улыбка.
   Они подошли к сарайчику. Гай заметил на двери что-то большое  и  белое.
Эпторп направил на дверь луч карманного фонарика, а Гай  увидел  аккуратно
выведенную надпись: "Всем чинам ниже бригадира вход запрещен".
   - Он, наверное, специально заказывал эту надпись одному из  писарей,  -
гневно проговорил Эпторп.
   - Да, это ставит тебя в весьма  затруднительное  положение,  правда?  -
сказал Гай.
   - Я подам в отставку.
   - По-моему, в военное время это невозможно.
   - Тогда попрошу перевести меня в другой полк.
   - Мне будет скучно без тебя, Эпторп, намного больше, чем ты,  возможно,
предполагаешь. Так или иначе, но через две минуты - лекция. Давай пойдем.
   Лекцию читал сам бригадир.  Мины-сюрпризы,  оказывается,  занимали  все
более важное место  в  действиях  дозоров  на  Западном  фронте.  Бригадир
рассказал  о  натяжных  проволоках  взрывателей  и  о  самих   взрывателях
противопехотных мин,  подробно  описал,  как  однажды  придумал  привязать
мину-сюрприз к козе и отправить ее  в  лагерь  бедуинов.  Он  редко  бывал
энергичнее и словоохотливее, чем на этой лекции.
   Вечер этого дня был одним  из  тех,  на  которые  не  планировалось  ни
дискуссий, ни ночных занятий, когда желающие  могли  поэтому  обедать  вне
пределов школы.
   - Давай пойдем в "Гарибальди", - предложил Эпторп. - Я не  хочу  сидеть
за одним столом с этим человеком. А ты пообедаешь со мной как мой гость.
   В "Гарибальди" лицо Эпторпа, овеваемое парами густого супа  из  риса  и
овощей, обрело  более  жизненный  цвет,  а  когда  он  еще  и  подкрепился
несколькими рюмками бароло, отчаяние  совсем  пропало  и  Эпторп  сделался
необычно  храбрым.  Пелеччи   наклонился   очень   низко,   когда   Эпторп
пересказывал историю о нарушении его законных прав. Разговор  для  Пелеччи
был малопонятным. "Гром-бокс"  -  изобретение  этого  способного  офицера,
незаконно присвоенное старшим офицером, было явно  каким-то  новым  важным
оружием.
   - Я не думаю, что обращение в армейский совет приведет  к  каким-нибудь
положительным результатам, - сказал Эпторп. - А как, по-твоему?
   - По-моему, не приведет.
   - В таком деле, как  это,  полной  непредубежденности  от  них  ожидать
нельзя. Я не утверждаю, что будет иметь место безусловная предвзятость, но
ведь в конечном итоге они бесспорно заинтересованы в том, чтобы поддержать
авторитет старших, если  это  в  их  силах.  Стоит  им  только  обнаружить
малейшую возможность, малейшую зацепку...
   - А ты считаешь, что в твоем деле есть такие зацепки?
   - Откровенно говоря, старина, считаю, что есть. В офицерском Суде чести
дело, конечно, было бы истолкованно  по-другому,  но  нельзя  не  признать
вполне законным то обстоятельство, что бригадир имеет право запретить вход
в  любые  предоставленные  бригаде   помещения   или   постройки.   Нельзя
опровергнуть и тот факт, что я установил свой "гром-бокс" в сарайчике  без
разрешения. Именно за это и может уцепиться армейский совет.
   -  Конечно,  это  вопрос  спорный,  -  согласился  Гай.   -   Поскольку
"гром-бокс" предназначен теперь для бригадирского чина, прикасаться к нему
не имеет права никто, кроме бригадира.
   - Ты совершенно прав,  Краучбек.  Попал  в  самую  точку.  -  Эпторп  с
искренним восхищением посмотрел на Гая вытаращенными глазами. - Ты знаешь,
бывают такие моменты, когда решение проблемы буквально крутится в  голове.
Я долго  обдумывал  это  дело,  прикидывал  его  и  так  и  сяк,  пока  не
почувствовал, что заболел от умственного  напряжения.  Вот  тогда-то  я  и
понял, что мне необходимо мнение постороннего человека, необходимо  мнение
человека, который лично не вовлечен в это дело. Я не сомневаюсь, что  рано
или поздно я и сам пришел бы  к  такому  же  решению,  но  мне,  возможно,
пришлось бы мучительно размышлять над проблемой добрую  половину  ночи.  Я
очень признателен тебе и в большом долгу перед тобой, старина.
   Им принесли новые  блюда  и  поставили  новые  бутылки  вина.  Джузеппе
Пелеччи находился в полной  растерянности.  "Гром-бокс",  как  ему  теперь
казалось, - это  кодовое  имя  какого-то  важного  политика,  не  имеющего
военного чина и пребывающего в данном районе скрытно. Пелеччи передаст эту
информацию в таком виде, в каком получил ее сам: за что  купил,  за  то  и
продаст.  Более  просвещенные  и  пытливые   руководители   должны   будут
разобраться и понять что к чему. Сам же Пелеччи вовсе не претендует ни  на
какое повышение. Ему вполне достаточно выгоды,  которую  он  извлекает  из
ресторана. Он сам создал хорошую репутацию  своему  заведению.  Заниматься
решением политических проблем ему надоело, а уж  о  сражениях  и  говорить
нечего - он просто боялся их. Он и приехал-то  сюда  главным  образом  для
того, чтобы уклониться от военной службы.
