Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Во Ивлин. Офицеры и джентельмены -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  -
умажке - нет. - Я думаю, Краучбек и де Сауза составят хорошую группу. 11 В течение вот уже многих лет рождественские праздники были очень скучными как для самого Перегрина Краучбека, так и для других. Говорят, что холостяков среди народов низших рас и классов, за исключением тех, кто принадлежит к какой-нибудь особой религиозной секте или является жертвой какого-нибудь порока, не бывает. Перегрин Краучбек был холостяком от природы, поэтому дни праздника рождества Христова были для него наименее радостными днями календаря. Для дядюшки Перегрина стало уже привычкой, почти традицией проводить рождественские праздники у дальних родственников матери, старше его по возрасту, по фамилии Скроуп-Уелд, которые населяли небольшой сельскохозяйственный "островок" среди промышленных районов в графстве Стаффордшир. Дом Скроуп-Уелдов был большой, и встречали Перегрина в нем с самого начала очень гостеприимно; один никем не любимый холостяк среднего возраста - для них тогда все еще старый крикетист - ничем не нарушал настроения и обычаев 20-х годов. Жалкий родственник на рождественских праздниках - это было обычным явлением в большинстве английских семей того времени. Миссис и мистер Скроуп-Уелд умерли, их место заняли сын и его жена, прислуги в доме стало меньше, гости бывали реже, но дядюшка Перегрин по-прежнему приезжал на каждое рождество. В 1939 году бОльшую часть дома сдали детскому саду; Скроуп-Уелд вместе со своим полком уехал за границу; его жена с тремя детьми и одной няней осталась в четырех комнатах. Но Перегрина Краучбека продолжали приглашать на рождество, и он неизменно принимал эти приглашения. "Отказаться от этой традиции было бы просто нелепо, - сказала миссис Скроуп-Уелд. - Война не должна быть причиной для неуважения людей". В 1940, 1941 и 1942 годах традиция оставалась в силе. Подросшие дети стали кое-что соображать. - Мамочка, неужели мы будем приглашать дядюшку Перри на каждое рождество, пока он не умрет? Он ведь портит нам весь праздник. - Да, дорогой. Он был хорошим другом и каким-то родственником твоей бабушки. Мы очень обидим его, если не пригласим. - Он и без того всегда выглядит обиженным, когда находится у нас. - Рождество для старых людей довольно часто бывает печальным. Он очень любит вас всех. - Могу поспорить, что меня он не любит. - Или меня. - Или меня. - А он оставит нам наследство? - Фрэнсис, это мерзкий вопрос. Конечно, не оставит. - Все равно, мне хотелось бы, чтобы он поторопился и умер бы поскорей. И ежегодно, покидая семью Скроуп-Уелдов на следующий день после "дня подарков", Перегрин Краучбек бормотал себе под нос: "Ну вот прошел и еще один год. Они ужасно обиделись бы, если бы я не приехал к ним". Так было и в 1943 году. В сочельник они, как всегда, присутствовали на мессе. В первый день рождества они все торжественно посетили библиотеку, ставшую теперь общей комнатой платных помощников, похвалили венки из ветвей остролиста, которыми те украсили книжные полки и рамки картин, и выпили с ними хереса перед тем, как пойти на праздничный обед из индейки, которую длительное время откармливали нормированными продуктами. - Я чувствую себя очень неудобно, что мы едим индейку одни, - сказала миссис Скроуп-Уелд, - но угостить всех помощников одной индейкой просто невозможно, а вырастить еще одну мы были не в состоянии. Дети ели с жадностью. Перегрин и няня скорее делали вид, что едят. Вечером в этот день в вестибюле дома было рождественская елка для эвакуированных. Позднее дядюшка Перегрин отправился с хозяйкой дома в длительную прогулку по декабрьской сырости. - Вы, по существу, единственное напоминание о настоящих рождественских праздниках, о