Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
-то момент Гай вспомнил о записной книжке
Людовича, о "пушинке в вакууме", с которой его сравнили, а потом, как бы
сопоставляя, о шумных ноябрьских днях, когда он и его мать пытались ловить
падающие листья на улице; каждый пойманный лист гарантировал... день,
неделю, месяц - точно не мог вспомнить он - его счастливого и радостного
детства. Только его отец остался живым, чтобы увидеть превращение этого
веселого маленького мальчика в одинокого капитана алебардийского полка,
который следовал теперь за его гробом.
На мощенных булыжником тротуарах стояли жители деревни, занятость
которых не позволила им прийти в церковь. Они молча смотрели на
проходившую процессию. Многие из тех, кто пришел в церковь, отделялись от
процессии и возвращались к своим делам. Места у могилы для всех все равно
будет недостаточно.
Монахини обложили края могилы мхом, вечнозелеными листьями и
хризантемами, которые слабо напоминали рождественские украшения. Люди из
похоронного бюро молча опустили гроб. Святая вода, окуривание кадилом,
несколько коротких молитв, бессловесные "Отче наш" и "Благословен". Еще
раз святая вода; бессловесная "Из глубины". Гай, Анджела и дядюшка
Перегрин вышли вперед, взяли по очереди кропило и добавили свои капли
святой воды. Через некоторое время все был кончено.
Стоявшие у могилы люди повернулись и пошли. Выйдя за ворота церковного
двора, все вступили в приглушенный разговор. Анджела здоровалась с теми,
кто не повстречался ей утром. Дядюшка Перегрин переговорил с теми, кто
должен был пойти в усадьбу выпить кофе. Гай оказался рядом с лейтенантом
Пэдфилдом.
- Очень мило, что вы приехали, - сказал он.
- Это весьма многозначительное событие, - отозвался Пэдфилд.
"Чем же оно так многозначительно?" - озадаченно подумал Гай.
- Я пойду в поместье, - добавил Пэдфилд. - Достопочтенная матушка
просила меня зайти.
"Когда? Как? Почему?" - подумал Гай, но вслух спросил:
- Дорогу знаете?
- Конечно.
Глава судебной и исполнительной власти остался среди людей,
задержавшихся на англиканском кладбище. Там же был и Бокс-Бендер.
- Мне не хотелось бы беспокоить вашу жену и племянника, - сказал глава.
- Передайте им, пожалуйста, мои соболезнования и наилучшие пожелания,
хорошо? - После того как Бокс-Бендер проводил его до машины, он добавил: -
Я очень уважал вашего тестя. К сожалению, мало встречался с ним за
последние десять лет. Да и другие видели его мало. Но он пользовался
большим уважением во всем графстве.
Основная масса присутствовавших на похоронах шла по деревенской улице в
обратном направлении. Напротив католической церкви и пресвитерии,
последним перед воротами, стоял "малый дом". Под заштукатуренным фасадом и
верандой скрывалась значительно более давняя постройка. Монастырь этот дом
не арендовал. В прошлом "малый дом" выполнял много различных функций, его
часто использовали как вдовий дом. Теперь в нем жил управляющий усадьбой.
Шторы на окнах были опущены. В этом доме всегда царила тишина. Улица около
него фактически заканчивалась тупиком, а задней частью дом выходил в парк.
Именно здесь мистер Краучбек советовал Гаю доживать последние дни.
Монастырская школа была состоятельной, и земельный участок содержался в
хорошем состоянии даже в этом году, когда самшит и тис росли почти везде
не подстриженными, а газоны вспахивали, чтобы вырастить на них овощи.
Передний двор в усадьбе Брум охраняла воротная башенка. За воротами
располагались два прямоугольных участка средневековой планировки, с
декоративным растениями эпохи Карла Великого, как в университетском
колледже; здание, как и большинство колледжей, имело массивное готическое
крыло. Его пристроили к зданию Джервейс и Хермайэни, воспользовавшись
услугами того же архитектора, который построил им церковь. У главного
входа стояла достопочтенная матушка в окружении группы монахинь. В окнах
верхнего этажа и в башенке, в которой был взят в плен благословенный
Джервейс Краучбек, появились головки девушек, некоторые ангельские, а
некоторые нелепые, Словно кронштейны старой церкви, но все украдкой
заглядывавшие вниз, на входящих родственников мистера Краучбека.