   - А потом специальный zabaglione  [сабайон  -  подливка  из  взбитых  с
сахаром желтков, вина и пряностей], джентльмены.
   - Да, да, давайте, - согласился Эпторп. - Давайте все, что у вас  есть.
- И, повернувшись к Гаю, добавил: - Имей в виду, что я угощаю тебя -  обед
за _мой_ счет.
   Гай имел это в виду с самого начала. "Это напоминание, - подумал он,  -
было  не  чем  иным,  как  бестактным   выражением   признательности".   В
действительности это была хитрая просьба об оказании дальнейших услуг.
   - Я считаю, что  в  юридических  аспектах  дела  мы  разобрались  очень
хорошо, -  продолжал  Эпторп.  -  Но  теперь  встает  вопрос  о  том,  как
действовать. Каким путем нам изъять "гром-бокс" из сарайчика?
   - Таким же, каким ты внес его туда, по-моему.
   - Это не так просто, старина. Мы  имеем  дело  с  переплетением  всяких
осложнений. В сарайчик его внесли алебардист Крок и я.  Как  же  мы  можем
вынести его оттуда, не нарушив запрещения? Не могу же я приказать  солдату
совершить незаконное действие. Об этом нельзя  забывать.  К  тому  же  мне
просто не хотелось бы _просить_ его. Он участвовал во  всем  этом  деле  с
явной неохотой.
   - А нельзя ли заарканить этот твой "гром-бокс" через открытую дверь?
   - Очень рискованно, старина. Да и  аркан-то  мой  где-то  среди  других
вещей у командора.
   - А нельзя ли вытянуть его оттуда магнитом?
   - Ты что, Краучбек, пытаешься превратить все в шутку?
   - Я просто высказал предложение.
   - _Не очень-то_ практичное, позволь тебе заметить. Нет.  Кто-то  должен
войти в сарайчик и вынести его оттуда.
   - Несмотря на то, что вход воспрещен?
   - Кто-нибудь из тех, кому это запрещение  неизвестно,  или  по  крайней
мере  тот,  об  осведомленности  которого  о  том,  что  вход  в  сарайчик
воспрещен, бригадиру неизвестно. Если его и застанут на  месте,  он  может
сказать, что в темноте надписи не заметил.
   - Ты имеешь в виду меня?
   - По-моему, ты более или менее подходящая кандидатура, верно, старина?
   - Ну что же, я не возражаю.
   - Молодцом! - произнес Эпторп с большим облегчением.
   Они пообедали. Эпторп проворчал что-то по поводу счета, но оплатил его.
Затем они возвратились в Кут-эль-Амару. Поблизости никого не было.  Эпторп
стоял _на страже_, а Гай без особого труда выволок  автономный  клозет  из
сарайчика наружу.
   А теперь куда? - спросил он.
   - В этом-то весь вопрос. Куда лучше всего, по-твоему?
   - В отхожее место.
   - Послушай, старина, менее подходящее время и место  для  шуток  трудно
придумать.
   - Я просто размышлял  категориями  наблюдений  Честертона:  "Где  лучше
всего спрятать лист? На дереве".
   - Я не совсем понимаю тебя, старина. На дереве будет крайне неудобно со
_всех_ точек зрения.
   - Да, но давай не понесем его далеко. Он чертовски тяжелый.
   - Когда я занимался поиском, то видел вон там кладовку садовника.
   Они снесли автономный клозет  в  кладовку,  находившуюся  в  пятидесяти
ярдах от сарайчика. Кладовка была менее удобна, чем  сарайчик,  но  Эпторп
сказал, что как-нибудь устроится и там. Когда они возвращались после  этой
операции, Эпторп остановился  на  тропинке  и  произнес  с  необыкновенной
теплотой в голосе:
   - Я никогда  не  забуду,  что  ты  сделал  сегодня  вечером,  Краучбек.
Огромное тебе спасибо.
   - А тебе спасибо за обед.
   - А этот итальяшка здорово постарался для нас, правда?
   Пройдя еще несколько шагов, Эпторп опять остановился и сказал:
   - Послушай, старина,  если  ты  хочешь,  то  тоже  можешь  пользоваться
"гром-боксом", я не возражаю.
   Это был кульминационный момент душевного волнения; исторический момент,
если Гай оценил бы его; момент, когда  в  сложных  отношениях  между  ними
Эпторп был ближе, чем когда-либо, к любви и полному доверию. Но он миновал
так же, как подобные моменты у англичан минуют всегда.
   - Ты очень великодушен, Эпторп, но меня вполне устраивает тот,  которым
пользуются все.
