оял один у ворот шлюза? Во всяком случае,  Брэдли  Хэдстон  смотрел  в  ту
сторону, когда прохладный ветер пронесся над его  головой  и  улетел  прочь,
успев шепнуть что-то такое, от чего призрачные деревья  и  вода  дрогнули...
или ответили угрозой? - ведь чего только не подскажет человеку воображение!
     Брэдли подошел к сторожке и толкнул дверь. Она была заперта изнутри.
     - Боится он меня, что ли? - пробормотал он, постучавшись.
     Плут Райдергуд вмиг проснулся, отодвинул засов на двери и впустил его.
     - Что это, Третий Хозяин! Я уж боялся, что вы совсем сгинули. Две  ночи
пропадали. Ну, думаю, улизнул он от меня! Совсем было решился пропечатать  в
газетах - мол, разыскиваю человека.
     Брэдли так изменился в лице, услышав это, что Райдергуд счел  за  благо
смягчить свой намек лестью.
     - Да нет, сударь, на вас это не похоже, - продолжал он, с  тупым  видом
мотая головой. - Этой мыслишкой я только вначале, шутки ради, позабавился. А
потом говорю себе: "Он человек честный". Вот так слово в слово и сказал.  "У
него, говорю, честности на двоих хватит".
     Примечательно, что Райдергуд ни о чем не спрашивал Брэдли.  Впервые  он
посмотрел ему в лицо, когда отворял дверь, теперь посмотрел еще раз (правда,
украдкой) и решил обойтись без расспросов.
     - Вы,  сударь,  пожалуй,  еще  часиков  на  сорок  уснете,  прежде  чем
попросите позавтракать, - сказал он, когда его гость, сев  на  стул,  подпер
подбородок рукой в уставился глазами в пол. И вот  еще  одно  примечательное
обстоятельство: разговаривая  с  Брэдли,  Райдергуд  без  всякой  надобности
переставлял с места на место свою убогую мебель,  лишь  бы  не  смотреть  на
него.
     - Да, пожалуй, мне надо выспаться, - сказал Брэдли, не меняя позы.
     - Вот и я то же самое вам советую, сударь, - подхватил Райдергуд. - А в
горле у вас не пересохло?
     - Да. Надо чего-нибудь выпить, - безразличным тоном проговорил Брэдли.
     Мистер Райдергуд поставил на стол бутылку джина и, сходив с кувшином за
водой, налил своему гостю в стакан и того и другого. Потом он снял одеяло  с
кровати, встряхнул его, снова постелил, и Брэдли лег  спать  не  раздеваясь.
Образно выразившись, что он "сведет счеты  со  сном"  в  деревянном  кресле,
мистер Райдергуд устроился, как и прежде, у  окна,  и,  как  и  прежде,  все
смотрел в упор на своего гостя, пока  тот  не  заснул.  Тогда  он  поднялся,
подошел к кровати и стал тщательно осматривать его с головы до ног,  на  сей
раз вблизи и при ярком  дневном  свете.  И,  осмотрев,  отправился  к  шлюзу
обдумать все как следует.
     - Один рукав ниже локтя располосован, другой лопнул по  шву  в  пройме.
Видно, кто-то в него вцепился, и вцепился что есть силы -  прямо-таки  повис
на нем, потому что ворот у рубашки  оторван.  По  траве  валялся  и  в  воде
побывал. И вся одежда в пятнах, а что это за пятна и откуда они  взялись,  я
тоже знаю. Ура!
     Брэдли все спал и спал. После полудня с верховьев реки к шлюзу  подошла
баржа. До нее тут проходили и другие баржи и вверх и вниз по реке, но сторож
у шлюза окликнул только эту, справившись, нет  ли  каких  новостей.  Видимо,
время у него было рассчитано точно. Матросы с баржи что-то  рассказали  ему,
но в двух-трех словах, без всякой охоты.
