ствии  гостя
обсуждать такие вещи просто неприлично.
   - Конечно, оставите, - сказала  Вирджиния.  -  Гай  абсолютно  прав.  Я
просто попыталась вспомнить какое-нибудь уютное местечко.
   - Ресторанчик, о котором я говорил, это очень тихое и уютное место.  Он
всегда поражал меня своей скромностью.
   - _Скромностью_?! Боже! По-моему, я за  всю  свою  жизнь  не  бывала  в
скромных ресторанах. Чудесно!
   - И уж коль скоро зашла речь об этих корыстных вещах, - добавил дядюшка
Перегрин, бросив  укоризненный  взгляд  на  племянника,  -  позвольте  мне
заверить вас, что это вовсе _не дешевый_ ресторан.
   - Пошли. Я не хочу больше ждать, - сказала Вирджиния.
   Гай проследил за уходом этих совершенно не подходящих  друг  для  друга
людей с некоторым удивлением и не без досады. Если Вирджиния была свободна
в этот вечер, рассудил, он, она должна была бы остаться с ним.
   Они шли к ресторану сквозь влажную темноту. Вирджиния опиралась на руку
дядюшки Перегрина. Когда на перекрестках  или  на  поворотах  он  пытался,
следуя старомодному этикету, занять более опасную сторону по  отношению  к
движущемуся транспорту, Вирджиния решительно противилась этому,  продолжая
опираться на одну и ту  же  руку  Перегрина.  Вскоре  они  приблизились  к
рыбному магазину и, поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, вошли в
расположенный там ресторан.  Незнакомая  Вирджинии,  но  хорошо  известная
ненавязчивым, но разборчивым людям длинная комната с редко  расставленными
столами постепенно пропадала  из  видимости  в  слабом  свете  затемненных
розовыми абажурами ламп времени Эдуардов. Перегрин Краучбек сбросил с себя
пальто и шляпу, вручил свой зонт старомодному швейцару  и  сказал  не  без
некоторого напряжения:
   - Вы, наверное, хотите, так сказать, помыть  руки  и  привести  себя  в
порядок. Дамская  комната,  как  я  полагаю,  где-то  вон  там,  вверх  по
лестнице.
   - Нет, спасибо, - сказала Вирджиния и добавила, когда их уже  провожали
к столу: - Перегрин, вы раньше когда-нибудь бывали с дамой в ресторане?
   - Да, конечно.
   - С кем? Когда?
   -  Некоторое  время  назад,  -  ответил   дядюшка   Перегрин   довольно
неуверенно.
   Они заказали устрицы и белокорый палтус. Вирджиния сказала, что  хотела
бы выпить крепкого портера. Затем она спросила:
   - Почему вы прожили всю жизнь холостяком?
   - Я - младший сын в семье. Младшие сыновья в мое время не женились.
   - О, чепуха! Я знаю сотни женатых младших сыновей.
   - Это  считалось  довольно  эксцентричным  для  землевладельцев,  если,
конечно, они не подыскивали себе богатую наследницу. У них не было никаких
поместий. Они жили в  небольших  домиках,  которые  полагалось  возвращать
фамильным наследникам, то есть их племянникам или другим младшим сыновьям.
Младшие сыновья всегда находились, если  глава  семьи  умирал  молодым.  В
прошлой войне они оказались очень полезными. В некоторых  отношениях  наша
семья, пожалуй, была очень старомодной.
   - А вам когда-нибудь хотелось жениться?
   - Нет, пожалуй, нет.
   Эти  прямые  вопросы  личного  порядка  нисколько  не  смутили  дядюшку
Перегрина. Практически он был невозмутим. Никто еще, насколько он  помнил,
никогда не проявлял к нему такого большого  интереса.  Разговор  продолжал
нравиться ему даже после того, как Вирджиния спросила без обиняков:
   - И много было любовных связей?
   - О нет, боже упаси!
   - Надеюсь, вы не гомик?
   - Гомик?
   - Вы не гомосексуалист?
   Даже этот вопрос не смутил дядюшку Перегрина. С мужчинами  он  обсуждал
эту тему очень редко, с женщиной - никогда. В откровенности  же  Вирджинии
было что-то такое, что по-детски подкупающе привлекало его.
   - О нет, боже упаси!
   - Я-знала, что нет. И всегда так думала. Просто пошутила над вами.
   - Раньше со мной никто _так_ не шутил. Но однажды, когда я находился на
дипломатической  службе,  мне   довелось   знать   парня,   который   слыл
гомосексуалистом.  В  этом,  по-видимому,  нет   ничего   особенного.   Он
дослужился до ранга посла. Это был довольно тщеславный  и  модный  парень.
