Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
шки остались одни у себя в комнате, - и того и жди, что
перережет нам горло.
- И все-таки не надо загораживать от меня свечку, - возразила Белла. -
Вот еще одно последствие бедности. Подумать только, что девушке с такими
чудными волосами приходится убирать их при одной тусклой свечке, перед
маленьким зеркальцем!
- А все-таки Джорджа Самсона ты поймала этими самыми волосами, как тебе
ни плохо их причесывать!
- Ах ты дрянная девчонка! Поймала Джорджа Самсона! Не ваше дело об этом
разговаривать, мисс, погодите, пока придет ваше время кого-нибудь поймать,
как вы выражаетесь.
- А может, оно уже пришло, - пробормотала Лавви, тряхнув головою.
- Что ты сказала? - очень резко спросила Белла. - Что вы сказали, мисс?
Лавви не пожелала ни повторить, ни объяснить свои слова, и Белла,
расчесывая волосы, постепенно перешла на монолог о том, какое это несчастье
родиться в бедности, когда девушке нечего надеть, не в чем выйти на улицу,
негде даже причесаться, потому что вместо туалетного столика торчит какой-то
дрянной ящик, да еще приходится пускать в дом подозрительных жильцов. Дойдя
до предела, она сделала особенно сильное ударение на этой последней жалобе,
а могла бы сделать и еще сильнее, если бы знала, что у мистера Джулиуса
Хэнфорда имеется двойник и что этого двойника зовут мистер Джон Роксмит.
^TГЛАВА V - "Приют Боффина"^U
Напротив одного из лондонских домов, который выходил на угол
Кэвендиш-сквера, несколько лет подряд сидел человек с деревянной ногой, в
зимнее время грея другую ногу в корзинке, и добывал себе пропитание
следующим образом: ежедневно, в восемь часов утра, он ковылял к своему углу,
неся вешалку, стул, козлы, доску, корзину и зонтик, связанные вместе.
Разобрав все это, он устраивал из козел и доски прилавок, доставал из
корзины десяток яблок и горсточку-другую конфет и пряников, после чего
обращал корзину в грелку для ноги, развешивал на вешалке полный набор
грошовых романсов, ставил за ней стул, словно за ширмой, и усаживался там на
весь день. В любую погоду он неизменно был на своем посту и неизменно
прислонял спинку стула к одному и тому же фонарному столбу. В дождливую
погоду он раскрывал зонтик над своим товаром, - не над собой; в сухую погоду
он свертывал полинялый зонтик, обвязывал его веревочкой и клал под козлы,
словно переросший кочан салата, который, утратив сочность и цвет, увеличился
зато в размере.
В правах на этот угол инвалид утвердился как-то незаметно, в силу
давности. С самого начала, еще будучи не уверен в себе, он занял тот угол,
куда выходила эта сторона дома, и за все время не сдвинулся с него ни на
дюйм. Ветреный угол в зимнее время, пыльный угол в летнее время, неудобный
угол в самое лучшее время года.
Когда посредине улицы было тихо, бесприютные клочки соломы и бумаги
крутились на углу вихрем, а когда везде было сухо - бочка с водой, словно
пьяная, толкалась и плескалась, разводя на этом углу сырость и грязь.
Над прилавком у него висела маленькая вывеска, не больше подноса, на
которой было мелко написано его собственной рукой:
Поручения принимаются
с точностью От
Дам и Джентльменов
Остаюсь
Ваш покорн. слуга
Сайлас Вегг.
С течением времени он убедил самого себя не только в гом, что состоит в
должности посыльного при угловом доме (хотя за весь год его посылали не
больше пяти раз, и то по поручению кого-нибудь из прислуги), но также и в
том, что он и сам старый слуга в этом доме, находится от него в вассальной
зависимости и связан с ним узами преданности и чести. Поэтому он называл
угловой дом не иначе как "наш дом", и хотя только воображал, будто знает,
что там делается, и то шиворот-навыворот, все же настаивал, будто пользуется
там доверенностью. Из тех же соображений, завидев в окне кого-нибудь из
жильцов, он никогда не упускал случая поклониться. Однако он так мало знал
обитателей дома, что даже имена для них придумал сам, как, например: "Мисс
Элизабет", "маленький Джордж", "тетушка Джейн", "дядюшка Паркер", - не имея
на то решительно никаких оснований, особенно в последнем случае, - и потому,
весьма естественно, настаивал на своем с большим упорством.
