меланхолический  лакей,  как  бы  говоря:
"Грядите в столовую, несчастные сыны человеческие, и вкусите отравы!"
     Твемлоу, который остался без дамы, плетется сзади, хватаясь за  голову.
Бутс и Бруэр думают, что он захворал, и шепчутся: "Ослаб, должно  быть.  Еще
не завтракал". Но он только подавлен загадкой жизни.
     После супа Твемлоу оживает и  мирно  беседует  с  Бутсом  и  Бруэром  о
последнем  номере  "Придворных  новостей".  Когда  подают   рыбу,   Вениринг
обращается к нему с вопросом:  "В  городе  ли  его  кузен  лорд  Снигсворт?"
Твемлоу сообщает, что кузен  сейчас  за  городом.  "В  Снигсворти-парке?"  -
осведомляется Вениринг. "Да, в Снигсворти", - отвечает Твемлоу. Бутс и Бруэр
делают вывод, что такое знакомство надо поддерживать, а Вениринг убеждается,
что сделал ценное приобретение. Тем временем  лакей  обходит  вокруг  стола,
мрачный как химик, занимающийся анализом, и кажется, что,  предлагая  гостям
шабли, он думает про себя. "Кабы вы знали, из чего оно делается, вы бы его и
в рот не взяли".
     Большое зеркало над буфетом отражает стол и сидящее  за  ним  общество.
Отражает новый герб Венирингов: золотой с серебром верблюд в разных видах: и
матовый, без блеска, и  полированный,  с  блеском.  Геральдическая  коллегия
отыскала для Вениринга крестоносца-предка, который носил на щите верблюда, -
или мог бы носить, если бы догадался об этом вовремя,  -  и  теперь  караван
тянется по всему столу, нагруженный цветами, фруктами, восковыми  свечами  и
становится на колени с грузом соли. Отражает Вениринга, брюнета лет  сорока,
с волнистыми волосами, склонного к  полноте,  изворотливого,  загадочного  и
туманного - нечто вроде пророка под покрывалом, довольно  представительного,
но только без пророчеств. Отражает  миссис  Вениринг,  блондинку  с  орлиным
носом, орлиными пальцами и не слишком густыми волосами, блистающую шелками и
драгоценностями, восторженную, благосклонную, вполне уверенную  в  том,  что
мантия пророка одним  концом  прикрывает  и  ее  самое.  Отражает  Подснепа,
отлично упитанного, с двумя полосками светлой щетины по обеим сторонам лысой
головы, похожими более на щетки для волос, чем на самые волосы,  с  красными
прыщами на лбу и широкой полоской измятого воротничка на  затылке.  Отражает
миссис Подснеп, великолепный экземпляр с точки зрения  профессора  Оуэна:  *
сплошной костяк, шея и ноздри,  как  у  игрушечной  лошадки,  резкие  черты,
величественная  прическа,  увешанная  дарами  Подснепа  словно   жертвенник.
Отражает Твемлоу, седого, сухонького, подверженного простудам, в точно таком
же воротничке и галстуке, как у  первого  джентльмена  Европы  *,  с  такими
втянутыми щеками, словно он сделал когда-то попытку уйти в себя,  да  так  и
остался, не в силах двинуться  дальше.  Отражает  пожилую  молодую  особу  с
черными как смоль локонами и цветом лица, который очень выигрывает от пудры,
не без успеха  пленяющую  пожилого  молодого  человека,  который  отличается
излишне крупным носом, излишне рыжими бакенбардами, излишне тесным  жилетом,
излишним  блеском  запонок,  пуговиц,  глаз,  разговора  и  зубов.  Отражает
престарелую очаровательницу леди  Типлинз,  справа  от  Вениринга,  с  серым
непомерной длины лицом, словно  отраженным  в  столовой  ложке,  и  крашеным
пробором, - весьма удобной дорогой к пучку фальшивых  волос  на  затылке,  -
покровительственно беседующую с миссис  Вениринг  напротив  нее,  которая  с
радостью принимает это  покровительство.  Отражает  некоего  Мортимера,  еще
одного из старейших друзей Вениринга, который до сих пор ни разу не бывал  в
доме и больше бывать не собирается; его заманила сюда леди Типпинз  (подруга
его детства) с тем, чтобы он приехал к этим людям и разговаривал, а он сидит
с  безутешным  видом  по  левую  руку  от  миссис  Вениринг  и   не   желает
разговаривать. Отражает Мортимерова друга Юджина, который погребен заживо  в
глубине кресла, за плечом пожилой молодой  особы  с  эполетой  из  пудры,  и
находит утешение единственно в шампанском, которое время от времени разносит
Химик. Наконец в зеркале отражаются Бруэр с Бутсом и остальные  два  Буфера,
которых разместили среди прочих гостей в виде затычек, на случай  возможного
столкновения.
