ными  коробками   наружу.   Одновременно,   действуя
указательными и большими пальцами обеих рук, поднимают верхние антабки...
   Гай  запнулся,  осознав  очевидную  несуразность  сказанного   в   этих
обстоятельствах.
   - В данном случае, - продолжал он, подражая сержанту, муштровавшему его
в прошлом, - поскольку нет второй  шеренги,  нет  и  четных  номеров  этой
шеренги. Поэтому третий номер пусть считает себя в учебных целях четным...
   Закончив объяснение, Гай подал команду:
   - Отделение, составить винтовки в козлы! Отставить!  Повторяю  еще  раз
подробно. Нечетные номера первой шеренги - это вы, номер первый,  -  берут
винтовки четных номеров второй шеренги - это вы, номер третий...
   Из окна высунулась голова начальника штаба.
   - Послушайте, Краучбек, не могли бы  вы  отвести  своих  людей  немного
подальше отсюда?
   Гай повернулся на каблуке кругом и козырнул.
   - Сэр!
   Он снова повернулся кругом.
   - Отделение, к Отходу! Кру-гом! Бегом марш! Стой!  Кру-гом!  Отставить!
Кру-гом! Отставить! Кру-гом!
   Теперь солдаты находились в пятидесяти ярдах от Гая,  но  он  продолжал
подавать им команды еще громче.
   - Еще раз объясняю  подробно.  Нечетные  номера  первой  шеренги  берут
винтовки четных номеров второй шеренги...
   Сквозь запотевшие стекла очков солдаты заметили, что это  представление
разыгрывается не только ради их неудобства. Сержант  Смайли  своим  зычным
голосом начал повторять команды, отдаваемые Гаем.
   Через полчаса Гай скомандовал: "Вольно". Томми Блэкхаус  позвал  его  в
канцелярию.
   - Чрезвычайно впечатляюще, - заметил  он.  -  Первый  класс.  Однако  я
должен попросить вас немедленно прекратить занятие. У меня есть поручение.
Отправляйтесь в город, навестите Айвора и узнайте, когда он вернется.
   Уже две недели Айвор Клэр не показывался на службе. Возглавляя команду,
вооруженную деревянными колотушками для забивания колышков  при  установке
палаток, выделенную для преследования арабов-мародеров, он  споткнулся  об
оттяжку палатки и вывихнул ногу в колене.  Остерегаясь  забот  медицинской
службы сухопутных войск, Айвор устроился на лечение в частную больницу.
   В автопарке Гай  нашел  грузовик,  отправлявшийся  за  продовольствием.
Дорога шла вдоль кромки воды. Ветер нес с берега  тучи  песка.  На  пляжах
молодые гражданские парни, подставляя солнцу свои волосатые  тела,  гоняли
мяч, громко и возбужденно крича. По  дороге  один  за  другим  бесконечной
лентой двигались армейские грузовики. То в одном, то в другом месте  лента
из грузовых машин прерывалась новенькими,  наглухо  закрытыми  лимузинами,
мчавшими дам с ярко-красными губами, наряженных в черный атлас.
   - Высадите меня у "Сесила", - приказал Гай, ибо в  Александрии  у  него
кроме посещения Айвора были и другие дела. Он  хотел  отстоять  пасхальную
службу и предпочитал сделать это в городской  церкви,  а  не  в  лагерной.
Незаметно для себя в делах, имевших для него важное значение, он уже начал
отделять себя от армии.
   Церквей  в  Александрии,  в   этой   древней   колыбели   теологических
нелепостей, в настоящее время было довольно мало. Гай нашел одну из них на
какой-то боковой улочке. Это было большое  скромное  здание,  примыкавшее,
по-видимому,  к  школе  или  госпиталю.  Он  вошел   в   царивший   внутри
непроницаемый мрак.
   Упитанный малый в шортах и жилетке апатично  подметал  боковой  придел.
Гай подошел и обратился к нему по-французски.  Тот,  казалось,  не  слышал
его. В темноте быстро, но плавно промелькнула бородатая фигура в рясе. Гай
пошел за ней и напряженно спросил:
   - Excusez-moi, mon pere. Y  a-t-il  un  pretre  qui  parle  anglais  ou
italien? [Извините, отец. Есть ли здесь священник, говорящий  по-английски
или по-итальянски? (фр.)]
   - Francais [по-французски (фр.)], - ответил тот, не остановившись.
   - Je veux me confesser,  en  francais  si  c'est  necessaire.  Mais  je
prefere beaucoup anglais ou  italien,  si  c'est  possible  [Я  не  против
исповедаться на французском, если это необходимо. Но  я  предпочел  бы  на
английском или итальянском, если возможно (фр.)].