Ему представлялось, будто он знает и самый дом не хуже чем его жильцов
со всеми их делами. Он никогда не бывал в доме, не заходил даже во двор хотя
бы на длину толстой черной водопроводной трубы, которая тянулась от кухонной
двери по сырым каменным плитам и больше походила на прочно присосавшуюся к
дому пиявку. Но это не мешало Веггу расположить все в доме по собственному
плану. Дом был большой, грязный, со множеством мутных боковых окон и
пустующих надворных построек, и Вегг немало ломал голову, придумывая, чем
объяснить каждую деталь его внешности. Однако он отлично справился с этой
задачей н пришел к убеждению, что знает дом как свои пять пальцев, так что
не заблудится в нем даже с закрытыми глазами, - от наглухо заколоченных
мансард под высокой кровлей, до двух чугунных гасильников перед парадной
дверью, которые словно приглашали весело настроенных гостей сначала угасить
в себе все живое, а потом уже войти.
Положительно, ларек Сайласа Вегга был самым неприглядным из всех
лондонских ларьков, торгующих пустяками. При виде яблок лицо у покупателя
сводило судорогой, при виде апельсинов начинались колики в желудке, при виде
орехов ломило зубы. Вегг всегда держал на прилавке малопривлекательную кучку
этого товара, прикрытую деревянной меркой, которая не имела видимой
внутренности и которой полагалось вмещать товара на пенни, в количестве,
установленном Великой Хартией вольностей. От восточного ли ветра или от иной
причины, - угол был восточный, - и ларек, и товар, и сам продавец казались
высохшими, словно пустыня Сахара. Вегг был человек угловатый, жесткий, с
лицом словно вырубленным из очень твердого дерева и столь же выразительным,
как трещотка ночного сторожа. Когда он смеялся, что-то дергалось у него в
лице, и трещотка приходила в действие. Сказать по правде, это был до такой
степени деревянный человек, что деревянная нога выросла у него как бы сама
собою, и наблюдателю, не лишенному фантазии, могло прийти в голову, что еще
полгода - и обе ноги у Вегга станут деревянными, если за это время ничто не
воспрепятствует естественному развитию его организма.
Мистер Вегг был наблюдательный человек, или, как он сам выражался,
"глаз у него был довольно-таки примечательный". Сидя на стуле, прислоненном
к фонарному столбу, он ежедневно раскланивался с постоянными прохожими и
немало кичился соответственными оттенками своих поклонов. Так, пастора он
встречал поклоном, составленным из мирской почтительности с самым легким
намеком на благоговейные размышления в храме божием; доктору кланялся
дружески, как человеку близко знакомому с состоянием его организма, что со
всем уважением и подтверждал поклон; перед знатными господами он рад был
пресмыкаться, а для дядюшки Паркера, который служил в армии (по крайней мере
так решил Вегг), он по-военному прикладывал руку к шляпе, чего застегнутый
на все пуговицы краснолицый старик с сердитыми глазами, по-видимому, не
желал замечать.
Один только предмет из всех товаров Вегга не был жестким - это имбирный
пряник. Однажды днем, продав какому-то несчастному мальчику размокшую
пряничную лошадку (едва ли годную для употребления) и липкую птичью клетку,
стоявшую на прилавке, он достал из-под стула жестянку, чтобы заменить эти
ужасающие образцы своего товара, и уже собирался снять с нее крышку, как
вдруг остановился и сказал про себя: "Ага! Опять ты здесь!"
Эти слова относились к коренастому, сутуловатому и кривобокому старичку
с креповой нашивкой на рукаве, с толстой тростью и в сюртуке горохового
цвета, который, смешно подпрыгивая, словно иноходью подбегал к углу. На нем
были башмаки на толстой подошве, толстые кожаные гетры и толстые перчатки,
как у садовника. И по костюму и по сложению он смахивал на носорога - и вся
кожа у него была в складках - складки на щеках, на лбу, на веках, около рта,
на ушах; зато из-под кустистых бровей и широкополой шляпы смотрели очень
живые, зоркие и детски любопытные серые глаза. В общем, какой-то чудак с
виду.