     Между  тем  временем,  когда  Брэдли  лег  и  когда  он  встал,  прошло
двенадцать часов.
     - Меня не проведешь, голубчик! - пробормотал Райдергуд, обращаясь не  к
появившемуся в дверях сторожки учителю, а к шлюзу. - Так я  и  поверил,  что
можно столько спать!
     Брэдли подошел к деревянному вороту, где сидел  Райдергуд,  и  спросил,
который час. Тот ответил, что около трех.
     - Когда вас сменяют?
     - Послезавтра, сударь.
     - Не раньше?
     - Вот ни на столечко не раньше, сударь.
     Оба, видимо, придавали какое-то особое значение  этому  обстоятельству.
Райдергуд ответил с явным удовольствием  и  повторил  свой  ответ  еще  раз,
растягивая слова и подчеркивая их отрицательным покачиванием головы:
     - Вот ни-на-сто-лечко не раньше, сударь.
     - Я говорил вам, что уйду сегодня? - спросил Брэдли.
     - Нет, сударь, - весело и любезно ответил  Райдергуд,  -  не  говорили.
Может, хотели сказать, да запамятовали. Иначе с чего бы вас сомнение взяло?
     - Дождусь захода солнца и уйду, - сказал Брэдли.
     - Тем более надо подзаправиться. Пойдемте, Третий Хозяин, я вас угощу.
     Так как мистер Райдергуд обходился в своем хозяйстве без  скатерти,  на
сервировку ему потребовалось не больше минуты - долго ли поставить  на  стол
вместительный противень  с  тремя  четвертями  огромного  мясного  пирога  и
достать два карманных ножа, глиняную  кружку  и  большую  темную  бутылку  с
пивом.
     Оба принялись за еду, причем Райдергуд ел и пил  с  большим  аппетитом,
чем его гость. За неимением посуды честный человек вырезал из толстой  корки
пирога два треугольника и положил их - внутренней  стороной  кверху  -  один
перед собой, другой перед Брэдли. На эти гарелки он навалил мясную  начинку,
придав таким образом дополнительный интерес трапезе, так  как  участники  ее
вслед за мясным блюдом принялись поедать и самые блюда, да к тому  же  имели
удовольствие гоняться по дощатому столу за сгустками подливки  и  отправлять
их в рот с помощью ножа, если только они не соскальзывали с лезвия.
     Брэдли Хэдстон проявил такую поразительную неловкость в манипуляциях  с
ножом, что Плут не мог не заметить этого.
     - Осторожнее, Третий Хозяин! - крикнул он. - Обрежетесь!
     Но предостережение  запоздало,  так  как  в  эту  самую  минуту  Брэдли
располосовал себе  руку.  А  то,  что  получилось  дальше,  было  совсем  уж
некстати: попросив Райдергуда перевязать рану и став рядом с  ним  вплотную,
Брэдли так сильно дернул рукой от боли, что забрызгал ему кровью всю куртку.
     Как только трапеза подошла к концу и остатки тарелок вместе с остатками
подливки были положены в то, что  осталось  от  пирога,  служившего  удобным
вместилищем для всякого рода  запасов,  Райдергуд  налил  пива  в  кружку  и
надолго приложился к ней. А потом взглянул Брэдли в лицо, и  взгляд  у  него
был недобрый.
     - Третий Хозяин! - хриплым голосом сказал он, нагибаясь  через  стол  и
трогая учителя за руку. - Новость-то вас опередила.
     - Что за новость?
     - Как вы думаете, - Райдергуд пренебрежительно  мотнул  головой,  точно
отбрасывая всякую необходимость в дальнейшем притворстве, - кто вытащил тело
из воды? Отгадайте!
     - Я не мастер отгадывать.
     - Она вытащила. Ур-ра! Вот вы как ему удружили! Она вытащила!
