в, затем снова
выгрузиться на причал, где они простояли целый час. Прозвучал сигнал отбоя
тревоги, и кое-где зажглись тусклые лампы.  Офицеры,  ведающие  погрузкой,
укрывавшиеся во время тревоги в бомбоубежище, появились снова и  принялись
за свое дело.  Наконец  с  наступлением  рассвета  алебардисты  Гая  молча
поднялись  на  борт  судна  и  разыскали  отведенные  им  помещения.   Гай
проследил, как они улеглись спать, и отправился искать свою каюту.
   Это была одна из кают первого класса, в которых все сохранилось  еще  с
мирного времени, когда в них путешествовали состоятельные  туристы.  Судно
было  зафрахтовано,  и  на  нем  оставалась  гражданская  команда  мирного
времени. Уже  поднялись  и  приступили  к  исполнению  своих  обязанностей
стюарды-гоанцы  в  свежевыстиранных  и  накрахмаленных  белых  с   красным
ливреях. Они молча переходили с места на  место,  расставляли  симметрично
пепельницы в салонах, раздвигали шторы, впуская на  судно  солнечный  свет
наступающего дня. Они действовали так, как будто не  существовало  никакой
войны. Никто никогда не говорил им ни о подводных лодках, ни о торпедах.
   Но не все были настроены так мирно. Повернув за угол  в  поисках  своей
каюты, Гай неожиданно увидел нечто вроде воинственного  танца,  в  котором
танцующие выталкивали друг друга из каюты,  которая  предназначалась  ему.
Исполнителями танца были алебардист Гласс, и безупречно выглядевший гоанец
- стройный пожилой человек с великолепными седыми усами, разделявшими  его
мокрое от слез орехово-коричневое лицо на две части.
   - Застал этого черномазого ублюдка на месте преступления, сэр. Рылся  в
вашем вещевом мешке, сэр.
   - Пожалуйста, сэр... Я стюард, сэр... Я совсем не  знаю  этого  грубого
солдата...
   - Успокойся, Гласс. Человек просто выполняет свои обязанности. А теперь
убирайтесь отсюда оба. Мне нужно хоть немного вздремнуть.
   - Но вы же не захотите, сэр, чтобы  этот  чернокожий  шастал  по  вашей
каюте?
   - Я не чернокожий, сэр. Я португалец. Христианин. Мама моя  христианка.
Папа тоже христианин. У них было шесть христианских детей, сэр.
   Гоанец сунул руку под борт накрахмаленной куртки и извлек  висевший  на
шее золотой медальон. За  многие  годы  службы  гоанца  на  судне,  палуба
которого только изредка бывала в  спокойном  горизонтальном  положении,  в
результате почти постоянного раскачивания медальона из стороны  в  сторону
на темной безволосой груди владельца изображение на нем изрядно стерлось.
   Неожиданно Гай почувствовал необыкновенное расположение к гоанцу. У них
было много общего.  Гаю  нестерпимо  захотелось  показать  свой  медальон.
Медальон Джервейса с изображением богоматери Лурдской. Многие поступили бы
в этом случае именно так; люди получше его наверняка сказали бы  "Гоп!"  -
чем по-настоящему рассмешили  бы  угрюмого  алебардиста  и  таким  образом
примирили противников.
   Однако Гай, несмотря на то, что все  это  было  у  него  на  уме,  лишь
нащупал в кармане две полукроны и сказал:
   - Вот. Это поднимет твое настроение?
   - О да, конечно, сэр, спасибо. Очень даже поднимет.
   Гоанец повернулся и пошел, обрадованный, но  не  примирившийся,  просто
как слуга, неожиданно получивший солидные чаевые.


   Алебардистам разрешили в это утро поспать подольше. В  одиннадцать  Гай
построил свою роту на палубе. Необычно плотный и разнообразный  завтрак  -
нормальный стол для пассажиров третьего класса на  судне  -  компенсировал
все пережитые  за  ночь  неприятности  и  неудобства.  Настроение  у  всех
поднялось. Гай передал солдат  взводным  командирам,  чтобы  те  проверили
запасы и снаряжение, а сам отправился узнать,  как  устроились  остальные.
