охватившее его после  передачи  наследства  Эпторпа
Чатти Корнеру или в госпитале в Александрии, когда он нарушил свое  долгое
молчание. Это были  памятные  события  в  его  армейской  жизни.  Все  они
произошли в первые два  года  войны;  после  них  он  потерял  надежду  на
появление новых ярких событий. Теперь его надежды воскресли. Значит, и для
него есть еще место где-то за пределами бесплодной рутинной службы в штабе
особо опасных операций.
   Со службы Гай ушел в шесть часов и,  придя  в  транзитный  лагерь,  под
влиянием импульса сделал то, что в последнее время делал редко: переоделся
в синюю парадную форму. Затем он сел в метро, где беженцы уже  расставляли
свои койки на ночь, и, доехав  до  станции  Грин-парк,  пошел  пешком  под
аркаду Ритц в направлении Сент-Джеймс-стрит и  далее  -  в  "Беллами".  На
каждом шагу, подпирая стены, стояли американские солдаты,  крепко  облапив
своих шлюх. В вестибюле клуба его приветствовал американец иного сорта.
   - Добрый вечер, Лут.
   - Вы будете на приеме у Эверарда Спрюса?
   - Не приглашен. Вообще не знаю, кто это. А  вас,  по-моему,  ожидают  у
Гленобэнов.
   - К ним я пойду позже. Сначала у меня обед с Ральфом Бромптоном. Но  по
дороге мне, пожалуй, надо заглянуть к Эверарду.
   Лут возобновил свое прерванное занятие: он писал  письмо  за  столиком,
стоявшим напротив комнатки Джоуба. Гай никогда не видел раньше, чтобы этим
столиком кто-нибудь пользовался.
   В следующем холле Гай нашел Артура Бокс-Бендера.
   - Только что ускользнул  из  палаты  немного  отдохнуть.  На  Восточном
фронте все складывается очень недурно.
   - Недурно?
   - Подожди до  передачи  последних  известий  в  девять  часов.  Кое-что
услышишь. Дядюшка Джо явно обратил их в бегство. Не хотел бы  я  оказаться
одним из его военнопленных.
   По естественной ассоциации Гай спросил:
   - Есть ли что-нибудь от Тони?
   Лицо Бокс-Бендера помрачнело.
   - Да, было на прошлой неделе. Он все еще  не  выбросил  из  головы  эту
дурацкую мысль стать монахом. Я уверен,  он  забудет  о  ней,  как  только
вернется к нормальной жизни, но сейчас это все равно  неприятно.  Анджела,
по-видимому, не очень-то против этого. Она больше беспокоится об отце.
   - Я тоже.
   - Она сейчас в Мэтчете. Как ты знаешь, он оставил работу в школе, и это
уже хорошо. В таком возрасте ему совсем не следовало  приниматься  за  это
занятие.  Ты  знаешь,  у  него  ведь  тромб.  Серьезное  осложнение  может
наступить в любое время.
   - Знаю. Я виделся с ним в прошлом месяце. Тогда он, как мне показалось,
был здоров, но позднее он писал, что чувствует себя неважно.
   - Да, ничего не поделаешь, - сказал Бокс-Бендер. - Анджела считает, что
ей следует находиться там на всякий случай.
   Гай прошел в бар, где обнаружил Йэна Килбэннока, беседующего с  пожилым
гренадером.
   - ...Знаете, как внимателен король, когда дело  касается  любой  детали
военного снаряжения, - говорил он. - Монарх приказал  прислать  ему  такой
кинжал. Он-то и натолкнул короля на размышления о ножевых изделиях.
   - Исключительно удачная идея.
   - Да, я сам в некотором роде причастен к этому делу. Привет,  Гай!  Как
ты думаешь, кто только что выгнал меня из дому? Вирджиния!
   - Как она там?
   - Без гроша. Я видел ее мимоходом, но она явно на мели. Я  и  до  этого
слышал кое-какие сплетни о ее делах.
   - Я угощаю, - прервал его Гай, - по  случаю  дня  моего  рождения.  Два
стакана вина, Парсонс.
   Гай ничего не сказал об электронном комплектаторе, однако мысль  о  нем
согревала его во  время  разговоров  о  других  вещах.  Когда  их  стаканы
опустели, гренадер сказал:
   - Кто-то здесь сказал, что сегодня день его рождения. Три стакана вина,
Парсонс!
   Когда наступила очередь Йэна заказывать, он заметил:
   - Как поднялись цены! Десять шиллингов за стакан шампанского, и к  тому
же дрянного! Почему бы тебе  не  пойти  к  Эверарду  Спрюсу  и  не  выпить
бесплатно?
   - А у него будет шампанское?
   - Конечно,  будет.  Спрюс  получает  крупные  специальные  субсидии,  а
сегодня он принимает двух видных иностранцев, на которых  надо  произвести
