Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
- Где они живут?
Плезент снова пояснила, что с Хэксемом жила только дочь и сразу же
после его смерти она уехала из гавани.
- Это я знаю, - сказал гость. - Я был у них в доме, когда опознавали
труп. А нельзя ли разведать, где она сейчас живет, только без огласки?
Разумеется, можно. Как она думает, сколько ей на это потребуется
времени? Самое большее день. Вот и хорошо! Он зайдет за ответом и надеется,
что к его приходу она все выяснит. Райдергуд молча выслушал их разговор и
затем подобострастно обратился к "капитану":
- Капитан! Что бы я там ни наговорил на Старика, он всегда был
порядочным мерзавцем, всегда промышлял воровством, и вы этого не забывайте.
Я, может, хватил через край, когда был у тех двоих хозяев - у мистера
Лайтвуда и у другого хозяина, - но что мною руководило? - заботился о
правосудии или, если это угодно, распалился, как всякий человек, когда у
него есть надежда сорвать большой куш для своей семьи. Опять же вино у тех
почтенных джентльменов не пошло мне на пользу, хотя они вряд ли чего-нибудь
в него подмешали, этого я не утверждаю. И вы, капитан, вот еще о чем не
забывайте: разве я стоял на своем, когда Старику пришел конец? Разве я
говорил тем двоим почтенным джентльменам: "Что я показал, то показываю и
теперь. Что вы записали с моих слов, от того я не отступлюсь". Нет! Я им
заявил по-честному и - заметьте, капитан, - без всяких уверток: "Может, тут
произошла ошибка, может, в моих показаниях что и не так записано. Я
лжесвидетельствовать не хочу, нет! Может, вы после этого перестанете меня
уважать, но, что поделаешь, лжесвидетельствовать я все равно не стану". И
если уж на то пошло, - заключил мистер Райдергуд, видимо в доказательство
своей хорошей репутации, - так меня теперь многие не уважают, и вы, капитан,
не уважаете, если я правильно вас понял. Но, по мне, лучше Это, чем
лжесвидетельствовать. Вот и все. Если, на ваш взгляд, я действовал со злым
умыслом, назовите меня злоумышленником.
- Вы должны подписать бумагу, - сказал незнакомец, не вняв его тираде.
- Бумагу, в которой будет написано, что все ваши показания ложны. Ее
передадут несчастной девушке. В следующий раз я приду к вам с этой бумагой
за вашей подписью.
- Когда прикажете вас ждать, капитан? - спросил Райдергуд, на всякий
случай опять становясь между ним и дверью.
- Долго ждать не придется. Не бойтесь, я не обману.
- А имя свое вы мне не назовете, капитан?
- Нет, не назову. И не собираюсь называть.
- Вы сказали "должен подписать"! Слова-то какие серьезные! - торговался
Райдергуд, продолжая нерешительно топтаться между дверью и незнакомцем. -
Когда человеку говорят, ты должен сделать то, другое, третье, это получается
вроде приказания. Вам самому так не кажется?
Незнакомец остановился, не дойдя до двери, и посмотрел ему прямо в
глаза.
- Отец! Отец! - крикнула Плезент, поднося дрожащую руку к губам. - Не
спорь! Накличешь на себя еще не такую беду!
- Выслушайте меня, капитан! Выслушайте, не уходите! - залебезил мистер
Райдергуд, уступая незнакомцу дорогу. - Я только вот что хочу сказать: а как
же насчет награды? Вы ведь сначала не поскупились, обещали!
- Когда я ее потребую... - он не добавил "собака", но это слово ясно
подразумевалось в ответе, - там будет и ваша доля.
Не сводя глаз с Райдергуда, незнакомец снова повторил вполголоса, на
этот раз даже с каким-то яростным восхищением перед столь совершенным
образцом человеческой низости: "Нет, каков лжец!" - и, сопроводив свой
комплимент покачиванием головы, быстро вышел из лавки. Но с Пдезент он
попрощался приветливо.