     Судорога, исказившая лицо Брэдли, и ярость, которой вдруг зажглись  его
глаза, показали, каким страшным ударом была для него эта весть. Но он ничего
не сказал - ни единого слова; только улыбнулся  кривой  улыбкой,  подошел  к
окну и став спиной к Райдергуду,  облокотился  об  оконную  раму.  Райдергуд
проследил за ним взглядом. Райдергуд усмехнулся, доказав этой усмешкой,  что
догадливости у него куда больше, чем у Брэдли.
     - Я столько времени не спал, - сказал учитель. - Пойду опять лягу, если
вы не возражаете.
     - Сделайте милость, Третий Хозяин,  -  последовал  радушный  ответ.  Но
учитель лег, не дожидаясь ответа, и пролежал почти до самого захода  солнца.
А когда он вышел из сторожки, Райдергуд сидел на траве у бечевника.
     - Если нам с вами понадобится еще одна встреча, - сказал  Брэдли,  -  я
приду сюда. Спокойной ночи!
     - Ну что ж, спокойной ночи, если она,  по-вашему,  будет  спокойная,  -
ответил Райдергуд, поворачиваясь  к  нему  спиной.  Но  как  только  учитель
зашагал прочь, он с усмешкой посмотрел ему вслед и добавил вполголоса:  -  Я
бы тебя так не отпустил, когда бы не ждал сменщика с минуты  на  минуту.  Да
все равно больше мили не пройдешь - догоню.
     Собственно говоря, сменщик Райдергуда должен был начать дежурство после
захода солнца, но не миновало и четверти часа, как он неторопливой  походкой
подошел к сторожке. Не дожидаясь конца  своей  смены,  да  еще  выговорив  у
товарища часок-другой с  обещанием  отдежурить  за  него  в  следующий  раз,
Райдергуд тут же отправился вдогонку за Брэдли Хэдстоном.
     Выслеживать он умел лучше,  чем  Брэдли.  Соглядатайство,  вынюхивание,
слежка - были делом его жизни, изученным вдоль и поперек. Отойдя от плотины,
он так припустил, что догнал Брэдли еще до второго шлюза - догнал настолько,
насколько считал нужным. Брэдли то и дело оглядывался на ходу, но не замечал
своего преследователя. Тот умел пользоваться всеми преимуществами местности,
знал, когда нужно спрятаться в кусты, за изгородь, когда нырнуть  в  канаву,
когда залечь в траву, и пускался на тысячи уловок, которые даже не пришли бы
на ум обреченному Брэдли.
     Впрочем, Райдергуду пришлось оставить свои уловки и замереть на  месте,
когда  учитель  свернул  к  опушке  небольшого  леска,  заросшей   крапивой,
вереском, ежевикой, заваленной полусгнившими стволами деревьев, и  начал  то
вскакивать на эти стволы, то  прыгать  с  них  на  землю,  точно  шаловливый
мальчишка, - но не по-мальчишески бездумно, а с какой-то определенной целью.
     - Что это ты затеял? - пробормотал Райдергуд и выглянул из канавы, чуть
раздвинув  обеими  руками  кусты  живой  изгороди.  И  вскоре  Брэдли  самым
неожиданным образом пояснил ему свое странное поведение.  -  Святой  Георгий
заодно  с  драконом!  -  воскликнул  Райдергуд.  -  Да  он  никак   купаться
собирается!
     Брэдли снова проделал тот  же  путь,  прыгая  по  срубленным  деревьям,
вернулся к реке и начал раздеваться. На секунду можно было заподозрить,  что
он готовится совершить самоубийство и  хочет  придать  ему  вид  несчастного
случая. - Но если ты такое задумал, зачем у тебя  узелок  под  мышкой,  что,
наверно, был припрятан между деревьями? - сказал Райдергуд. Тем не  менее  у
него отлегло от сердца, когда купальщик, нырнув  в  воду  и  сделав  два-три
взмаха руками, вылез на берег. - А то знаешь ли, -  прочувствованно  добавил
Райдергуд, - жалко мне расставаться с тобой, не вытянув из  тебя  еще  малую
толику денег.
