не  возвратилась,
сэр.
   - Нет чая?
   - И чая нет, сэр, и воды тоже нет, не считая той, что  во  флягах.  Мне
посоветовали не разводить огня, сэр, так как он может  привлечь  вражеские
самолеты.
   Вторая мысль майора Хаунда была о своем внешнем виде. Он  раскрыл  свой
ранец-рюкзак, достал зеркальце, прислонил его к камню, помазал лицо пастой
из тюбика и начал бриться.
   - Краучбек, вы не спите?
   - Нет.
   - Сегодня утром у нас совещание.
   - Да.
   - Не мешает привести себя в порядок. У вас есть крем для бритья?
   - Никогда не пользуюсь им.
   - Могу одолжить свой. Вы ведь много не израсходуете.
   - Премного благодарен. Я подожду горячей воды. Судя по  тому,  что  мне
удалось заметить прошедшей ночью, бритье на этом острове не  слишком-то  в
почете.
   Майор Хаунд вытер лицо и бритву и отдал ее вместе с  полотенцем  своему
денщику. Затем он принялся  рассматривать  в  бинокль  запруженную  людьми
дорогу.
   - Не понимаю, что же могло произойти с теми, кто уехал в машине?
   - Этой ночью, сэр, пока мы вас ждали, - отозвался старшина Людович, - я
разговаривал с одним австралийским сержантом. За последние  день  или  два
здесь, видимо, было  много  случаев,  когда  солдаты  убивали  офицеров  и
похищали их автомашины. Фактически он предложил, чтобы мы осуществили  это
на практике.
   - Не болтайте чепухи, старшина.
   - Я отверг это предложение, сэр, с презрением.
   Майор Хаунд строго посмотрел на Людовича, потом поднялся и неторопливо,
будто прогуливаясь, пошел навстречу восходящему солнцу.
   - Краучбек, - позвал он, - вам не трудно подойти ко мне на минутку?
   Гай присоединился к нему и пошел позади,  поднимаясь  по  узкой  козьей
тропинке, усеянной белым щебнем. Удалившись за пределы  слышимости,  майор
Хаунд спросил:
   - Вы не находите, что Людович какой-то странный сегодня?
   - Он всегда такой.
   - А вам не кажется, что он пытался дерзить только что?
   - Не думаю. Вероятно, он просто хотел пошутить.
   - Было бы чертовски некстати, если бы он свихнулся.
   - Да, это совершенно ни к чему.
   Они молча постояли среди зонтичных сосен,  наблюдая  за  безостановочно
движущейся по дороге процессией. Теперь она значительно поредела и  больше
не казалась монолитной массой, как в ночные часы. Солдаты  устало  плелись
поодиночке и небольшими группами. На дороге виднелся только один грузовик,
медленно поднимавшийся в гору по направлению к ним.
   Слишком быстро, как будто он уже отрепетировал в уме этот вопрос, Хаунд
спросил:
   - Послушайте, Краучбек, вы не возражаете, если я буду называть  вас  по
имени?
   - Никаких особых возражений у меня нет.
   - Мои друзья обычно зовут меня Фидо.
   - Фило?
   - Фидо.
   - А-а... Понятно.
   Пауза.
   - Обстановка мне совсем не нравится, Гай.
   - Мне тоже, Фидо.
   - К тому же я чертовски голоден.
   - И я тоже.
   - А как ты думаешь, могли они в самом деле убить заместителя по тылу  и
уехать на нашем грузовике?
   - Нет.
   Не успели они закончить  эту  конфиденциальную  беседу,  как  с  ясного
утреннего неба до их  слуха  донесся  слабый,  нарастающий  гул  самолета;
вместе с ним неожиданно возник более близкий, оглушающий,  не  похожий  на
человеческий, внушающий  страх  крик,  эхом  прокатившийся  вдоль  пыльной
дороги.
   - Самолеты! В укрытие! В укрытие! В укрытие! Самолеты!
   Вся картина сразу изменилась.  Спотыкаясь  и  толкая  друг  друга,  все
сбежали с дороги и бросились ничком на землю,  скрывшись  среди  кустов  и
скал. Поднятая людьми пыль улеглась. Грузовик подъехал прямо под сосны,  у
которых стояли Гай и Фидо,  и  остановился,  уткнувшись  в  валуны.  Более
десятка солдат спрыгнули с него,  сразу  же  разбежались  и  распластались
среди тактически рассредоточенных элементов штаба оперативной группы Хука.
   - Э-э, друзья, так дело не пойдет, - пробормотал Фидо.
   Он отправился к одному из них.