- Опять ты здесь, - повторил мистер Вегг в раздумье. - А кто же ты
такой будешь? Живешь процентами с капитала или еще чем-нибудь? Недавно
поселился в наших местах или же зашел из другого околотка? Да еще есть ли у
тебя средства, стоит ли гнуть спину и тратить на тебя поклон? Так и быть,
рискну! Не пожалею поклона!
И мистер Вегг поклонился, поставив жестянку на место и выложив новую
пряничную приманку для других доверчивых мальчиков. Его поклон был замечен.
- Доброго утра, сэр! Здравствуйте, здравствуйте! ("Зовет меня "сэр", -
подумал про себя мистер Вегг. - Нет, куда он годится. Пропал мой поклон!")
- Здравствуйте, здравствуйте, доброго утра! ("Видать, довольно-таки
общительный старикашка", - так же про себя подумал мистер Вегг.)
- Доброго утра и вам, сэр!
- Вы разве помните меня? - задорно, хотя и очень добродушно, спросил
его новый знакомый, с разбега останавливаясь перед ларьком.
- Я видел, сэр, как вы несколько раз прошли мимо нашего дома на прошлой
неделе.
- Нашего дома? - повторил старик. - То есть, вот этого?
- Да, вот этого самого, - подтвердил мистер Вегг, кивнув головой, когда
старик указал на угловой дом толстым пальцем в перчатке.
- Вот как! А сколько же вам платят? - настойчиво и с любопытством
расспрашивал старичок, перекидывая свою узловатую палку на левую руку,
словно грудного младенца.
- Для нашего дома я работаю сдельно, - сухо и сдержанно отвечал Сайлас,
- пока что мне еще не положили определенного жалованья.
- Вот как! Пока что не положили определенного жалованья? Да! Пока что
не положили определенного жалованья. Вот как! Всего хорошего, всего
хорошего! Прощайте!
"Сдается, будто у старикашки не все дома", - вопреки прежнему
благоприятному мнению подумал Сайлас, глядя, как старик удаляется иноходью.
Но не прошло и минуты, как он опять был тут как тут с вопросом:
- А откуда у вас деревянная нога?
Мистер Вегг ответил довольно сухо, так как вопрос касался личности:
- Несчастный случай.
- Ну, и каково вам теперь?
- Что ж! Она у меня не зябнет, - буркнул в ответ мистер Вегг,
выведенный из себя странностью вопроса.
- Она у него не зябнет, - сообщил старик своей узловатой палке, крепче
прижимая ее к боку, - она у него - Ха-ха-ха! - не зябнет! Слыхали
когда-нибудь фамилию Боффин?
- Нет, - отвечал мистер Вегг, которого бесил этот допрос. - Никогда не
слыхал фамилию Боффин.
- Нравится она вам?
- Н-нет, - возразил мистер Вегг, закипая от бешенства, - не могу
сказать, чтобы нравилась.
- Почему же она вам не нравится?
- Не знаю почему, - ответил мистер Вегг, приходя уже в совершенную
ярость, - не нравится - вот и все!
- Ну, так я вам сейчас скажу одно словечко, и вы об этом пожалеете, -
улыбаясь, сказал незнакомец. - Это моя фамилия Боффин.
- Ничего не могу поделать, - отрезал мистер Вегг таким тоном, в котором
подразумевалось обидное добавление: - "А если б и мог, так не стал бы".
- Ну, попробуем еще разок, - сказал мистер Боффин, все так же улыбаясь.
- Нравится вам имя Никодимус? Подумайте-ка хорошенько. Ник, или Нодди.
- Нет, сэр, - возразил мистер Вегг, садясь на свой стул с видом кроткой
покорности судьбе, сочетающейся с меланхолической прямотой, - мне бы не
хотелось, чтобы меня называли этим именем люди, которых я уважаю; но, может
быть, не у всех имеются такого рода возражения. А почему - не знаю, -
прибавил Вегг, предвидя новый вопрос.
