, - сурово сказал ему отец, -  я,  кажется,  уже  просил  тебя  не
дурить.
     Том нахохлился, точно петух в дождливое утро.
     - Как прелестно, - сказал интересный Горацио своей  даме,  прогуливаясь
по зале в перерыве между фигурами кадрили, - как прелестно, как освежительно
удалиться от грозовых туч, от  превратностей  и  тревог  жизни  хотя  бы  на
краткое, быстролетное мгновение и  провести  это  мгновение,  сколь  оно  ни
хрупко и преходяще, в благословенном обществе  той  особы,  чье  неодобрение
было бы смертью, холодность - безумием, измена -  гибелью,  чье  постоянство
было бы счастьем, чья любовь была бы высшей и  лучшей  наградой,  какую  бог
может послать мужчине.
     "Сколько чувства! сколько души!" - подумала мисс Тереза,  повисая  всей
своей тяжестью на руке кавалера.
     - Но довольно... довольно! - продолжал элегантный Спаркинс  трагическим
тоном. - Что я  сказал?  что  мне  до...  до  подобного  рода  чувств?  Мисс
Молдертон, - тут он остановился, - могу ли я надеяться, что вы примете...
     - Право, мистер Спаркинс, - отвечала  восхищенная  Тереза,  краснея  от
приятнейшего волнения, - вам следует обратиться к папаше. Без его позволения
я никогда не решусь...
     - Но он, верно, не будет против...
     - Ах, нет! Право же,  право,  вы  его  совсем  не  знаете!  -  прервала
Спаркинса мисс Тереза, отлично зная,  что  опасаться  нечего,  -  ей  только
хотелось, чтобы их беседа как можно больше походила на сцену из романа.
     - Не может же он  быть  против  того,  чтобы  я  предложил  вам  стакан
глинтвейна, - с удивлением возразил обольстительный Спаркинс.
     "И это все?  -  подумала  разочарованная  Тереза.  -  Сколько  шума  из
пустяков!"
     - Мне доставит величайшее удовольствие, сэр, если вы отобедаете у нас в
Оук-Лодж, Кемберуэл, в пять часов в будущее воскресенье, при условии, что  у
вас нет в виду ничего лучшего, - сказал мистер  Молдертон  в  конце  вечера,
когда он и оба его сына стояли, беседуя с Горацио Спаркинсом.
     Горацио  поклонился  в  знак  признательности  и  принял  это   лестное
приглашение.
     -  Должен  сознаться,  -  заметил  отец  семейства,  протягивая  новому
знакомому свою табакерку, - что я не такой  уж  охотник  до  этих  собраний:
гораздо лучше домашний уют,  я  бы  даже  сказал  -  роскошь  Оук-Лодж.  Для
пожилого человека здесь мало привлекательного.
     - А в конце концов, что такое человек? - вопросил философ  Спаркинс.  -
Что такое человек, спрошу я вас?
     - Да, совершенно, верно,  -  отвечал  мистер  Молдертон,  -  совершенно
верно.
     - Нам известно, что мы живем и дышим, - продолжал Горацио, - что у  нас
есть потребности и желания, страсти и склонности...
     - Разумеется, - с глубокомысленным видом произнес Фредерик Молдертон.
     - Я говорю, нам  известно,  что  мы  существуем,  -  повторил  Горацио,
возвышая голос, - но это и все; здесь предел нашего познания, вершина  наших
постижении; к этому мы приходим в конце концов. Что еще нам известно?
     - Ничего, - отвечал Фредерик: он, как никто  другой,  мог  ручаться  за
себя в этом отношении.
     Том отважился было сказать что-то невпопад, но,  к  счастью  для  своей
репутации, вовремя поймал грозный  взгляд  папаши  и  поджал  хвост,  словно
щенок, уличенный в воровстве.
     -  Честное  слово,  -  сказал  мистер  Молдертон-старший,   когда   они
возвращались домой в экипаже, - этот мистер Спаркинс  замечательный  молодой
человек. Такие удивительные познания! такие необыкновенные сведения! и такая
красноречивая манера изъясняться!
     - Я думаю, это, должно быть, какое-нибудь инкогнито,  -  заметила  мисс
Марианна. - Как очаровательно и романтично!
     - Говорит он очень громко и складно, - несмело сказал Том, - только мне
не совсем понятно, о чем речь.
     - Том, я уже надежду  потерял,  что  ты  хоть  когда-нибудь  что-нибудь
будешь понимать, - сказал его отец, который, без сомнения, очень много вынес
из беседы с мистером Спаркинсом.