   - Эй, солдаты, здесь расположение штаба бригады.
   - Самолет, - отозвался солдат. - В укрытие!
   Небольшой самолет-разведчик постепенно вырос из серебристой  блестки  в
различимый силуэт. Он шел вдоль дороги на малой высоте, поворачивал назад,
уменьшался в размерах, снова вырастал;  наконец  летчик  заметил  стоявший
среди деревьев грузовик и дал по нему очередь из  пулемета,  ударившую  по
земле в двадцати ярдах в стороне, сделал круг, набрал  высоту  и  исчез  в
направлении моря в безмолвном лазурном небосводе.
   Как только ударили первые пули, Гай и Фидо моментально  растянулись  на
земле. Поднявшись, они  широко  улыбнулись  друг  другу,  как  соучастники
недостойного проступка.
   - А теперь давайте-ка убирайтесь отсюда, - обратился Фидо к солдатам  с
грузовика.
   Ему никто не ответил.
   - Кто командует группой? - крикнул Фидо. - Вы, сержант?
   Парень, которому был адресован вопрос, угрюмо ответил:
   - Не совсем так, сэр.
   - Ладно, это не имеет  значения.  Принимайте  на  себя  командование  и
немедленно уезжайте отсюда.
   - Сейчас, при дневном свете, ехать невозможно. Над  головой  все  время
висят фрицы. Вот уже целую неделю так.
   Из кустарника повсюду высовывались головы, но ни один человек не  вышел
на дорогу. Сержант перебросил из-за спины свой ранец-рюкзак  и  извлек  из
него жестянку с галетами и банку мясных консервов. Вскрыв штыком консервы,
он начал делить мясо на порции.
   Фидо наблюдал за ним. Ему страшно хотелось есть. Ни Гай, ни оборванный,
небритый сержант,  ни  сам  Фидо,  у  которого  от  голода  и  недосыпания
кружилась голова, ни кто-либо еще из Лежащих на благоухающем  склоне  горы
не подозревал, что для Фидо наступил момент  испытания.  Он  находился  на
распутье. Позади у него была жизнь, отмеченная  незапятнанной  службой,  а
теперь он стоял перед провербиальным выбором: крутая нелегкая дорога долга
или манящая пропасть, сулящая утоление плотских желаний. Это  было  первое
большое искушение в жизни Фидо, и он не устоял.
   - Послушай, сержант, - сказал он изменившимся  голосом,  -  у  тебя  не
найдется лишней банки?
   - Лишней нет. Эта последняя.
   В их разговор так же учтиво вмешался еще один солдат с грузовика:
   - А у вас закурить случайно не найдется, сэр?
   Фидо вытащил из кармана портсигар, открыл его и пересчитал сигареты.
   - Я смог бы выделить пару, - ответил он.
   - Давайте четыре, тогда возьмете мое мясо. У меня с животом  не  все  в
порядке.
   - Мясо и две галеты.
   - Нет, галеты я могу есть и сам. А вот мясные консервы никогда  мне  не
нравились.
   - Одну галету.
   - Пять сигарет.
   Сделка состоялась. Фидо получил на руки цену своего позора -  небольшой
кусочек волокнистого жирного мяса и единственную галету. Не глядя на  Гая,
он отошел в сторону и скрылся за кустами, чтобы съесть добытое. Для  этого
потребовалась всего одна минута. Потом он возвратился в центр расположения
своих групп и молча уселся с картой и своей запроданной душой.
   "Тактическое   рассредоточение"   штаба   оперативной   группы    Хука,
претерпевшее изменения, вызванные дезертирством команды,  отправленной  за
продовольствием, и нашествием различных посторонних  элементов,  выглядело
как случайное скопление людей. Так называемую круговую оборону  составляли
четыре связиста с винтовками, выдвинутые  в  направлении  четырех  главных
румбов компаса. Под их охраной среди кустарника  и  валунов  расположились
небольшие группы солдат. Начальник штаба в одиночестве сидел в центре. Гай
- несколько поодаль.  Тепло,  распространяемое  лучами  утреннего  солнца,
действовало на всех успокаивающе.
   К Гаю подошел его денщик с  оловянной  тарелкой  в  руках,  на  которой
лежали холодные затвердевшие бобы, галеты и джем.
   - Вот, сэр, это все, что удалось раздобыть, - сказал он.
   - Великолепно. Откуда это взялось?
   - Наше отделение, сэр. Мы пошарили на причале прошлой ночью.