     Перебравшись в другую канаву, откуда было удобнее наблюдать за  Брэдли,
и проделав маленькую щелочку в живой изгороди, незаметную  даже  для  самого
зоркого глаза, Плут Райдергуд увидел, что купальщик стал  одеваться.  И  тут
мало-помалу взору его открылось чудо: когда Брэдли, наконец,  выпрямился,  в
полном облачении, в нем не осталось ничего от прежнего матроса с баржи!
     - Ага! - пробормотал Райдергуд. - Опять нарядился как в  первый  вечер!
Понятно! Ну, теперь ты от меня не отделаешься! Хитер, нечего сказать! Однако
найдутся и похитрее тебя!
     Одевшись, купальщик опустился на колени и стал шарить в траве,  собирая
что-то, потом выпрямился с узелком под мышкой. Настороженно  оглядевшись  по
сторонам, он подошел к самому  берегу  и  легким  движением  закинул  узелок
далеко в воду. Райдергуд выждал, покуда купальщик обогнет  излучину  реки  и
скроется у него из виду, и только тогда вылез из канавы.
     - Что же мне теперь делать? - рассуждал  Плут.  -  Идти  за  тобой  или
отпустить на время, а самому заняться рыбной ловлей?  -  Погруженный  в  эти
размышления, он на всякий случай шел следом за Брэдли и вскоре снова  увидел
его. - Сейчас отпустить, а  потом  вызвать  тебя  сюда  или  самому  к  тебе
явиться? Ведь если отложить рыбную ловлю, пожалуй  другие  кое-что  поймают.
Нет! Я тебя отпущу, а сам пойду рыбку удить. - Придя к  такому  решению,  он
прекратил слежку и повернул назад.
     Несчастный, которого Райдергуд отпустил - правда, ненадолго,  -  шел  к
Лондону.  Он  подозрительно  вслушивался  в   каждый   звук,   подозрительно
вглядывался в каждого встречного,  но  над  ним,  как  это  часто  бывает  с
душегубцами, властвовали колдовские  чары,  мешавшие  ему  увидеть  истинную
опасность, которая таилась в его жизни и могла  погубить  ее.  Брэдли  много
думал о Райдергуде - вернее, мысли о нем не выходили у него из головы  с  их
первой ночной встречи, но в  этих  мыслях  Райдергуду  отводилось  место  не
преследователя, а совсем иное,  и  Брэдли  прилагал  столько  усилий,  чтобы
приспособить ему это место и втиснуть его туда, что о другом даже  помыслить
не мог. И тут опять действовали колдовские чары, от  которых  не  избавиться
душегубцу. Есть пятьдесят дверей,  куда  может  проникнуть  разоблачение.  С
величайшим трудом и величайшей хитростью он запирает на  двойной  замок,  на
задвижки сорок девять из них и не видит, что пятидесятая  стоит  распахнутая
настежь.
     Над Брэдли тяготело еще одно проклятие: навязчивая идея,  изнурительная
и изнуряющая хуже всяких  угрызений  совести.  Угрызения  совести  ему  были
неведомы, но преступнику, который держит этого мстителя в узде,  все  же  не
избежать другой медленной пытки:  он  непрестанно  повторяет  мысленно  свое
злодеяние и  раз  от  разу  тщится  совершить  его  все  лучше  и  лучше.  В
защитительных речах, в так называемых исповедях убийц, неотступная тень этой
пытки лежит  на  каждом  их  лживом  слове.  Если  все  было  так,  как  мне
приписывают, мыслимо ли, чтобы я совершил такую-то и такую-то  ошибку?  Если
все было так, как мне приписывают, неужели я упустил бы из  виду  эту  явную
улику, которую ложно выставляет против меня злонамеренный  свидетель?  Такая
навязчивая идея, выискивающая одно за другим слабые места в содеянном, чтобы
укрепить их, когда уже ничего изменить нельзя, усугубляет злодеяние тем, что
оно совершается тысячу раз вместо одного. И  эта  же  направленность  мысли,
точно дразня озлобленную, не знающую раскаяния  натуру,  карает  преступника
тягчайшей карой, непрестанно напоминая ему о том, что было.