Честный человек, который добывал хлеб в поте лица своего, стоял, точно
оцепенев, до тех пор, пока его мысли не перешли к безногой рюмке и недопитой
бутылке хереса. Из мыслей и рюмка и бутылка немедленно перешли к нему в
руки, остатки хереса - в желудок. Покончив с этим, честный человек очнулся
от оцепенения и понял, что виной всему происшедшему болтливый попугай. Не
желая упускать возможности исполнить свой родительский долг, он швырнул в
Плезент парой матросских башмаков. Она увернулась и заплакала, бедняжка,
утираясь волосами вместо носового платка.
^TГЛАВА XIII - Соло и дуэт^U
По улицам гулял такой ветер, что, когда незнакомец ступил из лавки в
темноту и грязь гавани, его чуть не внесло обратно. Повсюду оглушительно
хлопали двери, мигали, а то и вовсе гасли фонари, раскачивались вывески,
вода в канавах, подхваченная вихрем, разлеталась брызгами, как дождь. Не
смущаясь всем этим и даже радуясь, что из-за непогоды на улицах пусто,
незнакомец пытливо оглядывался по сторонам.
- Эти места я помню, - бормотал он. - Я не был здесь с той самой ночи,
да и раньше (до той ночи) не бывал, но эти места запомнились мне крепко.
Куда же мы свернули, когда вышли из лавки? Вправо, - как я сейчас
поворачиваю, но больше я ничего не помню. Может быть, мы шли вот по той
улице? Или этим проулком?
Он попробовал и тот и другой путь, но сбился окончательно и пришел на
старое место.
- Помню, из окон верхних этажей торчали шесты, на которых сушилось
белье, помню приземистую харчевню в узком тупичке и как оттуда неслось
пиликанье скрипки и шарканье ног по полу. Но вот проулок, где торчали шесты,
вот та самая харчевня, а мне этого мало - все мерещится какая-то стена,
темный дверной проем, лестница и комната.
Он зашагал в другом направлении, но память и тут не пришла ему на
помощь, - слишком много попадалось по дороге стен, темных дверных проемов и
лестниц. И как все, кто блуждает наугад, он кружил и кружил вокруг одного
места, каждый раз возвращаясь туда, откуда начинал свои поиски.
- Так описываются в книгах побеги из тюрем, - сказал он. - Короткий
путь беглецов в ночной темноте всегда оказывается нескончаемым путешествием
по кругу. Видимо, в этом есть какой-то скрытый закон.
И тут незнакомец, которого недавно разглядывала мисс Плезент Райдергуд,
исчез - ни волос, серых, как пакля, ни такого же цвета бакенбард. Он оставил
на себе только матросскую куртку и сразу превратился в такое точное подобие
бесследно пропавшего мистера Джулиуса Хэнфорда, равное которому трудно было
бы сыскать во всем мире. Выбрав минуту, когда ветер загнал его в один из
закоулков, где не было ни души, незнакомец сунул свои косматые волосы и
бакенбарды в карман. И в ту же самую минуту он стал секретарем - секретарем
мистера Боффина, - ибо Джон Роксмит превратился в такое точное подобие
бесследно пропавшего мистера Джулиуса Хэнфорда, равное которому трудно было
бы сыскать во всем мире.
- Все нити, ведущие к месту моей смерти, потеряны, - продолжал он. -
Впрочем, так ли это важно теперь? Но раз уж я пришел сюда, не побоявшись
разоблачения, почему бы мне не проделать хоть часть нашего тогдашнего пути?
- Эти странные слова положили конец его поискам. Он вышел из гавани, зашагал
к церкви и там остановился, глядя сквозь высокие чугунные ворота на
кладбище. Он разглядел в темноте высокую колокольню, похожую на призрак,
сопротивляющийся порывам ветра, надгробные памятники, белеющие точно
мертвецы в саванах, и сосчитал удары колокола - пробило девять часов.
- Мало кому из смертных приходилось испытать то, что испытываю сейчас
я, - сказал он. - Ненастным вечером смотреть на кладбище, сознавать, что
тебе, подобно этим мертвецам, нет места среди живых, и помнить к тому же,
что ты сам лежишь похороненный где-то, как они лежат здесь. Трудно
свыкнуться с этой мыслью. Какой призрак, расхаживая неузнанным среди людей,
мог бы чувствовать себя более одиноким, более чужим, чем я!
