ше на службе
у английского аристократического правительства, - на службе врагов Франции и
свободы. Я бы сказал, превосходная карта. При  нынешней  особо  направленной
подозрительности вывод напрашивается сам собой  -  мистер  Барсед  и  сейчас
состоит на службе английского аристократического правительства,  он  не  кто
иной, как шпион, подосланный Питтом, гнусный предатель, вкравшийся в доверие
Республики, которая пригрела эту гадину на своей  груди;  несомненно,  он  и
есть тот самый злоумышленник, коварный  англичанин,  которому  приписываются
всяческие козни; чего о нем только не рассказывают - и все  никак  не  могут
напасть на его след! Эту карту уж ничем не побьешь! Как,  по-вашему,  мистер
Барсед, неплохая карта?
     - Не понимаю я вашей игры, - насупившись, буркнул шпион.
     - Хожу с туза - подаю донос на мистера  Барседа  в  ближайший  комитет.
Посмотрите ваши карты, мистер Барсед, подумайте, не торопитесь.
     Картон пододвинул бутылку, налил себе еще коньяку и  выпил.  Он  видел,
что шпион побаивается, как бы он не напился и не пошел  спьяну  доносить  на
него. Он нарочно налил себе еще стакан и выпил.
     - Посмотрите хорошенько ваши карты, мистер Барсед, не торопитесь.
     Карты у фискала были плохие, хуже даже, чем  предполагал  его  партнер.
Среди этих плохих карт мистер Барсед видел такие,  о  которых  Сидни  Картон
даже и представления не имел. Отставленный от  своей  почетной  должности  в
Англии - не потому, что в его услугах перестали нуждаться (ведь только самое
последнее время у нас вздумали  хвастаться,  будто  мы  презираем  секретную
службу  и  шпионов),  а  потому,  что  его  слишком  часто  изобличали   как
лжесвидетеля, - мистер Барсед переправился через Ламанш и поступил на службу
во   Франции,   -   сначала   провокатором   и   доносчиком   среди    своих
соотечественников, живших во Франции, потом постепенно в той же  роли  среди
местного населения. При свергнутой ныне власти он был полицейским фискалом в
Сент-Антуанском предместье и посещал погребок Дефаржа; чтобы  облегчить  ему
разговор  с  супругами  Дефарж,  прежняя  бдительная  полиция  сообщила  ему
кой-какие сведения в жизни доктора Манетта, о его долголетнем  заключении  н
освобождении; он попробовал было заговорить с  мадам  Дефарж,  но  из  этого
ничего не вышло. Его и сейчас бросало в дрожь при одном только  воспоминании
об этой страшной женщине, которая, слушая его, зловеще шевелила спицами и ни
на минуту не сводила с него глаз. Он  потом  не  раз  видел  ее  в  комитете
Сент-Антуанского предместья, она  предъявляла  там  свои  вязаные  списки  и
требовала  ареста  отмеченных  ею  людей,   которых   немедленно   настигала
гильотина. Как все, кто состоит на такой службе, он  никогда  не  чувствовал
себя в безопасности; бежать не было никакой возможности - он был  связан  по
рукам и ногам, и грозная тень гильотины неусыпно сторожила его; и как бы  он
ни изощрялся в наушничестве, предательстве и доносах,  как  бы  ни  старался
подладиться к установившемуся режиму террора, он знал  -  достаточно  одного
слова, и нож гильотины неумолимо обрушится на  него.  Если  только  на  него
поступит донос, да еще с такими ужасными обвинениями, на которые намекал его
собеседник, эта страшная женщина (он не  раз  имел  случай  убедиться  в  ее
жестокости) сейчас же выступит против него со своим  вязаным  списком,  -  и
тогда уж у него не останется никаких шансов уцелеть. Люди,  которые  идут  в
тайные осведомители, не отличаются высоким мужеством,  но  мистеру  Барседу,
когда он заглянул в свои карты, было от чего побледнеть:  у  него  на  руках
сплошь, точно на подбор, оказалась одна черная масть.