     Обеды у Венирингов превосходные - иначе новые знакомые не  стали  бы  к
ним  ездить,  -  и  все  идет  как  полагается.  Достойны  внимания   опыты,
производимые леди  Типпинз  над  своим  пищеварением,  настолько  сложные  и
смелые, что если бы опубликовать их результаты, то это было бы  благодеянием
для всего человечества. Нагрузившись провизией со  всех  концов  земли,  эта
крепкая старая шхуна достигает, наконец, Северного Полюса и, в то время  как
убирают тарелочки из-под мороженого, произносит следующие слова:
     - Уверяю вас, дорогой мой Вениринг...
     (Бедняга Твемлоу подносит руку ко лбу, терзаемый опасениями, что  самым
старым другом Венирингов, пожалуй, окажется леди Типпинз.)
     - Уверяю вас, дорогой мой Вениринг, что это очень любопытное дело! Я не
прошу вас  верить  мне  на  слово,  без  самых  надежных  рекомендаций,  как
говорится в рекламах. Вот моя рекомендация - Мортимер, ему все это известно.
     Мортимер приподнимает усталые веки и слегка приоткрывает рот. Но тут по
его лицу проходит слабая улыбка, говорящая: "Какой смысл разговаривать!" - И
он снова опускает веки и закрывает рот.
     - Ну, Мортимер, - произносит леди Типпинз, постукивая сложенным  веером
по костяшкам левой руки, состоящей как будто из одних костяшек, - я  требую,
чтобы вы рассказали решительно все, что вам  известно  об  этом  человеке  с
Ямайки.
     - Даю вам честное слово, я ничего не слыхал ни про  какого  человека  с
Ямайки, разве только про того чернокожего, который человек и брат наш.
     - Тогда с Тобаго *.
     - И с Тобаго не слыхал.
     - Разве только, - вмешивается Юджин так неожиданно, что пожилая молодая
особа, совсем про него забывшая, вздрагивает  и  убирает  подальше  от  него
эполету из пудры, - разве только про нашего друга, который ничего и в рот не
брал, кроме кашки и желе, но доктор что-то там сказал, и тогда он  уписал...
бараний бок, кажется.
     За столом все оживляются,  создается  впечатление,  что  Юджин  вот-вот
разговорится. Впечатление обманчивое, - он опять замыкается в молчание.
     - Милая моя миссис Вениринг, -  говорит  леди  Типпинз,  -  скажите  па
милость, что может быть гнуснее такого поведения?  Я  везде  вожу  за  собой
своих поклонников, по двое и по трое зараз с условием, чтобы они  вели  себя
преданно и покорно, а тут первый мой раб,  глава  всех  прочих  моих  рабов,
вдруг взбунтовался и сбрасывает оковы при посторонних!  Да  еще  другой  мой
поклонник, правда, пока что неотесанный Кимон *, однако я не  теряю  надежды
сделать из него что-нибудь порядочное, вдруг прикидывается, будто  не  может
припомнить какие-то детские стишки! Нарочно, лишь бы рассердить  меня,  ведь
ему известно, что я их просто обожаю!
     Леди  Типпинз  упорно  держится  этой  зловещей  выдумки  насчет  своих
поклонников. Ее всегда сопровождают  один  или  два  поклонника.  Она  ведет
список своих поклонников  и  то  вписывает  в  него  нового  поклонника,  то
вычеркивает старого поклонника, то заносит поклонника в  черный  список,  то
переносит поклонника в золотой список, то подсчитывает своих поклонников, то
еще как-нибудь выставляет на вид  свой  список.  Миссис  Вениринг  очарована
таким остроумием, сам Вениринг тоже. Быть может, оно действует  еще  сильнее
оттого, что какой-то клубок все время катается у леди Типпинз под  кожей  на
желтой шее, похожей на куриную ногу.
     - С этой минуты я прогоняю коварного изменника, дорогая моя, и с  этого
самого вечера вычеркиваю его имя из Купидона (так называется моя книжка). Но
я не отстану, пока мне не расскажут про человека неизвестно  откуда,  а  так
как сама я потеряла всякое влияние,  то  попрошу  вас,  душенька,  добейтесь
этого для меня. О коварный! - Это она говорит Мортимеру, постукивая  зеленым
веером.
