ье, а  перед  ним  возвышается  призрак  старшины  Людовича,
предлагающего ему бутылку. Кислое, терпкое вино полилось  в  глотку  Фидо,
потекло по подбородку  и  груди.  Он  пил  жадно,  большими  глотками,  не
переводя дыхания, всхлипывая и постепенно приходя  в  себя;  Людович  -  с
каждым  мгновением  все  более  различимая  фигура,  -   прислонившись   к
противоположной стене, наблюдал за ним.
   - Счастливая встреча,  если  мне  позволено  выразиться  так,  сэр.  Вы
сможете пройти еще одну милю? Обед готов.
   Обед. Фидо  ощупал  карманы  своей  полевой  куртки.  Из  дрожащих  рук
вывалились сорок или пятьдесят тысяч драхм. Затем он нашел то, что  искал:
письменное       распоряжение,       полученное       от       заместителя
генерал-квартирмейстера.
   - Обед, - подтвердил он.
   Людович прочитал бумажку,  смял  ее  и  выбросил  прочь.  Затем  собрал
рассыпавшиеся банкноты. Протянув руку,  он  помог  Фидо  встать  на  ноги,
повернулся и пошел впереди, показывая дорогу.
   Вскоре стены ущелья расступились, и взору  идущих  открылась  небольшая
возделанная равнина, окаймленная  раздвинувшимися  обрывистыми  скалами  и
имеющая выход к морю. Людович уклонился в сторону от тропинки  и  ручья  и
пошел вдоль подошвы горы. Дорога была тяжелой, и Фидо, едва переставлявший
ноги, стал пошатываться и отставать. Через полчаса он прошептал:
   - Старшина, подождите меня. Я не могу идти дальше.
   Это было сказано таким слабым голосом, что слова затерялись в шуме  его
неуверенных шагов. Людович продолжал идти широким шагом. Фидо остановился,
его ноги подкашивались, голова поникла, глаза закрылись. Но именно в  этот
момент  безнадежной  отрешенности  к  нему  пришло  спасение.  В  пустоте,
возникшей перед его невидящим  взором,  потянуло  слабым,  едва  уловимым,
восхитительно  вкусным  запахом.  Он  поднял  опустившийся  было   нос   и
принюхался. Отчетливая, как рог Роланда, новая нота призывала его к жизни.
До него донесся хватающий за душу,  забивающий  нежную  гармонию  ароматов
прелых листьев и усыпанных пчелками цветов великолепный запах  -  звучный,
органной окраски тон кухни.  Фидо  пришел  в  восторг,  разрумянился,  его
охватило восхищение. Не сказав ни слова, он  рванулся  вперед.  Следуя  по
запаху, лавируя  между  валунами  на  предательских  каменных  осыпях,  он
обогнал Людовича; С каждым  его  энергичным  шагом  запах  становился  все
сильнее. Вскоре он увидел высокую скалу, а в ней  -  широкий  зев  пещеры.
Спотыкаясь, Фидо прошел через прохладную  щель.  Вокруг  железного  котла,
едва различимая в чаду испарений и дыме костра,  сидела  группа  людей;  В
котле клокотало варево  из  цыплят,  зайцев,  козлятины,  свинины,  перца,
огурцов и чеснока, риса и хлебных корок, неизвестных крупных вялых клубней
и пучков мясистой зелени, морской воды,  доброй  порции  красного  вина  и
оливкового масла.
   Фидо растерял свои нож, вилку, ложку и котелок. Он искоса посмотрел  на
сборище и различил фигуру, оказавшуюся его денщиком,  который  намеревался
приступить к еде. Фидо вцепился в его котелок, но солдат держал свой судок
крепко и не проявлял ни малейшего желания выпустить его из рук.
   - Эй, послушай-ка, в чем дело? - удивился Фидо.
   Он продолжал тащить котелок  к  себе,  солдат  не  уступал;  их  пальцы
погрузились в горячую жирную похлебку.
   - Уступи, Сид, -  сказал  дружелюбным,  примирительным  тоном  стоявший
позади Фидо старшина Людович. - Любому, у кого есть глаза, ясно, что майор
дошел до ручки. Раз уж он нашелся, нельзя же дать ему помереть  с  голоду,
верно ведь, Сид?
   Так Фидо вступил в  обладание  котелком  и  молча  начал  пожирать  его
содержимое.
   Пещера была вместительной. Довольно узкий проход вел в обширные  покои,
из которых во все стороны отходили темные галереи;  откуда-то  из  глубины
доносилось журчание проточной  воды.  В  покоях  хватало  места  для  трех
женщин, некоторого количества домашнего скота и более  пятидесяти  солдат,
большей частью испанцев.