     - Вам, кажется, не очень нравятся ваши карты?  -  хладнокровно  заметил
Сидни. - Ну, как? Играем?
     -  Я  полагаю,  сэр,  -  с  униженным  и  жалким  видом  сказал  шпион,
нерешительно обращаясь к  мистеру  Лорри,  -  вы,  как  добрый  и  почтенный
джентльмен, не откажетесь заступиться за  меня  и  поставить  на  вид  этому
молодому джентльмену, что ему в его положении не пристало прибегать к  этому
козырному тузу, о котором он здесь говорил. Пусть я фискал, я  признаю  это,
признаю, что это считается недостойным ремеслом, - хотя надо же  кому-нибудь
этим заниматься; но ведь молодой джентльмен не  фискал,  зачем  же  ему  так
унижаться и брать на себя роль доносчика?
     - Даю вам еще несколько минут, мистер Барсед,  -  поспешно  ответил  за
мистера Лорри Картон, доставая  из  кармана  часы,  -  и  затем  без  всяких
угрызений совести, не задумываясь, хожу тузом.
     - Я  позволю  себе  надеяться,  джентльмены,  -  растерянно  проговорил
фискал, глядя на мистера Лорри и стараясь втянуть его в разговор, -  что  вы
из уважения к моей сестре...
     - Вот этим я и проявлю уважение к вашей сестре, - избавлю ее от  такого
брата!..
     - Вы так не поступите, сэр!
     - Я уже решил, и я это сделаю.
     Вкрадчивая угодливость фискала, совсем не  вязавшаяся  с  его  нарочито
простецкой одеждой, да, вероятно, и с его обычной развязностью, наталкиваясь
на невозмутимое хладнокровие Картона, которое ставило в тупик и более  умных
и порядочных людей, постепенно изменяла ему и переходила в  какую-то  жалкую
растерянность. Он смешался и не находил что сказать, а Картон продолжал  тем
же невозмутимым тоном, словно обдумывая вслух следующий ход:
     - Да ведь у меня, оказывается, есть еще одна недурная карта, а я о  ней
и забыл, - очень недурная: этот ваш приятель, который говорил про себя,  что
он пасется в провинциальных тюрьмах, кто он такой?
     - Француз. Вы его не знаете, - поспешно ответил фискал.
     - Француз, хм... - задумчиво повторил Картон,  как  будто  разговаривая
вслух сам с собой, - что же, все может быть...
     - Уверяю вас, он француз, хотя вам это, конечно, ничего не говорит.
     - Не говорит... не говорит... -  так  же  машинально,  словно  думая  о
чем-то своем, повторил Картон. - Нет, конечно, не говорит! Но вот  лицо  его
мне что-то говорит, по-моему я где-то видел это лицо.
     - Не думаю. Вы ошибаетесь. Этого не может быть!
     - Не может быть... - бормотал Картон и, мучительно стараясь  вспомнить,
налил себе еще коньяку (к счастью, стакан был небольшой). - Не может быть...
французским владеет свободно... а все-таки с иностранным акцентом, а?
     - С провинциальным, - поправил шпион.
     - Нет! С иностранным! - вскричал Картон, вспомнив внезапно то,  что  он
силился припомнить, и с удовлетворением хлопнул рукой по столу. - Это  Клай!
Он сильно изменил свою внешность, но это он. Он  тоже  был  на  том  суде  в
Олд-Бейли.
     - Позвольте вам сказать, сэр, вы ошибаетесь, - сказал Барсед с улыбкой,
от которой его горбатый нос как будто еще больше скривился в сторону.  -  На
этот раз ваша карта бита. Клай (теперь за давностью времени я  могу  открыто
признаться, он действительно был моим партнером)  умер  несколько  лет  тому
назад. Я был при нем до конца, ухаживал за ним во  время  его  болезни.  Его
похоронили  в  Лондоне,  на  кладбище  святого  Панкратия  на  лугах.  Толпа
взбунтовавшейся черни разогнала похоронную процессию и помешала  мне  отдать
ему последний долг, но я своими руками помогал положить его в гроб.