впечатление. Иногда приятно побывать в кругу одних  штатских.  Ты  читаешь
его журнал?
   - Нет.
   - Я тоже. Но его высоко ценят. Сам Уинстон читает его.
   - Я не верю тебе.
   - Возможно, сам-то он и не читает. Но  один  экземпляр  направляется  в
канцелярию кабинета, я случайно узнал об этом.
   - Я едва знаком со Спрюсом. А вот Лут туда собирается.
   - Значит, туда может заявиться каждый. Луту удастся поймать такси.  Для
американцев они всегда останавливаются.
   Лейтенант Пэдфилд все еще трудился над своей корреспонденцией. Он писал
довольно усердно; перо не слишком хорошо  подчинялось  ему:  в  юности  он
печатал на пишущей машинке, а в ранней зрелости диктовал. Йэн  послал  его
на Пиккадили. Действительно, через четверть часа он возвратился на такси.
   - Рад, что вы едете со мной, - заявил он. - Я считал, вы не знакомы  со
Спрюсом.
   - Я передумал.
   - "Севайвэл" - весьма знаменательный рупор общественного мнения.
   - Знаменующий что, Лут?
   - Выживание ценностей.
   - Вы считаете, я нуждаюсь в специальном натаскивании по этому вопросу?
   - Прошу прощения.
   - По-вашему, мне следует читать этот журнал?
   - Я уверен, вы найдете его весьма знаменательным.
   Было почти  восемь,  когда  они  приехали  на  Пейни-уок.  Кое-кого  из
присутствовавших,  включая  нейтральных  гостей,  уже  начало  тошнить  от
коктейля, приготовленного Фрэнки, и они сбежали.
   - Прием, собственно, уже закончился, - заявила одна из секретарш  -  не
Фрэнки. На ногах у нее были веревочные сандалии, а челка,  сквозь  которую
она разговаривала, была черная. - Эверард, по-моему, собирается уходить.
   Тем временем лейтенант Пэдфилд  был  занят  тем,  что  переплачивал  за
такси; после длительного временного пребывания в стране он все еще находил
английскую денежную систему запутанной, а шофер  такси  старался  запутать
его еще больше. Услышав эти невнятно произнесенные слова, он всполошился:
   - Боже мой! Неужели уже так поздно? Я должен быть на Ибьюри-стрит. Если
вы не возражаете, я поеду в такси дальше.
   Гай и Йэн не возражали.  Доставив  их  сюда,  лейтенант  выполнил  свое
очевидное предназначение.
   Дезертирство  Пэдфилда  усилило  решимость  секретарши,  которую  звали
Коуни, и она сказала:
   - Выпить, по-моему, уже ничего не осталось.
   - Мне было обещано шампанское, - настаивал Гай.
   - Шампанское! - воскликнула захваченная врасплох Коуни, не знавшая, кто
такой Гай, и не имевшая ни малейшего представления, кто такие эти  двое  в
военной форме, неясно маячившие в непроглядной мгле,  но  хорошо  знавшая,
что у Спрюса действительно есть несколько бутылок этого вина,  отложенного
про запас. - Я ничего не знаю о шампанском.
   - Ну что ж, мы поднимемся и посмотрим сами, - перебил ее Йэн.
   Коуни провела их наверх.
   Толпа гостей, хотя и поредевшая, была достаточно многочисленная,  чтобы
образовать плотную завесу между входом и дальним углом комнаты, в  котором
расположился Людович. Прошло уже две минуты, как он наслаждался тем,  ради
чего пришел - вниманием хозяина дома.
   - А скажите, схема вашего  произведения  случайная  или  обдуманная?  -
допытывался Спрюс.
   - Обдуманная.
   - План непосредственно не просматривается. Там  есть  более  или  менее
общие афоризмы, есть заслуживающие особого внимания  наблюдения,  которые,
по-моему,  если   мне   будет   позволено   так   сказать,   исключительно
проницательны и забавны. Интересно, есть  ли  там  такие  места,  где  они
вымышленны? И кроме того, мне кажется, там  присутствуют  две  поэтические
темы, которые появляются снова и снова. Просматривается мотив  "Утонувшего
моряка". Возможно, это отзвук "Бесплодной земли"? Вы сознательно  имели  в
виду Элиота?
   - Не Элиота, - беспокойно возразил Людович.  Но  моему,  его  звали  не
Элиот.
   - Очень интересно! И потом это  изображение  пещеры.  Должно  быть,  вы
много читали о фрейдистской психологии?
   - Не особенно много. В описании пещеры не было ничего психологического.
   - Очень интересно. Спонтанное высвобождение подсознания!
   В  это  время  Коуни  пробилась  сквозь  толпу  и   встала   сбоку   от
разговаривающих.
