блеска   ботинки   Людовича
потускнели. Вскоре он повернул обратно к дому, но вошел в  него  не  через
дверь на веранде, а через боковую дверь и черную лестницу.  На  его  столе
стояли большая тарелка с жареным мясом - недельная норма для  гражданского
человека, еще одна тарелка с горкой картофеля в холодной густой подливке и
какой-то пудинг. Людович  посмотрел  на  все  это  и  задумался,  как  ему
поступить. Звонок не работал, а если и  работал  бы,  все  равно  солдаты,
обслуживающие столовую, не были приучены отзываться на  него.  Людович  не
мог сидеть  рядом  с  этой  неприятно  пахнущей  стряпней  и  ждать,  пока
кто-нибудь придет и уберет ее. Он снова вышел из  дома  в  рощу.  Над  его
головой то и дело с ревом проносились взлетавшие или  совершавшие  посадку
самолеты. Наступили  сумерки,  начало  темнеть.  Повеяло  сыростью,  а  ее
Людович опасался. Когда он наконец вернулся в  свой  кабинет,  тарелок  на
столе уже не было. Он сел в свое глубокое кресло  и  лениво  проследил  за
тем, как сумерки быстро сменила полная темнота.
   Раздался стук в дверь. Людович не ответил. Дверь  открылась,  и  в  нее
заглянул капитан Фримантл. Освещенный лучом света,  падавшим  из  коридора
через дверной проем, Людович сидел с пустыми  руками  и  широко  открытыми
глазами.
   - О, - пробормотал капитан Фримантл, - извините, сэр. Мне сказали,  что
вы вышли. Как вы себя чувствуете?
   - Все в порядке, спасибо. А чем  вызвано  ваше  беспокойство?  Я  люблю
иногда посидеть вот так и подумать в темноте. Наверное, если  бы  я  курил
при этом трубку, все выглядело бы гораздо привычнее. Как, по-вашему, стоит
мне курить трубку?
   - Да, но это ведь зависит скорее от вашего желания, сэр.
   - Правильно. И для меня лично это крайне нежелательно.  Но  я  все-таки
куплю трубку, коль скоро она, возможно, изменит ваше мнение обо мне.
   Капитан Фримантл вышел.  Закрывая  дверь  за  собой,  он  услышал,  как
Людович включил свет. Фримантл вернулся в комнату отдыха.
   - Наш начальник окончательно помешался, - доложил он.


   Частью секретной завесы, которая окутывала виллу Людовича,  являлось  и
то  обстоятельство,  что  ее  местонахождение  скрывалось  даже  от  самих
"клиентов". Официально  это  заведение  именовалось  "Специальный  учебный
центр N_4". Тем, кто назначался  в  этот  центр,  приказывали  являться  к
семнадцати ноль-ноль в комендантский пункт регулирования движения на одном
из лондонских автобусных  вокзалов,  где  какой-то  офицер  ВВС  нелетного
состава собирал их в группу и отвозил в автобусе в Эссекс.
   Беженцев-иностранцев,   из   которых   формировались   многие    группы
"клиентов", сбивали с толку именно  этой  уловкой,  и  если  они  попадали
позднее в руки гестапо и подвергались пыткам, то могли сказать только, что
их доставляли в заведение в темное время суток и  что  сообщить,  где  оно
находится, они не в состоянии; что  же  касается  англичан,  то  они,  как
правило, легко узнавали дорогу, по которой их везли в автобусе.
   Когда Гай прибыл в назначенное время на автобусный вокзал, там уже было
одиннадцать офицеров, все в  чине  капитана  или  ниже,  выглядевшие  куда
старше, чем стройные молодые атлеты парашютного полка. Гай был  старше  их
всех примерно на пять-шесть лет. Последним на вокзал явился алебардист,  и
Гай узнал в нем своего бывшего подчиненного Франка де Саузу.
   - "Дядюшка"! Какими судьбами вас занесло сюда? Неужели вы служите в той
самой хитрой диккенсовской школе, куда нас повезут?
   - Конечно, нет. Я так же, как и вы, еду на подготовку.
   - Что ж, это, пожалуй, наиболее радостное  из  того,  что  мне  удалось
узнать об этом заведении. Раз туда берут таких бывалых солдат, как вы,  то
не так уж там трудно, как они говорят.
   Они сели рядом в задней части автобуса и в течение всего часового  пути
разговаривали о последних событиях и о новостях у алебардистов.  Полковник
Тиккеридж стал теперь бригадиром, Ритчи-Хук - генерал-майором.