По-моему, именно из-за этого люди и говорили о нем как о гомосексуалисте.
   - Перегрин, а вы когда-нибудь лежали в постели с женщиной?
   - Да, - самодовольно ответил дядюшка Перегрин, - два раза. Обычно я  об
этих вещах не рассказываю.
   - Ну расскажите...
   - Первый раз, когда мне было двадцать, а второй - когда сорок  пять.  Я
не в восторге от этого дела.
   - Расскажите мне о них.
   - Это была одна и та же женщина.
   Спонтанный смех Вирджинии в последние годы можно было слышать все  реже
и реже; когда-то этот смех был одной из ее главных  покоряющих  черт.  Она
откинулась на спинку кресла и расхохоталась в  полный  голос,  безудержным
детским смехом, в котором не было и тени насмешки. Звонкий голос Вирджинии
нарушил царившую в ресторане строгую  тишину;  на  нее,  как  по  команде,
устремились сочувственные и даже завистливые взгляды  сидящих  за  другими
столиками. Она положила руку на руку дядюшки Перегрина, конвульсивно сжала
его костлявые пальцы и продолжала  хохотать  до  тех  пор,  пока  едва  не
задохнулась.  Дядюшка  Перегрин  самодовольно  улыбался.  Он  никогда   не
пользовался таким успехом. В свое время он, конечно, бывал на приемах, где
многие так же вот смеялись, но это был не им вызванный смех, и  сам  он  в
нем никогда не участвовал.  Он  не  совсем  понимал,  чем  так  развеселил
Вирджинию, но тем не менее испытывал от этого огромное удовольствие.
   - О, Перегрин, - сказала наконец Вирджиния с неподдельной искренностью,
- я люблю вас!
   Не опасаясь умалить свою победу длинной тирадой, Перегрин продолжал:
   - Я знаю, большинство мужчин  увлекаются  любовными  делами.  Некоторые
просто не могут без этого, женщины для них - все. Но есть много  и  других
мужчин - вам они, видимо, встречались не  так  уж  часто,  -  для  которых
женщины, в сущности, совсем не обязательны, но они, не понимая этого,  все
же стремятся к ним и в результате половину своей жизни тратят  на  женщин,
которые в действительности им вовсе не нужны. Я  могу  сказать  вам  нечто
такое, о чем вы, вероятно, не знаете. Есть такие мужчины, которые  были  в
свое время неисправимыми женолюбами, а потом,  достигнув  моего  возраста,
потеряли интерес к женщинам, а в некоторых  случаях  и  способность  иметь
дело с ними, и вот они, вместо того чтобы радоваться и отдыхать,  начинают
принимать различные  медикаменты  в  надежде  возродить  желание  обладать
женщиной. Я слышал в своем клубе, как некоторые обсуждали этот вопрос.
   - В "Беллами"? - спросила Вирджиния.
   - Да. Я бываю там редко, да и то  просто,  чтобы  посмотреть  газеты  и
журналы. Там теперь стало ужасно шумно и неуютно. Меня  зачислили  членом,
когда я был еще совсем молодым человеком, и я до сих пор плачу взносы, сам
не знаю зачем. Я мало кого  знаю  там.  Так  вот,  однажды  я  слышал  там
разговор двух мужчин  примерно  моего  возраста.  Вы  знаете,  о  чем  они
говорили? Они обсуждали, какой доктор скорее и успешнее  добивается  того,
чтобы у  его  пациентов  снова  появлялось  _желание_  обладать  женщиной,
говорили также о различных дорогостоящих курсах лечения.
   - Я знала одного мужчину по имени Огастес, который проходил такой курс.
   - В самом деле? И он сам говорил вам об этом? Поразительно!
   - А почему же? Разве это не одно и то же, например, если  вы  идете  на
прогулку специально для того, чтобы возбудить аппетит перед завтраком?
   - Потому что это грешно, - сказал дядюшка Перегрин.
   - Грешно - с точки зрения вашей религии?
   - Конечно, а как же что-нибудь  может  быть  грешно  иначе?  -  спросил
дядюшка  Перегрин  с  необыкновенным   простодушием   и   продолжил   свои
рассуждения  о  проблемах  секса:  -  Следует  сказать  и  еще  об   одном
обстоятельстве.  Вам  стоит  только  взглянуть   на   истощенных   мужчин,
пользующихся успехом у женщин, чтобы понять, что смысла в этом деле  очень
мало.
