Между
прочим, назревает  нечто  довольно  интересное,  но  я  не  могу  об  этом
говорить. Через день-два узнаю точно. Возможно, смогу и  тебя  пристроить.
Ты уже являлся в свой полк?
   - Собираюсь завтра. Я только сегодня прилетел.
   - Ладно, будь осторожен,  а  то  попадешь  в  переплет  за  компанию  с
генералом. Я бы на твоем месте как можно больше околачивался здесь. В наше
время именно здесь получают интересную работу. Разумеется, если  ты  ищешь
такую.
   - Конечно.
   - Тогда не отрывайся.
   Они вернулись  в  холл.  После  отбоя  воздушной  тревоги  здесь  стало
свободнее. Маршал авиации Бич, сидя на каминной  решетке,  разговаривал  с
обоими членами парламента.
   - ...Вы, заднескамеечники,  Элдерберри,  можете  немало  сделать,  если
настроитесь  на   это.   Подталкивайте   министерства.   Не   переставайте
нажимать...
   Словно в сцене из какого-нибудь фарса, из уборной, где он  прятался  от
своего  начальника,  осторожно  высунулась  голова  Йэна  Килбэннока.   Он
поспешно втянул голову обратно, но было уже поздно.
   - Йэн! Вас-то мне  и  надо.  Поезжайте  в  штаб,  соберите  сведения  о
сегодняшнем деле и позвоните мне домой.
   - О воздушном налете, сэр? Я думаю, он кончился. Разбомбили "Черепаху".
   - Да нет же. Вы должны знать, о чем я  говорю.  О  том,  что  мы  вчера
обсуждали с маршалом авиации Даймом.
   - Но я не присутствовал при вашем разговоре, сэр. Вы меня отослали.
   - Вы должны постоянно быть в курсе...
   Но выговор повис в воздухе. Маршалу не пришлось снять стружку  с  Йэна,
как ему хотелось, потому что в этот момент из вестибюля появилась  странно
освещенная фигура Джоуба. Влекомый сугубо личными  переживаниями  какой-то
драмы, он прихватил из кафетерия серебряный канделябр на  шесть  свечей  и
держал его в поднятой руке крепко, но криво, так что воск  со  всех  шести
свечей  капал  на  его  ливрею.  В  холле  воцарилась  тишина,   все   как
зачарованные глазели на фантастическую фигуру,  приближавшуюся  к  маршалу
авиации. Не доходя одного шага, он отвесил глубокий поклон; при этом  воск
пролился перед ним на ковер.
   Сэр, -  торжественно  произнес  он,  -  ваша  карета  подана.  -  Потом
повернулся и, двигаясь с уверенностью  лунатика,  скрылся  за  дверью,  из
которой пришел.
   Еще с минуту длилось молчание. Потом раздался голос маршала авиации.
   - В самом деле, - начал он, - этот человек...
   Его заглушил взрыв смеха. Элдерберри был по натуре серьезным человеком,
но, если при нем происходило что-нибудь действительно смешное, он приходил
в бурный восторг. Он был зол на маршала авиации Бича с того  момента,  как
упустил легкий шар, наступив ему на руку. Элдерберри фыркнул, задыхаясь от
смеха:
   - Ай да Джоуб! Ай да старина!
   - Один из его лучших номеров.
   - Слава богу, что я задержался, а то бы не увидел.
   - Что стало бы с "Беллами" без него?
   - По этому случаю надо выпить. Парсонс, налейте всем.
   Маршал авиации переводил взгляд с одного веселого лица на другое.  Даже
Бокс-Бендер  развеселился.  Громче  всех  хохотал  Йэн  Килбэннок.  Маршал
авиации встал.
   - Могу подбросить, кому по пути.
   Но никому не было с ним по пути.
   Когда двери, которые  в  течение  двух  столетий  принимали  вельмож  и
карточных шулеров, дуэлянтов  и  государственных  деятелей,  закрылись  за
маршалом авиации Бичем, он подумал - не в  первый  раз  за  свое  короткое
членство - что "Беллами", пожалуй, не так уж хорош, как его расхваливают.
   Он  опустился  на  мягкое  сиденье  автомобиля.  Снова  завыли  сирены,
оповещая о воздушной тревоге.
   - Домой, - приказал он. - Пожалуй, успеем проскочить.



2

   Когда Гай добрался до своего отеля, опять начали падать  бомбы,  но  на
этот раз далеко: где-то на востоке, в районе доков. Он спал неспокойно,  и
когда наконец его разбудил  сигнал  отбоя  воздушной  тревоги,  восходящее
солнце спорило в небе с угасающими отблесками пожаров.