   - Эверард, там два человека в военной форме спрашивают шампанского.
   - Боже милостивый, надеюсь, это не полиция?
   - Один, возможно, из полиции. На нем  какая-то  странная  форма  синего
цвета. Другой в форме летчика. Я никогда не видела его прежде. С ними  был
американец, но он уехал.
   - Это очень странно. Ты не дала им шампанского?
   - О, нет, Эверард.
   - Лучше я пойду и посмотрю сам, кто это.
   У двери Йэн столкнулся с Элегантной Женщиной и горячо расцеловал  ее  в
обе грязные щеки.
   - Здесь вся выпивка кончилась, - объявила она, -  и  я  направляюсь  на
свой пост гражданской обороны. Почему бы вам обоим не заглянуть туда?  Это
неподалеку, за углом, там всегда найдется бутылка.
   Их поприветствовал Спрюс.
   - Боюсь, мы немного запоздали. Я привел Гая. Вы помните его? -  спросил
Йэн.
   - Да, да, по-моему, мы где-то встречались, -  сказал  Спрюс.  -  У  нас
здесь все уже кончилось. Я только что  имел  небольшой  разговор  с  очень
интересным  новым  писателем.  Мы  всегда  особенно  рады   приветствовать
сотрудничество военных. Это входит в нашу программу.
   Центральная  группа  гостей  расступилась,  и  позади  них  стал  виден
Людович, аппетит которого к  разбору  его  творчества  был  возбужден,  но
далеко не удовлетворен. Он обиженно смотрел на  стоявшего  к  нему  спиной
Спрюса.
   - Людович?! - удивился Гай.
   - Это как раз тот человек, о котором я сказал вам. Вы знаете его?
   - Он спас мне жизнь, - ответил Гай.
   - О, это очень странно.
   - У меня так и не было возможности поблагодарить его.
   - Что ж, сделайте это сейчас. Но не уводите его с собой. Вы застали нас
в разгар захватывающего разговора.
   - Я думаю, что уйду вместе с пэром.
   - Да, пожалуй.
   Просвет в  толпе  снова  закрылся.  Гай  протиснулся  между  гостями  и
протянул руку Людовичу, который с выражением нескрываемого ужаса поднял на
него свои рыбьи глаза и, вяло пожав протянутую ему руку, отвернулся.
   - Людович, вы, конечно, помните меня?
   - Это в высшей степени неожиданно.
   - Группа Хука. Крит.
   - О да, припоминаю.
   - Я всегда питал надежду встретиться с вами. Столько всего, о  чем  нам
надо поговорить! Я узнал, что это вы спасли мне жизнь. - При  этих  словах
Гая Людович безмолвно, будто в раскаянии бия себя в грудь, поднял  руку  к
ленточке военной медали. - Кажется, вы не очень рады видеть меня.
   - Вот это удар! - сказал Людович, переходя на казарменный жаргон. -  Вы
как снег на голову! Вот уж не ожидал встретить  вас  здесь.  Только  не  у
мистера Спрюса. Кого-кого, но не вас, где-где, но не здесь.
   Гай уселся на стул, на котором до этого сидел Спрюс.
   - Я смутно помню те последние дни на Крите и в лодке.
   - Лучше забудьте, - сказал  Людович.  -  Есть  вещи,  о  которых  лучше
забыть.
   - О, что вы! Не слишком ли вы скромничаете?  Кроме  того,  меня  мучает
любопытство. Что произошло с майором Хаундом?
   - Я слышал, его считают пропавшим без вести.
   - А разве он не в плену?
   - Простите, мистер... э-э... капитан Краучбек. Я не служу в  управлении
учета личного состава.
   - А саперный капитан, который  взял  нас  в  лодку?  Я  был  в  ужасном
состоянии, да и он не в лучшем: он бредил.
   - Вы тоже бредили.
   - Да. А сапера вы тоже спасли?
   - Я думаю, он утонул в море.
   - Послушайте, - предложил Гай, - вы не собираетесь пообедать?
   Это  прозвучало  так,  будто  призрачный  шекспировский   Банко   вдруг
превратился в хозяина.
   - Нет, - отрывисто сказал Людович. Нет! - Не извинившись, не сказав  ни
слова на прощанье Гаю, Спрюсу или Фрэнки, он внезапно бросился к  парадной
двери, ведущей на лестницу, и выскочил в спасительную уличную темноту.
   - Что с ним стряслось? - удивился Спрюс. - Не мог же он напиться здесь.
Что вы сказали ему?
   - Ничего. Я спросил его о прошлых временах.
   - Вы хорошо знали его?
   - В сущности, нет. Мы всегда считали его человеком со странностями.
   - У него несомненный талант, - сказал Спрюс. - Возможно,  даже  зачатки
гения. Чрезвычайно досадно,  что  он  сбежал.  Пожалуй,  пора  заканчивать
прием. Девочки, может быть, вы выпроводите гостей и  приберете?  Мне  пора
идти.