   Но Вирджиния слушала его уже менее внимательно. Она начала сооружать на
своей тарелке пагоду из раковинок от устриц.
   - Я _подумываю_ о том,  чтобы  стать  католичкой,  -  сказала  она,  не
отрывая взгляда от тарелки.
   Она позволила гильотине упасть неожиданно.
   - О, - сказал дядюшка Перегрин, - с какой целью?
   - А вы разве не считаете это хорошим желанием?
   - Смотря по каким причинам.
   - По любым. Разве вообще это не хорошее желание?
   Подошедший официант, бросив на Вирджинию укоризненный взгляд,  разрушил
сооруженную ею пагоду и взял тарелку.
   - Ну-ну, говорите же,  разве  это  не  хорошее  желание?  -  настойчиво
спросила она еще раз. - Чем вы так неожиданно шокированы? Я очень часто  и
от многих слышала, что католическая церковь - это церковь грешников.
   - Для меня она таковой не является, - сказал дядюшка Перегрин.
   Официант принес им блюдо с белокорым палтусом.
   - Конечно, если вы предпочитаете не обсуждать этот...
   - Я, в сущности, не компетентен обсуждать это,  -  перебил  ее  дядюшка
Перегрин. - Лично я считаю обращение в католики-делом очень сложным.
   - О, не надо быть таким высокомерным  и  пренебрежительным.  А  что  вы
скажете  насчет   леди   Плессингтон?   Она   ведь   наверняка   считается
первоапостолом.
   - Мне всегда было нелегко говорить о Элоиз Плессингтон, если речь шла о
религии. К тому же она была принята  католической  церковью  после  выхода
замуж.
   - Правильно.
   - А вы, дорогая, не стали католичкой.
   - А вы считаете, что все могло бы быть по-иному - я имею в виду себя  и
Гая, - если бы я стала католичкой?
   Дядюшка  Перегрин  заколебался.   С   одной   стороны,   он   признавал
теоретическую возможность милости господней, а с другой  -  хорошо  изучил
мужчин и женщин, которых ему довелось знать.
   - Я в самом деле не компетентен в этом.
   Наступило молчание. Дядюшка Перегрин молчал потому, что разговор, к его
неудовольствию, зашел совсем не о том, о  чем  ему  хотелось  говорить,  а
Вирджиния -  потому,  что  размышляла  над  тем,  что  ей  сказать,  чтобы
продолжить разговор именно в  этом  направлении.  Пока  они  ели  палтуса,
официант принес кофе. Засиживаться за столом в те времена было не принято.
Наконец Вирджиния сказала:
   - Видите ли,  Перегрин,  откровенно  говоря,  я  рассчитывала  на  вашу
поддержку в осуществлении  своего  плана.  Беспутная  жизнь  мне  порядком
надоела. Я хочу возвратиться к мужу.
   - К Трою?
   - Нет, нет. К Гаю. В конце концов мой настоящий муж - Гай, правда ведь?
Я думала, что  обращение  в  католики  могло  бы  помочь  мне.  Количество
разводов в вашей церкви, по-моему, не имеет никакого значения,  так  ведь?
Нам, наверное, придется обратиться в какое-нибудь учреждение записей актов
гражданского состояния, чтобы брак был законным, но в глазах бога мы уже в
браке, он сам мне сказал так.
   - Недавно?
   - Нет, не очень.
   - И вы считаете, что он желает вашего возвращения?
   - Я убеждена, что смогу сделать так, чтобы он пожелал, и очень скоро.
   - Да-а, - сказал дядюшка Перегрин, тяжело вздохнув, -  это  меняет  все
дело. - Он посмотрел на нее грустным взглядом. - Так, значит, это вы к Гаю
приходили все эти дни?
   - Конечно. А вы думали к кому?.. О, Перегрин, неужели вы _думали, что я
имею виды на вас_?
   - Да, эта мысль как-то приходила мне в голову.
   - Вы, наверное, надеялись, что я могу явиться для вас третьей... -  Она
употребила нецензурное для тех времен  слово,  которое,  несмотря  на  его
непристойность,  не  заставило   дядюшку   Перегрина   даже   поморщиться.
Произнесенное  ее  губками,  оно  показалось  ему  в  какой-то  мере  даже
привлекательным. Она была переполнена чувством тонкого юмора и  находилась
на грани нового взрыва безудержного смеха.
   - Что-то в этом роде.
   - Но это, без сомнения, было бы грешно?