   Утром ему надлежало явиться в казарменный городок  алебардистов,  и  он
отправился туда в  такой  же  неуверенности,  как  в  первый  день  своего
вступления в армию.
   Поезда  с  вокзала  Чэринг-Кросс  отправлялись  почти  по   расписанию.
Свободных мест не было. Он поставил саквояж и  чемодан  поперек  коридора,
устроив себе и сиденье, и оборонительное сооружение.
   В большинстве вагонов сидели военнослужащие  с  эмблемой  алебардистов,
направлявшиеся в казарменный городок. На станции солдаты забросили вещевые
мешки и забрались в кузов ожидавшего их грузовика. Группа молодых офицеров
втиснулась в два такси. Гай сел в третье  один.  Когда  он  проезжал  мимо
караульного помещения, у  него  возникло  мимолетное  неясное  впечатление
чего-то странного в облике часового. Он проехал  к  офицерскому  собранию.
Там никого не было видно. Передние  такси  исчезли  в  направлении  нового
здания. Гай оставил багаж в вестибюле и пошел по плацу к штабу.  Навстречу
маршировало отделение солдат с ведрами; их лица, словно по мановению  руки
Цирцеи, превратились из человеческих в чуть  ли  не  звериные.  Сдавленный
голос скомандовал: "Равнение направо!"
   Десять свиных рыл, похожих на создания Иеронима  Босха,  повернулись  к
нему. Растерянный, Гай автоматически крикнул: "Вольно, капрал!"
   Он вошел в кабинет начальника штаба, встал по стойке "смирно"  и  отдал
честь. Из-за стола в  его  сторону  поднялись  две  безобразные  морды  из
брезента, резины и талька. Словно  из-под  толстого  слоя  одеял,  донесся
голос:
   - Где ваш противогаз?
   - С остальными вещами, сэр, в офицерском собрании.
   - Пойдите и наденьте.
   Гай отдал честь,  повернулся  кругом  и  вышел.  Он  надел  противогаз,
поправил фуражку перед зеркалом, которое всего лишь год  назад  так  часто
отражало парадную фуражку, высокий синий воротник и лицо, полное надежды и
целеустремленности. Посмотрев несколько секунд на тупое рыло, он  вернулся
к начальнику штаба. На плацу  была  построена  рота:  нормальные,  розовые
молодые лица. В кабинете сидели начальник штаба  и  старшина  с  открытыми
лицами.
   -  Снимите  эту  штуку,  -  сказал  начальник  штаба.  -   Уже   больше
одиннадцати.
   Гай снял противогаз и повесил его, как положено, на грудь для просушки.
   - Разве вы не читали постоянно действующую инструкцию?
   - Нет, сэр.
   - Почему, черт возьми?
   - Только сегодня прибыл из-за границы, сэр.
   - Так вот, запомните на будущее: каждую среду с десяти  до  одиннадцати
ноль-ноль весь личный состав принимает меры противохимической защиты.  Это
постоянно действующий приказ командования.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Ну, а теперь - кто вы такой и что вам надо?
   - Лейтенант Краучбек, сэр. Второй  батальон  королевской  алебардийской
бригады.
   - Чепуха. Второй батальон за границей.
   - Я прилетел вчера, сэр.
   Потом после всего этого маскарада с противогазами медленно ожили старые
воспоминания.
   - Мы встречались раньше.
   Это был тот  самый  безымянный  майор,  теперь  пониженный  в  чине  до
капитана, который появился в Пенкирке и три дня спустя исчез в Бруквуде.
   - Вы командовали ротой во время той большой суматохи.
   - Да, да. Извините, ради бога, что я не  узнал  вас.  С  тех  пор  было
столько еще суматох. Столько людей прошло через мои руки. А  как  вы  сюда
попали? Ведь вы должны быть во Фритауне.
   - Вы меня не ожидали?
   - Не получал о вас ни слова. Ваши документы, наверное, послали в  центр
формирования и  подготовки.  Или  в  Пенкирк,  в  пятый  батальон.  Или  в
Брук-Парк, в шестой. А может быть,  в  штаб  особо  опасных  операций.  За
последние два месяца мы распухли, как черти. Не успеваем вести учет. Ну, я
тут почти все закончил.  Продолжайте,  старшина.  Если  понадоблюсь,  я  в
офицерском собрании. Пошли, Краучбек.
   Они вошли в Буфетную. Это была совсем не та комната,  какой  ее  помнил
Гай и где он тогда на вечере ушиб колено.  Там,  где  прежде  над  камином
висела картина "Несломленное каре", теперь был  только  однотонный  темный
прямоугольник.  Колокол  с  голландского   фрегата,   афридийское   знамя,
позолоченный идол из Бирмы, наполеоновские  кирасы,  ашантийский  барабан,
круговая чаша с Барбадоса, мушкет султана Типу - все исчезло.