   - Anglais, - сказал спешивший священник. - Par-la [На английском... Вон
там (фр.)].
   Он неожиданно свернул в ризницу, показав на ходу в  сторону  еще  более
темного придела. Из исповедальни торчала пара ног в гольфах цвета  хаки  и
армейских ботинках. Гай опустился на колени и стал  ждать.  Он  знал,  что
должен  сказать  священнику.  Бормотание  в   тени,   казалось,   тянулось
бесконечно долго. Наконец из исповедальни вышел молодой солдат. Гай  занял
его место. Бородатое лицо за решеткой было едва различимо, гортанный голос
благословил его. Гай исповедался  и  умолк.  Темная  фигура  за  решеткой,
казалось, стряхнула с плеч тривиальность только что сказанного Гаем.
   - У вас есть четки? Произнесите молитву тридцать раз.
   Священник отпустил ему грехи.
   - Благодарю вас, отец, и молитесь обо мне.
   Гай сделал движение, собираясь уходить, но священник задержал его:
   - Вы находитесь здесь в отпуске?
   - Нет, отец.
   - Давно вы здесь?
   - Несколько недель.
   - Вы прибыли из пустыни?
   - Нет, отец.
   - Вы только что из Англии? Прибыли с новыми танками?
   Гая внезапно охватили подозрения. Ведь он уже исповедался, и  священник
больше не связан тайной исповеди. Их по-прежнему  разделяла  решетка.  Гай
продолжал стоять на коленях, но  обряд  покаяния  закончился,  грехи  были
отпущены. Сейчас они были просто двумя людьми в стране, где шла война.
   - Когда вы отправитесь в пустыню?
   - Почему вы спрашиваете об этом?
   - Чтобы помочь вам. Для таких  случаев  имеется  специальное  отпущение
грехов. Если вы отправляетесь прямо на фронт, я могу дать вам причастие.
   - Я не собираюсь на фронт.
   Гай поднялся с колен и вышел из церкви. Его обступили нищие. Он  сделал
несколько шагов в направлении главной улицы,  по  которой  ходил  трамвай,
затем повернул обратно. Упитанный малый с метелкой исчез.  В  исповедальне
никого не было. Он постучал в открытую дверь ризницы.  Никого.  Он  вошел,
увидел  чистый,  вымощенный  плитками   пол,   стенные   шкафы,   раковину
умывальника.  Священника  здесь  не  было.  Гай  вышел  из  церкви   и   в
нерешительности остановился среди нищих. Переход от роли исповедующегося к
роли расследующего офицера был полным. Сейчас он  не  мог  вспомнить  весь
разговор дословно. Вопросы священника были неуместными. Но обязательно  ли
в них был зловещий смысл? Смог бы он опознать священника? Смог бы он, если
бы от него потребовали, найти свидетеля, чтобы опознать молодого солдата?
   Церковь от дома настоятеля отделяли  только  две  выросшие  между  ними
пальмы. Гай позвонил. Перед  ним  появился  уже  известный  ему  упитанный
парень. Через открытую дверь был виден длинный коридор с высоким  потолком
и белыми стенами.
   - Я хотел бы узнать фамилию одного из ваших священников.
   - В данный момент преподобные отцы отдыхают. Утром  у  них  была  очень
продолжительная служба.
   - Я не хочу беспокоить его, мне нужно только  узнать  его  фамилию.  Он
говорит по-английски и исповедовал в церкви несколько минут назад.
   -  До  трех  часов  исповедовать  никого  не  будут.  Преподобные  отцы
отдыхают.
   - Я исповедовался у этого священника. Я  хочу  знать  его  фамилию.  Он
говорит по-английски.
   - И я говорю по-английски. Я не знаю, какой священник вам нужен.
   - Мне нужно узнать его фамилию.
   - Приходите в три часа, пожалуйста, когда преподобные отцы отдохнут.
   Гай повернулся и пошел прочь. Его снова окружили нищие. Он выбрался  на
многолюдную улицу. Посреди  залитой  солнечным  светом  мостовой  на  него
опустилась египетская тьма сомнений. Возможно, он просто придумал все это,
а если нет, то какую пользу  может  принести  преследование?  Есть  же  во
Франции  священники,  работающие  на  союзников.  Почему  бы   священнику,
находящемуся в Египте, в эмиграции, не поработать на своих?  Египет  кишел
шпионами.  Любое  передвижение  войск  было  открыто  миллионам   пытливых
взглядов. Благодаря бесчисленным источникам  группировка  английских  сил,
должно быть, становится известной противнику до  мельчайших  подробностей.