   Эти кочующие странники удачно  улизнули  в  самом  начале.  Они  хорошо
усвоили, что такое поражение во всех его аспектах, знали все  связанные  с
ним хитрости, быстро улавливали его признаки. Еще до того  как  самоходная
баржа, доставившая их на берег, коснулась причала,  они  почуяли  признаки
катастрофы  и  за  двенадцать  часов  до  начала  беспорядочного   бегства
возобновили миграцию, проходя по еще не  опустошенным  войной  деревням  и
обчищая  их  опытными  руками.  Им  принадлежали  котел  и   его   богатое
содержимое, упомянутые женщины, кровать с медными шарами и другие предметы
домашнего обихода, создававшие в этом убежище атмосферу уюта и  оседлости.
Но они твердо соблюдали традиции гостеприимства. Они давали свирепый отпор
всяким  незваным  гостям,  случайно  встречавшимся  во  время   реквизиций
продовольствия, но своих старых товарищей из  группы  Хука  приветствовали
радостными улыбками, поднятыми кулаками и выражением чувства солидарности.
   Они сохранили свое оружие,  но  сбросили  с  себя  почти  все  предметы
английского военного обмундирования, сменив  их  на  различные  критянские
головные уборы, шейные платки и куртки. Когда Фидо сделал передышку в  еде
и осмотрелся вокруг, он принял их  за  местных  разбойников,  но  они  его
узнали. В Сиди-Бишре он не снискал их любви. Если бы он начал  высказывать
какие-нибудь притязания на власть или владел бы каким-либо необходимым для
них имуществом, они быстро расправились бы с ним. Но, лишившись всего,  он
стал  для  них  кровной  родней   и   гостем.   Они   смотрели   на   него
доброжелательно.
   По прошествии некоторого времени Людович сказал:
   - На вашем месте в настоящий момент я не стал бы есть больше, сэр. - Он
свернул самокрутку и вручил ее Фидо. - Я всегда считал непостижимым,  сэр,
как  мгновенно  оживает  человек  после  еды.   Согласно   науке   процесс
пищеварения  должен  длиться  несколько  часов,   прежде   чем   организм,
фактически, усвоит питательные вещества.
   Умозрительные рассуждения Людовича не интересовали Фидо. Насытившись  и
обретя бодрость духа, майор вспомнила своей профессии.
   - Мне не совсем ясно, старшина, каким образом вы оказались здесь?
   - По-моему, в основном таким же, каким и вы, сэр.
   - Я был уверен, что вы должны возвратиться в штаб.
   - В этом, сэр, мы оба просчитались. Я полагал, что к  этому  времени  я
должен был бы благополучно возвратиться в Египет, однако мы встретились  с
некоторыми трудностями,  сэр.  На  всех  подходах  к  берегу  я  обнаружил
контрольно-пропускные  пункты.  Они   пропускали   только   организованные
подразделения под командой своих офицеров. То, что творилось здесь прошлой
ночью, вы, наверное,  назвали  бы  паникой.  Солдаты  метались  в  поисках
офицеров, офицеры - в поисках солдат. Вот почему сегодня мне было особенно
приятно  встретить  вас.  Я  искал  отставшего  от  своей  части  офицера.
Разумеется, я не рассчитывал, что этим офицером окажетесь вы, сэр. С вашей
помощью мы просто отлично выберемся отсюда.  Я  набрал  солдат,  полностью
готовых выступить сегодня ночью. К сожалению, это  довольно  разношерстная
толпа, сэр, представители всех родов оружия.  Не  совсем  то,  к  чему  мы
привыкли в Найтсбридже и Виндзоре [королевские резиденции, в которых несут
караул гвардейские части]. Но в темноте они вполне сойдут. Испанцы  решили
остаться.
   - Старшина, то, что вы предлагаете, совершенно незаконно.
   Людович посмотрел на Фидо притворно нежным взглядом.
   - Та-та-та, майор Хаунд, сэр. Не торопитесь. Не кажется ли вам, что  мы
могли бы обойтись  без  этих  штучек?  Только  между  нами,  сэр.  Сегодня
вечером, когда наша группа  погрузится  на  судно,  и  позднее,  когда  мы
возвратимся в Александрию, все это будет  уместно;  в  данный  же  момент,
поскольку мы находимся здесь, после всего того,  что  произошло,  сэр,  не
кажется ли вам, что было бы намного уместнее, - Людович неожиданно  сменил
тон с угодливого на грубый, - заткнуть свою дурацкую глотку?!