- Нодди Боффин, - повторил старик. - Нодди. Это мое имя. Нодди - или
Ник - Боффин. А вас как зовут?
- Сайлас Вегг. Не знаю, почему Сайлас, и не знаю, почему Вегг, -
ответил мистер Вегг, по-прежнему осторожно.
- Ну, Вегг, - сказал мистер Боффин, еще крепче прижимая к себе свою
палку, - я хочу сделать вам одно предложение. Помните, когда вы меня в
первый раз увидели?
Деревянная нога посмотрел на него задумчивым взглядом, несколько
смягчившимся в предвидении возможной поживы.
- Позвольте подумать. Я не вполне уверен, хотя вообще глаз у меня
довольно-таки примечательный. Не в понедельник ли утром? - еще тогда мясник
приходил в наш дом насчет заказа и купил у меня один романс, - мне еще
пришлось напеть ему мотив, потому что он не знал, как это поется.
- Правильно, Вегг, правильно! Только он купил не один романс.
- Да, верно, сэр, он купил несколько штук и, не желая тратить деньги на
всякую дрянь, советовался со мной насчет выбора, - мы вместе с ним
просмотрели всю коллекцию. Да, да, верно! Вот так он стоял, а вот так я
стоял, а вот тут вы, мистер Боффин, на том самом месте, где теперь стоите, и
с той же самой палкой в той же самой руке, и вот точно так же спиной к нам.
Да, да, верно! - прибавил мистер Вегг, заглядывая за спину мистера Боффина,
чтобы увидеть его сзади и проверить это последнее, поистине необычайное
совпадение, что спина "та самая".
- Как по-вашему, что я тогда делал, Вегг?
- Я бы сказал, сэр, что вы, может быть, разглядывали улицу?
- Нет, Вегг. Я подслушивал.
- В самом деле, сэр? - с сомнением спросил мистер Вегг.
- Не с каким-нибудь дурным умыслом, Вегг, потому что вы пели мяснику:
ведь не стали бы вы напевать секреты мяснику посреди улицы.
- Пока еще не приходилось, сколько припомню, - осторожно ответил мистер
Вегг. - А вообще, дело возможное. Как знать, мало ли что человеку может
прийти в голову со временем. (Это для того, чтобы не упустить самой малейшей
возможности извлечь выгоды из признания мистера Боффина.)
- Так вот, - повторил Боффин, - я подслушивал ваш с ним разговор. А
сколько вы?.. Да нет ли у вас другого стула? Одышка замучила.
- Другого у меня нет, но вы садитесь, пожалуйста, на этот, - предложил
Вегг, уступая ему стул. - Я и постою с удовольствием.
- Бог ты мой, как приятно тут посидеть! - воскликнул мистер Боффин,
усевшись на стул и по-прежнему прижимая к себе палку, словно младенца, -
какое тут славное местечко! Тут с обеих сторон эти) романсы, будто шоры из
книжных листков. Одно удовольствие!
- Если я не ошибаюсь, сэр, - деликатно намекнул мистер Вегг, опершись
рукой на прилавок и нагнувшись к разглагольствующему Боффину, - вы упомянули
о каком-то предложении?
- Сейчас дойдем и до этого. Да-да! Сейчас дойдем и до этого! Я хотел
сказать, что если я слушал вас тогда утром, то слушал с восторгом, даже
прямо-таки с благоговением. А про себя думал: "Вот человек с деревянной
ногой, литературный человек..."
- Н-не совсем так, сэр, - сказал мистер Вэгг.
- Да ведь вы знаете все эти романсы и по названиям и на голоса, так что
если вам вздумается вдруг прочесть или пропеть любой из них, то стоит только
надеть очки - вот и все! - воскликнул мистер Боффин. - Так вас и вижу за
этим делом!
- Ну что ж, сэр, - подтвердил мистер Вегг, с достоинством наклоняя
голову, - в таком случае можно сказать и литературный.
- "Литературный человек с деревянной ногой - и все печатное перед ним
открыто!" Вот что я думал тогда утром, - продолжал мистер Боффин, наклоняясь
вперед, чтобы описать правой рукой возможно большую дугу, не наткнувшись на
вешалку с романсами, - "все печатное перед ним открыто!" Ведь так оно и
есть, правда?