   Гай присоединился к своим солдатам, которые  ели  осторожно,  таясь  от
взглядов  непредусмотрительных  писарей  и   связистов.   Солдаты   весело
приветствовали его. Это был их пикник, а Гай был их гостем.  Распоряжаться
личной добычей  солдат  в  официальные  обязанности  Гая,  разумеется,  не
входило.
   - На ближайшее время я не предвижу никаких разведывательных заданий,  -
сказал он. -  Самое  разумное  сейчас  -  это  произвести  рекогносцировку
источников воды для питья. Вон там, в одной  из  лощин,  по-моему,  должен
быть родник.
   Сержант раздал всем по сигарете.
   -  Расходуйте  их  поаккуратнее,  -  посоветовал  Гай.  -   Они   могут
пригодиться нам для обмена.
   - Я достал у моряков десять жестянок, сэр, - успокоил его сержант.
   Гай отправил двух солдат на  поиски  воды.  Развернув  свою  карту,  он
поставил на ней условный значок, а  в  блокноте  записал:  "28.6.41  05:00
передовой эшелон штаба бригады развернут на тропе  к  западу  от  шоссе  в
квадрате 346208. 06:10 -  самолет-разведчик  противника".  Неожиданно  ему
пришла и голову мысль: в это утро неопределенности  и  смятения  он  ведет
себя  почти  так,  как  полагается  настоящему  алебардисту.   Гаю   вдруг
захотелось, чтобы здесь появился и увидел его полковник Тиккеридж. И  хотя
Гай понимал, что это только мечта, именно в этот момент  он  действительно
увидел полковника Тиккериджа. Вначале неразличимый - простое  пятнышко  на
пустынной  дороге,  затем,  по  мере  приближения,  -  два  пятнышка.  Как
говорится в "Наставлении по применению стрелкового оружия":  "В  шестистах
ярдах голова кажется точкой, туловище - конусом;  в  трехстах  ярдах  лица
неразличимы; в двухстах ярдах все части тела видны отчетливо". Большие усы
своего прежнего командира Гай распознал безошибочно.
   - Эй! -  громко  крикнул  Гай,  побежав  вниз  к  дороге.  -  Полковник
Тиккеридж! Сэр! Эй!
   Оба алебардиста остановились. Они были выбриты  так  же  чисто,  как  и
Фидо. Все их снаряжение пригнано и на месте. Словом, все было так, как  на
ученье в Пенкирке.
   - Дядюшка! Вот это да,  будь  я  проклят!  Что  вы  здесь  делаете?  Не
состоите ли вы по счастливой случайности в штабе войск гарнизона Крита?
   Времени для пространных разговоров не было.  Они  обменялись  кое-какой
важной информацией по обстановке. Второй батальон  алебардистов  выбыл  из
Греции, не произведя там ни  одного  выстрела,  и  в  ожидании  дальнейших
приказов расположился на постой между Ретиной и Судой. Наконец  полковника
вызвали в штаб. Что касается хода боевых  действий,  то  Тиккеридж  был  в
полном неведении. Не слышал он и об исчезновении Бена Ритчи-Хука.
   Майор Хаунд  еще  не  настолько  погряз  в  бесчестье,  чтобы  спокойно
наблюдать, как младший офицер разговаривает со старшим, и не  вмешаться  в
этот разговор. Он торопливо подошел и отдал честь.
   - Вы ищете штаб войск гарнизона, сэр? Он должен находиться на  обратном
склоне. Я сам должен явиться туда в восемь часов.
   - Меня тоже вызвали на восемь, но я иду сейчас, пока еще тихо. Ровно  в
восемь  немцы  начнут  воевать.  После  перерыва  на  завтрак  они   будут
действовать до  захода  солнца.  Никогда  не  отклоняются  от  заведенного
порядка. А что же делает генерал здесь  в  ближнем  тылу?  Кто  такие  эти
разболтанные молодцы, которые встречаются буквально на  каждом  шагу?  Что
здесь вообще происходит?
   - Говорят, теперь это называется sauve qui  peut  [спасайся  кто  может
(фр.)], - ответил майор Хаунд.
   - Не знаю такого выражения, - сурово проговорил полковник Тиккеридж.
   Часы показывали двадцать минут восьмого.
   - Ну, я спешу. Они, правда,  никогда  ни  в  кого  не  попадают  своими
проклятыми бомбами, но бомбежка действует мне на нервы.
   - Мы тоже пойдем, - сказал Фидо.
   На дороге, кроме них, никого не было. Люди, которые брели  по  ней  всю
ночь напролет, залегли теперь среди кустов, греясь на солнышке,  борясь  с
надоедливыми колючками, вдыхая ароматный воздух, голодные,  страдающие  от
жажды и грязные, ожидающие, когда долгий, полный опасностей день  сменится
новой утомительной ночью.