   Неожиданно, без видимых причин, гнездившаяся под сводами пещеры большая
семья летучих мышей ожила: взмахивая крыльями и сталкиваясь  между  собой,
они с писком описали круг над головами  сидящих  вокруг  костра  людей  и,
успокоившись, снова уселись на свои места, повиснув вниз головой.


   Гай страшно устал, был голоден и страдал от жажды, но чувствовал себя в
последние четыре дня лучше, чем Фидо, и по сравнению с ним  был  в  лучшем
настроении. Он был почти весел,  когда,  избавившись  наконец  от  бремени
людского общества, побрел по дороге один. В предыдущее  утро,  наткнувшись
на отряд командос "Икс", засевший в траншеях среди оливковых деревьев,  он
лишь косвенно ощутил эту долгожданную свободу. Теперь же он наслаждался ею
полностью.
   Вскоре дорога свернула в сторону и обогнула крутой  скалистый  отрог  -
место, где Фидо не видел никакого укрытия. Здесь Гаю  повстречался  быстро
шедший нестройной  толпой  взвод  пехоты.  Впереди,  на  довольно  большом
расстоянии от взвода, шагал бледный молодой офицер.
   - Вам не попадались какие-нибудь подразделения оперативной группы Хука?
- спросил Гай.
   - Никогда не слышал о такой.
   Запыхавшийся офицер остановился, поджидая  отставших  солдат,  на  ходу
строившихся в колонну. У них еще сохранились оружие и снаряжение.
   - А алебардистов не видели?
   - Отрезаны. Окружены. Сдались в плен.
   - Вы уверены в этом?
   - Уверен?! Боже  мой,  да  здесь  всюду  парашютисты.  Нас  только  что
обстреляли, когда мы обходили вон  ту  скалу.  Вы  не  пройдете  вверх  по
дороге. На той стороне долины у них пулемет.
   - А где именно?
   - Верите ли, остановиться, чтобы рассмотреть, было просто невозможно.
   - Понесли потери?
   - Остановиться, чтобы убедиться в этом,  тоже  было  невозможно.  Да  и
сейчас я стоять не могу, надо  спешить.  На  вашем  месте  я  не  стал  бы
пытаться пройти по этой дороге, если вам, конечно, жить не надоело.
   Шаркая ногами, взвод двинулся дальше. Гай посмотрел на пустую, открытую
со всех сторон дорогу и сверился с картой. Через холм вела тропа,  которая
выходила на ту же дорогу у деревни в двух милях  отсюда.  Гай  не  слишком
доверял рассказу о пулемете, но выбрал  более  короткий  путь  и  начал  с
трудом взбираться по откосу на  вершину  отрога.  Оттуда  была  видна  вся
пустынная, безмолвная, без  признаков  жизни  долина.  Нигде  и  ничто  не
шевелилось, кроме массы жужжащих пчел. Точно  так  же  он  мог  стоять  на
холмах за Санта-Дульчиной в какое-нибудь праздничное  утро  в  дни  своего
одинокого детства.
   Потом Гай спустился  в  деревню.  В  одних  домах  двери  и  окна  были
распахнуты настежь и разбиты, в других - варварски  выломаны.  Вначале  он
никого не обнаружил. Перед церковью, к которой вели  мраморные  ступени  и
цоколь которой был облицован мраморными плитами, во многих  местах  теперь
выщербленными, находился колодец. Томимый жаждой, Гай  подошел  к  нему  и
обнаружил, что короткая веревка свободно болтается на бронзовой  скобе,  а
ведро исчезло. Заглянув  в  колодец,  он  увидел  далеко  внизу  маленькое
сверкавшее отраженным светом зеркало воды и свою смешную голову, темную  и
совсем крошечную.
   Он вошел в открытый дом и отыскал глиняный кувшин. Вытащив из  горлышка
соломенную затычку. Гай услышал и почувствовал гудение. Наклонив кувшин  к
свету, он обнаружил, что  в  нем  полно  пчел,  собиравших  остатки  меда.
Оглянувшись вокруг, он рассмотрел в  темноте  пристально  уставившуюся  на
него старуху. Он улыбнулся, показал свою пустую фляжку  и  дал  ей  понять
жестом, что хочет пить. Старуха по-прежнему смотрела на него, но никак  не
реагировала. Он порылся в памяти в поисках греческих слов и попробовал:
   - Хидор. Эхо. Dunca [Вода. Хочу. Пить].