   Начальник штаба заметил блуждающий, печальный взгляд Гая.
   - Грустно, правда? Когда начались налеты, все  упрятали  в  подвалы.  -
Потом сообщил как самый мрачный факт всеобщего разорения: - Я тоже потерял
звездочку.
   - Да, не повезло.
   - Я ожидал этого, -  сказал  начальник  штаба.  -  Обычным  порядком  я
получил бы очередной чин не раньше, чем через два года. Думал,  что  война
может немного ускорить это дело. Для большинства так и получилось.  Месяца
два мне тоже везло. Но потом везение кончилось.
   Камин не топился.
   - Холодно здесь, - сказал Гай.
   - Да. До вечера не топят. И выпить не дают.
   - Наверное, везде так?
   - Вовсе _не_ везде, - сердито ответил начальник штаба. - Другим  полкам
еще удается жить вполне прилично. Но наш капитан-комендант не тот человек.
Теперь у нас во всем строгая экономия. Он считает,  что  ее  соблюдают  во
всех алебардийских частях. Спим но четыре человека  в  комнате,  взносы  в
столовую сократили на половину. Мы практически живем на пайке,  как  дикие
звери,  -  горестно,  но  неудачно  уточнил  он.  На  вашем  месте  я   не
задерживался бы здесь долго. Кстати, почему все-таки вы _оказались_ здесь?
   - Я прилетел с бригадиром. - В тот момент  это  было  самым  подходящим
объяснением. - Вы знаете, что он вернулся?
   - Впервые слышу.
   - Знаете, что он ранен?
   - Нет. Здесь до нас, кажется, ничего не доходит. Может быть, они вообще
потеряли наш адрес. При прежних штатах все  шло  отлично.  А  после  этого
развертывания нее полетело к чертям собачьим.  У  меня  отобрали  денщика,
прослужившего со мной  восемь  лет.  Теперь  приходится  делить  какого-то
старого хрыча с полковым врачом. Вот до чего мы докатились. Отобрали  даже
оркестр.
   - Холодище здесь, - повторил Гай.
   - У меня в кабинете есть печка, но все время звонит телефон. Выбирайте.
   - Что мне теперь делать?
   - Для меня, дружище, вы все еще в Африке. Я отправил бы вас  в  отпуск,
но  вы  не  числитесь  в  наших  списках.  Не  хотите  ли   обратиться   к
капитан-коменданту? Это можно устроить.
   - К тому самому?
   - Да. Ужасный человек.
   - Не стоит его беспокоить.
   - Пожалуй.
   - Так как же быть?
   Они беспомощно глядели друг на друга, стоя у холодного камина.
   - У вас должно быть командировочное предписание.
   - Ничего у меня нет.  Меня  просто  отправили,  как  посылку.  Бригадир
оставил меня на аэродроме и сказал, что даст о себе знать.
   Начальник штаба исчерпал свой скудный официальный репертуар.
   - В мирное время такого не случилось бы.
   - Совершенно верно.
   Гай заметил, что этот безымянный офицер набирается  духу  для  принятия
отчаянного решения. Наконец он сказал:
   - Ладно, рискну. По-моему, небольшой отпуск вам нисколько не помешает.
   - Я обещал кое-что сделать для Эпторпа. Помните "его по Пенкирку?
   - Помню. Очень хорошо. - Он  обрадовался,  что  наконец  обрел  прочную
душевную опору. - Эпторп... Офицер с временным  чином,  которого  каким-то
образом назначили заместителем командира батальона. Я считал  его  немного
чокнутым.
   - Он умер. Я обещал собрать его вещи и вручить наследнику. Мне  хватило
бы на это нескольких дней.
   - Отлично. Из всякого положения есть  два  выхода.  Можно  назвать  это
отпуском по семейным обстоятельствам, а можно -  отпуском  после  высадки,
смотря по тому, как к этому подойти. Завтракать будете в столовой? Я бы не
стал.
   - И я не буду.
   -  Если  вы  здесь  проболтаетесь,  может,   подвернется   какой-нибудь
транспорт до станции. Два месяца назад я мог бы выделить машину, но теперь
все запрещается.
   - Я возьму такси.
   - Знаете, где найти телефон? Не  забудьте  опустить  два  пенса.  А  я,
пожалуй, пойду в свой кабинет. Здесь и правда очень холодно.