     - Мне кажется, Том, - сказала мисс Тереза, - что ты нынче  вечером  вел
себя просто глупо.
     - Ну конечно! - воскликнули все разом, и несчастный Том сжался в  комок
и забился в угол. Этим же вечером мистер и  миссис  Молдертон  имели  долгую
беседу относительно устройства судьбы своей дочери и ее  видов  на  будущее.
Мисс Тереза отошла ко сну,  терзаясь  сомнениями,  следует  ли  ей  поощрять
визиты теперешних своих подруг, в случае ежели она  выйдет  за  титулованную
особу; и всю ночь  напролет  ей  снились  переодетые  вельможи,  многолюдные
рауты, страусовые перья, свадебные банты и Горацио Спаркинс.
     В воскресенье утром много было  высказано  предположений  насчет  того,
каким образом доберется до них долгожданный Горацио Спаркинс. Держит  ли  он
выезд? возможно ли, что он приедет верхом? или,  быть  может,  снизойдет  до
дилижанса? Эти и другие соображения того  же  рода  и  не  меньшей  важности
поглощали внимание миссис Молдертон и ее дочерей все утро после церкви.
     - Честное слово, дута моя,  такая  досада,  что  этот  твой  вульгарный
братец напросился нынче на обед, - сказал мистер Молдертон жене. - Я нарочно
поостерегся и не пригласил никого, кроме Флемуэла, именно из-за того, что  у
нас будет нынче мистер Спаркинс. А тут, только представь себе: твой  братец,
какой-то торгаш - просто немыслимо! Я не  потерплю,  чтоб  он  толковал  при
новом госте о своей лавочке, - нет, ни за  что  на  свете!  Если  б  у  него
хватило здравого смысла скрывать, что он позорит всю семью,  -  это  бы  еще
куда ни шло; так нет же, он до того любит свое гнусное дело, что  непременно
сообщает всем и каждому, кто он такой.
     Мистер Джейкоб Бартон, о котором шла речь, был крупный  бакалейщик,  до
такой степени вульгарный и до того нечувствительный ко всяким деликатностям,
что он и вправду ничуть не стеснялся своего дела: он на нем деньги нажил,  и
пускай хоть все об этом знают, ему наплевать.
     -  А!  Флемуэл,  дорогой  мой,  как  поживаете?  -  воскликнул   мистер
Молдертон, когда в комнату вошел маленький  суетливый  человечек  в  зеленых
очках. - Вы получили мою записку?
     - Да, получил, поэтому я и приехал.
     - Не знаете ли вы этого мистера Спаркинса, хотя бы по фамилии? Вы  ведь
всех знаете.
     Мистер Флемуэл был один из  тех  господ,  обладающих  самыми  обширными
сведениями, каких иногда можно встретить в обществе и которые  кичатся  тем,
что всех знают, на самом же деле не знают ровно никого. В  доме  Молдертона,
где любые анекдоты о великих мира сего выслушивались с  жадностью,  он  был,
что называется, любимчиком; и, отлично понимая, с кем имеет дело,  он  давал
волю своей страстишке и, не зная  удержу,  хвастался  знакомством  со  всеми
значительными людьми. У него была довольно оригинальная манера врать как  бы
в скобках, с видом величайшей скромности, будто  опасаясь,  что  его  сочтут
хвастуном.
     - Да нет, под этой фамилией я его не знаю, - отвечал  Флемуэл,  понизив
голос и с самым многозначительным выражением. - Не сомневаюсь, однако, что я
его знаю. Он высокого роста?
     - Нет, среднего, - сказала мисс Тереза.
     - Волосы черные? - наудачу осведомился Флемуэл.
     - Да, - с готовностью подтвердила мисс Тереза.
     - Нос довольно короткий?
     - Не-ет, - отвечала огорченная Тереза, - нос у него римский.
     - Я и сказал, римский нос, не так ли? - вопросил Флемуэл. -  Он  хорошо
одевается?
     - О, конечно!
     - И прекрасно держится в обществе?
     - О да! - отвечало все семейство хором. - Вы его, должно быть, знаете.
     - Да, я так и думал, что вы его  должны  знать,  если  он  значительное
лицо, - торжествующе воскликнул мистер Молдертон. - Как, по-вашему,  кто  он
такой?
     - Судя по описанию, - в раздумье произнес Флемуэл, понизив голос  почти
до шепота, - он  очень  похож  на  виконта  Огастеса  Фиц-Эдварда  Фиц-Джона
Фиц-Осборна. Высокоталантливый молодой человек и при этом большой  оригинал.