Чего   может   добиться   этот   священник,   кроме,    возможно,    более
благожелательного  отношения  к  своей   общине,   если   Роммель   займет
Александрию? Если Гай доложит о происшедшем, то единственным  результатом,
вероятно,  будет  приказ,  запрещающий  военнослужащим   королевских   сил
посещать городские церкви.
   Фасад больницы, в которой лежал Айвор  Клэр,  выходил  в  муниципальный
парк. Гай направился туда по оживленным, заполненным  прохожими  улицам  с
таким мрачным видом, что глазевшие на него зазывалы приходили в отчаяние и
беспрепятственно пропускали его.
   Клэр сидел в кресле-каталке на балконе своей палаты.
   - _Намного_ лучше, - сказал он в ответ на вопрос Гая. - Здесь все очень
довольны мною. Возможно, мне удастся на следующей неделе поехать в Каир на
скачки.
   - Полковник Томми начинает немного беспокоиться.
   - А кто не беспокоился бы в этом Сиди-Бишре? Что ж, он ведь знает,  где
найти меня, когда я понадоблюсь.
   - Он, по-видимому, не прочь увидеть тебя уже сейчас.
   - О, не думаю, что от меня будет много пользы, пока  я  не  поправлюсь.
Мое подразделение в хороших руках. После того как  Томми  любезно  избавил
меня от старшины Людовича, все мои неприятности кончились.  Тем  не  менее
контакт  следует  поддерживать.  Я  не  хочу,  чтобы   вы   навязали   мне
какого-нибудь Мактейвиша.
   - Две ложные тревоги с тех пор, как ты уехал. Однажды  мы  просидели  в
двухчасовой готовности три дня подряд.
   - Я  знаю.  Все  это  вздор,  связанный  с  Грецией.  Когда  произойдет
что-нибудь настоящее, я узнаю об этом от Джулии Ститч  раньше,  чем  будет
знать Томми. Она просто  кладезь  данных,  не  подлежащих  разглашению,  и
выбалтывает их, не стесняясь. Ты знаешь, что она здесь?
   - Половина отряда командос "Икс" проводит вечера у нее.
   - А почему ты там не бываешь?
   - О, она не помнит меня.
   - Мой дорогой Гай, она прекрасно помнит каждого.  В  обязанности  Элджи
входит,  так  сказать,  не  спускать  глаз  с  короля.  Они  очень  хорошо
устроились. Я подумывал переселиться к ним, но нельзя быть уверенным,  что
Джулия даст инвалиду все, в чем он нуждается.  Там  бывает  слишком  много
людей, слишком много генералов и слишком много  простых  смертных.  Джулия
забегает ко мне почти каждое утро и приносит все сплетни и слухи.
   Гай подробно рассказал о случае в церкви.
   - Не слишком много, чтобы поставить этого  типа  к  стенке,  -  заметил
Клэр. - Пусть он даже и священник.
   - Должен ли я предпринять что-нибудь в связи с этим?
   - Спроси Томми. По-моему, это может оказаться ужасно скучным  делом.  В
этой стране каждый встречный - шпион.
   - Я тоже так подумал.
   -  Я  уверен,  что  здешние  медсестры  -  шпионки.  Они   шатаются   с
французами-вишистами с корабля, стоящего здесь  в  гавани.  Что  нового  в
Сиди-Бишре?
   - Стало хуже. С каждым днем все хуже и хуже. Второй отряд  командос  на
грани бунта. Прентис запретил увольнение из лагеря, пока каждый из них  не
проплывет сто ярдов в ботинках и снаряжении. Они пристрелят его  в  первом
же бою. Майор Грейвс по-прежнему считает, что должен  командовать  отрядом
командос "Икс".
   - Он просто безумец, если действительно хочет этого.
   - Да. У  Тони  неприятности.  Все  гренадеры  свалились  от  египетской
дизентерии. Пять гвардейцев  из  Колдстримского  полка  подали  рапорт  об
откомандировании в свой полк. Старшина Людович подозревается  в  сочинении
стихов.
   - Более чем вероятно.
   -  Наши  каталонские  эмигранты  заставили  встревожиться  даже  Томми.
Араб-официант офицерской столовой сбежал с  запасом  медикаментов  первого
отряда  командос.  Четыре  солдата  ожидают  военного   суда,   а   десять
дезертировали. Одному богу известно, сколько  разворовано  оружия.  Дважды
обворована  касса  лагерной  лавочки.  Кто-то  пытался  поджечь   лагерный
кинотеатр. О нашем бригадире ничего не слышно.