   Гай помедлил. Войдя в столовую, он прошел под хорами, с которых не  так
давно раздавались звуки "Старого  доброго  английского  ростбифа".  Теперь
здесь не было ни портретов на стенах, ни серебра на сервировочных  столах.
Столовая алебардийского городка мало чем отличалась от  столовой  в  школе
Кут-эль-Амара.  Из   раздаточной,   насвистывая,   вышла   официантка   из
вспомогательной территориальной службы; она  увидела  Гая,  но  продолжала
насвистывать, расправляя скатерть на голых досках стола.
   Из бильярдной доносился стук шаров. Гай заглянул и первым делом  увидел
широченный зад, обтянутый брюками цвета хаки. Игрок ударил, но промазал, и
легкий карамболь не удался ему. Он выпрямился и обернулся.
   - Подождите, я еще покажу вам настоящий удар, - сказал он  суровым,  но
отеческим тоном, который заглаживал упрек за вторжение.
   Он был без мундира, в полосатых подтяжках алебардийских цветов.  Мундир
с красными петлицами висел на стене. Гай узнал в  этом  человеке  пожилого
полковника, который год назад бесцельно  слонялся  по  столовой.  От  него
постоянно можно было слышать: "Сыграем  до  ста?"  и  "Сегодня  в  газетах
ничего нового?".
   - Прошу прощения, сэр, - сказал Гай.
   - Все-таки  какое-то  развлечение,  правда  ведь?  Сыграем  до  ста?  -
предложил полковник.
   - К сожалению, я сейчас уезжаю.
   - Все тут вечно уезжают, - проворчал полковник.
   Он  подошел  к  шару  и  начал  прикидывать  удар.  Гаю  позиция   шара
представлялась безнадежной.
   Полковник  с  силой  ударил  кием.  Все  три  шара  быстро  покатились,
стукнулись, отскочили, снова стукнулись, и наконец красный  шар  покатился
все тише и тише  к  лузе,  казалось,  остановился  на  самом  краю,  потом
каким-то чудом вновь двинулся и скатился в лузу.
   - Откровенно говоря, - сказал полковник, - это была чистая случайность.
   Гай потихоньку вышел и осторожно прикрыл дверь.  Взглянув  назад  через
просвет в узорчатом  матовом  стекле  двери,  он  проследил  за  следующим
ударом. Полковник поставил красный шар на  место,  взглянул  на  неудачное
расположение других шаров и, взяв пухлыми пальцами  свой  шар,  переставил
его на три дюйма влево. Гай предоставил ему жульничать в одиночестве.  Как
же  его  называли  кадровые  офицеры?  Бык?  Карапуз?  Бегемот?   Прозвище
ускользнуло из памяти.
   Вернувшись к суровой действительности, Гай подошел к телефону и  вызвал
такси.
   Итак, Гай вступил в новый этап своих странствий,  начавшихся  у  могилы
сэра  Роджера.  Теперь,  как  и  тогда,  он  должен  был  проявить  pietas
[набожность (лат.)] - требовалось умиротворить дух  покойного.  Необходимо
было отыскать и доставить по  назначению  имущества  Эпторпа,  прежде  чем
продолжить свою деятельность на королевской службе. В ближайшие  несколько
дней ему предстояло проделать обратный  путь  в  Саутсанд  и  Корнуолл.  В
непроходимых дебрях Англии военного времени  нужно  было  разыскать  этого
обезьяноподобного человека по имени Чатти Корнер.
   Он задержался в буфетной комнате и стал перелистывать страницы  журнала
посетителей, пока не нашел  запись  того  памятного  декабрьского  вечера.
Сразу за Тони Бокс-Бендером он нашел Джеймса Пенденниса Корнера. Но графа,
в которую был бы вписан его адрес или полк, осталась незаполненной.



3

   Последний урок  в  приготовительной  школе  Богородицы  Победительницы,
временно находящейся в Мэтчете. В классе мистера Краучбека читают  отрывки
из  Ливия.  Светомаскировочные  шторы  опущены.  Шипят  газовые   горелки.
Привычный запах мела и чернил. Пятый класс, сонливый после  футбола,  ждет
не дождется ужина. Еще двадцать минут - и начнется грамматический;  разбор
неподготовленных фраз.
   - Сэр, правда, что блаженный Джервейс Краучбек был вашим предком?
   - Не совсем, Грисуолд. Он был священником.  Его  брат,  от  которого  я
происхожу, к сожалению, вел себя не так мужественно.
   - Он не _признавал_ англиканскую церковь, сэр?
   - Нет, но он вел себя очень сдержанно. И он, и его сын потом.
   - Расскажите нам, пожалуйста, как схватили блаженного Джервейса, сэр.