Весьма вероятно, что он временно переменил фамилию для какой-нибудь цели.
     Сердце Терезы сильно забилось. Неужели это в самом деле виконт  Огастес
Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн? Какое имя, если  его  изящно  отпечатать  на
двух глазированных карточках, соединенных белой атласной лентой! "Виконтесса
Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн!" Головокружительная мысль!
     - Без пяти минут пять, - сказал  мистер  Молдертон,  взглянув  на  свои
часы, - надеюсь, он нас не обманет.
     - Вот он! - воскликнула мисс Тереза, когда послышался  громкий  стук  в
парадную дверь.  Все  постарались  принять  такой  вид,  -  как  это  обычно
делается, когда гостя ждут с особенным нетерпением, - будто они  даже  и  не
подозревали о его приходе.
     Дверь в комнату отворилась. "Мистер Бартон!" объявил слуга.
     - Черт бы его взял! - пробормотал Молдертон.  -  А!  Дорогой  мой,  как
поживаете? Что новенького?
     - Да ничего нет, - отвечал  бакалейщик  привычно  грубоватым  тоном.  -
Ровно ничего особенного. Ничего такого не слыхал. Здравствуйте,  мальчики  и
девочки! Мистер Флемуэл, очень рад вас видеть, сэр.
     - А вот и мистер Спаркинс, - заметил Том, глядевший в окно, - да еще на
какой лошади!
     И действительно, Горацио Спаркинс на крупной вороной  лошади  выделывал
такие курбеты и пируэты, словно работал  наездником  в  цирке  Астли.  После
долгого  отпускания  и  натягивания  поводьев  под  аккомпанемент  храпенья,
фырканья и стука копыт  лошадь  согласилась  остановиться  ярдах  в  ста  от
калитки, где Горацио спешился,  доверив  животное  заботам  молдертоновского
конюха. Церемония представления была проделана по всей форме. Мистер Флемуэл
глядел на Горацио сквозь зеленые очки с таинственным и значительным видом, а
галантный  Горацио  глядел  на  Терезу  так  выразительно,  что  и   сказать
невозможно.
     - Это и есть виконт Огастес, как его там?  -  шепотом  спросила  миссис
Молдертон Флемуэла, который вел ее в столовую.
     - Н-нет, то есть не совсем так, - отвечал этот великий авторитет, -  не
совсем так.
     - Кто же он тогда?
     - Тс-с! - произнес Флемуэл со значительным видом,  говорившим,  что  он
отлично знает, но никак не может открыть эту важную  тайну  по  соображениям
государственного порядка. А может, это кто-нибудь  из  министров  знакомится
таким образом с умонастроением народа?
     - Мистер Спаркинс, - вне себя от радости сказала  миссис  Молдертон,  -
сядьте, пожалуйста, между дамами. Джон, поставьте стул для гостя между  мисс
Терезой и мисс Марианной.  -  Эти  ее  слова  относились  к  слуге,  который
обыкновенно работал то за конюха, то за садовника;  но  так  как  надо  было
произвести на Спаркинса впечатление, то его заставили надеть белый галстук и
башмаки, причесали и пригладили, чтобы он мог сойти за второго лакея.
     Обед был превосходный, Горацио усиленно ухаживал за мисс Терезой, и все
были настроены как нельзя лучше, кроме  мистера  Молдертона,  который,  зная
наклонности своего шурина, терпел невыносимые мучения того рода, какие, если
верить газетам, испытывают все живущие по соседству с кабаком, когда сиделец
вешается на сеновале, что "гораздо легче вообразить себе, нежели описать".
     - Флемуэл, давно ли вы виделись с вашим другом, сэром Томасом Нолендом?
- спросил мистер Молдертон, искоса поглядывая на Горацио,  чтобы  проверить,
какое впечатление произведет имя этого великого человека.
     - Да нет, не так давно. А вот лорда Гоблтона я видел третьего дня.
     - Вот как! Надеюсь, его милость в добром здоровье? - спросил  Молдертон
с живейшим участием. Едва ли нужно говорить, что до  этой  минуты  он  и  не
подозревал о существовании такой особы.
     - О да, он здоров, вполне здоров. Отличный человек. Я  его  встретил  в
Сити и долго с ним разговаривал. Да, я с ним довольно близко знаком.  Однако
мне не удалось поговорить с ним как следует, потому что я торопился к одному
банкиру - очень богатый человек и член  парламента,  с  ним  я  тоже  знаком
довольно близко, можно даже сказать, очень близко.