- Что ж, сказать вам без утайки, сэр, - скромно согласился мистер Вегг,
- какую бы печатную страницу вы мне ни показали, думаю, что я с ней
расправлюсь в два счета, лишь бы печать была английская.
- Не сходя с места? - спросил мистер Боффин.
- Не сходя с места.
- Так я и думал! Тогда сообразите вот что. Я хоть и не на деревянной
ноге, а все печатное для меня закрыто.
- Неужели, сэр? - отозвался мистер Вегг в приливе самодовольства. -
Плохо учились?
- Плохо учился! - с расстановкой повторил мистер Боффин. - Совсем не то
слово. Ну, конечно, если вы мне покажете букву "Б", так я ее узнаю, это та
самая буква, с которой начинается "Боффин".
- Ну-ну, сэр, - вставил мистер Вегг поощрения ради, - это все-таки
кое-что.
- Кое-что, но ей-же-ей немного, - ответил мистер Боффин.
- Может, это меньше, чем хотелось бы человеку любознательному, -
согласился мистер Вегг.
- Так вот, послушайте. Дела я бросил и живу на покое. Вместе с миссис
Боффин - Генриетти Боффин - ее отца звали Генри, а мать - Хетти, вот оно и
получилось Гекристти, - и живем мы с ней в достатке, на те деньги, что нам
завещал покойный хозяин.
- Так он скончался, сэр?
- А я что говорю; покойный хозяин. Так вот, теперь мне уже поздно
начинать рыться и копаться во всяких там азбуках и грамматиках. Дело к
старости, не хочется себя утруждать. А хочется мне почитать что-нибудь, да
чтобы печать была покрасивее, покрупнее, какую-нибудь этакую книгу получше,
да чтоб томов было побольше, как в профессии лорд-мэра (он, должно быть,
хотел сказать "в процессии" *, но сходство слов его подвело), такую, чтобы
пришлась и по вкусу и по мысли и чтобы читать ее можно было не торопясь,
подольше. А как же мне добраться до чтения, Вегг? Платить, - тут он толкнул
Вегга в грудь набалдашником своей толстой палки, - платить такому человеку,
который это дело знает как свои пять пальцев, платить по стольку-то в час,
скажем, по два пенса, чтобы он приходил ко мне и читал вслух.
- Гм! Разумеется, это лестно слышать, сэр, - ответил Вегг, начиная
видеть себя в совершенно новом свете. - Гм! Вот это и есть то предложение, о
котором вы говорили, сэр?
- Да. Нравится оно вам?
- Надо подумать, мистер Боффин.
- Мне не хочется стеснять литературного человека с деревянной ногой, -
великодушно сказал мистер Боффин, - не хочется слишком его стеснять. Мы не
поссоримся из-за лишних полпенни в час. Часы вы назначите сами, какие вам
удобно, после того как освободитесь от занятий в вашем доме. Я живу недалеко
от Мэйдн-лейна, ближе к Холлоуэю; стоит вам после занятий пройти немного на
восток, а там свернуть к северу - вот вы и на месте. Два с половиной пенса в
час, - продолжал Боффин, доставая из кармана кусок мела и поднимаясь со
стула, чтобы по своему способу произвести вычисление на его сиденье, - две
длинных и одна короткая - это будет два с половиной пенса, две коротких -
это все равно что одна длинная, да два раза по две длинных - это будет
четыре длинных - всего пять длинных; шесть вечеров в неделю по пяти длинных
за вечер; сложить все вместе - получается тридцать длинных. Кругленькая
сумма! Полкроны! Указав на этот солидный и вполне удовлетворительный итог,
мистер Боффин стер его, поплевав на перчатку, и уселся на следы мела.
- Полкроны, - в раздумье произнес мистер Вегг. - Да! Это не так много,
сэр. Полкроны.
- В неделю, знаете ли.
- В неделю. Да! А ведь сколько придется затратить умственных усилий.
Стихи вы тоже имеете в виду? - сосредоточенно осведомился мистер Вегг.
- А разве стихи будут дороже? - спросил мистер -Чоффин.
- Конечно, дороже, - подтвердил мистер Вегг. - Если человек со всем