   - Очень даже грешно. Серьезных  планов  на  этот  счет  я,  правда,  не
строил, но мысль о возможности  этого  приходила  мне  в  голову  довольно
часто, даже в те моменты, когда я перебирал книги. Вы  могли  бы  в  таком
случае поселиться в той комнате, где сейчас Гай. Я не  думаю,  что  миссис
Корнер  истолковала  бы  это  превратно.  В  конце  концов  вы  ведь   моя
племянница.
   Вирджиния снова рассмеялась своим самым очаровательным смехом:
   - Дорогой Перегрин, а вам не пришлось бы-прибегнуть к  одному  из  этих
дорогостоящих курсов лечения, о которых говорили ваши друзья в "Беллами"?
   -  В  случае  с  вами,  -  сказал  дядюшка  Перегрин  с  присущим   ему
высокомерием, - я почти уверен, что не пришлось бы.
   - Очень мило. Надеюсь, вы не думаете, что я смеюсь _над вами_, а?
   - Нет, не думаю.
   - В любое время, когда вы захотите попробовать, дорогой Перегрин,  я  к
вашим услугам.
   Старческое лицо Перегрина Краучбека потускнело и опечалилось.
   - Это будет совсем не то. Предложение в такой формулировке меня  просто
смущает.
   - О, дорогой, неужели я попала впросак?
   - Да. Все это так щекотало воображение. А вы начали говорить об этом уж
слишком практично. Я мечтал видеть вас в своей квартире, понимаете? Но  не
более этого.
   - А я хочу иметь мужа, - сказала Вирджиния. - Об этом вы,  конечно,  не
думали?
   - Нет-нет. Это, разумеется, совершенно невозможно.
   - Опять ваша религия?
   - Да, религия.
   - Тогда им должен быть Гай. Неужели вы и теперь не понимаете, почему  я
хочу стать католичкой? Не может же он сказать мне "нет", как по-вашему?
   - Почему же, может, если захочет.
   - Но вы же знаете Гая и не думаете, что он скажет "нет", правда ведь?
   - В сущности, я знаю Гая очень мало, - сказал дядюшка Перегрин довольно
раздраженным тоном.
   - Но вы же поможете мне? Когда настанет время, вы скажете ему,  что  он
обязан?
   - Он вовсе не из тех, кто стал бы советоваться со мной.
   - А если посоветуется? И если дело дойдет до расчетов с Анджелой?
   - Нет, дорогая, - сказал дядюшка Перегрин, - ни за что на свете.
   Вечер прошел не так, как каждый из  них  планировал.  Дядюшка  Перегрин
проводил Вирджинию до крыльца дома. Расставаясь,  она  впервые  поцеловала
его. Он приподнял в темноте шляпу, расплатился с таксистом и пошел  домой,
подавленный и расстроенный. Гай еще не спал, читал книгу.
   - Ну как, хорошо провели время, дядюшка?
   - В этом ресторане по нынешним временам всегда  хорошо.  Он  стоил  мне
более двух фунтов, - ворчливо добавил Перегрин, вспомнив, какими словами о
бережливости Гай проводил их.
   - Я спрашиваю, вы сами-то довольны вечером?
   - И да и нет. Больше нет, чем да, по-видимому.
   - У Вирджинии, по-моему, было прекрасное настроение.
   - И да и нет. Больше да, чем  нет.  Смеялась  она  действительно  очень
много.
   - Ну, значит, все хорошо.
   - И да и нет, Гай,  я  должен  предупредить  тебя.  Эта  женщина  имеет
_виды_.
   - На вас, дядюшка Перегрин?
   - На тебя.
   - А вы уверены в этом?
   - Она сама сказала мне.
   - И вы считаете, что должны сообщить мне об этом?
   - В настоящих условиях - да.
   - А не да и нет?
   - Нет, только да.



10

   Сэр Ральф Бромптон был воспитан старой дипломатической школой и поэтому
умел избегать хлопотливых обязанностей и достигать власти,  занимая  такие
должности,  на  которых  на  него   не   возлагалось   буквально   никаких
обязанностей.  В  безответственных  военных  организациях   он   ухитрялся
постоянно перемещаться  из  одного  управления  в  другое  или  из  одного
комитета в другой. Начальник штабов сухопутных частей для проведения особо
опасных операций считали, что они должны  иметь  своих  представителей  во
всех органах, которые занимаются  планированием  и  проведением  операции.