     - Мы все очень интересуемся человеком  неизвестно  откуда,  -  замечает
Вениринг.
     Тут все четыре Буфера, набравшись храбрости, говорят разом:
     - Очень интересно!
     - Это так волнует!
     - Как драматично!
     - Это человек ниоткуда?
     И  тут  миссис  Вениринг  -  так  заражающе  действуют  обольстительные
кривлянья леди Типпинз, - сложив руки на манер просящего ребенка, обращается
к соседу слева и шепелявит:
     - Плосу вас! Позалуста! Пло целовека ниоткуда!
     Причем  все  четыре  Буфера,  словно  движимые   все   разом   какою-то
таинственной силой, восклицают:
     - Как можно устоять!
     -  Клянусь  жизнью,   -   томно   говорит   Мортимер,   -   чрезвычайно
затруднительно рассказывать, когда на тебя обращены глаза всей Европы,  и  я
утешаюсь единственно тем, что все вы будете в душе проклинать леди  Типпинз,
когда сами увидите, что человек неизвестно откуда просто скучен,  а  это  вы
непременно увидите. Конечно, жаль  разрушать  романтику,  прикрепляя  его  к
определенному месту жительства, хотя я и позабыл, как  оно  называется,  но,
может быть, кто-нибудь другой здесь припомнит, - там еще выделывают вино.
     - Фабрика ваксы Дея и Мартина, - подсказывает Юджин.
     - Нет, не то, - невозмутимо возражает Мортимер, - там делают  портвейн.
А мой герой оттуда, где делают капское вино. Да ты послушай,  старина,  ведь
это не какая-нибудь статистика, а довольно любопытное дело.
     Замечательно то, что за столом Венирингов никто из гостей  не  обращает
внимания на самих хозяев, и если есть что  рассказать,  предпочитают  обычно
рассказывать кому-нибудь другому.
     - Этот человек, по фамилии Гармон, - продолжает Мортимер,  обращаясь  к
Юджину, - был единственным  сыном  прожженного  старого  мошенника,  который
нажил себе состояние на мусоре.
     - В красном плисе и с колокольчиком? - спрашивает мрачный Юджин.
     - И с лестницей и корзинкой *, если хочешь. Так или иначе,  с  течением
времени он разбогател на мусорных подрядах, -  а  жил  он  в  ложбине  между
горами, целиком составленными из  мусора.  На  своем  собственном  небольшом
участке этот старый брюзга насыпал свой собственный горный хребет, наподобие
старого вулкана, а основой его  геологической  формации  послужил  мусор  *.
Угольный мусор, овощной мусор, костяной мусор, битая посуда, крупный  мусор,
просеянный мусор, - словом, мусор всех сортов.
     Мимолетное  воспоминание  о  миссис   Вениринг   заставляет   Мортимера
адресоваться  к  ней  со  следующими  пятью-шестью  словами,  потом,   снова
забывшись, он обращает свою речь к Твемлоу, не  находит  в  нем  отклика  и,
наконец, вступает в общение с Буферами, которые принимают его с восторгом.
     -  Душе,  -  кажется,  я  правильно  выразился?  -  этого   образцового
экземпляра  доставляло  высочайшее  наслаждение  проклинать  своих   близких
родственников и выгонять их из дому. Естественным образом, он начал с  того,
что оказал внимание  своей  собственной  жене,  а  затем,  на  досуге,  смог
заняться и дочерью, равным образом признав ее права. Он выбрал для нее мужа,
считаясь единственно со своим собственным вкусом, но не с ней,  и  собирался
уже закрепить за дочерью, в виде  приданого,  не  знаю  сколько  мусора,  но
только неимоверно  много.  Когда  дело  дошло  до  этого,  дочь  почтительно
сообщила, что она уже обручена тайно с  тем  весьма  популярным  персонажем,
которого романисты и стихотворцы именуют "Другой", и что брак по выбору отца
обратит ее сердце в прах и самую  жизнь  в  мусор,  -  словом,  заставит  ее
заняться делом отца в весьма широких масштабах.  Немедленно  вслед  за  этим
почтенный родитель - как говорят, в холодную зимнюю ночь,  -  проклял  ее  и
выгнал вон из дому.