   - Ритчи-Хук просто не выносит своего повышения, - сказал де Сауза, - да
и пользы никакой из него не извлекает. В штабе его никогда нет, все  время
где-то носится и готовится нанести свои уничтожающие удары.
   Эрскайн теперь командовал вторым батальоном, де  Сауза  был  командиром
четвертой роты, пока  несколько  недель  назад  не  попросил  о  переводе,
сославшись на скрываемое до этого знание сербскохорватского языка.
   - Они могут сказать, что это результат измотанности в боях,  -  заметил
де Сауза. - Но мне просто хотелось перемены. Четыре года в одном батальоне
- это  слишком  много  для  человека,  который  по  природе  своей  скорее
гражданский, чем военный. К тому же батальон совсем уже не  тот.  Из  тех,
кто служил в нем раньше, остались очень немногие. Вот и я решил предложить
использовать мои знания Югославии.
   - А что ты знаешь о Югославии, Франк?
   - Я однажды провел целый месяц в Далмации - это очень хорошее место - и
немного усвоил язык по туристскому разговорнику. Во  всяком  случае,  моих
знаний оказалось вполне достаточно, чтобы удовлетворить экзаменаторов.
   Гай  рассказал  свою  скучную  историю,  закончившуюся  знакомством   с
электронным комплектатором в штабе особо опасных операций.
   - А вы встречали там Ральфа Бромптона?
   - _Ты тоже_ знаешь его, Франк?
   - Да, конечно. Фактически это он сказал мне об этой миссии по  связи  с
партизанами.
   - Когда ты был в Италии?
   - Отчасти. Мы с ним старые друзья.
   - Очень странно. А я думал, что у него друзья только гомосексуалисты.
   - Отнюдь нет. Ничего подобного, уверяю  вас...  В  действительности,  -
добавил де Сауза  после  короткой  паузы  и  слегка  понизив  голос,  -  я
нисколько не  удивлюсь,  если  половина  из  всех,  кто  сейчас  здесь,  в
автобусе, были друзьями Ральфа Бромптона.
   Когда де Сауза произнес эти слова, не похожий  на  военного  человек  в
берете и пальто, сидящий впереди, повернулся и бросил на  него  осуждающий
взгляд. Де Сауза обратился к нему резко измененным голосом и тоном:
   - Привет, Джилпин. Ну как, тебе удалось посмотреть в городе что-нибудь?
   Джилпин проворчал что-то себе под нос  и  отвернулся.  После  этого  де
Сауза говорил только о театре.
   Когда автобус  прибыл  к  месту  назначения,  их  встретили  радушно  и
организованно.
   Гай поднялся наверх. Де  Сауза  остался  на  первом  этаже.  Когда  Гай
возвращался вниз, он невольно остановился на лестнице,  так  как  услышал,
что кто-то произнес его фамилию. Де Сауза и Джилпин  вели  внизу,  как  им
казалось, конфиденциальный разговор. Джилпин, судя по тону, выговаривал де
Саузе  за  что-то,  а  тот  с  несвойственной  ему   покорностью   пытался
оправдаться.
   - Краучбек - хороший дядька.
   - Может быть, хороший, а может быть, и нет. Ты не имеешь никакого права
упоминать Бромптона. Надо думать, с кем ты разговариваешь.  Сейчас  никому
нельзя доверять.
   - Да, но я знаю "дядюшку" Краучбека с тридцать девятого года. Мы вместе
поступали в алебардисты в один и тот же день.
   - Ну и что ж? Франко, как мне говорили, очень хорошо  играет  в  гольф.
Какое отношение к этому имеет звание алебардиста? По-моему, у тебя слишком
много повадок и вольностей, которыми славилась Восьмая армия.
   Джилпин и де Сауза прошли в  комнату  отдыха.  Спустя  минуту  туда  же
прошел и озадаченный Гай.
   Вечером к прибывшим обратился капитан Фримантл:
   - Я - заместитель  начальника  этого  центра  подготовки.  Моя  фамилия
Фримантл. Начальник просил передать вам, чтобы вы не  стесняясь  приходили
ко мне с любыми затруднениями...
   Затем Фримантл  прочитал  приказы  об  общем  режиме,  распорядке  дня,
порядке питания в столовой и мерах соблюдения секретности.