   - Ведь я вам уже рассказывал это.
   - Многих в тот день не было в классе, сэр, а я не совсем понял, как это
произошло. Ведь его выдал дворецкий, да?
   - Ничего подобного.  Чэллонер  неправильно  прочел  копию  Сентомерских
записей, и ошибка переходила из книги в книгу. Все наши люди были верными.
Его выдал шпион из  Эксетера,  который  пришел  в  Брум  просить  убежища,
притворившись католиком.
   Пятый класс,  довольный,  бездельничал.  Старый  Крауч  сел  на  своего
конька. Никакого разбора фраз из Ливия уже но будет.
   - Отец Джервейс жил в северной башне, расположенной на переднем  дворе.
Надо знать Брум, чтобы понять, как это произошло. Видите ли,  дом  отделен
от большой дороги только передним двором. Всякий порядочный дом стоит  или
на дороге, или у реки, или  на  утесе.  Всегда  помните  об  этом.  Только
охотничьи домики находятся в парках. Лишь после Реформации  новоиспеченные
богачи стали прятаться от народа...
   Заставить старого  Крауча  говорить  не  представляло  труда.  Особенно
отличался в этом Грисуолд-старший, деда  которого  знал  Краучбек.  Прошло
двадцать минут.
   - ...Когда совет допрашивал его во второй раз, он был так слаб, что ему
позволили сесть на табуретку.
   - Звонок, сэр.
   - Бог мой, боюсь, я разболтался и отнял  ваше  время.  Тебе  надо  было
остановить меня, Грисуолд. Ну ладно. Завтра начнем с того  места,  где  мы
остановились.  Ожидаю  от  вас  подробного,  тщательного   грамматического
разбора.
   - Спасибо, сэр, до свидания. Вы так интересно рассказывали о  блаженном
Джервейсе.
   - До свидания, сэр.
   Мальчики разбежались. Мистер Краучбек  застегнул  пальто,  надел  через
плечо противогаз и с фонариком в руке зашагал по склону к темному морю.
   Отель "Морской берег", где мистер Краучбек  жил  уже  девять  лет,  был
забит, как в разгар летнего сезона. Стулья в  гостиной  занимали  заранее.
Когда жильцы рисковали выходить в туман, они оставляли книги или  вязанье,
чтобы закрепить свои скваттерские права.
   Мистер Краучбек направился  прямо  в  свои  комнаты,  но,  встретив  на
повороте лестницы мисс Вейвесаур, остановился и  прижался  в  угол,  чтобы
дать ей пройти.
   - Добрый вечер, мисс Войвесаур.
   - О, мистер Краучбек, я вас ждала. Можно вас на минуточку?
   - Разумеется, мисс Вейвесаур.
   - Я насчет того, что произошло сегодня. Она  перешла  на  шепот.  -  Не
хочу, чтобы меня подслушал мистер Катберт.
   - Как таинственно! Но у меня нет никаких секретов от Катбертов.
   - Зато у _них_  есть  секреты  от  _вас_.  Существует  заговор,  мистер
Краучбек, о котором вам надо знать.
   Мисс Вейвесаур повернулась и направилась к гостиной мистера  Краучбека.
Он открыл дверь и сделал шаг назад, уступая ей дорогу.  В  гостиной  стоял
резкий запах собаки.
   - Какой приятный мужской дух, - заметила мисс Вейвесаур.
   Феликс, золотистого цвета охотничий  нес,  поднялся  навстречу  мистеру
Краучбеку и, встав на задние лапы, уперся передними ему в грудь.
   - Сидеть, Феликс, сидеть, мальчик! Надеюсь, его выводили?
   - Сегодня днем миссис Тиккеридж и Дженифер долго с ним гуляли.
   - Прекрасные люди. Посидите, пожалуйста,  пока  я  избавлюсь  от  этого
нелепого противогаза.
   Мистер Краучбек прошел в спальню, повесил пальто и сумку для  провизии,
взглянул в зеркало на свое старое лицо и вернулся к мисс Вейвесаур.
   - Так что же это за коварный заговор?
   - Они хотят вас выдворить, сообщила мисс Вейвесаур.
   Мистер  Краучбек  оглядел  убогую   комнатку,   заставленную   мебелью,
заполненную книгами и фотографиями.
   - Не может быть, - сказал он. - Катберты ни за  что  этого  не  сделают
после стольких лет. Вы, наверно, не так их поняли. Нет, это невозможно.
   - Возможно, мистер Краучбек. Все дело в одном из  этих  новых  законов.
Сегодня приходил какой-то офицер - во всяком  случае,  он