   - Ты уверен?
   - Да.
   -  Ну  что  ж,  пусть  будет  так,  -  согласился  Эпторп  с   заметным
облегчением.
   Так Гай сохранил благосклонность Эпторпа к себе и стал совместным с ним
хранителем "гром-бокса".



3

   В  ретроспективе  последние  недели  марта  превратились  в   сагу   об
автономном химическом клозете. Эпторп был настолько поглощен связанными  с
ним перипетиями, что совершенно забыл о первоначальных  мотивах  установки
этого достижения человеческого разума.
   Страх  перед  инфекционным  заболеванием  больше  не  служил   основной
движущей силой в его действиях. На карту было поставлено только его  право
на собственность. Ожидая построения на занятия утром следующего дня  после
первого  переноса  клозета,  Эпторп  отвел  Гая  в   сторону.   Их   новые
товарищеские отношения опирались отныне не только на искреннюю  доброту  и
сердечность;  тот  и  другой  стали  теперь   неразлучными   соучастниками
конспиративных мероприятий.
   - Он все еще там, на месте.
   - Хорошо.
   - Никто даже не тронул его.
   - Отлично.
   -  По-моему,  старина,  при   таких   обстоятельствах   в   присутствии
посторонних нам надо поменьше бывать вместе и  поменьше  говорить  друг  с
другом.
   Позднее, когда они шли в столовую на второй завтрак. Гай  с  удивлением
почувствовал, что кто-то из общей толпы пытается незаметно ухватить его за
руку. Гай оглянулся и увидел рядом с  собой  Эпторпа,  который,  умышленно
отвернувшись,  демонстративно  разговаривал  с  капитаном   Сандерсом.   В
следующий момент Гай почувствовал, как Эпторп сует ему в руку свернутую  в
комочек записку.
   Эпторп выбрал для себя место за столом как можно  дальше  от  Гая.  Гай
развернул бумажку и прочитал: "Надпись с сарайчика, снята.  Безоговорочная
капитуляция?"
   Обсуждать это событие  в  последовавшие  часы  Эпторп,  видимо,  считал
небезопасным. Лишь к вечеру, перед чаем, он сказал:
   - Я не думаю, что у нас есть причины  для  беспокойства.  Бригадир,  по
всей вероятности, признал свое поражение.
   - На него это совсем не похоже.
   - О, он беспринципный и от него можно ожидать все что  угодно.  Я  знаю
это. Но ведь не может же быть,  чтобы  он  был  совершенно  лишен  чувства
собственного достоинства.
   Гай не стал разочаровывать Эпторпа и портить ему радостное  настроение,
однако  вопрос  о  том,  одинаковое  ли  у  этих  двух  враждующих   людей
представление о чувстве собственного достоинства, оставался  открытым.  На
следующий день выяснилось: далеко не одинаковое.
   Эпторп пришел на строевые занятия (в соответствии с  новым  распорядком
получасовое  строевое  занятие   и   физическая   тренировка   проводились
ежедневно) с искаженным от ужаса лицом. Он встал в  строй  рядом  с  Гаем.
Снова незаметное для других пожатие пальцев - и Гай  почувствовал,  что  в
его руку вложена записка. Он прочитал ее при первой же возможности,  когда
подали команду "Вольно". Эпторп в это время нарочито отвернулся. В записке
говорилось: "Должен поговорить с тобой  наедине  при  первой  возможности.
Дело приняло угрожающий оборот".
   Возможность предоставилась в середине первой половины дня.
   - Этот человек просто сошел с ума.  Опасный,  могущий  быть  признанным
невменяемым маньяк. Я не знаю, что мне теперь делать.
   - Что же он сделал на этот раз?
   - Я был из-за него на волосок от смерти, вот что он сделал. Если  бы  я
не надел стальную каску, то не стоял бы сейчас здесь и не разговаривал  бы
с тобой. Он долбанул меня огромным, до краев наполненным землей  цветочным
горшком с завядшей геранью. Прямо по макушке. Вот что  он  сделал  сегодня
утром.
   - Он что же, бросил его в тебя?
   - Нет. Он пристроил его на верхней части двери в кладовке садовника.
   - А почему на тебе оказалась каска?
   - Инстинкт, старина. Чувство самосохранения...
   - Но ты же сказал вчера  вечером,  что,  по-твоему,  всему  этому  делу
пришел конец. А ты что, Эпторп, всегда  сидишь  на  своем  "гром-боксе"  в
каске?
   - Все это не имеет никакого отношения к делу. Главное здесь в том,  что
этот человек просто совершенно  безответствен.  Это  имеет  очень  большое
значение для любого в его положении, да и  в  нашем  тоже.  Может  настать
такое время, когда наша жизнь будет в  его  руках.  Что  я  должен  теперь
делать?
   - Смени место "гром-бокса" еще раз.
   - И никому не докладывать о происшедшем?
   - Нельзя же упускать из виду твое чувство собственного достоинства.
   - Ты хочешь сказать,  что  есть  люди,  которым  это  может  показаться
смешным?