   Старуха по-прежнему никак не  реагировала,  как  будто  была  глухая  и
слепая. Гай повернулся и вышел из дома на солнечный  свет.  Здесь  к  нему
подошла молодая девушка, румяная, босая, вся в слезах; она доверчиво взяла
его за рукав. Гай показал ей пустую фляжку, но она  отрицательно  покачала
головой, тихо произнесла что-то неразборчивое и решительно потащила его  к
небольшому двору на окраине деревни, в  котором  раньше  держали  домашний
скот, а теперь в нем не было никого,  кроме  другой  девушки,  похожей  на
первую, возможно ее сестры, и  молодого  английского  солдата,  неподвижно
лежавшего на носилках. Девушки беспомощно показали на солдата.  Гай  ничем
не мог помочь. Юноша был мертв, казалось, не имея никаких ран.  Он  лежал,
будто  отдыхая.  Немногие  трупы,  виденные  Гаем  на  Крите,   лежали   в
неестественных позах. Этот же солдат лежал, как надгробное  изваяние,  как
сэр Роджер в своей мрачной гробнице в Санта-Дульчине. Только трупные мухи,
ползавшие вокруг  его  губ  и  в  глазницах,  указывали  на  то,  что  это
человеческая плоть. Как он оказался здесь? Кто эти девушки? Не оставили ли
его на их попечение уставшие носильщики, чтобы девушки позаботились о  нем
в его предсмертные минуты? Не они ли закрыли ему  после  кончины  глаза  и
сложили руки? Гаю не суждено было узнать  об  этом.  Этот  эпизод  остался
одной из бесчисленных, необъяснимых случайностей войны.  Не  находя  слов,
все трое стояли  теперь  у  тела,  недвижимые  и  безмолвные,  как  статуи
надгробного памятника.
   Погребение  мертвых  -  святая  обязанность  всякого   добропорядочного
человека. А здесь  но  было  даже  инструментов,  чтобы  вырыть  могилу  в
каменистой почве. Возможно, позднее  противник  будет  очищать  остров  от
мусора и швырнет эти останки вместе с другими в общую яму, а  семья  этого
юноши не получит о нем известий и, месяц за месяцем, год за  годом,  будет
ждать и надеяться. Гай вспомнил правило,  засевшее  в  памяти  со  времени
военной  подготовки:  "Офицер,  возглавляющий  похоронную  команду,  несет
ответственность за сбор личных знаков красного цвета и отправку их в отдел
учета личного состава. Знак зеленого цвета остается на теле.  Джентльмены,
запомните на случай сомнений: зеленый - это цвет разложения".
   Гай опустился на колени и снял личный знак с холодной груди  покойника.
На знаке были номер, фамилия  и  литеры  "Р"  и  "К"  [римско-католическое
вероисповедание].
   - Да покоятся в мире душа твоя и души всех верующих, почивших в милости
господней, - тихо произнес Гай.
   Гай встал. Трупные мухи снова уселись на умиротворенное  молодое  лицо.
Гай отдал честь и направился дальше.
   Некоторое время он шел по пустынной равнине, но вскоре  дорога  привела
его в следующую деревню. Прошлый раз, в  темноте,  с  трудом  поспевая  за
Фидо, Гай едва заметил ее.  Теперь  же  он  обнаружил,  что  это  довольно
большое селение: к рыночной площади стекались другие  дороги  и  тропинки,
позади дворов располагались обширные скотные дворы и амбары. Двери  церкви
с куполообразной крышей были распахнуты настежь. От местных обитателей  не
осталось и  следа;  вместо  них  у  дверей  стояли  часовые  -  английские
солдаты-алебардисты, а на перекрестке сидел, покуривая трубку, Сарам-Смит.
   -  Привет,  "дядюшка".  Командир  говорил,  что  вы  находитесь  где-то
поблизости.
   - Я рад,  что  отыскал  вас.  По  дороге  мне  попался  болтун  офицер,
сообщивший, что вы все попали в мешок.
   - Ничего  похожего,  как  видите,  правда  ведь?  Прошлой  ночью  здесь
произошла какая-то заварушка, но мы в ней не участвовали. - Со времени  их
последней встречи в Западной Африке Сарам-Смит  возмужал.  Он  не  обладал
особой привлекательностью, но стал настоящий мужчиной. - Командир вместе с
адъютантом отлучились, они обходят роты,  но  заместитель  командира  -  в
канцелярии батальона, вон там.
   Гай отправился в указанном  направлении  к  фермерскому  дому  рядом  с
церковью. Везде чувствовался порядок. Одна табличка указывала, как  пройти
в батальонный лазарет, другая - в батальонную канцелярию. Гай прошел  мимо
старшины батальона и писарей и в следующей комнате нашел майора  Эрскайна.