     Тут Химик (по-видимому, составивший себе  весьма  невыгодное  мнение  о
рассказе Мортимера) уделяет всем Буферам понемножку  красного  вина,  и  те,
опять-таки  движимые  все  сразу   некоей   таинственной   силой,   медленно
просмаковав его с особенной гримасой наслаждения, восклицают хором:
     - Продолжайте, пожалуйста!
     - Денежные ресурсы Другого оказались, как  это  обычно  бывает,  крайне
ограниченны. Кажется, я нисколько не  преувеличу,  если  скажу,  что  Другой
вечно сидел на мели. Тем не  менее  он  женился  на  молодой  особе,  и  они
поселились в скромном жилище, вероятно  с  крылечком,  увитым  жимолостью  и
каприфолием, где и жили до самой ее смерти. На вопрос, какая причина  смерти
была указана в свидетельстве, мог бы вам ответить  только  регистратор  того
округа, где находилось скромное жилище, но ранние тревоги и  горе,  конечно,
тоже должны были сыграть сваю  роль,  хотя  о  них  ничего  не  говорится  в
графленых листках и печатных бланках. Несомненно, так же обстояло дело  и  с
Другим: утрата молодой жены настолько его потрясла, что если  он  и  пережил
ее, то самое большее на год.
     В ленивой речи Мортимера слышится некий намек на то, что если  светское
общество бывает способно в иных случаях растрогаться, то и он, принадлежа  к
светскому обществу, тоже может позволить себе эту  слабость  и  растрогаться
тем, о чем он здесь  рассказывал.  Он  прилагает  все  старания,  чтобы  это
скрыть,  но  безуспешно.  На  мрачного  Юджина   рассказ   тоже   производит
впечатление: когда зловещая Типпинз объявляет, что, если бы Другой не  умер,
она отдала бы ему первое место в списке своих поклонников, а пожилая молодая
особа улыбается и пожимает эполетами,  внимая  пожилому  молодому  человеку,
который что-то шепчет ей на ухо, мрачность Юджина доходит до такой  степени,
что он начинает свирепо играть фруктовым ножичком.
     Мортимер продолжает:
     - Теперь мы должны возвратиться, как говорят  романисты  (и,  по-моему,
напрасно говорят), к человеку неизвестно откуда. Когда изгнали  его  сестру,
он, в то время мальчик лет четырнадцати, воспитывался  на  медные  деньги  в
Брюсселе и узнал об этом  не  сразу  -  от  кого,  не  могу  сказать  точно,
вероятно, от нее самой, так как их мать уже умерла.  Не  теряя  времени,  он
бежал из Брюсселя и явился сюда. Должно быть, мальчик  был  находчивый  и  с
характером, если сумел добраться домой, не имея даже пяти су карманных денег
в неделю; однако это ему удалось, он явился к отцу неожиданно, как  снег  на
голову, и заступился за сестру. Почтенный родитель  немедленно  прибегает  к
проклятию и выгоняет сына вон. Потрясенный  и  испуганный  мальчик  покидает
родину и, отправляясь на поиски счастья,  садится  на  корабль,  а  в  конце
концов оказывается  на  суше,  там,  где  делают  капское  вино,  владельцем
участка, фермером, плантатором - называйте как хотите.
     В эту минуту в прихожей слышится  какое-то  шарканье,  затем  раздается
стук в дверь столовой. Химик идет к дверям, сердито пререкается с  невидимым
посетителем, должно быть, смягчается, узнав  причину  стука,  и  выходит  из
комнаты.
     -  И  вот,  совсем  недавно,  он  вновь  появляется  на   сцене   после
четырнадцатилетнего отсутствия.
     Один из Буферов неожиданно изумляет трех остальных и,  обособившись  от
них, спрашивает, проявляя некую индивидуальность:
     - Каким образом появляется и почему?
     - Да! Вот именно. Благодарю  вас  за  напоминание.  Почтенный  родитель
умирает.
     Тот же Буфер, осмелев от успеха, задает вопрос:
     - Когда?
     - Не так давно. Полгода или год тому назад.
     Тот же Буфер бойко вопрошает:
     - Отчего же? - Но мгновенно увядает, ибо остальные три Буфера глядят на
него холодно, и после этого  вопроса  уже  решительно  никто  не  хочет  его
замечать.
     - Почтенный родитель умирает, - снова повторяет  Мортимер  и,  вспомнив
мимоходом, что  за  столом  сидит  некий  Вениринг,  впервые  за  все  время
обращается к нему.
     Польщенный Вениринг важно повторяет его слова, складывает руки на груди
и, разгладив морщины на челе,  готовится  беспристрастно  выслушать  все  до
конца, но тут же замечает, что снова остался в одиночестве  среди  холодного
света.
     -  Находят  его  завещание,  -  продолжает  Мортимер,  встречая  взгляд
лошади-качалки, миссис Подснеп. - Судя по дате, оно составлено вскоре  после
побега сына. Один из мусорных хребтов, тот, что пониже, вместе с  домиком  у
его подножия, предназначается старому слуге и единственному  душеприказчику,
а все остальное состояние - очень значительное - сыну. На тот случай, если б
он ожил, он завещает себя похоронить со всякими эксцентрическими церемониями
и предосторожностями, которыми я не намерен вам докучать, и это  все,  кроме
разве... - и он умолкает.
     Тут возвращается Химик, и все  смотрят  на  него.  Не  потому,  что  он
кому-нибудь нужен, но повинуясь хитрому велению  природы,  в  силу  которого
люди пользуются малейшим предлогом глядеть на что угодно, только не на того,
с кем беседуют.
     - ...кроме разве того, что сын получит наследство только  при  условии,
если женится на девушке, которая была ребенком лет четырех или  пяти,  когда
писалось завещание, а теперь стала взрослой девушкой-невестой. Объявления  и
расспросы выяснили, что человек неизвестно откуда  и  есть  тот  самый  сын;
теперь он возвращается  на  родину,  для  того  чтобы  унаследовать  большое
состояние и жениться - и, натурально, себя не помнит от изумления.
     Миссис  Подснеп  интересуется,  привлекательна  ли  молодая  особа   по
внешности? Мортимер ничего не может сообщить на этот  счет.  Мистер  Подснеп
интересуется, что станет с большим  состоянием,  если  условие  относительно
женитьбы не будет выполнено? Мортимер  отвечает,  что  в  завещании  имеется
особый  пункт,  по  которому  состояние   в   таком   случае   переходит   к
вышеупомянутому слуге, минуя сына; а кроме того, если бы сына не оказалось в
живых, этот же слуга стал бы единственным наследником.
     Миссис Вениринг только что разбудила всхрапнувшую леди  Типпинз,  ловко
направив через стол целый поезд тарелок и блюд к ее  костяшкам,  когда  все,
кроме самого Мортимера, замечают, что Химик, возникнув за его спиной  словно
привидение, подносит ему сложенную записку. Из любопытства  миссис  Вениринг
на минутку задерживается в столовой.
     Мортимер, вопреки всем уловкам Химика, безмятежно смакует рюмку мадеры,
даже не подозревая о наличии документа, овладевшего всеобщим вниманием, пока
леди Типпинз (по привычке обеспамятев со сна) не  припоминает  наконец,  где
она находится, и, снова обретя способность узнавать окружающих, обращается к
нему:
     - Изменник, превзошедший Дон-Жуана, почему же вы не берете  записку  от
Командора?
     После чего Химик сует ее прямо под нос Мортимеру, который  оглядывается
на него и спрашивает:
     - Что это такое?
     Химик, наклонившись к нему, что-то шепчет.
     - Кто? - спрашивает Мортимер.
     Химик опять наклоняется и шепчет.
     Мортимер, взглянув на него с изумлением, развертывает  записку.  Читает
ее раз, читает другой, перевертывает и, разглядев обратную сторону, читает в
третий раз.
     - Записка получена как нельзя более кстати,  -  говорит  Мортимер  и  с
изменившимся выражением лица оглядывает  сидящих  за  столом,  -  это  конец
истории моего героя.
     - Давно женат? - догадывается один из гостей.
     - Отказывается жениться? - догадывается другой.
     - Приписка к  завещанию,  обнаруженная  среди  мусора?  -  догадывается
третий.
     - Да нет, - говорит Мортимер. - Замечательно то, что все вы ошибаетесь.
Эта история гораздо обстоятельнее и, пожалуй, драматичнее, чем я  думал.  Он
утонул.


        ^TГЛАВА III - Другой человек^U

     Дамские шлейфы уже исчезали из виду, поднимаясь из столовой в  гостиную
по лестнице, когда Мортимер, выйдя вслед за  ними,  повернул  в  библиотеку,
полную новехоньких книг в  новехоньких,  густо  позолоченных  переплетах,  и
выразил  желание  видеть  посыльного,  который  принес  записку.   Посыльный
оказался мальчиком