азал он.
   - Да. Вы там тоже были?
   - Вы меня не помните, конечно.  Я  вел  там  очень  тихую  жизнь.  А  я
вспоминаю, что видел вас с другими пижонами.
   - Я пижоном никогда не был.
   - Но вы  казались  мне  таким.  Вы  дружили  со  Слиттером.  Он  всегда
относился ко мне очень хорошо, но я в его компании не бывал. Я  вообще  не
бывал ни в какой компании. Мое свободное время уходило на  работу.  Я  был
вынужден работать.
   - Кажется, вы выступали в студенческом клубе, правда?
   - Пытался. Но хорошего из этого ничего не выходило. Так вы,  значит,  в
Югославию?
   - Я? В Югославию?
   - По-моему, вас прислали именно для  этого.  Завидую  вам.  Я  выбрался
оттуда под Новый год, и доктора больше не разрешают мне ехать  туда.  Меня
посылали туда в связи  с  шестым  наступлением,  но  я  совсем  сдал  там.
Последние две недели меня носили на носилках. Я был для них только обузой.
Партизаны никогда не оставляют своих раненых. Они знают,  как  поступит  с
ними противник. В нашей колонне было семьдесят мужчин и пятнадцать женщин.
Привалы делали только на несколько часов, а потом - все вперед и вперед. Я
не знаю, как бы отнеслись к этому переходу мои коллеги-ученые. Мы  сожрали
всех своих ослов в первую же неделю, а к концу перехода питались корнями и
корой. Тем не менее  мы  благополучно  дошли,  и  меня  вместе  с  другими
ранеными отправили на самолете. А вы участвовали в этом  довольно  трудном
отступлении с Крита?
   - Да. Откуда вы узнали?
   - Это все есть в присланном нам досье. Ну что ж, вам, наверное, не надо
рассказывать, что значит настоящее изнурение. У вас галлюцинации были?
   - Да, были.
   - У меня тоже. Но вы поправились лучше, чем я. Доктора говорят, что я к
боевым действиям теперь уж совсем не пригоден. Приходится вот сидеть здесь
и инструктировать других. Давайте  приступим  к  работе.  -  Он  развернул
большую карту. - Положение весьма неустойчивое, - продолжал он.  -  Но  мы
постарались нанести на карту самые последние данные.
   В течение двадцати  минут  он  знакомил  Гая  с  обстановкой.  Здесь  -
освобожденные районы; по этой дороге движется одна бригада, а  по  этой  -
другая;  здесь  был  штаб  дивизии,  а  здесь  -  штаб  корпуса.   Четкими
академическими формулировками Каттермоул изложил весь план крупной и очень
сложной операции по окружению и контратакам сил противника.
   - Я не представлял, что все это происходит в таких крупных масштабах, -
признался Гай.
   - И никто не представляет. Никто и не представит, и так  будет  до  тех
пор, пока роялистское правительство будет сидеть  в  изгнании  в  Лондоне.
Партизаны припирают к стенке в три раза  больше  войск,  чем  мы  во  всей
Италии. Помимо группы армий фон Вейхса там пять или шесть дивизий четников
и  усташей.  Вам  эти  названия,  вероятно,  незнакомы.  Это  сербские   и
хорватские  квислинговцы.  У  противника  там,  должно  быть,   не   менее
полумиллиона человек.
   - Но и партизан там, кажется, много, - заметил Гай  показав  на  карту,
где было нанесено множество соединений.
   - Да, да, - согласился майор Каттермоул. -  Разумеется,  не  все  части
полностью укомплектованы. Ничего хорошего из того, что мы отправим на поле
боя людей больше, чем в состоянии материально обеспечить, не получится.  А
нехватку мы ощущаем почти во всем -  и  в  артиллерии,  и  в  транспортных
средствах, и в самолетах, и в танках. Мы вынуждены вооружать себя тем, что
удается захватить у противника. До недавнего  прошлого  те,  кто  сидит  в
Каире, посылали оружие Михайловичу, которое он  использовал  против  наших
людей. Сейчас дело обстоит лишь немногим лучше. Вооружение и другие запасы
понемногу поступают,  но  организовать  снабжение  ими  движущихся  сил  с
воздуха не так-то легко. Прислали свою миссию и  русские,  ее  возглавляет
генерал. Вы не можете  себе  представить,  пока  не  увидите  сами,  какое
влияние это оказывает на партизан. Это нечто такое,  что  я  считаю  своим
долгом  объяснить  всем  нашим  офицерам  связи.  Югославы   считают   нас
союзниками, но русские для них нечто большее.  Однажды  во  время  шестого
наступления, когда мы переправлялись через реку, нас атаковали  пикирующие
бомбардировщики. Так вот парнишка из загребского университета  -  один  из
тех, кто нес меня на  носилках,  -  сказал  совершенно  искренне:  "Каждая
бомба,  сброшенная  здесь,  значит:  долой  еще  одну  из   тех,   которые
предназначаются для бомбардировки русских". Мы для них -  иностранцы.  Они
принимают, конечно, то, что мы посылаем, но особой  благодарности  нам  не
высказывают. Сражаться и умирать приходится  им,  а  не  кому-нибудь  еще.
Некоторые наши малоумудренные опытом  люди  приходят  в  замешательство  и
думают, что здесь  играет  роль  какая-то  политика.  Уверен,  что  вы  не
совершите этой ошибки, но на всякий случай я говорю об этом каждому,  кого
мне приходится инструктировать.
   В этот момент дверь приоткрылась и в  ней  появилась  голова  бригадира
Кэйпа.
   - Джо, зайдите ко мне на минутку.
   - Изучайте пока карту, - сказал майор Каттермоул. - Я скоро вернусь.
   Читать  карту  военной  обстановки  Гая  научили  неплохо.  Старательно
просматривая ее, он задался  вопросом:  где  конкретно  на  этой  сложной,
пересеченной местности он окажется в ближайшем будущем?
   Майор Каттермоул возвратился к Гаю.
   - Извините, что оставил вас. Текущие дела. Мой инструктаж,  собственно,
можно считать законченным, да и бригадир освободился, чтобы побеседовать с
вами. Он скажет вам, куда и  когда  вас  направят.  Вам  предстоит  весьма
интересная работа,  куда  бы  вы  ни  попали.  Партизаны  -  это  поистине
откровение в буквальном смысле слова.
   О противнике майор  Каттермоул  говорил  с  безличной  профессиональной
враждебностью, с такой же,  с  какой  хирург  смотрит  на  злокачественную
операбельную  опухоль;  о  товарищах  по  оружию  он  говорил  с  чувством
преданности, хотя также безличной, почти с  мистической  любовью,  которую
можно заметить на картинах чувствительных  художников,  писавших  в  стиле
барокко.
   - Офицеры и солдаты, - продолжал он возбужденно, - едят одно и то же  и
живут в одних и тех же помещениях. И женщины тоже. Вы видите, что  девушки
служат в тех же рядах, что и парни. Некоторые из них убежали к партизанам,
едва успев окончить школу и оставив свои буржуазные семьи  сотрудничать  с
врагом. Я был свидетелем таких смелых и отважных действий,  в  подлинность
которых не поверил бы, несмотря на самые достоверные описания. Даже  когда
мы располагали  анестезирующими  средствами,  девушки  часто  отказывались
пользоваться  ими.  Я  видел,  как  они,  дабы  доказать  свое   мужество,
переносили мучительнейшие операции, не вздрогнув  ни  единым  мускулом,  а
иногда даже напевая песни в  то  время,  когда  хирург  делал  свое  дело.
Впрочем, все это  вы  увидите  сами.  Вы  будете  свидетелем  удивительных
превращений.
   Дверь открылась, и в ней снова показалась голова бригадира Кэйпа.
   - Пойдемте, Краучбек, - пригласил он. Гай последовал за ним в  соседнюю
комнату. - Очень рад, что вы прибыли,  -  продолжал  бригадир.  -  Вы  уже
третий алебардист у  нас.  Я  с  удовольствием  принимаю  всех,  кого  мне
присылают. Вы, наверное, знаете  де  Саузу.  Он  сейчас  выполняет  боевое
задание. Мне известно, что вы уже побеседовали с нашим офицером  разведки.
А значка парашютиста у вас разве нет?
   - Я не сдал зачета, сэр.
   -  Да?  А  я  был  уверен,  что  сдали.  Значит,   произошло   какое-то
недоразумение. У нас  сейчас  есть  два  или  три  места,  куда  мы  можем
сбрасывать парашютистов. А сербскохорватский язык вы знаете?
   - Ни слова. Когда со мной беседовали, то интересовались только, знаю ли
я итальянский.
   - Ну что ж,  как  это  ни  странно,  но  незнание  языка  нисколько  не
помешает. У нас  были  ребята,  знающие  этот  язык.  Некоторые,  кажется,
перешли к партизанам, а кого-то вернули обратно за неправильное поведение.
Югославы предпочитают пользоваться своими переводчиками, они узнают при их
помощи, о чем и с  кем  говорят  наши  ребята.  Джо  Каттермоул,  конечно,
рассказал вам о них. Он прямо-таки  энтузиаст.  А  теперь  я  обрисую  вам
обстановку с другой точки зрения.  Но  все  равно  помните,  Каттермоул  -
первоклассный парень. Он никому не рассказывает об этом, но поработал  там
отлично. Югославы любят его, а этим могут  похвалиться  лишь  немногие  из
нас. Да и сам Джо любит югославов. Однако к  тому,  что  говорит  он,  вам
следует  относится  критически.  Он,  вероятно,  сказал  вам  о  том,  что
партизаны  припирают  к  стенке  полмиллиона  человек.  По  моему  мнению,
обстановка  там  несколько  иная.  Немцев  интересуют   лишь   две   вещи:
коммуникации с Грецией и оборона своего фланга от сил, которые могут  быть
высажены в Адриатике. Имеющиеся в нашем распоряжении данные говорят о том,
что немцы оставят Грецию этим летом. Им нужен чистый путь для  отступления
домой. Вопрос о прорыве к Суэцкому каналу сейчас не стоит. Но немцы  очень
опасаются продвижения крупных англо-американских сил к Вене.
   И хорошенько запомните: мы  солдаты,  а  не  политики.  Наша  задача  -
сделать все, чтобы причинить противнику наибольший ущерб. Ни вы, ни  я  не
собираемся жить в Югославии после войны.
   Перед отправкой я еще повидаюсь с вами.  Сказать  вам  сейчас,  куда  и
когда вас отправят, я не в состоянии. Бари - неплохой  городок,  и  вы  не
заскучаете в нем. Ежедневно являйтесь к нашему офицеру разведки. Желаю вам
хорошо отдохнуть.


   В период от крестовых походов до падения Муссолини Бари  посетили  лишь
немногие иностранцы. Немногие туристы, даже из числа самых любознательных,
побывали на Апулианском побережье. А в Бари много такого, что должно  было
бы привлечь их: старый город с множеством зданий в норманнском стиле, мощи
святого Николаев в серебряной раке,  просторный  и  удобный  новый  город.
Несмотря на это, в течение нескольких веков город не  интересовал  никого,
кроме местных бизнесменов.
   И только теперь, в начале 1944 года,  в  городе  снова  почувствовалось
такое же космополитическое военное оживление, какое было присуще ему  лишь
в средние века. Его улицы заполнили находящиеся в  краткосрочных  отпусках
солдаты  союзных  армий,  некоторые  из  них,  по   довольно   интересному
случайному совпадению, носили  эмблему  с  мечом  крестоносцев;  госпитали
города были переполнены  ранеными;  штабы  многочисленных  служб  занимали
новые, поврежденные обстрелом административные здания;  небольшие  военные
корабли украшали разрушенную гавань.  Конкурировать  с  Неаполем,  с  этой
огромной импровизированной фабрикой войны,  Бари,  разумеется,  был  не  в
состоянии. Его подвижный и бесхитростный преступный  мир  состоял  главным
образом из небольших величин. Лишь на немногих машинах  развевался  флажок
высокопоставленных деятелей, и лишь несколько загородных вилл было  занято
офицерами в  чине  выше  бригадира.  Все  шишки  из  военно-воздушных  сил
находились в Фодже. Ничего и никого,  внушающего  благоговейный  страх,  в
Бари  не  было,  но  в  нем  были  мрачные  дома,  занятые  балканскими  и
сионистскими эмиссарами, издателями  небольших  пропагандистских  газеток,
печатавшихся на нескольких языках, агентами соревнующихся  друг  с  другом
разведывательных служб  и  даже  итальянцами,  которых  обучали  искусству
местного демократического  самоуправления.  Союзники  недавно  значительно
осложнили свое положение тем, что разрушили игорный дом, но расплачиваться
за это святотатство пришлось пехоте на передовой линии. Это никоим образом
не затронуло миролюбивых и нечестолюбивых  офицеров,  которые  с  радостью
устроились в Бари.
   Они образовали небольшой мирок  офицеров  -  часть  молодых  и  неважно
одетых, часть пожилых и шикарно одетых, - освобожденных от какой бы то  ни
было  ответственности  и   неприятностей,   связанных   с   командованием.
Встречавшиеся иногда на улицах низшие чины  выполняли  при  этих  офицерах
обязанности шоферов, денщиков, полицейских,  писарей,  прислуги  и  солдат
охраны.
   В этой раздражающей обстановке Гай прожил более недели, пока февраль не
сменился мартом.
   Он ежедневно являлся в штаб.
   - Пока никаких новостей, - говорили ему. - Связь в последние  несколько
дней работает неудовлетворительно. Командование  военно-воздушных  сил  не
желает ничего предпринимать, пока не выяснит, как там дела.
   "Желаю вам хорошо отдохнуть", - сказал бригадир Кэйп. Ритчи-Хук так  не
распорядился бы. Ничего похожего на "уничтожение и уничтожение" противника
в Бари не было.
   Мучимый бездельем,  Гай  направился  в  старый  город  и  разыскал  там
полуразрушенную  романскую   церковь,   в   которой   священник   принимал
исповедующихся. Гай дождался своей очереди и сказал:
   - Отец, я хочу умереть.
   - Да. Сколько раз?
   - Почти все время, отец.
   Неясная фигура позади решетки наклонилась к Гаю:
   - Чего вы хотели-то, сын мой?
   - Умереть.
   - Да?. Вы пытались покончить жизнь самоубийством?
   - Нет.
   - За что же вы просите прощения? Желание умереть -  это  самое  обычное
желание в наше время. Это может даже  рассматриваться  как  очень  хорошее
намерение. Вы же не обвиняете себя в отчаянии?
   - Нет, отец, только предположение. Я не готов умереть.
   - В  этом  нет  никакого  греха.  Только  угрызения  совести.  Искренне
покайтесь за все грехи ваши в прошлом.
   После отпущения грехов священник спросил:
   - Вы иностранец?
   - Да.
   - Не дадите ли мне несколько сигарет?



5

   Почти в то же самое время Вирджиния впервые покаялась  в  своих  грехах
священнику в Вестминстерском кафедральном соборе. Она рассказала ему все -
полно,  точно,  ничего  не  скрывая  и  ни  в  чем  не  оправдываясь.   На
перечисление грехов и дурных поступков, совершенных ею на протяжении  всей
сознательной жизни, потребовалось менее пяти минут.
   - Благодарение богу за ваше откровенное и смиренное признание, - сказал
священник.
   Грехи были отпущены. Ей сказали об этом теми же словами, что и Гаю.  Ей
была дарована такая же милость господня.  Маленький  Триммер  зашевелился,
когда она опустилась на колени перед боковым алтарем  и  произнесла  слова
покаяния.
   После этого Вирджиния снова принялась за  шитье  приданого.  Вечером  в
этот день она сказала дядюшке Перегрину то же, что говорила раньше:
   - Не понимаю, почему люди делают из этого  так  много  шума?  Все  это,
оказывается, очень просто. И все же чувствовать, что в будущем тебе уже не
придется каяться в чем-нибудь серьезном, очень приятно.
   Дядюшка Перегрин ничего не ответил на это. Он никогда  не  считал,  что
обладает особой способностью распознавать души людские.  Все,  что  делало
или говорило большинство людей, просто озадачило  его,  когда  он  начинал
думать об этом. Такие Проблемы он предпочитал оставлять на суд божий.



6

   Лето в лесистых горах и плодородных долинах Северной Хорватии наступило
быстро и щедро. Мосты на небольшой,  одноколейной  железнодорожной  ветке,
связывавшей когда-то Бигой с Загребом, были  опущены,  шлагбаумы  подняты.
Магистральная дорога на Балканы вилась в восточном  направлении.  Немецкие
грузовые машины двигались по  ней  непрерывной  лентой  днем  и  ночью,  а
немецкие  гарнизоны  в  прилегающих  районах  сидели  в  ожидании  приказа
отступать. Здесь же, на островке освобожденной территории, крестьяне,  как
это бывало всегда в  прошлом,  обрабатывали  свои  поля,  священники,  как
всегда, служили в церквях обедни. В одной магометанской деревушке в первые
дни независимости Хорватии усташи сожгли  мечеть.  В  самом  Бигое  та  же
банда, обученная в Венгрии, взорвала  православную  церковь  и  осквернила
кладбище. Итальянцы отступали,  усташи  следовали  за  ними,  а  партизаны
спускались  сюда  с  гор  и  устанавливали  свою  власть.  Ряды   партизан
непрерывно  пополнялись  просачивавшимися  через  немецкую  линию   фронта
небольшими, разрозненными отрядами. Ощущался недостаток продовольствия, но
голода никто не испытывал.  Партизаны  взимали  небольшие  налоги,  но  до
грабежа дело не доходило. Партизаны подчинялись приказам, ибо расположение
крестьян имело для них первостепенное значение.
   Все буржуа покинули Бигой вместе с отступавшим гарнизоном. Магазины  на
небольшой главной улице стояли пустыми или  использовались  как  помещения
для постоя. Липовые аллеи были варварски  вырублены  на  дрова.  Однако  в
городе кое-где все еще встречались явные признаки габсбургской империи.  В
конце  прошлого  столетия  город,   благодаря   его   теплым   источникам,
благоустроили, и  он  стал-сравнительно  известным  курортом  с  лечебными
водами. В доме лечебных ванн по-прежнему была горячая  вода.  Два  пожилых
садовника все еще поддерживали  декоративные  насаждения  в  относительном
порядке.  В  густых  зарослях  между  палаточными  лагерями  партизан  еще
встречались  аккуратные  нивелированные  дорожки,  с  каждой  из   которых
открывался особый вид, а  по  сторонам  от  них  еще  можно  было  увидеть
поломанные скамейки  и  беседки,  в  которых  когда-то  отдыхали  больные,
принимавшие курс лечения.  Расположенные  вокруг  города  шикарные  виллы,
поспешно  оставленные  их  владельцами,   использовались   для   различных
служебных  надобностей  партизанами.  В  самой  большой   из   этих   вилл
разместилась русская миссия.
   В двух милях от города находилось  бывшее  пастбище  -  ровный  участок
земли, который использовался теперь как  аэродром.  Заведовали  аэродромом
четыре авиатора английских военно-воздушных сил. Они занимали одну сторону
четырехугольника из деревянных домов, составлявших ранее  находившуюся  по
соседству с пастбищем сельскохозяйственную ферму. Дома  с  другой  стороны
четырехугольника, отделенные от первых кучами навоза, занимала  английская
военная миссия. Обе эти миссии неутомимо обслуживались тремя черногорскими
вдовами  военного  времени;  функция  охраны  миссий  была  возложена   на
партизан, а роль переводчика выполнял некто по имени Бакич -  политический
изгнанник тридцатых годов, живший в Нью-Йорке и в какой-то мере  усвоивший
там английский язык. Каждая миссия располагала собственной  радиостанцией,
при   помощи   которой   осуществляла   связь   с   различными    штабами.
Сержант-связист  и  денщик  составляли   немногочисленный   штат   миссии,
возглавляемой Гаем.
   Офицер, которого Гай сменил на этом посту, впал  в  меланхолию,  и  его
отозвали для медицинского обследования. Он  улетел  на  том  же  самолете,
который доставил Гая. Между ними состоялся десятиминутный  разговор,  пока
группа девушек выгружала из самолета запасы.
   - Эти товарищи - хитрые люди, - сказал он. - Не держите у себя  никаких
копий шифровок. Бакич читает все, что попадается под руку. И  не  говорите
при нем ничего такого, что могло бы заинтересовать его начальство.
   Командир эскадрильи заметил, что этот офицер  стал  в  последнее  время
чертовски нудным. Страдает манией преследования. Совсем  не  тот  человек,
который необходим на этом месте.
   Джо  Каттермоул   хорошо   проинструктировал   Гая   относительно   его
обязанностей. Они были  необременительными.  В  это  время  года  самолеты
прилетали в Бигой почти каждую неделю, доставляя помимо запасов  и  грузов
не называвших своих имен людей в форме, которые  сразу  же  после  посадки
самолета направлялись в штабы своих товарищей. В  обратный  рейс  самолеты
забирали  тяжело   раненных   партизан   и   союзников-летчиков,   которые
выбрасывались с парашютом из поврежденных бомбардировщиков, возвращавшихся
из Германии в  Италию.  Наряду  с  доставкой  на  аэродром  запасы  просто
сбрасывались с самолетов в  различных  районах  освобожденной  территории:
бензин и оружие - парашютом, а менее уязвимые - одежда и продовольствие  -
в свободном падении. Рейсами всех самолетов руководил командир эскадрильи.
Он назна