     Брэдли  шел  в  Лондон  в  оковах  своей  ненависти  и  жажды  мести  и
придумывал, как бы он мог утолить и то другое - утолить  лучше,  чем  это  у
него получилось. Орудие можно было найти более верное, место и час  -  более
подходящие. Нанести человеку удар сзади, в темноте, на берегу реки - не  так
уж плохо, но следовало сразу лишить его  возможности  сопротивляться,  а  он
повернулся и сам  кинулся  на  своего  противника.  И  вот,  чтобы  поскорее
прекратить борьбу и покончить с этим, пока кто-нибудь не подоспел на помощь,
пришлось второпях столкнуть его, еще живого, в реку. Случись все заново,  он
сделал бы по-другому. Скажем, окунул бы его с головой в воду и подержал  там
подольше. Скажем, нанес бы первый удар так, чтобы наверняка  убить.  Скажем,
выстрелил бы в него. Скажем, удушил бы. Скажем, так,  скажем,  этак.  Скажем
как угодно, лишь бы избавиться от этих неотступных мыслей, потому что они ни
к чему не приведут.
     Учение в школе  началось  на  следующий  день.  Школьники  не  заметили
никакой или почти никакой перемены в учителе, так как выражение лица у  него
всегда было сосредоточенно хмурое. А он весь урок делал и  переделывал  свое
черное дело. Стоя перед доской с куском мела в руке, он вспоминал то место и
думал: если бы выше или ниже по реке, может там глубже и  берег  круче?  Ему
хотелось нарисовать это мелом на доске. Он проделывал  все  сызнова,  каждый
раз стараясь сделать лучше, и за молитвой, и за устным счетом, и за  опросом
учеников - весь день, с первого до последнего урока.
     Чарли Хэксем сам стал теперь учителем, но в другой школе,  под  началом
другого. Был вечер.  Брэдли  ходил  взад  и  вперед  по  своему  садику  под
устремленным на него из-за спущенной шторы бдительным оком кроткой маленькой
мисс Пичер, которая только  успела  подумать,  не  предложить  ли  ему  свой
флакончик с нюхательными солями  от  головной  боли,  как  вдруг  ее  верная
приспешница Мэри-Энн подняла руку.
     - Да, Мэри-Энн?
     - Разрешите, мисс Пичер? Молодой мистер Хэксем идет в гости  к  мистеру
Хэдстону.
     - Прекрасно, Мэри-Энн.
     Мэри-Энн опять подняла руку.
     - Говори, Мэри-Энн.
     - Мистер Хэдстон поманил пальцем молодого мистера  Хэксема  и  вошел  в
дом, не дожидаясь его, а теперь, мисс Пичер, он тоже  вошел  и  затворил  за
собой дверь.
     - Отлично, Мэри-Энн.
     Мэри-Энн снова протелеграфировала поднятой рукой.
     - Ну, что еще, Мэри-Энн?
     - Мисс Пичер, им, наверно, темно и неуютно со спущенными занавесками.
     - О вкусах не спорят, - сказала мисс Пичер и, положив  руку  на  корсаж
своего скромного платья, подавила грустный вздох.  -  О  вкусах  не  спорят,
Мэри-Энн.

     Отворив дверь в комнату, Чарли увидел в ее  желтоватом  сумраке  своего
старого друга и остановился на пороге.
     - Входи, Хэксем, входи.
     Чарли шагнул вперед - пожать протянутую ему руку и  снова  остановился.