Второй батальон разместился  лучше,  чем  другие,  которых  напихали,  как
сельдей в бочку, на  рядом  стоящее  судно.  Предоставленное  алебардистам
второго батальона судно было почти полностью в их  распоряжении,  если  не
считать штаба бригады и смеси из посторонних лиц, таких, как офицеры связи
войск  Свободной  Франции,   морские   артиллеристы,   береговая   команда
военно-морских сил, военные священники, специалист по гигиене в тропиках и
другие. На двери небольшого курительного салона  висела  надпись:  "Группа
оперативного планирования. Посторонним вход воспрещен".
   На рейде виднелся бесцветный и бесформенный корпус большого  авианосца.
Любые контакты с берегом были запрещены. У трапа  стояли  часовые.  Причал
охранялся патрулями  военной  полиции.  Однако  цель  предстоящего  похода
сохранялась  в  тайне  недолго.  В  полдень  на  причале  появился  летчик
военно-воздушных сил, небрежно размахивающий большим пакетом  с  надписью:
"Совершенно секретно. Доставляется только офицерам". Когда летчик подходил
к ожидавшему его катеру, пакет упал, упаковка нарушилась и легкий  ветерок
подхватил и разнес повсюду несколько тысяч си-не-бело-красных  листовок  с
лозунгом:

   "FRANCAIS DE DAKAR!
   Joignez-vous a nous pour delivrer la France!
   GENERAL DE GAULLE"
   ["Французы Дакара!
   Присоединяйтесь к нам, чтобы спасти Францию!
   Генерал де Голль" (фр.)]

   Никто,  за  исключением  одного,  только  что  поступившего  на  службу
военного священника, не принимал всерьез этих приготовлений и  не  считал,
что они приведут к чему-нибудь путному. Алебардистов в  течение  последних
недель слишком часто перебрасывали с одного места на другое, слишком часто
воодушевляли  и  разочаровывали,   чтобы   они   могли   теперь   поверить
чему-нибудь. Следующие один за другим приказы,  аннулирование  приказов  и
различные  недоразумения  и  неувязки  воспринимались  алебардистами   как
составные части их нормальной  повседневной  службы.  Увольнение  в  город
сначала разрешили, потом  запретили;  перлюстрация  писем  была  отменена,
затем снова введена; судно снялось  со  швартовов,  попыталось  встать  на
якорь,    запутало    якорную    цепь    и    вернулось     к     причалу;
материально-технические запасы погрузили  на  судно,  затем  выгрузили  на
причал, потом опять погрузили в соответствии с "тактическими правилами". А
потом совершенно неожиданно во второй половине дня они  вышли  в  море.  В
последней доставленной на борт газете сообщалось об усилившихся  воздушных
налетах противника. Де Сауза назвал свое судно "корабль беженцев".
   Казалось почти невероятным, что они не вернутся в свой порт, но  судно,
к удивлению алебардистов, продолжало упорно  идти  в  Атлантику,  пока  не
прибыло в район рандеву, где на огромной площади сосредоточились корабли и
суда  всех  размеров,  от  авианосца  и  линейного  корабля  "Бархэм"   до
небольшого  судна  "Белгрейвия",  на  котором,  по  слухам,   доставлялись
шампанское, лечебные соли для ванн и другие предметы  личного  потребления
для гарнизона в Дакаре. Затем весь конвой изменил курс и направился на юг.
Вокруг судов, словно терьеры, носились эскадренные миноносцы,  иногда  над
ними пролетал свой самолет. Доблестная маленькая "Белгрейвия" покачивалась
на волнах в самом хвосте конвоя.
   В целях тренировки на судах два раза в день объявлялась боевая тревога.
Алебардистам было приказано постоянно носить  спасательные  пояса.  Однако
настроение   алебардистов   определялось   скорее   спокойным   морем    и
стюардами-гоанцами, которые как ни в чем не  бывало  ходили  по  устланным
коврами  коридорам  и  ударяли  в  свои   мелодичные   гонги.   Обстановка
представлялась алебардистам настолько  мирной,  что,  когда  в  одной-двух
милях впереди них у всех на глазах торпедировали  крейсер  "Фиджи",  после
чего все военные корабли начали усиленно сбрасывать глубинные  бомбы,  это
событие почти нисколько не нарушило их воскресного послеобеденного отдыха.