   - Единственная хорошая новость.
   - Не для меня, Айвор.
   Их прервал донесшийся с улицы пронзительный сигнал клаксона.
   - Джулия, - сказал Айвор.
   - Мне, пожалуй, лучше уйти.
   - Нет, нет. Оставайся.
   Через минуту миссис Элджернон Ститч вошла к ним. На ней было полотняное
платье и мексиканское сомбреро; на белой руке  висела  чем-то  наполненная
корзинка для покупок. Джулия склонила огромный диск соломенной  шляпы  над
Клэром и поцеловала его в лоб.
   - Почему ваши медсестры такие противные, Айвор?
   - Политика. Все они заявляют, что потеряли своих братьев  в  Оране.  Вы
помните Гая?
   Она перевела взгляд своих сочно-синих, как два миниатюрных океана, глаз
на Гая, внимательно  изучала  его  несколько  секунд  и  очень  громко,  с
заметным генуэзским акцентом заявила:
   - C'escappata la mucca [Корова убежала! (ит.)].
   - Ну вот видишь, -  сказал  Айвор,  будто  демонстрируя  умную  выходку
своего мопса Фриды. - Я же говорил тебе, что она вспомнит.
   - Почему мне не сказали, что вы здесь? Придете на завтрак?
   - Гм... боюсь сказать твердо... Очень любезно с вашей стороны...
   - Отлично. А вы придете, Айвор?
   - Будут и другие гости?
   - Я не помню, кто будет.
   - Мне, пожалуй, лучше не ходить.
   Миссис Ститч пристально посмотрела с балкона на парк.
   - Форстер пишет, что парк нужно тщательно осмотреть, - заметила она.  -
Как-нибудь на днях осмотрим. У вас есть путеводитель Форстера? -  спросила
она, обращаясь к Гаю.
   - Я давно за ним охочусь, но нигде не могу найти.
   - Его только что переиздали. Возьмите мой. Я  без  труда  достану  себе
другой. - Она вынула из корзинки экземпляр "Александрии" Е.М.Форстера.
   - Право, не знаю. Если путеводитель переиздали, то я смогу достать его.
Тем не менее весьма благодарен вам.
   - Берите этот, глупыш, - сказала она.
   - Ну что ж, большое спасибо. Я, разумеется, знаком с его книгой  "Фарос
и Фарийон".
   - Да? Путеводитель тоже великолепная книга.
   - А мне вы принесли что-нибудь, Джулия? - спросил Клэр.
   - Сегодня нет,  если  вы  только  не  польститесь  на  разные  турецкие
сладости.
   - Да, пожалуйста.
   - Вот вам. Я еще не все купила,  что  хотела.  Надо  ехать.  Идемте,  -
обратилась она к Гаю.
   - Не очень-то долго вы побыли у меня.
   - Нужно было сказать "да", когда вас пригласили на завтрак.
   - Ну что же, спасибо за сладости.
   - Я еще буду у вас. Идемте, Гай.
   Она повела Гая на улицу. Он  попытался  сесть  за  руль  ее  небольшого
открытого автомобиля, но она не допускающим возражений тоном приказала:
   - С другой стороны, глупыш. Садитесь.
   Машину  она  вела,  искусно  лавируя  между  верблюдами  и   трамваями,
легковыми автомобилями и танками. На улице Салтен у Неби Дэниел она  резко
свернула влево и, остановив машину посреди перекрестка, сказала:
   - Вот посмотрите. Это Сома. Во времена Клеопатры  улицы  шли  от  Ворот
Луны к Воротам Солнца и от озерной гавани к морскому порту, и на всем пути
стояли колонны. Белый мрамор и навесы из  зеленого  шелка.  Вы,  наверное,
знаете это.
   - Нет, я не знал.
   Она поднялась на ноги.
   - Гробница Александра Македонского, - сказала она, -  где-то  под  этим
уродливым сооружением.
   Раздавшиеся автомобильные гудки вступили в  соревнование  со  свистками
полицейских и громкими голосами людей,  говоривших  на  полдюжине  языков.
Египтянин в  форме,  вооруженный  небольшим  мегафоном,  придя  в  ярость,
исполнил перед ними нечто вроде  ритуального  танца.  Галантный  шофер  из
английского интендантства остановил свою машину рядом с ними.
   - Заглох мотор, леди?
   В машину Джулии попытались втиснуться два гида.
   - Мы показать мечеть. Мы показать вам все мечеть.
   - Форстер пишет, что мрамор так светился,  что  в  полночь  можно  было
продеть нитку в игольное ушко. Чего это они так суетятся? У нас еще  масса
времени. Здесь никто не завтракает раньше двух часов дня.