Налитые кровью, опухшие глаза учителя с  усилием  встретили  его  испытующий
взгляд.
     - Мистер Хэдстон, что случилось?
     - Случилось? Где?
     - Мистер  Хэдстон,  вы  слышали?..  Про  этого...  про  мистера  Юджина
Рэйберна? Говорят, его убили?
     - Значит, умер! - воскликнул Брэдли.
     Он облизнул губы, осмотрелся по  сторонам,  перевел  взгляд  на  своего
бывшего ученика, не спускавшего с него глаз, и потупился.
     - Я слышал об этом злодеянии, - сказал Брэдли, не в силах унять дрожь в
губах, - но не знал, чем оно кончилось.
     - Где вы были, - понизив голос, сказал мальчик и сделал шаг  вперед,  -
где вы были, когда это произошло? Нет! Стойте! Я ни о чем не  спрашиваю.  Не
отвечайте на мой вопрос. Если вы заставите меня  выслушать  свое  признание,
мистер  Хэдстон,  я  не  умолчу  ни  об  одном   вашем   слове.   Подумайте!
Остерегитесь! Я все выдам, я выдам вас! Да! Выдам!
     Тяжко было несчастному  выслушать  это  отречение.  Предельное,  полное
одиночество наложило на него свою тень.
     - Говорить надо мне, а вы молчите, - продолжал юноша. - Если вы скажете
хоть слово, это вас погубит. Я покажу вам ваше себялюбие, мистер Хэдстон,  -
ваше безудержное, неукротимое себялюбие, чтобы вы поняли, почему я не хочу и
не могу больше иметь с вами дело.
     Брэдли взглянул на Чарли Хэксема так, будто это был  школьник,  который
отвечал урок, давно знакомый и смертельно надоевший учителю. Но что  он  мог
сказать теперь своему бывшему ученику?
     - Если вы причастны... я не уточняю меры вашей причастности... к  этому
убийству, - продолжал юноша. - Если вам известно  о  нем...  что  бы  то  ни
было... Если известно, кто его совершил... на большее  я  не  намекаю...  вы
причинили мне такой вред, которого простить нельзя. Мы с вами вместе были  у
него  в  Тэмпле,  где  я  высказал  ему  свое  мнение  о  нем  и  под   свою
ответственность высказался и о вас. Мы с вами вместе следили за ним,  вместе
надеялись, что моя сестра опомнится и оставит его. Мы действовали заодно,  и
я всячески способствовал вашему намерению жениться на моей сестре. И теперь,
преследуя  свои  цели,  вы  навлекли  на  меня  подозрение?  Такова-то  ваша
благодарность мне, мистер Хэдстон?
     Брэдли сидел, глядя прямо перед собой, в  пустоту.  Как  только  Хэксем
умолкал, он обращал к нему взгляд, точно понукая его поскорее ответить урок,
и дело с концом. И как только юноша  снова  начинал  говорить,  лицо  Брэдли
снова превращалось в застывшую маску.
     - Я буду с вами откровенен, мистер Хэдстон, - продолжал  Чарли  Хэксем,
угрожающе мотнув головой. - Сейчас не время притворяться, будто  я  не  знаю
того, что  знаю...  кроме  некоторых  обстоятельств,  о  которых  вам  лучше
молчать. Так вот, слушайте! Если вы были хорошим  учителем,  я  был  хорошим
учеником. Такой ученик делал вам честь и, завоевывая доброе имя себе, в  той
же мере завоевывал его и своему учителю. Так вот, поскольку мы ни в  чем  не
уступаем друг другу, я хочу показать,  как  вы  меня  отблагодарили  за  мое
содействие вам во всем, что касалось сестры. Вы скомпрометировали меня,  так
как нас видели  вместе,  когда  мы  сталкивались  с  этим  мистером  Юджином
Рэйберном. Вот ваша  благодарность.  Если  мое  доброе  имя  и  мое  решение
прекратит