     - Знаю, о ком вы говорите, - с важностью изрек Молдертон, на самом деле
зная на этот счет не больше самого Флемуэла. - Дело у него солидное.
     Этим была затронута опасная тема.
     - Кстати о деле,  -  вмешался  мистер  Бартон,  сидевший  наискосок  от
хозяина. - Один джентльмен, которого вы, Молдертон, очень хорошо  знали  еще
до того, как вам удалось провести ту первую спекуляцию, на днях зашел к  нам
в лавку и...
     - Бартон, положите мне, пожалуйста, одну  картофелину,  -  прервал  его
несчастный хозяин дома, надеясь удушить рассказ в самом зародыше.
     - Пожалуйста, - отвечал бакалейщик, нисколько не подозревая  об  умысле
зятя, - и он мне сказал напрямик...
     - Рассыпчатую, будьте добры, - опять прервал его  Молдертон,  дрожа  за
конец анекдота и опасаясь слова "лавка".
     - Вот  он  и  говорит,  знаете  ли,  -  продолжал  преступник,  передав
картофелину, - и говорит: как идет ваше дело? А я ему говорю, так, шутя,  вы
же меня знаете, говорю ему: я своим делом не гнушаюсь,  думаю,  что  и  дело
меня гнушаться не будет.
     - Мистер Спаркинс, - начал хозяин, тщетно  пытаясь  скрыть  тревогу,  -
стаканчик вина?
     - С величайшим удовольствием, сэр.
     - За ваше здоровье.
     - Благодарю вас.
     - Мы говорили в тот вечер, - продолжал  хозяин,  обращаясь  к  Горацио,
отчасти с целью блеснуть ораторским дарованием нового знакомого, отчасти  же
в надежде заглушить анекдоты бакалейщика, -  мы  говорили  тогда  вечером  о
природе человека. Ваши доводы показались мне очень убедительными.
     - И мне тоже, - сказал Фредерик. Горацио ответил  любезным  наклонением
головы.
     - Скажите, какого вы мнения о женщинах, мистер Спаркинс? - осведомилась
миссис Молдертон. Девицы жеманно улыбались.
     - Мужчина, - ответил Горацио, - мужчина, бродит ли  он  среди  светлых,
веселых, цветущих долин второго эдема или же в более унылых,  бесплодных  и,
можно сказать, прозаических  местах,  с  которыми  мы  волей-неволей  должны
мириться в наше время; мужчина в любых  обстоятельствах,  в  любом  месте  -
клонится ли  он  под  бременем  губительных  вихрей  арктической  зоны,  или
иссыхает от зноя под  лучами  полуденного  солнца,  -  мужчина  без  женщины
одинок.
     - Я очень рада слышать, что  вы  держитесь  такого  похвального  образа
мыслей, мистер Спаркинс, - сказала миссис Молдертон.
     - И я тоже, - прибавила мисс Тереза. Горацио взглядом выразил,  как  он
счастлив, а молодая особа покраснела.
     - А я думаю так... - начал мистер Бартон.
     - Я знаю, что вы хотите сказать, - прервал его Молдертон, решившись  не
давать больше хода своему родственнику, - и я с вами не согласен.
     - Что такое? - спросил изумленно бакалейщик.
     - Мне очень жаль, Бартон, что я расхожусь с вами во мнениях,  -  сказал
хозяин таким решительным тоном, словно и в самом деле противоречил какому-то
его утверждению, - но я не могу согласиться  с  тем,  что  считаю  в  высшей
степени нелепым.
     - Да ведь я хотел сказать...
     -  Вы  меня  не  убедите,  -  сказал  Молдертон  с  видом  непреклонной
решимости. - Никогда.
     - А я не могу вполне согласиться с доводами мистера Спаркинса, - сказал
Фредерик, вступая в бой вслед за папашей.
     - Как! - воскликнул Горацио,  который  пустился  рассуждать  еще  более
отвлеченно и туманно, когда увидел, что  дамы  слушают  его  с  восторженным
изумлением. - Как! Разве следствие не есть результат причины? Разве  причина
не предшествует следствию?
     - Вот в чем суть, - сказал Флемуэл.
     - Разумеется, - сказал мистер Молдертон.
     - Ибо, если следствие есть результат причины,  а  причина  предшествует
следствию, то вы ошибаетесь, насколько я понимаю, - прибавил Горацио.
     - Положительно так, - сказал угодливый Флемуэл.
     -  По  крайней  мере  таково  будет  верное  и  логическое  заключение,
насколько я понимаю? - вопросительным тоном прибавил Спаркинс.