тех, к которым мы так привыкли. Очень мило, что вы не забываете нас. Я знаю, сейчас вам не очень-то уютно здесь. Как, по-вашему, войдет ли когда-нибудь все снова в норму? Будем ли мы жить, как прежде? - О нет! - ответил Перегрин Краучбек. - По-прежнему - уже никогда. Тем временем Гай и Вирджиния были вместе в Лондоне. - Слава богу, сегодня у тебя нет никого из сослуживцев. Перегрин уехал? - Он всегда уезжает на рождество в одну и ту же семью. Он подарил тебе что-нибудь? - Нет. А я долго думала, подарит или нет. По-моему, он просто не знает, какой именно подарок был бы мне наиболее приятен. Он, кажется, стал менее приветлив после посещения со мной ресторана. - Он сказал мне, что ты имеешь виды. - На него? - На меня. - Да, - сказала Вирджиния, - имею. А Перегрин имел виды на меня. - Серьезно? - Не думаю. Дело в том, что все вы, Краучбеки, какие-то изнеженные, неспособные, бесплодные. А ты знаешь, Перегрин заставил меня правильно произнести слово "гомосексуалист". - А почему это вдруг тебе потребовалось разговаривать с ним о гомосексуалистах? Уж не думаешь ли ты, что он является таковым? - Нет, не думаю. Но, по-моему, все вы, Краучбеки, слишком уж породистые и слишком бесполые. - Это вовсе не одно и то же. Вспомни хотя бы Тулуз-Лотрека. - О черт. Гай! Ты стараешься избежать моих "видов" на тебя. Вы - вымирающий род. Даже сын Анджелы, и тот, как мне сказали, намерен стать монахом. Почему вы, Краучбеки, так мало...? - Она снова употребила нецензурное по тем временам слово, вовсе не желая при этом обидеть Гая. - О других я сказать ничего не могу. А что касается меня, то у меня эта функция организма ассоциируется с любовью. А я уже больше не люблю. - Даже и меня? - Даже и тебя, Вирджиния. Тебе пора бы понять это. - Понять это довольно трудно, если совсем недавно меня добивалось столько людей. А что ты скажешь о себе, Гай, в тот вечер в "Клэридже", помнишь? - Это была не любовь, - ответил он. - Хочешь верь, хочешь нет, это была просто выходка алебардиста. - Да. Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Вирджиния сидела около кровати Гая, лицом к нему. Между ними лежал плетеный настольный поднос, на котором они играли в пикет. Неожиданно она сунула свою нежную, ласковую, ищущую руку под одеяло. Гай инстинктивно отстранился. Боль в ноге от этого резкого движения вызвала на его лице неодобрительную гримасу. - Нет, - сказала Вирджиния, - ты не хочешь. - Извини. - Женщине не очень-то приятно, когда на нее бросают такой злой взгляд. - Это из-за колена. Я же извинился. Гай действительно очень сожалел, что обидел женщину, которую когда-то так любил. Но Вирджиния поддавалась обидам не так-то легко. Неудачи нескольких последних лет вовсе не означали потерю всех ее шансов на успех в будущем. В то время в Англии почти все женщины надеялись, что настанет мир и все нормализуется. Для миссис Скроуп-Уелд в Стаффордшире нормализация означала, что муж вернется, что дом снова будет весь в их распоряжении и что она наверняка будет пользоваться теми элементарными удобствами, к которым так привыкла: никакой роскоши, полные кладовая и подвал, горничная (но такая, чтобы убирала спальню и чтобы шила и штопала на всю семью), дворецкий, лакей (но такой, чтобы колол и приносил дрова для камина), надежная, имеющая хотя бы элементарную кулинарную подготовку кухарка, которая могла бы выполнять простые работы на кухне, умеющие держаться в тени уборщицы для наведения порядка в комнатах, один человек на конюшне, два в саду. Вернется ли когда-нибудь все это? Для Вирджинии же нормализация означала силу ее чар и удовольствия - удовольствия в первую очередь, и не только для нее одной. Сила чар и искусство нравиться все еще являлись неотъемлемой частью ее натуры, они лишь временно бездействовали. Война, сосредоточение и передвижение