Будучи весьма занятыми оживленной деятельностью в высших  органах,  они  с
удовольствием наделили сэра Ральфа правами  слушать,  говорить  за  них  и
докладывать им о делах в стоящей чуть-чуть пониже, но  никоим  образом  не
менее озорной среде своих непосредственных подчиненных.
   Освобождение было одной из главных забот сэра Ральфа.  Если  кто-нибудь
из стоящих ниже кабинета и комитета начальников штабов планировал действия
по разделению христиан, сэр Ральф обычно находился среди них.
   Однажды  утром,  вскоре  после  рождественских  праздников,  сэр  Ральф
заглянул в одно из совершенно независимых от частей для  проведения  особо
опасных операций управлений, чтобы неофициально переговорить  по  вопросам
взаимодействия на территории Балканских стран. Человек, с которым  он  вел
переговоры, получил свой чин бригадира довольно  неожиданно.  Его  функции
были так же нечетко определены, как и функции сэра Ральфа; они  назывались
одним словом: "взаимодействие". В  профессиональной  карьере  сэра  Ральфа
были такие случаи, когда ему становилось известно, что  некоторые  из  его
коллег, а  позднее  некоторые  из  его  сотрудников  по  штабу  занимаются
секретной работой. Незнакомые дипломатам люди неожиданно предъявляли  свои
мандаты  и  беспрепятственно   пользовались   дипломатической   почтой   и
шифровальным постом. Сэр Ральф притворялся, что ничего не знает,  и  делал
вид, что не обращает на их деятельность никакого внимания. Теперь,  будучи
призванным из запаса, сэр Ральф находил  пикантную  остроту  в  том,  чего
раньше так остерегался. Оба эти человека  поднялись  до  своего  положения
совершенно различными путями, которые никогда не пересекались.  Сэр  Ральф
щеголял в светлом твидовом костюме "в елочку", который в  мирное  время  в
Лондоне он в такой сезон не надел бы; на его узких ногах  были  начищенные
до блеска спортивные черные ботинки. Он сидел, скрестив свои длинные ноги,
и курил турецкую сигарету. Бригадир  купил  форменную  одежду  готовой,  в
магазине. Пуговицы на ней были тусклыми,  пояс  матерчатым.  Его  выпуклую
грудь не украшала ни одна орденская планка. Вставными зубами он неуверенно
зажимал трубку. В данный момент их довольно плотно объединяли не личные, а
служебные интересы. Их политические взгляды были одинаковыми.
   - Очень важно контролировать освобождение Балканских стран отсюда, а не
из Каира.
   - Да, почти вся сеть на Ближнем  Востоке  безнадежно  скомпрометирована
роялистскими беженцами. Мы сможем  использовать  лишь  несколько  надежных
человек. Для других мы подыщем более подходящее использование.
   - Исландия?
   - Да, Исландия вполне подходящее место.
   Они разложили перед собой документ  с  перечнем  задач  по  организации
взаимодействия.
   - Де Сауза характеризуется парашютной школой очень хорошо.
   - Да. А вы не считаете, что мы можем напрасно потерять его там? Он  мог
бы оказаться очень полезным нам здесь.
   - Да, там он особой  пользы  не  принесет.  Джилпин  провалился.  Можно
использовать его здесь, пока не сформируется штаб в Италии.
   -  Как  только  наши  люди  попадут  в  Италию,  управлять  ими  станет
значительно труднее. Во  многих  отношениях  они  ведь  будут  подчиняться
армейскому командованию. С нами вполне считаются вышестоящие инстанции,  а
что касается нижестоящих, то там доверие к  нам  надо  еще  завоевать.  Мы
нуждаемся сейчас в надежной поддержке со стороны обычных строевых офицеров
на  нижестоящих  должностях.  Я  вижу  здесь  фамилию  Краучбека,  и   она
вычеркнута. Я знаю его. По-моему, это как раз  такой  человек,  какие  нам
нужны: средний возраст,  католик,  политикой  не  занимается,  алебардист,
хороший послужной список, отличная характеристика из парашютной школы.
   - Плохой отзыв органов безопасности.
   - Почему?
   - Причин они никогда не сообщают.  О  нем  просто  говорится,  что  для
использования в Северной Италии не рекомендуется.
   - Слаб к женскому полу, наверное, - предположил бригадир.
   - Я очень сомневаюсь в этом.
   Наступила пауза, во время которой сэр Ральф просматривал глупую бумажку
из органов безопасности. Затем он спросил:
   - Только в Северной Италии?
   - Так там написано.
   - Стало быть, против посылки его на Балканы возражений не будет?
   - Судя по этой б