     - Без сомнения, - опять ввязался Флемуэл. - Это решает дело.
     - Что ж, может быть, и решает, - сказал Фредерик. - Раньше я  этого  не
понимал.
     "А я и теперь не очень-то понимаю, - подумал бакалейщик, - однако  надо
полагать, что это правильно".
     - Какой у него глубокий ум! - шепнула миссис Молдертон  дочерям,  когда
они выходили в гостиную.
     - Ах, он просто прелесть! - отвечали обе девицы разом, -  говорит,  как
оракул. Он, должно быть, много видел и знает жизнь.
     Когда мужчин предоставили самим себе, воцарилось молчание и у всех  был
такой  мрачный  вид,  словно  их   совсем   доконала   философская   глубина
состоявшейся перед этим беседы.  Первым  нарушил  молчание  Флемуэл,  твердо
решивший выведать, кто и что такое на самом деле Горацио Спаркинс.
     - Извините меня, сэр, - начал этот всезнающий  человек.  -  Если  я  не
ошибаюсь, вы готовитесь к адвокатуре? Я и сам когда-то  подумывал  об  этом,
да, в самом  деле,  и  довольно  близко  знаком  с  первыми  светилами  этой
выдающейся профессии.
     - Н-ну, не совсем, - ответил Горацио, слегка поколебавшись.
     - Но вы давно вращаетесь среди шелковых мантий, если я не  ошибаюсь?  -
почтительно спросил Флемуэл. - Почти всю свою жизнь, - отвечал Спаркинс.
     Вопрос, таким образом, был благополучно разрешен для мистера  Флемуэла.
Горацио - это молодой джентльмен, который скоро станет адвокатом.
     - Не хотел бы я быть юристом, - сказал Том,  впервые  раскрывая  рот  и
оглядывая стол в надежде, что хоть кто-нибудь обратит внимание на его слова.
Никто на это ничего не ответил.
     - Не хотел бы  я  носить  парик!  -  отважился  Том  сделать  еще  одно
замечание.
     - Том, очень прошу, не выставляй себя на посмешище, - сказал ему  отец.
- Слушай, пожалуйста, и поучайся из разговора старших, но не делай все время
нелепых замечаний.
     - Хорошо, папаша, - ответил несчастный  Том,  который  не  произнес  ни
слова с тех пор, как попросил в четверть шестого второй  кусок  говядины,  а
теперь было восемь.
     - Ну ничего, Том! - заметил  его  добродушный  дядюшка.  -  Я  с  тобой
согласен. Мне бы тоже не хотелось носить парик. Уж лучше фартук.
     Мистер Молдертон сильно закашлялся. Мистер Бартон продолжал:
     - Потому что, ежели человек гнушается своим делом...
     Кашель возобновился с удесятеренной силой и не прекращался до тех  пор,
пока незадачливый его виновник, встревожившись, не позабыл совершенно о том,
что собирался сказать.
     - Мистер Спаркинс, - сказал Флемуэл, возобновляя атаку, - не знаете  ли
вы мистера Делафонтена, с Бедфорд-сквера?
     - Я обменялся с ним карточками; после чего я, правда, имел случай  быть
ему полезным, - отвечал Горацио, слегка краснея - без сомнения, оттого,  что
ему пришлось сделать такое признание.
     - Это большая удача, если вам довелось оказать  услугу  такому  важному
лицу, - сказал Флемуэл, всем своим видом выражая глубокое уважение.
     - Не знаю, кто он такой, - по секрету шепнул он Молдертону,  когда  они
переходили в гостиную следом  за  Горацио.  -  Однако  совершенно  ясно,  по
профессии он юрист и лицо очень важное, с большими связями.
     - Без сомнения, без сомнения, - поддакнул его спутник.
     Остаток вечера прошел самым восхитительным образом.  Мистер  Молдертон,
избавившись от своих опасений в силу того обстоятельства, что  Бартон  уснул
крепким сном, был в высшей степени  любезен  и  снисходителен.  Мисс  Тереза
сыграла "Падение Парижа" - мастерски, как объявил Спаркинс,  и  оба  они,  с
помощью Фредерика, пробовали спеться, разучивая без конца дуэты и трио,  так
как сделали приятное открытие, что их голоса прекрасно гармонируют. Конечно,
все они пели первую партию, а Горацио, помимо  того  небольшого  неудобства,
что он был абсолютно лишен слуха, еще и не знал ни одной ноты.  Все  же  они
провели время очень приятно,  и  был  уже  первый  час  ночи,  когда  мистер
Спаркинс попросил, чтобы подали его коня,  похо