миллионов людей, многим из которых иногда угрожала опасность и большинство из которых ничего не делали и были одиноки, опустошение, голод и разорение, разрушенные дома, уходящие на дно корабли, пытки и убийства военнопленных - все это было злонамеренным временным нарушением нормальной обстановки, в которой искусство нравиться позволяло Вирджинии оплачивать счета, носить новые наряды, ухаживать за своим лицом при помощи всевозможных дорогих кремов, путешествовать быстро, комфортабельно, с неизменным к себе вниманием туда и тогда, куда и когда ей хотелось, выбирать себе мужчину и наслаждаться с ним там и тогда, где и когда ей хотелось. Временное бездействие ее чар и искусства нравиться слишком затянулось. Так может настать и критический момент... Но пока... - А что, собственно, сказал тебе Перегрин относительно моих видов на тебя? - В подробности он не вдавался. - А что, по-твоему, он хотел этим сказать? Что _ты_ думаешь обо _мне_? - Я думаю, что ты сейчас несчастлива и неустроена, что у тебя нет никого, в ком ты была бы особенно заинтересована, и что впервые в жизни ты опасаешься за свою будущность. - И ничто из этого не касается тебя? - Разница между нами заключается в том, что я думаю только о прошлом. Вирджиния решила перейти к главному для себя вопросу. - Но ведь у тебя сейчас тоже нет кого-нибудь, в ком ты был бы особенно заинтересован, так ведь? - Да, это так. - И ты очень доволен тем, что в последние несколько недель я бываю у тебя почти каждый день, правда? Скажи откровенно. И мы с тобой очень хорошо себя чувствуем вместе, как все равно Дарби и Джоун [счастливые муж и жена - персонажи из старинной баллады], правда? - Да, мне очень приятно, что ты приходишь. - И я все еще твоя жена. Ничто не может изменить этого? - Ничто. - И я, разумеется, не утверждаю категорически, что ты имеешь по отношению ко мне какие-то _обязательства_, - сказала Вирджиния примирительно. - Нет, Вирджиния, не утверждаешь. - А ты однажды счел, что я обязана по отношению к тебе. Помнишь тот вечер в "Клэридже"? Помнишь? - Я уже объяснил тебе. Я находился тогда в отпуске, жил в казарме, на мне была новая форма, я начинал, так сказать, новую жизнь... Обстановка была военная... - Хорошо. А разве не из-за этой же войны я сегодня здесь, с тобой, и разве не из-за нее я принесла тебе такой замечательный рождественский подарок? - Да, но ты ведь не имела в виду ничего такого... Вирджиния запела песенку их юношеских лет о маленькой сломанной куколке. Оба они неожиданно рассмеялись, и Гай сказал: - Это бесполезно, Джини. Я очень сожалею, что ты в трудном положении. Мои финансовые дела, как ты знаешь, немножко поправились, и я с удовольствием помогу тебе, пока ты не найдешь кого-нибудь более подходящего. - Гай! Говорить так - это же просто свинство! Совсем на тебя не похоже. Раньше ты никогда не позволил бы себе сказать мне такие горькие слова. - Горше этого не будет. Все. Это все, что я могу сделать для тебя. Тогда Вирджиния сказала еще откровеннее: - Мне нужно большее. Я должна сказать тебе кое-что, и, пожалуйста, поверь, я намеревалась сказать тебе это даже в том случае, если наш разговор принял бы совершенно иной оборот. Ты хорошо знаешь меня, знаешь, что я не способна на какой-нибудь подлый обман. Затем, не ища никаких оправданий и сострадания, очень откровенно и коротко она рассказала ему, что ждет ребенка от Триммера. Йэн и Кирсти Килбэннок возвратились в Лондон из Шотландии в ночь на 28 декабря. Он поехал прямо на службу, а она - домой. Она застала миссис Бристоу курящей сигарету и слушающей радиопередачу. - Ну как, все в порядке? - спросила Кирсти. - Миссис Трой уехала. - Куда? - Она не сказала. Вчера утром. Она собрала все свои пожитки и дала мне на прощание фунт. Я не знаю, как это надо понимать: то ли у нее просто