     Тут мистер Лорри, сидевший в кресле у окна, увидел  на  стене  какую-то
страшную тень. Не понимая, откуда она  могла  взяться,  он  оглянулся  через
плечо и сообразил, что это тень от головы мистера Кранчера, у  которого  все
его острия, и без того торчавшие торчком, внезапно встали дыбом.
     - Вы же не будете спорить с фактами,  -  продолжал  шпион.  -  А  чтобы
убедить  вас,  что  вы  не  правы,  и  доказать   вам   ошибочность   вашего
предположения, я сейчас покажу вам свидетельство о погребении  Клая.  Оно  у
меня с тех пор так и лежит в бумажнике, - и он поспешно  достал  бумажник  и
вытащил из  него  сложенную  вчетверо  бумагу.  -  Вот  оно,  -  сказал  он,
разворачивая се. - Посмотрите сами,  посмотрите,  возьмите  в  руки,  можете
убедиться, оно не подделано.
     Мистер Лорри увидел, как тень на стене  внезапно  вытянулась  и  мистер
Кранчер,  выступив  из-за  кресла,  шагнул  вперед.  Казалось,  вздыбившийся
частокол  на  его  голове  только  что  прочесала  своим   сломанным   рогом
легендарная корова из "дома, который построил Джек" *. Фискал сидел  к  нему
спиной. Мистер  Кранчер  тронул  его  за  плечо,  и  тот  вздрогнул,  словно
почувствовав на своем плече руку судебного пристава.
     - Так вот, мистер,  насчет  этого  Роджера  Клая,  -  прохрипел  мистер
Кранчер, наклонив к нему свою мрачную физиономию. -  Вы  говорите,  вы  сами
клали его в гроб?
     - Да.
     - А кто же его оттуда вынул?
     Барсед вздрогнул и откинулся на спинку стула.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - А вот то и хочу сказать, что его там никогда не было.  Нет!  Не  было
его там! Голову даю на отсечение - никогда он в том гробу не лежал!
     Фискал растерянно переводил взгляд с мистера Картона на мистера  Лорри,
а они оба, ничего не понимая, смотрели на Джерри.
     - Я вам скажу, что там лежало, - продолжал Джерри, - Вы наложили в гроб
земли да булыжников. И не рассказывайте мне, будто  вы  хоронили  Клая.  Все
обман. И не я один, а еще два человека про то знают.
     - Откуда вы это можете знать?
     - А тебе что за дело? -  огрызнулся  мистер  Кранчер.  -  Ну  и  жулье!
Выходит, у  меня  с  тобой  еще  старые  счеты!  Надо  же  дойти  до  такого
бесстыдства  -  честных  ремесленников  в  обман  вводить,  морочить  голову
порядочным людям! Так бы вот взял за глотку да придушил собственными  руками
за полгинеи!
     Тут Сидни Картон, которого  такой  оборот  дела  поверг  в  не  меньшее
изумление, чем  мистера  Лорри,  попросил  мистера  Кранчера  успокоиться  и
объяснить, что все это значит.
     - В другой раз, сэр, - уклончиво отвечал Джерри, - сейчас оно,  знаете,
неудобно входить в объяснения. Но только я голову на отсечение дам, что  ему
и самому хорошо известно, что никакого Клая в том гробу и в помине не  было.
Пусть только попробует сказать, что был, я из  него  тут  же  на  месте  дух
выпущу, своими руками за полгинеи задушу, -  мистер  Кранчер  почему-то  все
время напирал на полгинеи как на вполне достаточное вознаграждение, -  а  не
то, так пойду, куда нужно, и сам на него донесу!