   На борту судна в составе штаба бригады опять оказался  Данн  со  своими
связистами, но Эпторп просто не замечал их, а может  быть,  он  вообще  не
знал  об  их  присутствии,  поскольку  был  все  время  занят   тем,   что
консультировался у специалиста по вопросам тропической  медицины.  Солдаты
занимались физической подготовкой, боксировали, слушали лекции о Дакаре, о
генерале де Голле, о малярии и риске, с  которым  сопряжено  вступление  в
связь с местными женщинами; днем они бездельничали где-нибудь на  баке,  а
по вечерам военные священники организовывали для них концерты.
   Подавленное настроение было лишь у бригадира  Ритчи-Хука.  Его  бригаде
отвели ничтожную и условную роль. Считалось, что силы Свободной Франции не
встретят в  городе  никакого  противодействия.  Оно  ожидалось  только  со
стороны французского линейного корабля "Ришелье". Но  с  ним  должны  были
справиться  морская  пехота  и  таинственная   часть,   которую   называли
"командос". Алебардисты, возможно, вообще не будут высажены  на  берег,  а
если  их  и  высадят,  то   только   для   выполнения   второстепенных   и
третьестепенных задач и для замены морских пехотинцев в несении караульной
службы. Никаких возможностей для "уничтожения и уничтожения". В довершение
всего Ритчи-Хук повздорил с капитаном судна, и ему  приказали  убраться  с
мостика. Он в одиночестве прохаживался  по  палубам,  иногда  при  оружии,
которое держал наготове, в полезности чего убедился еще в прошлую войну.
   Вскоре наступила томительная жара, воздух сделался  спертым,  туманным.
Многие  почувствовали  странный  запах,  который  кто-то  назвал   запахом
земляных орехов, доходивший до них с близкого, но пока невидимого  берега.
Среди алебардистов быстро распространился слух, что они  прибыли  к  месту
назначения. Представители сил Свободной Франции,  утверждалось  в  тех  же
слухах,  ведут  переговоры  со  своими  порабощенными  соотечественниками.
Где-то велась слабо слышимая из-за тумана вялая  перестрелка.  Затем  суда
конвоя отошли на безопасное расстояние и приблизились друг к другу.  Между
ними начали  сновать  юркие  катера.  На  флагманском  корабле  состоялось
совещание, и Ритчи-Хук вернулся оттуда  с  широкой  улыбкой  на  лице.  Он
выступил  перед  вторым  батальоном  и  сообщил,  что  на  следующий  день
состоится высадка в условиях оказания противником  противодействия.  Затем
он перешел на судно, где находились еще два его батальона, и  сообщил  эту
радостную новость остальным алебардистам.  Немедленно  были  выданы  карты
района  высадки.  Офицеры  всю  ночь   изучали   свои   участки   высадки,
разграничительные линии с соседними подразделениями, вторые и третьи волны
атакующего десанта.  Ночью  суда  приблизились  к  району  высадки,  и  на
рассвете сквозь дымку стелющегося над морем испарения  все  увидели  серую
линию  африканского  побережья.  Батальон  стоял  в   боевой   готовности,
распухший от обилия боеприпасов и неприкосновенных запасов продовольствия.
Время шло. Где-то впереди раздавались звуки стрельбы  из  тяжелых  орудий.
Прошел слух, что линейный корабль "Бархэм" получил несколько  пробоин.  Из
облаков над алебардистами вынырнул небольшой самолет Несвободной Франции и
сбросил бомбу, которая упала в  море  поблизости  от  судна  алебардистов.
Бригадир снова был на мостике, но  теперь  в  самых  лучших  отношениях  с
капитаном. Затем конвой опять отошел на безопасное расстояние, и с заходом
солнца было созвано еще одно совещание. Бригадир возвратился с него,  кипя
от гнева и негодования, и созвал всех своих офицеров.
   - Джентльмены, - сказал он, - все кончено. Теперь  мы  только  дождемся
подтверждающей радиограммы от военного кабинета и  направимся  обратно.  Я
очень  сожалею.  Информируйте  своих  солдат  и  постарайтесь  поднять  их
моральный дух.
   Распоряжений о поднятии морального духа алебардистов можно  было  и  не
давать. Удивительно, но  бурное  веселье  немедленно  распространилось  по
всему судну. Трудно объяснить, но новый приказ почему-то  понравился  всем
алебардистам  куда  больше,  чем  предыдущий,  в  котором   говорилось   о
предстоящей высадке в условиях оказания противодействия. Палубы в столовой
и помещениях,  где  размещались  алебардисты,  долго  еще  сотрясались  от
безудержного веселья и танцев.