больше нет ничего, то ли она считает это достаточным вознаграждением за все, что я делала для нее. Я уж хотела было сказать ей, что на чай сейчас давать не принято. То есть я хочу сказать, что сейчас, как говорят по радио, мы все помогаем друг другу. А если уж она хотела выразить свою признательность, то должна была бы дать по меньшей мере пять фунтов. К тому же я помогла ей снести вещи вниз. Она ведь довольно долго жила за границей, правда? Ах да, она еще оставила вам вот это. - Миссис Бристоу подала Кирсти конверт. В конверте было письмо: "Дорогая, я очень сожалею, что уехала не попрощавшись, но уверена, вы будете рады тому, что я наконец-таки оставила ваш дом в покое. Ты была для меня просто ангелом. Я буду в вечном долгу перед тобой и Йэном. Давай как можно скорее встретимся, и я обо всем расскажу тебе. Йэну я оставила маленький сувенир - довольно жалкий подарок, но ты же знаешь, как теперь трудно достать что-нибудь хорошее. С сердечным приветом, Вирджиния". - А еще что-нибудь она оставила, миссис Бристоу? - Да. Две книги. Они наверху, в столовой. Лежат на столе. На столе в столовой лежали два томика Наина "Гораций". Кирсти не была библиофилом, но ей доводилось присутствовать на распродаже имущества, и она знала цену вещам. "Как и в случае с вознаграждением миссис Бристоу, - подумала Кирсти, - Вирджинии следовало бы оставить Йэну или что-нибудь совсем недорогое, или что-нибудь подороже этих книг". В действительности же изящные томики Наина были единственной собственностью Вирджинии - неуместный и запоздалый рождественский подарок дядюшки Перегрина. Кирсти возвратилась на кухню. - А не оставила ли миссис Трой какой-нибудь адрес? - спросила она. - Она уехала недалеко. Я не уловила, что именно она сказала водителю такси, но это был не вокзал. Тайна вскоре раскрылась. Раздался телефонный звонок. Это был Йэн. - Хорошие новости, - сказал он. - Наконец-то мы отделались от Вирджинии. - Я знаю. - Тем лучше. Она все-таки оказалась умной женщиной. Я знал, что она достаточно рассудительна. Она сделала как раз то, что я рекомендовал: нашла себе мужа. - Кто-нибудь, кого мы знаем? - Конечно. Не кто иной, как Гай. - О, не может быть! - Уверяю тебя. Она сейчас здесь, в конторе. Только что вручила официальное заявление о том, что увольняется с работы и становится домашней хозяйкой. - Йэн, не может быть, чтобы она подложила такую свинью Гаю. - Они намерены зарегистрировать брак, как только Гай встанет на ноги. - Он, должно быть, сошел с ума. - А я всегда считал, что он ненормальный. У них вся семья такая, ты же знаешь. Помнишь, и брат у него был такой же. У Кирсти еще сохранилось присущее шотландцам чувство добропорядочности. Жизнь в Лондоне и общение с Йэном не успели полностью атрофировать ее восприимчивость к явным нарушениям морали. Случалось это, правда, довольно редко, но уж если случалось, если ее что-нибудь шокировало, то в ней происходило не какое-нибудь едва ощутимое смещение почвенных пластов, а сильнейшее сейсмическое потрясение. В течение нескольких минут после звонка Йэна она сидела не шевелясь, погруженная в мрачные размышления, затем решительно направилась на Карлайл-плейс. - О, доброе утро, сударыня, - приветливо встретила ее миссис Корнер, совсем не так, как встречала миссис Бристоу. - Вы, наверное, пришли навестить капитана Гая? А вы слышали, какие у него новости? - Да, слышала. - Меня это ни капельки не удивило, уверяю вас, сударыня. Я чувствовала, что дело идет к этому. Все хорошо, что хорошо кончается. Все это вполне естественно, не важно, что там было плохого или хорошего до этого, важно, что теперь они - муж и жена. Она переехала в этот дом, в комнатку вон в том конце коридора, бросает работу, и теперь у нее будет время для ухода за ним. Пока миссис Корнер произносила эту речь, Кирсти