В восемнадцатом столетии в гостиной главного здания изменили потолок,
покрыв его штукатуркой, но Джервейс и Хермайэни распорядились убрать
штукатурку, обнажить деревянные балки. В годы детства Гая на обшитых
дубовыми панелями стенах было симметрично развешано различное оружие -
символы многих геральдических щитов. Однако теперь все это было продано
вместе с остальной мебелью. Вместо оружия на стенах висело несколько
больших выцветших религиозных картин из тех, которые обычно завещают
монастырям. Над кафедрой, в той части гостиной, где стена была покрыта
панелями на всю высоту, на том месте, где когда-то размещались фамильные
портреты, висел киноэкран, а в углу были сложены стулья с ножками из
металлических трубок и стойки для натяжения бадминтонной сетки. Гостиная
использовалась монастырской школой в качестве зала для отдыха и
развлечений. Здесь девушки танцевали в зимние вечера под музыку,
передаваемую по радио; здесь рождались и принимались или, наоборот,
отвергались предложения тесной дружбы и любви между ними; здесь в летнее
время ежегодно организовывался концерт и ставилась какая-нибудь нудная
историческая пьеса, выбираемая по признаку невинности ее сюжета и по
возможно большему количеству действующих лиц.
Монахини накрыли стол на козлах с такой щедростью, с какой позволяло
трудное военное время. Недостаток продуктов компенсировался искусностью в
их приготовлении и расстановке на столе. Кексы, приготовленные из яичного
порошка и низкосортной муки, были украшены орехами и консервированными
фруктами, взятыми из ежемесячно присылаемого им подарка сестринской общины
в Америке. Колбасные ломтики были разрезаны на части в форме трилистника.
Ученицы старших классов в синих форменных платьях разливали из кофейников
подслащенным сахарином кофе. Бокс-Бендер достал было сигарету, но потом
решил, что курить здесь неуместно.
Сопровождаемый дядюшкой Перегрином, представлявшим незнакомых лиц, Гай
обошел и поприветствовал всех гостей. Большинство из них интересовались,
чем он сейчас занимается, и Гай отвечал: "Ожидаю назначения на новую
должность". Многие напоминали ему различные случаи и происшествия в
детские годы, о которых он ничего не помнил. Некоторые выразили удивление
по поводу того, что он уже не живет в Кении. Одна дама поинтересовалась,
где его жена, затем, поняв, что допустила оплошность, усугубила ее
словами:
- Какая же я идиотка! Я сначала подумала, что вы - муж Анджелы.
- Она вон там. А он вон там.
- Да, да, конечно. До чего же глупо с моей стороны! Теперь я все
вспомнила. Вы - Айво, правда?
- Вполне естественное заблуждение, - ответил ей Гай.
Через некоторое время Гай оказался рядом с адвокатом.
- Нам не мешало бы поговорить наедине. Вы не возражаете?
- Давайте выйдем в парк.
Они вышли в передний двор. Головки в окнах второго этажа исчезли:
девушек собрали и прогнали в классы.
- Для утверждения завещания и расплаты с долгами всегда необходимо
некоторое время, однако я полагаю, что ваш отец оставил свои дела в
хорошем состоянии, - начал адвокат. - Он вел тихий образ жизни, но, как вы
знаете, был тем не менее не богат. Когда он унаследовал усадьбу, она была
очень большой. Он распродал имущество в тяжелое время, но разумно вложил
деньги и никогда не тратил сбережения. Большую часть своего дохода он
раздавал. Об этом-то мне и хотелось поговорить с вами. У него было
множество обязательств по договорам за печатью и с организациями, и с
частными лицами. С его смертью их действие, разумеется, прекращается.