   Точно в восемь в небе  появились  самолеты.  Совещание  у  командующего
только начиналось. В шалаше из одеял, веток  и  камуфляжных  сеток  вокруг
генерала сидели на корточках более десятка офицеров. Те,  кто  побывал  за
последнее время под сильными бомбежками, сидели, вобрав голову в плечи,  и
при каждом приближении самолета становились глухими ко всем другим звукам,
хотя ни пули, ни бомбы вблизи шалаша не свистели.
   - Джентльмены, к сожалению, я должен сообщить вам, - начал  командующий
войсками гарнизона Крита, - что принято  решение  оставить  остров.  -  Он
кратко ознакомил офицеров с выводами по обстановке. - Такая-то и  такая-то
бригады вынесли на себе основную тяжесть боев и  серьезно  потрепаны...  В
связи с этим я вывел их из боя и приказал отойти в пункты посадки на южном
берегу.
   "Это, наверное, как раз тот сброд, который мы видели прошлой  ночью,  -
подумал Гай, - те  солдаты  со  стертыми  ногами,  что  дремлют  сейчас  в
кустах..."
   Далее генерал перешел к разъяснению подробностей  действий  арьергарда.
Оперативная группа Хука и второй батальон  алебардистов  в  данный  момент
были,  по-видимому,  единственными  частями,   способными   вести   боевые
действия. Генерал указал рубежи, которые надлежало удерживать.
   - Это оборона до последнего  солдата  и  последнего  патрона?  -  бодро
спросил полковник Тиккеридж.
   - Нет, нет. Запланированное отступление... Такая-то  и  такая-то  части
должны отходить в таком-то и таком-то направлениях... Такой-то и  такой-то
мосты должны быть взорваны после отхода последнего подразделения.
   - Мне представляется, что на моих флангах не очень-то  много  войск,  -
заметил полковник Тиккеридж, когда генерал сказал последнее  слово  своего
последнего распоряжения.
   - О флангах нет нужды  беспокоиться.  Немцы  никогда  не  ведут  боевых
действий в стороне от дорог.
   В заключение генерал сказал:
   - Следует признать, что тыловое  обеспечение  у  нас  в  какой-то  мере
нарушено...  В  различных  пунктах  вдоль  дороги  будут  созданы   склады
боеприпасов и продовольствия... Есть надежда, что авиация доставит сегодня
вечером   дополнительные   запасы...   Возможно,   потребуется   некоторая
импровизация... Свой штаб я переведу сегодня вечером в Имброс...  Движение
в районе настоящего расположения штаба должно  быть  сведено  к  минимуму.
Расходиться  отсюда  поодиночке,  дабы  не  оставить  после   себя   легко
обнаруживаемой протоптанной дороги...
   К  девяти  часам  Гай  и  Фидо  возвратились  туда,  откуда  выбыли  на
совещание. На обратном пути им дважды пришлось укрываться  в  тот  момент,
когда самолет пролетал над самой головой. Один или  два  раза,  когда  они
открыто шли по дороге, из кустов по обочинам до  них  донеслись  укоряющие
голоса: "Эй вы, пригнуться не можете, что ли?"  Однако  на  большей  части
пути казалось, что на прилегающей к дороге местности нет ни души. Прибыв к
себе в штаб, Фидо занялся переписыванием распоряжений генерала.  Затем  он
поинтересовался:
   - Гай, как ты думаешь, командиры  подразделений  явятся  на  совещание,
которое я назначил?
   - Нет.
   - Если не явятся, сами будут виноваты.  -  Фидо  безнадежно  осмотрелся
вокруг ищущим взглядом. - Никого не видно. Возьми-ка ты лучше  грузовик  и
развези эти распоряжения лично.
   - Куда?
   - Вот сюда, - сказал начальник штаба бригады, указывая на пометки мелом
на своей карте, - и сюда, и сюда. Или еще  куда-нибудь,  -  добавил  он  с
явным отчаянием.
   - Старшина, где наш водитель?
   Водителя нигде не оказалось. Никто не помнил, видели ли его в это утро.
Он был не из частей командос, а прикомандированный из транспортного парка,
находившегося на этом острове разбитых надежд.
   - Что же, черт возьми, с ним могло случиться?
   - Я прихожу к выводу, сэр, что, найдя невозможным уехать, он  предпочел
уйти пешком. С первого взгляда на него, сэр, у меня сложилось мнение,  что
он не рвется в бой, и, опасаясь потерять еще одну машину, я отобрал у него
распределитель зажигания.