   Сразу же после обеда Гая пригласили в салон  с  надписью:  "Посторонним
вход воспрещен".
   В салоне находились бригадир, капитан судна и  подполковник  Тиккеридж,
все в очень веселом и даже несколько шаловливом расположении духа.
   - Мы намерены немного развлечься, неофициально, разумеется, - обратился
бригадир к Гаю. - Не хотите ли принять участие?
   Вопрос был настолько неожиданным, что Гай,  не  поинтересовавшись,  что
именно бригадир имеет в виду, поспешно ответил:
   - Да, сэр.
   - Мы бросили жребий между всеми ротами.  Выбор  пал  на  вашу.  Сможете
набрать десяток хороших солдат для выполнения разведывательной задачи?
   - Смогу, сэр.
   - И подходящего офицера, который возглавит их?
   - Можно мне самому, сэр? - обратился Гай к подполковнику Тиккериджу.
   - Можно. Идите и подготовьте  людей  к  проведению  операции.  В  вашем
распоряжении час времени. Скажите им, что они пойдут в добавочный  караул.
Затем возвращайтесь сюда с картой для получения приказа.
   Когда Гай вернулся, заговорщики были в еще более веселом настроении.
   - Имело место некоторое расхождение во мнении между мной и  командующим
оперативным соединением, - сказал Ритчи-Хук. - Дело в  том,  что  в  штабе
обнаружилось небольшое противоречие в данных  военно-морской  и  армейской
разведки по участку высадки "А". Он есть у вас на карте?
   - Так точно, сэр.
   - При разработке  окончательного  плана  операции  было  решено  вообще
отказаться от участка "А". Какой-то идиот  донес,  что  на  нем  возведено
проволочное заграждение и что он практически неприступен. Я же считаю, что
этот участок совершенно открыт и легкодоступен. Я не буду сейчас вдаваться
в причины, на основании которых придерживаюсь такого взгляда. Но  вы  сами
поймете, что если бы мы высадились на берег на участке "А", то  смогли  бы
нанести удар по лягушатникам  с  тыла.  В  штабе  есть  какие-то  дурацкие
фотографии, на которых якобы можно рассмотреть проволочное заграждение,  и
они  насмерть  перепугались  из-за  этого.   Я   не   обнаружил   никакого
проволочного заграждения.  Командующий  оперативным  соединением  высказал
некоторые обидные для меня  слова,  заявив,  что  два  глаза  воспринимают
обстановку куда лучше,  чем  один  со  стереоскопом.  Дискуссия  по  этому
вопросу несколько обострилась. Операция отменена,  и  все  мы  остались  в
дураках. Я хочу, однако, поставить все точки  над  "и"  в  своем  споре  с
командующим   оперативным   соединением.   Чтобы   убедиться    в    своих
предположениях, я посылаю на берег разведывательный отряд.
   - Ясно, сэр.
   - Отлично. Это и есть цель операции.  Если  вы  обнаружите  на  участке
проволочное заграждение или  если  вас  обстреляют,  быстро  возвращайтесь
назад, и мы больше не произнесем по этому вопросу ни слова. Если же, как я
полагаю, на участке нет никаких препятствий, вы можете прихватить с  собой
какой-нибудь маленький сувенир, который я пошлю  командующему.  Он  весьма
недоверчивый человек. Какую-нибудь небольшую вещичку, которая поставит его
в глупое положение: плод кокосовой пальмы или что-нибудь еще в этом  роде.
Мы   не   сможем   воспользоваться   специальным   высадочным    средством
военно-морского флота, но мужественный  капитан  нашего  судна  пошел  нам
навстречу и предоставляет в наше  распоряжение  свой  катер.  А  теперь  я
намерен  вздремнуть.  Утром  я  с  удовольствием  заслушаю   ваш   доклад.
Тактические детали операции согласуйте со своим командиром батальона.
   Ритчи-Хук вышел. Капитан  объяснил,  где  находится  катер  и  выходной
портик.
   - Есть еще вопросы? - спросил подполковник Тиккеридж.
   - Нет, сэр, - ответил Гай. - Кажется, все совершенно ясно.