Вложенный им капитал переходит в равных долях вам и вашей сестре, пока вы
живы, а затем ее детям и, конечно, если они будут у вас, - вашим. Долги,
безусловно, подлежат оплате, однако будет существенный остаток. Возникает
вопрос о выплатах по договорным обязательствам. Пожелаете ли вы и ваша
сестра продолжать эти выплаты? Если их прекратить, то в некоторых случаях
могут возникнуть значительные неприятности. Он оказывал денежную помощь
многим частным лицам, которые, как я полагаю, не имея других доходов,
живут только на эти средства.
- Что касается организаций, я не знаю, - ответил Гай. - Но я уверен,
что моя сестра согласится со мной продолжать выплату частным лицам.
- Хорошо. Мне надо будет поговорить и с ней об этом.
- А о каких суммах, собственно, идет речь?
- Частным лицам - не более двух тысяч, при этом многие получатели
достигли весьма преклонного возраста, поэтому мало вероятно, что они
явятся обузой на долгое время. Я полагаю, что от мебели в Мэтчете вы
пожелаете освободиться?
- Нет, - ответил Гай. - Все, что находится в Мэтчете, мне хотелось бы
оставить.
По ступенькам лестницы к ним спустился дядюшка Перегрин.
- Вам надо пойти и попрощаться с достопочтенной матушкой. Пора уезжать.
Поезд отходит через двадцать минут. Автобус на обратный путь мне заказать
не удалось.
На пути к станции к Гаю подошла мисс Вейвесаур.
- Возможно, - сказала она, - вы сочтете мою просьбу крайне глупой, но
мне очень хотелось бы иметь что-нибудь на память о вашем отце,
какую-нибудь маленькую вещицу. Вы сможете дать мне что-нибудь?
- Конечно, мисс Вейвесаур. Мне надо было бы самому догадаться об этом.
А что именно вы хотели? У моего отца было так мало личных вещей.
- Я все время думала... Если это не попросит никто другой - а я не
представляю, что такой найдется, - не могли бы вы дать мне его банку
из-под табака?
- Конечно, мисс Вейвесаур. А может, еще что-нибудь, более, так сказать,
личное? Одну из его книг, например? Или трость?
- Мне _хотелось бы_ банку из-под табака, если, конечно, это не слишком
много. Она почему-то представляется мне особенно личной. Я, должно быть,
кажусь вам очень глупой.
- Конечно, мисс Вейвесаур. Ради бога, возьмите ее, если это
действительно то, что вы хотели бы взять.
- О, большое спасибо вам. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою
признательность. Не думаю, что долго пробуду в Мэтчете. Катберты не
очень-то заботливы. Без вашего отца отель будет совсем уже не тот, а банка
из-под табака напомнит мне его. Запах я хочу сказать...
Бокс-Бендер в Лондон не поехал. Он пользовался скидкой парламентария на
бензин. Анджела воспользовалась этим для поездки в Брум. Бокс-Бендер,
Анджела и собака Феликс поехали домой в Котсуолдс.
Позднее в тот вечер Бокс-Бендер сказал Анджеле:
- Твоего отца все очень уважали.
- Да, об этом сегодня говорили многие, правда?
- А ты беседовала с адвокатом?
- Да.
- Я тоже. А ты представляла себе, что финансовые дела у твоего отца
были не так уж плохи? Конечно, это твои деньги, Анджи, но они появились
очень даже кстати. Адвокат сказал что-то по поводу оказания денежной
помощи частным лицам. Ты вовсе не обязана продолжать эти выплаты.
- Я так и предполагала. Но Гай и я будем выплачивать эти пособия.
- Конечно, но, по-моему, люди не во всех случаях заслуживают такого
отношения к себе. В этом деле стоит разобраться. В конце концов, твой отец
ведь был очень доверчивым человеком. У нас расходы увеличиваются с каждым
годом. Когда девочки вернутся из Америки, нам придется оплачивать очень
много счетов. У Гая положение совсем иное. У него нет никаких иждивенцев,
и он содержит только самого себя. К тому же он получил свою долю, когда
уезжал в Кению, ты же знаешь. У него нет никакого права рассчитывать на
большее.
- Гай и я будем продолжать оказывать денежную помощь частным лицам.