Но это романтическая сторона дела, а есть еще другая, вполне реальная,
и она полна таких сложностей, что хоть я и ломаю над ними голову изо дня в
день, а придумать ничего не могу. Надо заняться этим сейчас, по дороге
домой. Нечего скрывать от себя, что, как многие, вернее, как почти все люди,
- я уклоняюсь от разрешения самых трудных задач, которые задает нам жизнь.
Но попробую себя заставить. Не уклоняйся, Джон Гармон, не уклоняйся! Додумай
все до конца.
Возвращаясь в Англию из-за границы, куда мне сообщили о полученном мною
богатом наследстве, - возвращаясь в страну, с которой меня связывали только
самые тяжелые чувства, я боялся отцовских денег, боялся воспоминаний об
отце, не доверял навязанной мне в жены корыстной девушке, не доверял
намерению отца принудить меня к такому браку, не доверял самому себе,
замечая, что алчность уже начинает овладевать мною, что во мне угасает
признательность к тем благородным, честным друзьям, любовь которых была для
нас с сестрой единственным светлым лучом в детстве. Я возвращался
растерянный, в полном смятении, опасаясь и себя и всех, с кем мне пришлось
бы здесь встретиться, помня только то, что богатства моего отца приносили
людям одно лишь несчастье. Теперь подожди, Джон Гармон, и продумай все как
следует. Так ли это было на самом деле? Да, именно так.
На корабле третьим помощником капитана служил некто Джордж Рэдфут. Я
услышал его имя впервые, примерно за неделю до нашего отплытия, когда один
из клерков пароходного агентства назвал меня "мистер Рэдфут". Дело было так:
я поднялся в тот день на пароход посмотреть свою каюту. На палубе клерк
подошел ко мне сзади, тронул меня за плечо и со словами: "Мистер Рэдфут,
взгляните-ка", показал мне какие-то бумаги. А дня через два после этого,
когда наш пароход стоял еще в порту, узнал мое имя и Рэдфут, но от другого
клерка, который тоже подошел к нему сзади, тронул его за плечо и сказал:
"Простите, мистер Гармон..." Видимо, мы с ним были одного роста и сложения,
но на том наше сходство и заканчивалось, потому что когда нас видели вместе,
разница между нами сразу становилась очевидной.
Как бы то ни было, обмен репликами по поводу этой путаницы легко
послужил предлогом для знакомства, к тому же погода тогда стояла жаркая, а
Джордж Рэдфут устроил меня в прохладную каюту, рядом со своей собственной;
потом оказалось, что Джордж Рэдфут получил образование в Брюсселе, так же,
как и я, и, так же, как и я, научился говорить по-французски, потом Джордж
Рэдфут поведал мне свою историю - сколько в ней было правды и сколько
вымысла, один бог ведает! - историю, похожую чем-то на мою. Я и сам служил
когда-то во флоте. Таким образом, мы с ним стали беседовать откровенно, а
этому способствовало еще то обстоятельство, что и он и все до единого на
пароходе уже успели прознать, зачем я еду в Англию. Мало-помалу ему стали
известны мои тревоги и зревшее у меня в мыслях намерение посмотреть на свою
суженую и составить хоть какое-то представление о ней, прежде чем она узнает
во мне Джона Гармона (а заодно, и испытать миссис Боффин, подготовив ей
радостный сюрприз). И вот мы составили следующий план: переодеться простыми
матросами (Рэдфут брался сопровождать меня в Лондоне), подыскать жилье
где-нибудь по соседству с Бэллой Уилфер, попасться ей на глаза, использовать
встречу, как только представится случай, и посмотреть, что из этого выйдет.
Если ничего не выйдет, я ничего не проиграю, и все ограничится только
отсрочкой моего визита к Лайтвуду. Точно ли это изложено? Да, совершенно
точно.
Для Рэдфута выгода тут заключалась в том, что я должен был на некоторое
время исчезнуть (исчезнуть на день, на два), сразу же после высадки на
берег, чтобы никто меня не узнал, не опередил и не испортил всего дела.