   За ним к "клиентам" обратился главный  инструктор,  ознакомивший  их  с
программой подготовки: пять дней классных занятий и физической подготовки,
затем пять квалификационных прыжков с самолета, которые будут  проводиться
в  зависимости  от  погодных  условий.  Он  сообщил  им  также   несколько
ободряющих статистических данных о редкости прыжков с фатальным исходом.
   - Иногда  бывают  такие  случаи,  -  сказал  он,  -  когда  парашют  не
раскрывается. Это значит, что вас постигло несчастье. У нас было несколько
случаев, когда ребята запутывались в  стропах  и  приземление  оказывалось
из-за этого неудачным. Но в целом это менее опасно, чем, скажем, скачки  с
препятствиями.
   Гай и де Сауза оказались товарищами по комнате. Когда  они  остались  в
комнате одни, Гай спросил:
   - Франк, а кто такой Джилпин?
   - Джилпин? Парень  из  управления  по  общеобразовательной  подготовке.
По-моему, на гражданке он был школьным учителем. Мне кажется, он не в меру
серьезный какой-то.
   - А чем он занимается здесь?
   - Тем же, чем и мы, я думаю. Тоже захотелось перемены.
   - А где и как ты познакомился с ним?
   - О, я знаю очень многих, "дядюшка".
   - Один из подопечных сэра Ральфа?
   - Не думаю. А по-вашему, он оттуда?


   В течение первых двух дней  новая  группа  разминалась.  Инструктор  по
физической подготовке проявил к возрасту Гая особое уважение, и Гай отнюдь
не был в претензии на него за это.
   - Не перегружайте себя, сэр. Для  начала  делайте  не  все  упражнения.
Сразу видно, что вы работали за письменным столом. Прекращайте  упражнение
сразу же, как только почувствуете усталость. У нас здесь бывают всякие:  и
рослые, и маленькие, и стройные, и тучные. В прошлом месяце здесь был один
такого веса, что ему пришлось давать два парашюта.
   На третий день они прыгали  с  высоты  шести  футов  и,  приземлившись,
катились по траве. На четвертый день их заставили прыгать с высоты  десяти
футов, а во второй половине дня их послали на деревянную конструкцию  выше
дома, где на них надевали подвесную систему парашюта, прицепив ее к тросу,
и заставляли их прыгать вниз. Трос к концу падения притормаживался, и  они
мягко опускались ногами на  землю.  Здесь  за  ними  внимательно  наблюдал
главный инструктор, не  проявит  ли  кто-нибудь  перед  прыжком  признаков
колебаний или нерешительности.
   - У вас все хорошо, Краучбек, - сказал он. - А вы,  Джилпин,  несколько
затянули прыжок.
   Гай почувствовал в эти дни  слабую  боль  в  мышцах,  и  ему  назначили
массаж, который делал специально предусмотренный для  этих  целей  штатный
сержант-массажист.
   Ночных полетов с близрасположенного аэродрома не производилось, и  Гай,
довольный отличным физическим  состоянием  своего  организма,  спал  очень
хорошо. В отличие от других "клиентов", его  нисколько  не  раздражало  то
обстоятельство, что полеты не состоялись и они остались на земле.
   Еще в первые дни де Сауза проявил любопытство  относительно  начальника
этого небольшого учебного центра.
   - Начальник? А он вообще-то существует? Кто-нибудь видел его хоть  один
раз? Здесь все равно как в одном из древних ближневосточных государств,  в
которых послания от таинственного властелина-жреца приносили визири.
   Несколько позднее де Сауза сказал:
   - Я видел, как по черному ходу на верхний этаж носят  пищу.  Начальник,
видимо, сидит где-то взаперти наверху.
   - Может быть, он все время пьяный?
   -  Скорее   всего.   Я   прибыл   в   Англию   на   корабле.   Командир
перебрасывавшейся на нем армейской части был неизлечимым алкоголиком.  Так
вот, его держали в запертой каюте на всем переходе.
   Еще позднее де Сауза доложил:
   - Нет, тут дело не в алкоголе.  Я  видел,  как  обратно  тарелки  несут
пустыми. Алкоголик не может есть столько. По крайней мере,  наш  начальник
столько съесть не может.
   - А может быть, пищу носят часовому?
   -  Вот  это,  пожалуй,   вероятнее   всего.   Он   или   пьяница,   или
душевнобольной, поэтому около него день и ночь сидит солдат и  смотрит  за
тем, чтобы он не покончил жизнь самоубийством.