- Как хочешь, Анджи. Я не вмешиваюсь. Просто я считал необходимым
сказать тебе об этом. Так или иначе, но придет время - и все они умрут.
5
Когда Вирджиния Трой пришла к доктору Паттоку во второй раз, он принял
ее очень радушно.
- Так вот, мисс Трой, счастлив сообщить вам, что анализ положительный.
- Вы хотите сказать, что у меня _будет_ ребенок?
- Вне всяких сомнений. Эти анализы по новым методам совершенно
безошибочны.
- Но это же ужасно!
- Дорогая миссис Трой, уверяю вас, беспокоиться нет никаких оснований.
Вам тридцать три года. Конечно, желательно, чтобы женщина рожала в более
раннем возрасте, но общее состояние вашего организма отличное. Я не вижу
никаких причин для беспокойства. Продолжайте вести обычный, нормальный
образ жизни и покажитесь мне недельки через три просто для того, чтобы
убедиться, что беременность развивается нормально.
- Но все это _уже не нормально_. Мне нельзя иметь ребенка ни под каким
видом.
- Нельзя в каком смысле, миссис Трой? Полагаю, что половые сношения у
вас проходят в соответствующее время?
- Половые сношения? Вы имеете в виду супружеские сношения?
- Да, да, конечно.
- Но я не видела своего мужа четыре года.
- А-а, понимаю, понимаю. Ну что же, это ведь скорее правовая, чем
медицинская сторона проблемы, не правда ли? Или, вернее сказать,
социальная сторона. В наше время такие случаи встречаются довольно часто и
во всех слоях населения. Мужья находятся за границей, в армии или в плену
- что-нибудь в этом роде. Супружеская верность сейчас не та, что раньше.
Незаконнорожденный ребенок - это не такой уж большой грех, как бывало в
старые времена. Отец ребенка, полагаю, вам известен.
- О, конечно! Я хорошо знаю его. Он только что уехал в Америку.
- Да, я понимаю, что положение довольно затруднительное, но уверен, что
в конце концов все как-нибудь обойдется. Деятельность детских и
материнских учреждений у нас, несмотря ни на что, налажена очень хорошо.
Некоторые даже считают, что молодому поколению уделяется неоправданно
много внимания.
- Доктор Патток, вы _должны_ сделать что-нибудь, чтобы у меня не было
ребенка.
- _Я_?! Мне кажется, я не совсем понимаю вас, миссис Трой, - сказал
доктор холодно. - Боюсь, что должен попросить вас не задерживать моих
других пациентов. Мы, гражданские врачи, просто с ног сейчас сбиваемся,
понимаете? Передайте мои наилучшие пожелания леди Килбэннок.
До настоящего времени все превратности семейной жизни Вирджиния
принимала с необыкновенным спокойствием. Какие бы неприятности и волнения
Вирджиния ни причиняла другим, самой ей, в ее маленьком, но весьма
многообразном мирке, всегда сопутствовали покой, свет и мир. Она
обеспечила такое положение себе, спокойно оттолкнувшись от беспорядочного
и неорганизованного детства и навсегда выбросив его из своей памяти. С
того дня, как она вышла замуж за Гая, и до дня, когда от нее ушел мистер
Трой, и еще за год после этого она постигла douceur de vivre [сладость
жизни (фр.)], которая была не свойственна ее эпохе, ничего не добиваясь,
принимая все, что давалось, и наслаждаясь этим без угрызений совести.
Затем, после того как она встретилась с Триммером в окутанном туманом
Глазго, она почувствовала вокруг себя холодные тени, сгущавшиеся с каждым
днем. "Всему виной эта проклятая война, - думала она, спускаясь по
ступенькам на Слоан-стрит. - Что хорошего, по их мнению, они делают? -
задалась она вопросом, рассматривая лица встречных военных. - _Для чего_
все это?"
Вирджиния пришла на свое рабочее место в конторе Йэна Килбэннока и
позвонила Кирсти в шифровальный отдел.
- Мне нужно повидать тебя. Как насчет того, чтобы вместе позавтракать?
- Я хотела пойти с приятелем.
- Ты должна избавиться от него, Кирсти. Я влипла.