Поэтому я сошел с парохода с маленьким чемоданом (как показали потом стюард
Поттерсон и пассажир Джейкоб Киббл) и стал ждать Рэдфута в темноте у той
самой церкви в гавани Лаймхауз, что сейчас у меня за спиной. Так как в
прежние годы я всегда старался обходить лондонский порт стороной и совсем не
знал его, Рэдфут еще с парохода показал мне шпиль этой церкви. Теперь, в
случае нужды, я, может быть, и вспомнил бы улицы, по которым шел к ней один
от Темзы, а вот как мы вдвоем с Рэдфутом добрались от церкви до лавки
Райдергуда, этого я себе не представляю - не представляю, куда мы
поворачивали, как петляли. Он, очевидно, всячески старался сбить меня с
толку.
Но оставим эти домыслы, не надо примешивать их к фактам. Вел ли он меня
прямым путем или окольным - какое это имеет теперь значение? Возьми себя в
руки, Джон Гармон.
Когда мы зашли к Райдергуду и Рэдфут заговорил с этим мерзавцем якобы
только о том, где нам поселиться, разве у меня были какие-нибудь подозрения
на его счет? Нет! Ни малейших подозрений не было до тех самых пор, пока к
этому не представилось повода. По-моему, он взял у Райдергуда какой-то
пакетик с порошком, с каким-то снадобьем, которым впоследствии и одурманил
меня, но все же я в этом далеко не уверен. Сегодня я мог приписать ему
только давнее сообщничество с Райдергудом - приписать наверняка, без всякого
риска ошибиться, так как они были явно на короткой ноге, да и слава у
Райдергуда дурная, как мне теперь известно. Но одурманили меня или нет, это
так и остается невыясненным. Подозрения мои основываются всего лишь на двух
фактах. Первый: когда мы вышли из лавки, Рэдфут переложил из одного кармана
в другой какой-то пакетик. Второй: теперь мне известно, что Райдергуд уже
был однажды арестован за участие в ограблении какого-то горемыки матроса,
которого предварительно чем-то одурманили.
Мы прошли от лавки не больше мили, в этом я твердо уверен, а потом
помню стену, темный дверной проем, лестницу и комнату. Лил дождь, ночь была
темная, хоть глаз выколи. Вспоминая все это, я и сейчас слышу, как дождевые
струи хлещут по булыжной мостовой тупика. Комната выходила окнами то ли на
Темзу, то ли на какой-то канал, то ли на доки; был отлив. Еще не потеряв
ощущения времени, я знал, что в тот час вода в Темзе должна стоять на самом
низком уровне, и в ожидании кофе подошел к окну, отдернул занавеску
(темно-коричневую занавеску) и увидел, как свет фонарей отражается внизу, в
оставшейся после отлива тине.
У Рэдфута была холщовая сумка с одеждой. А я ничего с собой не
захватил, так как собирался купить матросское платье. "Мистер Гармон, вы же
насквозь промокли! А меня спас брезентовый плащ, - как сейчас слышу эти
слова! - Возьмите мою одежду, переоденьтесь. Может, она вам и завтра
пригодится и не надо будет покупать новую. А пока вы переодеваетесь, я
потороплю, чтобы скорее подавали горячий кофе". Я стал переодеваться, и
вскоре он вернулся в сопровождении какого-то смуглого, почти черного
человека в белой полотняной куртке, который поставил поднос с дымящимся кофе
на стол и даже ни разу не взглянул на меня. Так ли это было, ничего не
упущено? Нет, все точно, все так и было.
Теперь перейду к впечатлениям болезненным, бредовым. Эти впечатления
так сильны, что им можно верить, хотя они перемежаются провалами, которые не
оставили никакого следа в моей памяти и не поддаются временным измерениям.