продвигалась к двери в комнату Гая. Войдя в комнату, она не села на стул. Подождала, пока миссис Корнер оставила их вдвоем. - Гай, - сказала она, - я буквально на минутку. Мне надо успеть на работу. Я должна была зайти и повидаться с тобой. Я знаю тебя, может быть, не очень хорошо, но зато длительное время. Случилось так, что ты - один из друзей Йэна, которых я действительно уважаю. Ты, может быть, считаешь, что я вмешиваюсь не в свои дела, но я должна сказать тебе... - И она рассказала Гаю все, что знала о Вирджинии. - Но, дорогая Кирсти, неужели ты думала, что я ничего этого не знаю? - Тебе сказала Вирджиния? - Конечно. - И ты женишься на ней, несмотря на?.. - Именно поэтому я и женюсь. - Ты самый последний дурак, - сказала Кирсти голосом, в котором одновременно слышались и гнев, и сожаление, и нечто похожее на любовь. - Ты поступаешь по отношению к Вирджинии _по-рыцарски_. Неужели ты не понимаешь, что рыцарей теперь не бывает, да и вряд ли они были когда-нибудь. Неужели ты в самом деле рассматриваешь Вирджинию как девицу, попавшую в беду? - Но она действительно в беде. - Она выносливая и малочувствительная женщина. - А может быть, когда _такие попадают в беду_, они страдают больше, чем слабые и чувствительные. - А-а, брось, Гай. Тебе ведь уже сорок. Неужели ты не понимаешь, какая это нелепость - разыгрывать из себя странствующего рыцаря? Йэн считает, что ты сошел с ума, честное слово. Можешь ты назвать хоть одну разумную причину, оправдывающую такой поступок? Гай внимательно рассматривал Кирсти. Ее вопрос не был для него новым. Он ставил его перед собой и отвечал на него несколько дней назад. - Чтобы совершать доблестные подвиги, рыцари странствуют, - сказал он. - По-моему, за всю свою жизнь я не совершил ни одного положительного поступка и уж наверняка не сворачивал с дороги в поисках возможности совершить такой поступок. В этом же случае мне предложили нечто наиболее неприятное; нечто такое, что американцы называют "находящимся за пределами долга"; нечто, требующее от офицера и джентльмена необычного поведения; нечто, над чем в клубе "Беллами" от души посмеются. Конечно, Вирджиния - выносливая женщина. Она выжила бы, несмотря ни на что. Я вовсе не собираюсь как-нибудь изменить ее своим поступком. Все это я знаю. Но, видишь ли, Кирсти, в данном случае принимается во внимание другая... - Гай хотел сказать "душа", но тут же решил, что для Кирсти это слово мало что значит. - Принимается во внимание другая жизнь. Какой, по-твоему, будет жизнь у ребенка, родившегося нежеланным в сорок четвертом году? - Это абсолютно не твое дело. - Оно стало моим после того, как мне предложили его. - Дорогой Гай, мир переполнен нежеланными детьми. Половина населения Европы не имеет крыши над головой - беженцы и военнопленные. Одним таким ребенком больше или одним меньше, какое это имеет значение для всего горя в целом? - Я не могу ничего сделать по отношению ко всем другим. Но этот случай - один из тех, где я могу помочь. И в данном случае только я, и никто другой. Я был для Вирджинии последней надеждой, поэтому я не мог поступить иначе. Неужели ты _не понимаешь_ этого, Кирсти? - Конечно, не понимаю. Йэн совершенно прав. Ты рехнулся. Кирсти ушла более разгневанная, чем была, когда пришла сюда. "Попытка объяснить ей ни к чему не привела, - подумал Гай. - Правильно кто-то сказал, что все расхождения во мнениях - это теологические расхождения". Он еще раз обратился к письму отца: "...Количественные критерии здесь неприменимы. Если спасена хоть одна душа, то уже одно это является полным вознаграждением за потерю лица..." ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ПОСЛЕДНЕЕ СРАЖЕНИЕ 1 Транспортный самолет "дакота" пролетел над морем, затем свернул в сторону

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору