Дж.П.Данливи.
     Волшебная сказка Нью-Йорка


    Перевод с английского Сергея Ильина

     1

     Февраль,  три  часа  дня.  Высокое  синее  небо. Знамена и
флаги, и стайки людей между ними. Приветствия и печаль.
     Большой  черный  ящик  поднимается  из  глубокого   трюма,
раскачиваясь  высоко  над  бортом парохода. Несколько грузчиков
стягивают шапки и капюшоны. Вполголоса  переговариваясь,  мягко
опускают  ящик на рельсовую тележку и, подталкивая ее, увозят в
эллинг.
     Корнелиус  Кристиан  стоит  под  буквой  последней  буквой
названия города, глядя на приближающегося таможеника.
     -- Мне  очень  жаль,  сэр.  Я  понимаю,  сейчас  не  время
приставать к вам с вопросами, но если вы сможете пройти со мной
в контору, я постараюсь покончить с этим как можно быстрее. Это
всего лишь формальность.
     Проход по пирсу сквозь грохот  тележек,  дуновенья  духов,
мимо  мехов  и  твида,  к  теплому домику, где клекочут пишущие
машинки. Рослый смуглый таможеник, кулак с карандашом лежит  на
листке бумаги.
     -- Я так понимаю, это случилось на борту судна.
     -- Да.
     -- Вы американец, а ваша жена была иностранкой.
     -- Да.
     -- И вы хотите похоронить ее здесь.
     -- Да.
     -- Видите  ли,  мы обязаны уточнять такие вещи, а то потом
неприятностей не  оберешься.  Но  обременять  вас  больше,  чем
нужно, мы не хотим. Дети путешествовали с вами.
     -- Только я и моя жена.
     -- Понимаю. Также остальное ваше имущество, собственность,
личные    принадлежности.   Ни   произведений   искусства,   ни
антиквариата. Вы ничего не ввозите.
     -- Нет.
     -- Распишитесь вот здесь. Ну все, и если у  вас  возникнут
какие-нибудь сложности, без колебаний обращайтесь прямо ко мне.
Тут  написано мое имя, я все улажу. Просто найдите Стива Келли,
на таможне меня знают. Сюда только что звонили из Погребального
дома Вайна. Я ему сказал, что все в  порядке,  он  говорит,  вы
можете  зайти  к  нему в офис или позвонить в любое время, днем
или вечером. Так что не волнуйтесь.
     -- Большое спасибо.
     Таможеник похлопывает Кристиана по плечу.
     -- И вот еще что, мистер Кристиан, обратитесь к  грузчику,
такой  парень  в меховой куртке. Скажите ему, Стив говорил, что
вы поможете мне с вещами. О'кей. Ни о чем не тревожьтесь.
     -- Спасибо.
     Снаружи скрежет  лебедок,  цокот  высоких  каблуков,  кипы
пестрого багажа, цветные наклейки. Высоченный борт парохода. Мы
подгялись  на  него,  когда  он  покачивался на волнах в гавани
Корка. Крепкое, холодное судно. Все зябко кутались, пока буксир
волок его по неспокойной воде.  Оставляя  на  берегу  розоватые
домики,  из  которых  каждое  утро  винтом  уходит  в  небо дым
горящего торфа. Черные клепки стального корпуса. Я шел  за  ней
следом.  По трапу, качавшемуся над водой. А теперь сквозь толпу
людей, принимающих друг друга в объятия.  Вот  этот  грузчик  в
меховой куртке, крюк засунут под мышку. Бугристые челюсти.
     -- Извините, Стив сказал, что вы поможете мне с вещами.
     -- А, да, конечно. Об чем разговор. Много у вас.
     -- Три небольших чемодана, две сумки.
     -- О'кей.  Вы  давайте сейчас идите за мной. Я их сложу на
транспортер. А вы меня подождете у лестницы внизу. Такси.
     -- Да, пожалуйста.
     Под крышей на решетчатых фермах полно указателей. Денег не
взял. Траеспортер,  громыхая,  тащит  вниз  ящики  и  чемоданы.
Бестолковщина  и  толкотня.  При таком обращении с багажом гроб
может  треснуть  и  развалиться.   Как   орут   эти   таксисты.
Гранд-Сентрал,  пять  зеленых.  Пенсильванский,  три пятьдесят.
Лицо у грузчика в шрамах, руки упер в бока.
     -- Мистер Кристиан, этот парень отвезет вас куда захотите.
Багаж погружен.
     -- Вот.
     -- Нет-нет. Денег не надо. За любезность я денег не  беру.
Вы тоже кому-то поможете. Так оно и пойдет по свету.
     -- Спасибо.
     -- Не на чем.
     Корнелиус   Кристиан,   открывает   дверцу  поблескивающей
машины. Со все[ сторон сигналят.  Водитель  в  зеленой  фуражке
оборачивается.
     -- Куда едем, приятель.
     -- Не знаю. Пока не придумал.
     -- Послушайте,  у  меня  нет  целого дня в запасе. Мне еще
одно судно встречать.
     -- Вы не знаете, где бы я мог снять комнату.
     -- Я же не справочник, приятель.
     -- Любое место.
     -- Тут целая куча отелей.
     -- Может быть, вам известно какое-нибудь место, где  можно
снять комнату.
     -- Для людей вроде вас пансион -- самое милое дело. Знаю я
тут несколько  дыр.  Только  искать,  это  ж  время уйдет. Если
каждому искать  комнату,  ноги  протянешь  с  голодухи.  Такими
делами  шиш  чего  заработаешь.  О'кей.  Есть  одно  местечко в
Вест-Сайде, рядом с музеем.
     Такси разворачивается. Другие люди с улыбками, с пальто  в
руках,  рассаживаются  по машинам. Путешествие окончено. Многие
подружились. А мы ползем вверх по холму, к ревущему шоссе.
     -- Не мое дело, конечно,  но  как  это  парень  вроде  вас
отмахал  такой конец, а податься ему некуда. По разговору вы не
из тех, у кого не бывает друзей, да  и  по  виду  тоже.  Ну  да
ладно.  Все  люди разные. Только и знаю, что твержу это жене, а
она все равно не верит. Думает, все вроде  нее.  А  далеко  вас
носило.
     -- Я там учился в университете.
     -- Там хорошее образование. Плохо, небось, одному.
     -- Нет, я люблю одиночество.
     -- Ну  и правильно. Хотите чувствовать себя одиноким, ваше
полное  право.  Да  только  посмотрите  вокруг,  какое  уж  тут
одиночество. Вид у всех такой, будто вот-вот все взорвется. А у
меня  и вовсе образина, как у макаки. Знаете почему. Потому что
у  меня  был  зоомагазин,  пока  один  мой   родственничек   не
додумался,  как  огрести  уйму  денег.  Я  и вылетел в трубу, в
результате.  Теперь  вот  баранку   кручу.   Здесь   все,   как
вздрюченные,  и все норовят деньгу с лету урвать. Что за жизнь.
Вертишься, вертишься, а потом уж и остановиться не можешь.
     Кристиан складывает на коленях  руки  в  белых  перчатках.
Автомобили  текут  по  шоссе. Вой проносящейся мимо полицейской
машины.
     -- Слыхали,  малый  один  за  десять  центов  мать  родную
угрохал.  Люди, вроде меня, хочешь не хочешь, а вынуждены целый
день дуть молоко, чисто младенцы. Говорю вам, это преступление.
Из самого себя кишки выматывать. Жуть какая-то.  В  этом  богом
проклятом городе от иностранцев не продохнешь. Думаешь, чего их
сюда навалило, в Европе им не сидится. Вы иностранец.
     -- Нет.
     -- А сошли бы за иностранца. По мне-то, мистер, все едино,
иностранец вы или нет. Моя мама сюда из Минска приехала.
     Облака   сереют,  уходя  на  восток.  Внизу  вдоль  берега
намерзает лед. Дымное красное слабое солнце.
     Такси сворачивает с шоссе. Между  опорами  идущей  поверху
улицы.  Вон  там можно выпить пива. Табуретки у стойки, опилки.
Грузчики с крюками. Как говорится, помалкивай, целее будешь.  В
толпе безопасно. Протолкаться, орудуя локтями, туда, где вокруг
одни рукава и ладони, чтобы их пожимать и трясти.
     -- О'кей, мистер, приехали. С вас пять зеленых.
     Красновато-серый камень, его называют песчаником. Железная
ограда.  За  которой  много  лет  назад  жил  богатей.  Высокие
ступеньки. Первые пять долларов.
     -- Вы позвоните хозяйке, мистер, а я затащу ваши чемоданы,
так не разбогатеешь, но уж больно вид у  вас  одинокий.  Миссис
Гроц о вас позаботится. Она с приветом, да кто теперь без него.
     Миссис  Гроц,  косоглазая,  завернувшись в черное пальто с
воротником из черно-бурой лисицы, стоит в дверях.
     -- Что вам здесь нужно, мистер.
     -- Он в порядке,  ма,  только  что  из  Европы,  учился  в
университете. У него просто нет друзей.
     -- Друзья должны быть у всякого.
     -- Откуда ты знаешь, может, он в них не нуждается.
     -- Оттуда, чокнутый ты таксист, что дружба -- это все.
     -- Вот  и  жена  считает  меня чокнутым, а детишки думают,
будто я господь бог.
     -- Отправляйся домой, чокнутый  таксист.  Идите  за  мной,
мистер, у меня есть хорошая комната.
     Волоку чемоданы вслед за крупной кормой, всползающей вверх
по лестнице. В луковое зловоние. И запах пыли.
     -- Для  меня,  мистер,  на  лестницу  влезть это труд. Все
приходится делать самой. После мужа. Упал и помер, как  был,  в
одних  подштанниках.  Прямо у меня на глазах. Такое потрясение.
Пошел свет выключать да ничком и рухнул. Я с тех  пор  нервная,
вся  трясусь.  Вот как мужья-то иногда мрут. А то думают, будто
они такие воспитанные, что тихо помирают в больнице.
     Комната  с  высоко  поднятыми  красными  шторами.  Двойная
кровать вроде той, что я видел однажды в Вирджинии, когда вышел
гулять  на  улицу  и  забрался  в  стоявший  под жарким солнцем
фургон. Всегда хотелось уметь запасаться на зиму теплом.
     -- Четыре доллара пятьдесят за ночь или двадцать в неделю.
Видите, у меня тут радио, полки, газовая плита,  горячая  вода.
Радио громко не включайте.
     -- Я вам дня через два скажу, надолго ли я задержусь.
     -- Будем считать, до пятницы, а там уж решайте. Забавный у
вас говор, английский. В университете так выучились говорить.
     -- Выучился немного.
     -- Или может вы с таким выговором и родились.
     -- Не знаю.
     -- Давайте четыре доллара пятьдесят центов.

                           Вот ты
                           И купил себе
                           Бруклинский
                           Мост

     2

     Новый мир. Открываю, положив на постель, чемоданы. Включаю
обогреватель.  Мимо  еще одной мрачно окрашенной двери выхожу в
прихожую. Темным-темно.  Только  машины  проплывают  по  улице,
словно лодки с цветными фонариками.
     В  ванной  комнате, нахожу выключатель. На полу скомканное
зеленое полотенце. Поднимаю сиденье.  Убедительная  просьба  ко
всем  джентльменам. В детстве ты никогда сиденья не поднимал, и
мама  говорила  тебе:  поднимай  сиденье.  Подбери   полотенце.
Возвращаюсь.  А на этой двери табличка под целлофаном. Все, что
мне остается теперь, это ждать, ждать и ждать.  Должно  пройти.
Ей  никогда  не  приходилось  укладываться  и  в чемодане у нее
полная каша. Я называл ее неряхой,  почему  ты  не  складываешь
одежду.  Придется идти туда. В похоронное бюро. Умойся хотя бы.
И побыть-то с ней рядом некому. А я и сам  переполнен  смертью.
Надеюсь,  мне  удастся спустя столько лет найти туда дорогу. Во
сколько это мне обойдется. Вот так под конец оказаться в  земле
среди множества посторонних людей.
     Кристиан  спускается  по  ступенькам  на улицу. Серый твид
согревает спину. Белые перчатки на руках. Улица полна теней.  И
запаркованных  темных  машин.  А  впереди по ходу старые стылые
пальцы деревьев. После такого обилия океана. Не знаю я, что мне
сказать этому человеку. Он, наверное, будет в черном. Дать ему,
что  ли,  на  чай  или  сигару.  Он  может  подумать,   что   я
недостаточно  переживаю  или  не  способен  сосредоточиться  на
мыслях о смерти.
     Высокие серые окна музея. Вот  и  спуск  в  подземку.  Все
вокруг  жуют  резинку.  Турникет  совсем  как  на  скачках. Как
аккуратно входит монетка. Дзынь и там. Мог бы спуститься  прямо
под  поезд.  Позволить  ему с громом промчаться по мне. До чего
тут надо дотронуться, чтобы током убило. А как они  догадаются,
что  меня  следует отвезти туда и положить рядом с Элен. Напиши
на чем-нибудь и сунь в бумажник. В случае моей смерти доставьте
меня в Погребальный дом Вайна и похороните вместе  с  Элен.  До
того  искромсало,  что оставшиеся куски можно запихать в тот же
гроб. Просто я не смог  свыкнуться  с  мыслью,  что  ты  будешь
мерзнуть,  а  последние  твои  слова  были  о  том,  чтобы тебя
похоронили в земле. И ты всегда накладывала вокруг глаз зеленые
тени. Приближалась ко мне, шелестя шелковым платьем и по  звуку
казалось,  будто внутри у тебя пустота. Прислушивалась глазами.
А в первый день на  море  я  не  позволил  тебе  потратить  два
доллара  на  шезлонг.  Теперь-то я бы позволил. Теперь я бы все
тебе позволил. Элен, ты могла бы взять два шезлонга или три,  я
бы ничего не сказал. Дело же не в деньгах. Я не хотел, чтобы ты
простудилась, потому что вид у тебя был такой нездоровый, ты бы
там  закоченела,  никто  же не знал, до чего ты больна. Вот я и
выдернул полотенце. Выдрал его у тебя прямо из  рук,  когда  ты
сказала, что не прочь потратить два доллара. Не в деньгах дело,
я  бы  порвал  эти  два доллара прямо здесь, на платформе. Нет,
господи, все же в деньгах. И я тебя потерял.
     Голова никнет. Побелевшей костяшкой тру кожу  под  глазом.
Мужчина делает шаг в мою сторону.
     -- Эй, приятель, с тобой все в порядке.
     -- Да, все в порядке. Пыль попала в глаза.
     -- О'кей, приятель, я просто на всякий случай.
     Поезд,  ревущий  в  туннеле. Вымахивает на станцию. Что-то
свиристит под полом вагона. Дверь с урчанием закрывается. Потом
вверх, наружу, пересекая каждую авеню, когда  краснеет  свет  и
машины,  скользя, застывают. И все так ново вокруг и так старо.
Давно,  еще  в  юности,  прогуливаясь  здесь,  я  услышал,  как
автомобиль  заверещал и сбил мальчишку. Видел его плечо в белой
рубашке. И  задавался  вопросом,  может  быть,  люди  соберутся
вокруг него, чтобы ему было теплее, а не сбегут, как я.
     Там, дальше, где улица опускается вниз, эстакада с поездом
на ней,  высокие  здания и река. Уже близко. Вот здесь. Двойные
занавешенные двери, две  елочки  по  сторонам.  Толкаю,  вхожу.
Господи,   разве  тебе  здесь  место.  Холл  с  мягким  ковром,
впечатление роскоши. Теплый зеленый  свет  омывает  стены.  Все
здесь  такое  мягкое.  Это  неплохо.  Вон  открытая  дверь. Она
поблескивает, я стучу. Мужские черные туфли и черные  носки  на
подвязках  торчат  из-под стола. Шевелятся и сияют. Передо мною
его рука.
     -- Добрый вечер. Вы мистер Кристиан, не так ли.
     -- Да.
     -- Простите,  что  вынудил  вас  прийти.  Я  мистер  Вайн,
садитесь, пожалуйста.
     -- Спасибо.
     -- Вы курите. Сигарету. Сигару.
     -- Нет, спасибо.
     -- Ну  что же, устраивайтесь поудобнее. Нам нужно обсудить
лишь несколько  мелочей.  Человек  из  таможни,  с  которым  вы
разговаривали,  позвонил  нам после того, как вы покинули пирс.
Очень любезно с  его  стороны,  что  же  касается  меня,  то  я
определенно  сделаю все, что смогу, мистер Кристиан. Вот только
здесь распишитесь.
     -- Спасибо.
     -- Я не просто человек, который работает в  этом  бизнесе.
Для  меня  он очень многое значит, и если я могу кому-то чем-то
помочь, я делаю это с радостью. Имейте это в виду.
     -- Вы очень любезны.
     -- Выше себя, конечно, не прыгнешь, мистер Кристиан. Но мы
стараемся  проникнуться  скорбью  клиента.  Я   договорился   о
похоронах в Зеленом Доле. Вы Нью-Йорк знаете.
     -- Да, я здесь родился.
     -- Ну,  значит,  и  Зеленый  Дол  вам  известен.  Одно  из
красивейших кладбищ мира, всегда приятно его навещать. Моя жена
тоже там похоронена, так что  я  знаю,  это  место,  где  царит
покой.  Мы  понимаем,  что  значит  скорбь,  мистер Кристиан. Я
возьму на себя  заботы  обо  всех  мелочах,  вы  сможете  потом
поговорить с моими сотрудниками. Все будет происходить под моим
личным руководством. Мы подготовим похороны к тому сроку, какой
вы укажете.
     -- Нельзя ли сделать все завтра утром.
     -- Да.  Но  достаточно  ли  времени  даст  это  скорбящим.
Извещение появится только в  завтрашней  "Дейли  Ньюс",  у  них
будет всего лишь пара часов, чтобы добраться сюда.
     -- Я буду единственным скорбящим.
     -- Понимаю.
     -- Никто не знал, что мы приезжаем в Нью-Йорк.
     -- Я   могу   отвести   вам   маленький  покой,  прямо  за
вестибюлем.
     -- Всего на несколько минут. Я хочу, чтобы церемония  была
очень короткой.
     -- Понимаю. Насчет цветов.
     -- Я предпочел бы что-нибудь простое. Возможно, венок и на
нем "моей Элен".
     -- Разумеется.  Что-нибудь  простое.  Я  сам позабочусь об
этом. Мы стараемся подружиться с печалью, мистер Кристиан.  Так
легче ее познать. Что вы скажете о стекле. Оно прочнее всего.
     -- Да, хорошо.
     -- А где вы остановились.
     -- Рядом с Музеем Естественной истории.
     -- Приятное  соседство.  В  этом  здании многое наводит на
размышления. Мы пришлем за вами машину.
     -- Мне придется отдельно ее оплатить.
     -- Входит в стоимость похорон, мистер Кристиан. Когда  вам
будет удобно -- девять тридцать, десять, назовите любое время.
     -- Девять тридцать подходит.
     -- Мистер  Кристиан,  вы  не  против  того,  чтобы немного
выпить перед уходом. Глоток шотландского.
     -- Да, пожалуй. Вы ирландец, мистер Вайн.
     -- Мать была ирландка. А отец немец.
     Мистер  Вайн,  слегка  подергивая  головой  и  помаргивая,
пересекает мягкий канареечного цвета ковер. Сует опрятную белую
ладошку  под ярко освещенную картину. Солнечный свет, сочащийся
сквозь горные сосны, и  бронзовая  табличка  с  названием  "Под
зимним   солнцем".   Панели   расходятся.  Полки  с  бутылками,
стаканами и белой дверцей холодильника. Пьет, надо думать,  как
рыба. Каждую ночь его выволакивают отсюда, точно труп. А мне не
хватает смелости сказать ему, что я вырос в Бронксе.
     -- Содовой, мистер Кристиан.
     -- Пожалуйста.
     -- Как  вы  это  произнесли.  Всего  одно слово. Я могу по
вашему выговору сказать, что вы  человек  образованный,  мистер
Кристиан. И имя ваше мне нравится. Сам-то я особого образования
не  получил.  Разведывал нефть в Техасе, потом стал управляющим
на промыслах. Глядя на меня, такого не скажешь, верно.  Оставил
школу  в  девять  лет.  Меня  всегда тянуло к этому бизнесу, но
возможность прослушать школьный курс представилась мне  лишь  к
тридцати  годам.  Я  тогда  уже на флоте служил, а потом, после
флота, учился на курсах для  владельцев  похоронных  бюро.  Эта
работа дает ощущение близости к людям. В ней есть свое величие.
И  искусство.  Когда  понимаешь,  что  ты  способен сделать для
людей,  которые  поступают  к  тебе  совершенно   беспомощными.
Воссоздать  их  такими,  какие  они  были  при жизни. Позволяет
умерять людские  скорби.  Вы  --  человек,  с  которым  я  могу
говорить свободно, личность с достойным складом ума. Эти вещи я
всегда  чувствую.  А  есть,  знаете,  такие,  что просто с души
воротит. Единственное, что не нравится мне в этом бизнесе,  это
обилие  шарлатанов,  уж  я  их  понавидался. Ну, давайте еще по
одной, за ваше здоровье.
     -- Спасибо.
     -- Некоторые считают меня человеком, чересчур откровенным,
но я испытываю чувство  глубокого  удовлетворения  оттого,  что
люди  препоручают  мне всех членов своих семей до последнего, и
это в таком  огромном  городе,  как  наш.  Я  открыл  еще  одно
отделение на пятидесятых западных улицах. Но здесь мне нравится
больше,  здесь  я  начинал. Две мои дочурки выросли, они теперь
взрослые женщины. Здесь встречаешь людей самых разных  занятий.
Я  отчасти  философ  и  мне кажется, что все, чему тебе суждено
научиться, ты изучишь, просто делая для людей  то,  что  должен
делать,  и  в  этом  смысле  я  никогда  не упускаю возможности
пополнить свое образование. В сущности говоря, у меня ведь  нет
никакого  диплома.  Что представляется особенно грустным, когда
хоронишь людей, у которых он есть. И все же главное в том,  как
человек  себя  ведет.  Вот  почему  я  понял  о  вас  все, едва
таможеник сказал по телефону, что вы настоящий  джентльмен.  Вы
не  будете  против,  если  я  покажу  вам,  как  тут  у нас все
устроено. Если вам не хочется, я не обижусь.
     -- Нет, я не против.
     -- Вы почувствуете, что она здесь как бы у  себя  дома,  а
это  утешительное  чувство.  Пойдемте, у нас сегодня пустовато,
всего двое усопших да и те в филиале, хотя,  вообще  говоря,  в
это время года бизнес наш оживляется.
     Мистер   Вайн   встает.  Мягко  наклоняет  вперед  корпус.
Встряхивает головой, поднимает одно плечо  к  уху.  Морщинки  у
глаз, волосы стоят торчком