Едва я успел выпить кофе, как Рэдфут начал расти, пухнуть, и вдруг меня
точно толкнуло к нему. Мы схватились около двери. Он высвободился из моих
рук, потому что я бил наугад, ничего перед собой не видя, кроме ходившей
ходуном комнаты и вспыхивавших между нами языков пламени. Я замертво рухнул
на пол. Меня перевернули ногой, оттащили за шиворот в угол. Я слышал чьи-то
голоса. Опять меня кто-то перевернул. Я увидел человека - своего двойника,
лежавшего на кровати в моей одежде. И вдруг тишины, длившейся не знаю
сколько - дни, недели, месяцы, годы? - этой тишины как не бывало: в комнате
началась отчаянная драка. У моего двойника отнимали мой чемодан. В свалке
меня топтали ногами, через меня падали. Я слышал звуки ударов, и мне
казалось, что это рубят дерево в лесу. Я не мог бы тогда назвать свое имя,
не мог бы даже вспомнить, как меня зовут. Я слышал звуки ударов, и мне
чудилось, будто я лежу в лесу, а рядом со мной дровосек рубит дерево
топором.
Нет ли тут ошибки в чем-нибудь? Нет, все точно, если не считать того,
что мне трудно избежать слово "я". Это был не я. Меня тогда не существовало.
А потом вниз, по какому-то желобу... оглушительный шум, сноп искр перед
глазами, в ушах потрескивание разгорающегося огня, и только тогда в мозгу у
меня пронеслась мысль: "Джон Гармон тонет! Джон Гармон, не сдавайся! Джон
Гармон, призови бога на помощь и спасай свою жизнь!" Кажется, я кричал это
во весь голос, вне себя от ужаса, и вдруг то непонятное, что давило,
сковывало меня, исчезло, и я - не кто иной, как я! - забился в воде!
Река быстро несла меня, бессильного, изнемогающего от дурноты и
непреодолимой сонливости. Поверх черной воды я видел огни на обоих берегах,
проносившиеся так быстро, будто они спешили убежать и оставить меня в
темноте на верную смерть. Отлив все еще продолжался, но где мне было понять
это в те минуты! И когда я, одолев с помощью божией мощный напор воды,
ухватился за одну из лодок, стоявших у причала, меня втянуло под нес и чуть
живого выбросило по другую сторону.
Долго ли я пробыл в воде? Не знаю. Во всяком случае, простыть до мозга
костей я успел. Но холод оказался благодетельным для меня, потому что
студеный ночной воздух и дождь помогли мне прийти в чувство на каменных
плитах причала. Когда я дополз до ближайшей харчевни, меня там приняли,
разумеется, за пьяного, свалившегося в реку, так как я не имел понятия, где
нахожусь, не мог выговорить ни слова - отрава подействовала и на язык - и
принимал сегодняшнюю ночь за вчерашнюю, благо было так же темно и так же
хлестал дождь. А на самом деле с тех пор прошли целые сутки.
Сколько раз ни приходилось мне высчитывать время, которое я провел в
этой кофейне, каждый раз выходило, что никак не меньше двух дней. Проверю
снова. Да, так и есть. Ведь именно там, лежа в постели, я решил использовать
постигшую меня беду, притворившись без вести пропавшим, и таким образом
испытать Беллу. Страдая робостью с тех самых пор, когда мы с моей несчастной
сестрой были еще детьми, я не мог не ужасаться при мысли о том, что нас с
Беллой навязали друг другу и что наш брак увековечит проклятье, тяготеющее
над богатствами моего отца, так как они всегда приносили людям одно лишь
зло.
И по сей день никак не могу представить, что то место, где я выбрался
из воды, и тот притон, куда меня заманили, находятся на противоположных
берегах Темзы. Даже сейчас, когда я иду по направлению к дому и река
остается позади, мне думается, неужели она протекает между мной и теми
местами и море тоже на той стороне? Но не буду отвлекаться и перескакивать
от прошлого к настоящему.
Я не смог бы привести в исполнение свой план, если бы на мне не остался
непромокаемый нательный пояс с деньгами. Деньги небольшие - сорок с чем-то
фунтов. Не так уж много для человека, унаследовавшего сто с чем-то тысяч! Но
я был рад и сорока фунтам. Без них мне пришлось бы открыть свое инкогнито.
Без них я не попал бы в Биржевую кофейню, не снял бы комнату у миссис
Уилфер.
В кофейне я прожил около двух недель до того самого дня, когда увидел
труп Рэдфута в полицейском участке. Под влиянием страшных галлюцинаций,
возникавших в моем мозгу, - тоже одно из следствий отравления - мне
казалось, что это время тянулось бог знает как долго, но на самом деле
прошл