5

   Двумя часами позднее отобранные Гаем  разведчики  построились  в  трюме
напротив открывающегося из него портика. Они были в ботинках на  резиновой
подошве, шортах и форменных рубашках  с  открытым  воротом,  без  головных
уборов, без противогазов. Оружие и снаряжение было пристегнуто к  поясному
ремню. У каждого имелись две ручные гранаты  и  винтовка,  за  исключением
двух, вооруженных пулеметом "брен", которые должны были установить его  на
первой удобной позиции и приготовиться к огневому  прикрытию  отступающих,
если высадившиеся разведчики  встретят  противодействие.  Каждый  выкрасил
лицо в темный цвет. Гай всех тщательно проинструктировал.  Сержант  должен
был входить на катер первым и покидать его последним, убедившись, что  все
благополучно сошли на берег. Гай должен был высадиться первым,  а  солдаты
за ним - часть с левой и часть с правой от  него  стороны.  У  него  будет
фонарик, закрытый красной бумажкой, которым  он  время  от  времени  будет
подавать   сигналы,   указывающие   направление   движения.    Проволочное
заграждение, если оно существует, должно быть выше уровня полной воды.  Им
предстоит продвинуться в глубь береговой полосы на достаточное расстояние,
чтобы определить, есть ли там проволочное заграждение. Тот, кто  обнаружит
заграждение первым, должен немедленно доложить об  этом  Гаю  по  цепочке.
Необходимо  будет  определить  протяженность  заграждения.   Сигнал   один
короткий свисток означает, что надо отходить обратно к катеру...
   - Помните, - сказал в заключение Гай, - наша задача - только  разведка.
Нам вовсе не ставится задача захватить всю Африку. Огонь открывать  только
в том случае, если возникнет необходимость прикрыть отход.
   Вскоре над головами разведчиков заскрипела лебедка, и они  поняли,  что
это спускают на воду катер.
   - С наружной стороны борта - трап из железных скоб. До поверхности воды
примерно шесть футов. Прежде чем начать спускаться по трапу,  убедитесь  в
том, что предыдущий человек уже сошел с него на катер. Все ясно?
   Свет  в  трюме  выключили.   Матрос   открыл   дверь   портика.   Перед
алебардистами возник несколько ярче освещенный прямоугольник, и они  сразу
же ощутили влажное дыхание моря.
   - На катере, вы готовы?
   - Да-да, готовы.
   - Тогда начинайте, сержант.
   Один за другим алебардисты перебрались  из  темноты  трюма  в  открытую
ночь. Гай спустился последним и занял место на носу. Катер был  небольшим,
и алебардисты едва разместились в нем, усевшись на корточках вплотную друг
к другу. Дверь портика над ними с шумом  захлопнулась.  Катер  отвалил  от
борта.  Запущенный  двигатель,  казалось,  шумел  слишком  громко.   Мягко
покачиваемый невысокой волной, катер направился к участку "А".
   Переход длился почти целый час,  ибо  участок  "А"  находился  севернее
города и захват его  мог  бы  эффективно  обеспечить  высадку  десанта  на
участках, расположенных южнее. Запах от работающего двигателя, тропическая
ночь, прижавшиеся одно к другому тела, звуки неритмичных ударов  невысоких
волн о нос катера... Наконец матрос у штурвала сказал:
   - Подходим к берегу, сэр.
   Обороты  двигателя  уменьшились.  Впереди,  совсем  близко,  показалась
хорошо различимая береговая черта. Зоркие глаза моряков быстро отыскали на
берегу довольно широкую бухточку.  Двигатель  выключили,  и  в  абсолютной
тишине катер по инерции медленно приближался к берегу. Нос мягко  коснулся
песчаного дна.  Гай  стоял  в  готовности,  опершись  руками  о  планширь.
Изловчившись, он прыгнул за борт и оказался по грудь в тепловатой воде.  С
трудом  удерживая  равновесие,  он  решительно  зашагал  вперед  по  круто
поднимавшемуся дну. Вода снизилась до пояса, до колен, и вот он уже  вышел
на затвердевший  песок.  Такого  пьянящего  чувства,  как  сейчас,  он  не
испытывал никогда в своей жизни; это были его первые  шаги  по  территории
противника. Он дал условный сигнал фонариком в сторону катера и в  тот  же
момент услышал шлепки по воде - алебардисты  выпрыгивали  за  борт.  Катер
немного отошел от берега, и  человеку,  спрыгнувшему  последним,  пришлось
проплыть несколько метров, прежде чем он ощутил под ногами д