   Оставшиеся часы своего сорокового дня рождения Гай провел в "Беллами" в
бессмысленных разговорах. Когда он возвратился в свою комнату в транзитном
лагере, в его голове было больше мыслей о будущем, чем о прошлом.
   В одиннадцать часов  завыли  неслышные  в  "Беллами"  сирены  воздушной
тревоги, а  после  полуночи  был  дан  отбой.  Никто  не  слыхал  их  и  в
Вестминстерском аббатстве, где стоял никем не охраняемый меч  Сталинграда.
Все двери были заперты, все огни погашены. На следующий день  здесь  снова
выстроится очередь и возобновится акт преклонения.


   В литературном конкурсе, проведенном "Тайм энд Тайдс",  Людович  успеха
не  добился.  Его  сонет  даже  не   отметили.   Он   внимательно   прочел
стихотворение, занявшее первое место:

   ...Лежит здесь меч очень редкой работы -
   Это бесценный символ. Кто знал,
   Как близко зло или как опасно добро,
   Кто презирает покровы, носимые ангелами?

   Он не мог понять смысл этого сонета. Было ли второе "кто" относительным
местоимением к слову "добро", выступающим в качестве его  эквивалента?  Он
сравнил с ним свой ясный, понятный сонет:

   Надпись о моем прошлом
   На этом длинном мече.
   Светившая мне в море
   Путеводная звезда
   Сияет на нем.
   Пусть будет стерта она!
   Рея, мачта, фал и бушприт -
   Все кануло в вечность,
   Когда бот мой погиб.

   "Возможно, - подумал он,  -  эти  строки  не  слишком  хорошо  отвечают
заданной теме. Они, видимо, не отразили общего настроения. В  них  слишком
много личного, такого, что не подходит "Тайм энд  Тайдс".  Я  пошлю  их  в
"Севайвэл".




ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. FIN DE LIGNE


1

   Вирджиния Трой не прожила в доме Килбэнноков и десяти дней, а  Йэн  уже
начал спрашивать: "Когда она уедет?"
   - Я не против того, что Вирджиния живет здесь, - сказала Кирсти.  -  Не
так уж дорого она нам обходится.
   - Но она не участвует в наших расходах ни единым пенсом.
   -  Я  не  могу  просить  Вирджинию  об  этом.  Она  проявляла   к   нам
необыкновенную доброту, когда была богатой.
   - Это было очень давно. Я уже проводил Триммера в  Америку.  Просто  не
понимаю, почему она должна жить здесь. Другие женщины платят свою долю.
   - Могу посоветовать ей это.
   - Пожалуйста, как только представится возможность.
   Однако, когда Вирджиния возвратилась в тот вечер,  она  сообщила  такие
новости, что все другие мысли вылетели из головы Кирсти.
   - Я только что была у своих адвокатов, - сказала  Вирджиния.  -  У  них
есть копии всех свидетельских показаний по делу мистера Троя о разводе.  И
кто, по-твоему, собрал их?
   - Кто?
   - Назови троих, наиболее вероятных.
   - Не могу представить себе ни одного.
   - Этот омерзительный Лут!
   - Не может быть!
   - Он, очевидно, член фирмы, работающей на  мистера  Троя.  Он  все  еще
выполняет случайную работу для них в свободное время.
   - И это после всего хорошего, что мы сделали для него!  Ну  и  как,  ты
намерена разоблачить его?
   - Не знаю.
   - Людей следует предупреждать.
   - Мы сами виноваты, что покровительствовали  ему.  Он  всегда  приводил
меня в содрогание.
   - Подобные вещи, - сказала Кирсти, - разбивают у людей веру в человека.
   - Но Лут вовсе не человек.
   - Да, действительно, он не человек.
   - Не то что Триммер.
   - А Триммер, по-твоему, человек?
   Они  снова  вернулись  к  проблеме,  которую  в  той  или  иной   форме
всесторонне обсуждали в течение вот уже трех лет.
   - А ты скучаешь по нему хоть сколько-нибудь?
   - Испытываю полнейшее облегчение. Каждое утро в последние четыре дня  я
просыпаюсь с мыслью: "Триммер уехал".
   После почти часовой беседы Кирсти наконец сказала:
   - Я думаю, ты теперь найдешь новое место проживания.
   - Нет. Если, конечно, ты и Йэн не захотите избавиться от меня.
   - Конечно нет, дорогая. Но видишь ли, Йэн...
   Однако Вирджиния прервала Кирсти, не выслушав ее:
   - У тебя есть семейный врач?
   - Мы всегда обращались к одному  пожилому  врачу  на  Слоан-стрит.  Его
фамилия Патток. Это очень хороший врач, особенно по детским болезням.
   - У меня никогда не  было  доктора,  -  сказала  Вирджиния.  -  Такого,
которого я могла бы назвать _своим_. Видимо, потому, что часто  переезжала
и мало болела. В Ньюпорте я иногда ходила к одному докторишке,  но  только
для того, чтобы подписать рецепт на снотворные таблетки. Еще в Венеции был
довольно противный англичанин, который зашивал  меня,  когда  я  упала  на
лестнице во дворце Коромбона. Чаще же всего я полагалась на фармацевтов. В
Монте-Карло, например, есть один такой волшебник. Ты  просто  приходишь  к
нему и говоришь, где болит. Он дает тебе _капсулку_,  ты  глотаешь  ее,  и
боль сразу же прекращается. Я, пожалуй, все же схожу  к  твоему  врачу  на
Слоан-стрит.
   - Ты больна?
   - Нет. Просто мне думается,  что  надо  сделать  то,  что  мистер  Трой
называет обследованием.
   - При  штабе  особо  опасных  операций  есть  прекрасный  лазарет.  Там
всевозможное современное  оборудование,  причем  бесплатно.  Генерал  Уэйл
ходит туда каждый день на прогревание  искусственными  солнечными  лучами.
Главного зовут сэр Кто-то Что-то - большая шишка в мирное время.
   - Я, пожалуй, предпочту твоего врача. Он берет недорого?
   - Гинея за визит, кажется.
   - Ну, это мне по карману.
   - Кстати, о деньгах, Вирджиния... Ты помнишь, Бренда и Зита платили  за
то, что проживали здесь...
   - Да, в самом деле. Это очень  великодушно  с  твоей  стороны,  что  ты
позволяешь мне жить здесь бесплатно.
   - Я очень рада, что ты живешь здесь, а вот про Йэна этого  не  скажешь.
Сегодня в разговоре со мной он интересовался, не почувствуешь ли  ты  себя
удобнее, если будешь платить хоть сколько-нибудь...
   - Удобнее, чем теперь, мне не может быть, дорогая. К тому же  я  просто
не в состоянии платить.  Поговори  с  ним,  Кирсти.  Объясни  ему,  что  я
разорилась.
   - О, он знает об этом.
   - Но я _действительно_ разорилась.  Никто  не  хочет  верить  этому.  Я
поговорила бы с Йэном сама, но, по-моему, будет лучше, если поговоришь ты.
   - Хорошо, я _попробую_...



2

   Процесс назначения военных на новую должность  пока  еще  осуществлялся
людьми, а не электронным  комплектатором.  Поэтому  прошла  целая  неделя,
прежде чем Гай получил уведомление о том, что он, возможно, кому-то и  для
чего-то потребуется. Через некоторое время после этого в его  корзине  для
входящих  бумаг  появилось  письмо,  адресованное  ему  лично.  В   письме
сообщалось,   что   Гаю   "следует   явиться   для   беседы   к    офицеру
планерно-десантного отряда  Свободной  Италии".  Гай  не  удивился,  когда
узнал, что этот офицер сидит в том же здании, что и  он  сам.  Явившись  в
соответствующий   кабинет,   Гай   увидел   ничем    не    примечательного
подполковника, которого довольно часто встречал в  коридорах  здания  и  с
которым, случалось, даже обменивался  несколькими  фразами,  сидя  в  баре
клуба-столовой.
   "Освободитель" Италии не подал и виду, что знает Гая, и сказал:
   - Entrate e s'accomode [входите и присаживайтесь (ит.)].
   Произнесенные подполковником слова прозвучали так неразборчиво, что Гай
простоял несколько секунд в полном замешательстве, не  понимая,  на  каком
языке к нему обратились.
   - Входите и садитесь, - повторил подполковник по-английски. - Я  думал,
что вы говорите по-итальянски.
   - Да, я говорю.
   - Похоже на то, что  вам  потребуется  освежить  ваши  знания.