- О, Вирджиния, опять несчастье?
- Не опять, а впервые. Разве ты не знаешь, что имеют в виду женщины,
когда говорят "влипла"?
- Неужели ты имеешь в виду _это_, Вирджиния?
- Именно это.
- Да, дело серьезное, правда? Ну хорошо, я избавлюсь от приятеля.
Встретимся в клубе в час дня.
Офицерский клуб в штабе особо опасных операций внешне выглядел более
мрачным, чем столовые в транзитном лагере N_6. Здание клуба строили для
других целей. Стены были украшены керамическими портретами рационалистов
викторианской эпохи, изображенных с бакенбардами, в капюшонах и мантиях.
Клуб обслуживали жены и дочери офицеров штаба под руководством жены
генерала Уэйла, которая распределяла обязанности так, чтобы молодые и
красивые женщины и девушки находились не на виду, а где-нибудь на кухне
или в кладовой. Помимо многого другого миссис Уэйл зорко следила за
функционированием электрического кофейника. Если какая-нибудь красавица
случайно оказывалась около бара, миссис Уэйл немедленно поворачивала
краник и выпускала клубы пара, которые надежно скрывали красавицу от
взоров офицеров. В меру своих возможностей миссис Уэйл противилась также и
посещению клуба женщинами, но это удавалось ей не всегда. Она
предпринимала все возможное, чтобы пребывание в клубе оказалось для них
неприятным, и часто выговаривал им: "Вам не следует рассиживаться здесь.
Офицерам приходится ждать из-за вас, а они ведь _спешат на службу_".
Именно это она и сказала, когда Вирджиния уселась за столиком
поудобнее, чтобы рассказать Кирсти о своих делах.
- О, миссис Уэйл, мы ведь только что сели.
- У вас было вполне достаточно времени, чтобы покушать. Вот ваш счет.
Безымянный подполковник - "освободитель" Италии - как раз в этот момент
расхаживал в поисках свободного места. Он с благодарностью воспользовался
освобожденным Вирджинией стулом.
- С удовольствием сварила бы эту суку в ее собственном соку, - сказала
Вирджиния, выходя из клуба.
Они остановились в укромном уголке на улице, и Вирджиния рассказала о
своем визите к доктору Паттоку. Выслушав ее, Кирсти сказала:
- Не волнуйся, дорогая. Я пойду и поговорю с ним сама. Он любит меня до
безумия.
- Тогда поторопись с этим.
- Зайду сегодня же вечером, по пути домой. Я сообщу тебе, что он
скажет.
Когда вернулась Кирсти, Вирджиния уже была в доме на Итон-терэс. Она
сидела в нетерпеливом ожидании, ничем не занимаясь, в том же платье,
которое носила весь день.
- Ну, - спросила она, - как дела?
- Давай-ка, пожалуй, выпьем что-нибудь.
- Плохие новости?
- Разговор оказался довольно неприятным. Джин?
- Что он сказал, Кирсти? Он согласился сделать?
- _Нет_. Он был ужасно, несговорчивым. Раньше я никогда не видела его
таким. Сначала принял меня радушно, но, когда я сообщила о цели своего
визита, он стал совсем другим. Начал разглагольствовать о профессиональной
этике, сказал, что я склоняю его на совершение тяжелого преступления,
спросил меня, обратилась ли бы я к своему управляющему банком с просьбой
выдать мне чужие деньги. Я сказала, что обратилась бы, если бы была хоть
малейшая надежда на то, что он сделает это. В результате он стал чуть-чуть
добрее. Я рассказала ему все о тебе и о твоем финансовом положении. Тогда
он сказал: "За малую плату никто такую операцию делать не согласится". Эти
слова в какой-то мере выдали его. Я ответила: "Ну так что же? Вы же знаете
_таких_ врачей, которые делают подобные операции". А он мне: "О таких
случаях обычно узнают в полицейских судах". Я в свою очередь сказала:
"Могу держать пари, что вы знаете одного-двух врачей, которые еще не
попались на этом деле. Ведь аборты делали, делают и будут делать. Мы
обращаемся к вам просто потому, что ни Вирджиния, ни я нико