   И наконец еще позднее де Сауза заявил своим друзьям в комнате отдыха:
   - Все, что мы думали  о  начальнике,  -  неправильно.  Его  держат  как
военнопленного. Здесь просто устроили дворцовый заговор, и его  сотрудники
продают продовольственные пайки на черном рынке. А  может  быть,  все  это
заведение захвачено гестапо, а? Где  вражеским  парашютистам  легче  всего
приземлиться? Разумеется, там, где готовят парашютистов.  Они  расстреляли
всех, кроме начальника. Он нужен им, чтобы подписывать  документы.  А  они
тем временем собирают подробнейшие данные о всех наших агентах. Здесь есть
один инструктор, у которого  всегда  в  руках  фотоаппарат.  Говорит,  что
изучает отдельные элементы движений для того, чтобы выявлять  неправильную
позу перед прыжком. В действительности же он наверняка собирает  данные  о
каждом из нас. Потом он переснимет все это на микропленку и перешлет своим
через Португалию. Ну, а дальше все очень просто: в  руках  гестапо  будет,
так сказать, полная портретная галерея,  и  они  будут  хватать  нас,  как
только мы высунем свой нос. По-моему,  нам  надо  немедленно  организовать
спасательный отряд.
   Выслушав это фантастическое предположение, Джилпин презрительно фыркнул
и вышел из комнаты отдыха.
   -  Серьезный  парень,  -  продолжал  де  Сауза  с  едва  уловимой,  как
показалось Гаю, бравадой. - Помните, "дядюшка",  я  говорил  вам,  что  он
иногда слишком серьезен. К тому же он очень побаивается прыгать завтра.
   - Я тоже побаиваюсь.
   - Я тоже, - сказали другие в один голос.
   - Я не верю, что вы боитесь, "дядюшка", - сказал де Сауза.
   - О, конечно, боюсь, - солгал Гай, - да еще как боюсь-то!
   Одним из приспособлений, воздвигнутых на тренировочной  площадке  перед
фасадом дома, был фюзеляж самолета.  Вдоль  бортов  внутри  фюзеляжа  были
металлические  сиденья;  в  полу   фюзеляжа   было   вырезано   отверстие,
изображавшее собой люк для покидания самолета. Это была  модель  самолета,
из которого "клиентам"  предстояло  совершать  прыжки  с  парашютом,  и  в
последний  день  тренировок  они  практиковались  на   этой   модели   под
руководством инструктора по прыжкам с парашютом.
   - Подходим к району прыжков! - подал инструктор предварительную команду
и снял крышку с люка. - Первой паре приготовиться!
   Два "клиента" сели напротив друг друга, свесив ноги в люк.
   - Первый номер! Пошел!.. - инструктор махнул рукой вниз.
   "Клиент" номер один спрыгнул на траву, его место занял  "клиент"  номер
три.
   - Второй номер! Пошел!..
   Прыжки повторялись в таком порядке всю вторую половину дня до тех  пор,
пока все действия "клиентов" не стали быстрыми и автоматическими.
   - Старайтесь в этот момент ни о чем не думать. Просто следите  за  моей
рукой.  В  парашюте  есть  скользящий  вытяжной   трос,   он   открывается
автоматически. Как только вы прыгнете с самолета, единственное, о чем  вам
следует  заботиться,  -  это  держать  ноги   вместе   и   несколько   раз
перевернуться, когда приземлитесь.
   Однако  вечером,  когда   "клиенты"   собрались   в   комнате   отдыха,
чувствовалось, что  многие  из  них  испытывают  страх  перед  предстоящим
прыжком с самолета. Де Сауза,  как  обычно,  фантазировал  о  таинственном
начальнике.
   - Я видел его  лицо  в  окне,  -  доложил  он.  -  Огромное,  страшное,
мертвенно-бледное лицо. Он посмотрел прямо на меня  и  быстро  исчез.  Его
наверняка схватили и оттащили от окна часовые.  Это  было  лицо  человека,
охваченного  крайним  отчаянием.   По-моему,   его   все   время   пичкают
наркотиками.
   - А что происходит, если парашют не раскрывается? - спросил Джилпин.
   - Ты летишь вниз как камень и шлепаешься на землю с  такой  силой,  что
сразу  оказываешься  в  могиле.  Остается  только  призасыпать  землей  да
поставить крест.
   - А отчего парашют не раскрывается?
   - Неправильная укладка, наверное.