Кухонный стол был застлан армейским одеялом. Все было как в  канцелярии  в
Пенкирке.
   Гай отдал честь.
   - Привет, "дядюшка", вам не мешало бы побриться.
   - Мне не мешало бы и позавтракать, сэр.
   - Завтракать будем, как только возвратится командир. Что, привезли  нам
новые распоряжения?
   - Нет, сэр.
   - Информацию?
   - Никакой, сэр.
   - Тогда что же замышляет штаб?
   - В настоящее время штаб почти не действует. Я прибыл,  чтобы  получить
информацию от вас.
   - Нам ничего не известно.
   Он познакомил Гая с обстановкой. За ночь командос умудрились  растерять
две роты. Утром на их фланге появился патруль  противника,  который  затем
поспешно  ретировался.  Скоро  через  их  боевые  порядки  должны   пройти
командос,   которые   займут   позиции   у   Имброса.   Они    располагают
автотранспортом и поэтому больших трудностей при отрыве от  противника  не
испытывают. Второй батальон алебардистов должен удерживать свои позиции до
полуночи, а затем отойти в тыл оперативной группы Хука, к  району  посадки
на суда.
   - После этого мы вверяем свою судьбу флоту. Таков приказ,  насколько  я
его понимаю. Не знаю только, как все это получится.
   Алебардист подал Гаю чашку чая.
   - Крок! - обрадовался Гай. - Надеюсь, вы помните меня?
   - Сэр?!
   - Все так изменилось с тех пор, как мы виделись в последний раз.
   - Да, сэр, - согласился Крок.
   - Противник еще  не  атакует  сколько-нибудь  значительными  силами,  -
продолжал майор Эрскайн. - Пока только патрули ведут  поиски.  Как  только
натыкаются на какую-нибудь часть,  сразу  же  останавливаются  и  пытаются
обойти ее. Все совершенно элементарно.  Мы  могли  бы  продержаться  здесь
сколько угодно, если бы  эти  проклятые  штабисты  делали  свое  дело  как
следует. С какой стати мы драпаем? Меня учили воевать по-другому.
   Снаружи донесся шум подъехавшего автомобиля, и  Гай  узнал  громкий,  с
командными нотками голос полковника  Тиккериджа.  Гай  вышел  на  улицу  и
встретил Тиккериджа и его начальника штаба. Они  руководили  выгрузкой  из
грузовика троих раненых солдат, двое из которых едва держались на ногах, а
третий  лежал  на  носилках.  Когда  его  проносили  мимо,   он   повернул
побледневшее лицо, и Гай узнал солдата своей бывшей роты. Солдат был укрыт
одеялом. Его только что ранили, и он еще не  испытывал  сильной  боли.  Он
улыбнулся довольно весело.
   - Шанкс! - окликнул его Гай. - Что это с вами приключилось?
   - Должно быть, накрыло  миной,  сэр.  Разорвалась  неожиданно  прямо  в
траншее. Мне еще повезло. Парня рядом со мной уложило наповал.
   Гай вспомнил: алебардист Шанкс  брал  призы  за  исполнение  медленного
вальса. В дни Дюнкерка он просился в отпуск  по  семейным  обстоятельствам
для поездки на конкурс танцев в Блекпул.
   - Я зайду поговорить попозже, после того как врач посмотрит вас.
   - Благодарю вас, сэр. Приятно, что вы вернулись к нам.
   Два других солдата, хромая, направились в лазарет. "Наверное, они  тоже
из четвертой роты", - подумал Гай. Он  помнил  только  алебардиста  Шанкса
из-за его медленного вальса.
   - Ну что ж, "дядюшка", заходите и рассказывайте, чем могу быть  полезен
вам.
   - Я хотел бы знать, полковник, нет ли чего-нибудь такого, в чем  я  мог
бы быть полезен вам?
   -  О,  конечно,  конечно!  Попробуйте  обеспечить  горячий   обед   для
батальона,  для  меня  -  ванну,  артиллерийскую  поддержку  и   несколько
эскадрилий истребителей. Это, пожалуй, все, в  чем  мы  нуждаемся  сегодня
утром. - Полковник Тиккеридж был в хорошем настроении.  Войдя  в  дом,  он
крикнул: - Эй, кто там! Пригласить сюда танцовщиц! Где алебардист Гоулд?
   - Сию минуту будет здесь, сэр.
   Алебардист Гоулд - старый знакомый со времен Мэтчета, когда он доставил
чемодан Гая со станции, еще до того как возник вопрос о поступлении Гая  в
алебардисты. Он широко улыбался.
   - Доброе утро, Гоулд, не забыли меня?
   - Доброе утр