   - Отлично, старшина!
   - По вульгарному выражению австралийца, о котором я говорил  вам,  сэр,
транспортные средства всякого рода - это золотоносный песок.
   Над  ними  появился  бомбардировщик  "Юнкерс-87",  обнаружил   грузовик
незваных гостей, спикировал на него и сбросил  три  бомбы.  Они  упали  на
противоположную сторону дороги, среди невидимых отсюда  дезертиров.  После
этого самолет потерял интерес к грузовику  и,  стремительно  взмыв  вверх,
скрылся в западном направлении. Гай, Фидо и Людович поднялись на ноги.
   - Я должен сменить место расположения  штаба,  -  сказал  Фидо.  -  Они
всякий раз обнаруживают этот проклятый грузовик.
   - А почему бы просто не убрать его отсюда? - возразил Гай.
   Людович,  не  дожидаясь  приказаний,  взобрался  в  автомашину,   завел
двигатель и, выбравшись задним ходом на дорогу, проехал по ней с  полмили.
Спрятавшиеся дезертиры вскочили, посылая ему  вслед  проклятия.  Когда  он
возвратился пешком с канистрой бензина в каждой руке,  появился  еще  один
"Юнкерс-87",  оказавшийся  более  удачливым,   чем   его   предшественник:
сброшенные им  бомбы  взорвались  рядом  с  грузовиком  и  опрокинули  его
колесами вверх.
   - Вот и накрылся твой дерьмовый транспорт, - бросил Людович сержанту из
группы  спрятавшихся  дезертиров.  У  него  была  присущая  лакеям  манера
изменять свою речь; сейчас он говорил  грубым,  простонародным  языком.  С
майором же он заговорил прежним,  сладким  и  мелодичным,  голосом.  -  Не
позволите ли мне, сэр, взять с собой пару солдат и  отправиться  вместе  с
капитаном Краучбеком? Мы смогли бы раздобыть где-нибудь продовольствие.
   - Старшина, - спросил его Гай, - вы, случайно, не подозреваете  меня  в
намерении удрать на нашем грузовике?
   - Ни в коем случае, сэр, - с напускной скромностью ответил Людович.
   - Нет... Да... - нерешительно пробормотал Фидо.  -  Ладно,  поступайте,
как считаете нужным. Только сделайте что-нибудь, ради бога.
   Среди солдат  своего  отделения  Гай  отыскал  добровольца-водителя,  и
вскоре они  -  Гай  в  кабине,  Людович  с  двумя  солдатами  в  кузове  -
отправились по дороге, по которой ехали ночью.
   На море и суше стояла тишина, как будто там никого не было,  и  лишь  в
воздухе жизнь била ключом. Однако в  данный  момент  никакого  интереса  к
грузовикам противник почему-то не проявлял. Самолеты больше  но  атаковали
любой обнаруженный объект. Вместо  этого,  придерживаясь  какой-то  схемы,
они,  как  насекомые,  деловито  сновали  в  миле  или  более  от  холмов,
поднимавшихся к югу от гавани. Появляясь со стороны  моря  с  пятиминутным
интервалом, неизменно следуя  определенным  курсом,  они  разворачивались,
пикировали, сбрасывали бомбы,  обстреливали  что-то  из  пулеметов,  снова
разворачивались, снова пикировали, бомбили, обстреливали, и так  три  раза
каждый, действуя в одной и той же последовательности. Затем они скрывались
в направлении моря и своей базы на материке. Пока самолеты выполняли  этот
ритуал, Гай и его спутники беспрепятственно катили на грузовике  по  своим
делам.
   Вытоптанные сады, разрушенные и брошенные обитателями  виллы  сменились
вытянувшимися вдоль дороги узкими террасами, которые в  окрестностях  Суды
вновь сменились виллами.
   - Остановитесь-ка на минутку, - приказал Гай.  -  Здесь  где-то  должен
быть отряд командос "Икс".
   Он посмотрел на карту, сличил ее с окружающей местностью. Слева  стояла
церковь  с  куполообразной  крышей,  окруженная  оливковыми  деревьями   -
некоторые деревья были расщеплены и обгорели, но большая часть их  уцелела
и пышно цвела, напомнив Гаю Санта-Дульчину.
   - Должно быть, где-то здесь. Заезжайте в укрытие и ждите меня.
   Гай вышел из кабины и направился в оливковую рощицу. Он обнаружил,  что
она вся изрыта окопами, а окопы забиты солдатами. Они  сидели  съежившись,
полусонные, и лишь немногие поднимали голову вверх, когда Гай обращался  к
ним с в