   - А укладкой занимаются девчонки.  Стоит  среди  них  появиться  одному
фашистскому агенту, как будут убиты сотни людей,  а  может  быть,  даже  и
тысячи. И ведь такого агента никак не поймаешь. Я, как и другие,  конечно,
готов пойти на разумный риск. Но мне вовсе не нравится доверять свою жизнь
какой-то девчонке в цехе укладки парашютов, каким-то  там  так  называемым
беженцам из Польши или еще откуда-нибудь.
   - А ты _боишься_, правда, Джилпин?
   - Я просто прикидываю, каков здесь риск, вот и все.
   - Если эти типы надеются, что я прыгну с самолета трезвый, то пусть они
лучше еще раз все обдумают как следует, - сказал  один  из  самых  молодых
"клиентов".
   - Конечно, - продолжал фантазировать де Сауза, - вполне  возможно,  что
начальник - это главный руководитель всей вражеской  организации.  Ему  не
разрешают показываться нам потому, что он не знает английского  языка.  Но
он, наверное, выходит по ночам и переукладывает парашюты так, чтобы они не
раскрывались. На это у него уходят многие часы,  так  что  отсыпаться  ему
приходится только днем.
   Однако на этот раз шутка де Саузы подействовала на всех удручающе.
   - Замолчи ты, ради бога! - укоризненно воскликнул Джилпин.
   Наступила тишина. Де Сауза понял, что симпатиям аудитории к нему пришел
конец.
   - "Дядюшка", - обратился он поздно вечером к Гаю, - по-моему, только вы
да я из всех не испытываем страха.  Что  касается  меня  -  я  в  этом  не
очень-то уверен.


   Когда в доме погасли все огни,  Людович  вышел  из  своего  кабинета  и
пошел, спотыкаясь, к рощице. Подышав несколько минут воздухом, пропитанным
запахом влажной листвы, и убедившись, что это не вызывает у  него  никаких
приятных воспоминаний, он вернулся в кабинет и записал в тетрадь:
   "Те, кто проявляет слишком большой интерес к  внешнему  миру,  могут  в
один прекрасный момент оказаться по  ту  сторону  запертых  дверей  своего
собственного дома".
   Это, конечно, не было бесспорно оригинальное эссе. Он  как-то  прочитал
эти слова - и смутно запомнил их в студенческом журнале, полученном  сэром
Ральфом и оставленном им среди своих вещей. Для данной ситуации и  момента
эти слова показались Людовичу подходящими.
   Утро следующего дня наступило хорошее, почти безветренное, похоже  было
даже, что день будет солнечный. Отличная погода для прыжков с парашютом.
   - Если такая погода удержится,  -  сказал  главный  инструктор,  словно
предлагая особое, неожиданное удовольствие, - то в конце занятий мы сможем
провести ночные прыжки.
   Он рано отправился на учебный парашютный аэродром - бесплодную  пустошь
в нескольких милях от виллы, чтобы проверить, правильно ли там расположены
знаки, и расставить громкоговорители, при помощи которых он давал указания
своим подопечным, когда они  приближались  к  нему  на  парашютах.  Однако
прибывших позднее "клиентов", казалось, никто не ожидал.
   - Всегда вот так, - раздраженно сказал инструктор но прыжкам. - Им ведь
и делать-то больше нечего, кроме как организовать  для  нас  вылет,  но  в
последнюю минуту у них всегда появляются какие-нибудь трудности.
   В  сборном  бараке  расположились  десятка  полтора  солдат,  слушавших
оглушительную джазовую музыку; неподалеку  от  них  сидел  офицер  летного
состава, углубившийся в чтение  "Дейли  миррор".  Он  встретил  "клиентов"
более чем безразличным взглядом и через несколько минут куда-то вышел.
   - А нельзя ли как-нибудь выключить эту музыку? - поинтересовался Гай.
   Кто-то нашел соответствующую ручку  музыкального  аппарата  и  выключил
его. На несколько секунд в бараке воцарилась тишина.  Затем  из-за  слегка
приоткрытой двери протянулась сине-серая рука, покрутила ручки аппарата, и
музыка загремела громче прежнего.
   Через  полчаса  вернулся  инструктор   по   прыжкам   с   парашютом   в
сопровождении молодого офицера, который читал "Дейли миррор".
   - Я все урегулировал, - сказал инструктор.
   На костюме офицера летного состава появились некоторые дополнения.
   - Наш старый драндулет  должен  находиться  в  капитальном  ремонте,  -
сказал он, - но я думаю, что мы поднимемся на нем.
   Они толпой прошли к взлетно-посадочной полосе,  каждый  надел  на  себя
подвесн