   "Миссис Ститч, - подумал Гай, - по-видимому, не рассчитывает на  особую
разговорчивость с моей стороны". Он сидел молча, поглощенный ею.
   - Я никогда до этого  не  была  в  Египте.  Надо  сказать,  эта  страна
оказалась для меня  большим  разочарованием.  Я  не  могу  заставить  себя
полюбить этих людей, - уныло призналась  она,  рассматривая  толпу  своими
бездонными глазами. - За исключением  их  короля,  а  любить  его  слишком
сильно - это неполитично. Пожалуй, нам надо  ехать.  Мне  еще  надо  найти
какие-нибудь туфли.
   Усевшись за руль, она нажала на клаксон и безжалостно рванула маленькую
машину вперед.
   Вскоре она свернула в боковую улочку, в начале  которой  висел  знак  с
надписью: "Вход и въезд английским военнослужащим запрещен".
   - На днях здесь были подобраны два мертвых австралийца, - пояснил Гай.
   Миссис Ститч интересовалась многим, но в любой данный момент  -  только
одним. В то утро предметом ее интереса была история Александрии.
   - Гипатия! - воскликнула она, сворачивая в грязный кривой переулок. - Я
расскажу вам интересные вещи  о  Гипатии.  Мне  говорили  раньше,  что  ее
зарезали устричными раковинами. Вам в  школе  тоже  так  говорили.  А  вот
Форстер пишет - черепками.
   - Вы уверены, что мы проедем по этому переулку?
   - Не очень-то. Я никогда не бывала  здесь.  Кто-то  порекомендовал  мне
здесь одного человечка.
   Проезжая часть переулка сузилась настолько, что  крылья  машины  начали
скрести стены.
   - Придется немного пройти,  -  сказала  миссис  Ститч,  поднимаясь  над
ветровым стеклом и опуская пониже свою шляпу.
   Вопреки ожиданиям Гая они нашли нужную  лавочку.  "Человечек"  оказался
рослым детиной, восседавшим на  скамеечке  у  входа  в  лавку  и  курившим
кальян.  Он  любезно  поднялся,  и  миссис  Ститч  немедленно  уселась  на
освободившееся место.
   - Как нагрел местечко, - заметила она.
   Вокруг на шнурках висели туфли различных фасонов и расцветки. Поскольку
миссис Ститч не обнаружила того, что ей было нужно, она достала  из  своей
корзинки  блокнот  и  карандаш   и   принялась   рисовать,   а   сапожник,
приблизившись, дышал ей в шею. Затем  он  поклонился,  закивал  головой  и
достал пару малиновых вечерних туфель-лодочек с высокими загнутыми носами,
красивых и забавных одновременно.
   - Как раз то, что надо! - воскликнула миссис Ститч. - Сидят как влитые.
   Свои туфли из белой кожи она положила в корзину. Ногти  на  пальцах  ее
ног  оказались  бледно-розового  цвета  и   отполированными   до   блеска.
Расплатившись за туфли, она пошла в них. Гай последовал за ней. Сделав три
шага, она остановилась и, опершись на Гая, легкая  и  благоуханная,  снова
сменила обувь.
   - Не для улицы, - пояснила она.
   Подойдя к автомобилю,  они  обнаружили,  что  его  облепили  ребятишки,
приветствовавшие их звуками клаксона.
   - Вы управляете машиной? - спросила миссис Ститч.
   - Не очень хорошо.
   - Сможете выбраться отсюда задним ходом?
   Гай посмотрел поверх маленького автомобиля на кривой,  забитый  людьми,
похожий на ущелье переулок.
   - Нет, - ответил он.
   - Я тоже не смогу. Придется прислать кого-нибудь. Видите ли,  Элджи  не
любит, когда я управляю машиной сама. Который час?
   - Без четверти два.
   - Проклятие! Придется  взять  такси.  Было  бы  забавно  проехаться  на
трамвае, но это как-нибудь в другой раз.
   Предоставленная Ститчам вилла  находилась  за  Рамле,  за  Сиди-Бишром,
среди пиний и бугенвилий.  Одетые  во  все  белое,  с  красными  кушаками,
слуги-берберы были единственными африканцами в  доме.  На  всех  остальных
лежал отпечаток Приморских Альп.  Собравшееся  на  веранде  общество  было
небольшим, но не однородным. Элджернон Ститч держался на заднем плане;  на
переднем красовались две местные сестры-миллионерши. Увидев миссис  Ститч,
они льстиво, на цыпочках бросились навстречу ей