     - Хм... мистер Барсед, - промолвил Картон, - выходит, у меня  на  руках
еще одна недурная карта. Если сейчас, когда в Париже свирепствует  террор  и
всех обуяла подозрительность, на вас поступит донос,  что  вы  поддерживаете
сношения с тайным агентом, который так же,  как  и  вы,  состоял  на  службе
аристократического правительства враждебного государства, где он будто бы  и
умер, а потом, оказывается, преспокойно  воскрес  во  Франции,  вам,  мистер
Барсед,  не  сносить  головы.  Явный  заговор  в  стенах  тюрьмы,  сговор  с
иностранцами  против  Республики.  Это  -  верная   карта,   прямо   сказать
гильотинная карта! Ну, как, играем?
     - Нет! - вскричал шпион. - Сдаюсь, ваша взяла! Я  вам  скажу  все,  как
есть, начистоту: этот бунтовщический сброд так ненавидел нас, что мне только
чудом удалось убраться из Англии, а за Клаем охотились по всему городу, и не
разыграй он эти похороны, не уйти бы ему живым. Но вот каким чудом ему стало
про это известно, для меня загадка.
     - Насчет "его" можете не трудиться думать, -  с  негодованием  вмешался
мистер  Кранчер.  -  Лучше  подумайте-ка  над  тем,  что  вам  говорит  этот
джентльмен. Не то - гляди у меня, живо расправлюсь, - мистер Кранчер не  мог
удержаться,  чтобы  еще  раз  не  поразить  всех   своим   бескорыстием,   -
собственными руками за полгинеи задушу!
     Фискал повернулся к нему спиной и деловито заговорил с Картоном:
     - Ну, так на чем же мы с вами  остановились?  Мне  скоро  на  дежурство
идти, я не могу опаздывать. Вы хотите, чтобы я что-то для  вас  сделал,  ну,
так  что  это,  говорите!  Только  предупреждаю  заранее:   на   многое   не
рассчитывайте.  Если  вы  потребуете,  чтобы  я  для  вас  пренебрег  своими
служебными обязанностями и сам себя под гильотину подвел, так уж лучше мне и
не связываться с вами - все равно так и так рисковать. Короче говоря,  я  на
это не пойду. Вот вы тут сами говорили, какое у нас сейчас время  отчаянное.
Не забудьте, ведь и я тоже могу на вас донести, и все что надо  показать,  и
свидетелей найти. Так говорите, что вам от меня нужно?
     - Да не так уж много. Вы тюремщик в Консьержери?
     -  Говорю  вам  заранее,  бежать  оттуда  нет  никакой  возможности,  -
решительно заявил шпион.
     - Зачем вы мне говорите то, о чем  я  вас  вовсе  и  не  спрашиваю?  Вы
служите тюремщиком в Консьержери?
     - Дежурю иногда.
     - Вы можете бывать там, когда вам вздумается?
     - Да, я вхожу и выхожу свободно.
     Сидни Картон нацедил еще стаканчик коньяку и медленно вылил его на угли
в камине; он смотрел, как стекают со дна последние капли, и, когда в стакане
больше ничего не осталось, поднялся и сказал:
     - До сих пор мы с вами разговаривали при свидетелях, я хотел, чтобы они
видели наши с вами  карты.  А  теперь  пройдемте  в  эту  темную  комнату  и
потолкуем с глазу на глаз.
     В то время как Сидни Картон с тюремной овечкой, закрывшись  в  соседней
комнате, разговаривали так тихо, что оттуда не доносилось ни  звука,  мистер
Лорри неодобрительно и с подозрением поглядывал  на  Джерри.  Смущенный  вид
честного ремесленника, которому было явно не по себе от  этого  взгляда,  не
внушал доверия; переминаясь с ноги на ногу, как будто  у  него  их  было  по
меньшей мере штук пятьдесят и ему надо было непременно испробовать  их  одну
за другой, он с каким-то подозрительным  упорством  внимательно  разглядывал
свои ногти, а когда мистеру  Лорри  удавалось  перехватить  его  взгляд,  он
начинал смущенно покашливать себе в руку, а говорят, люди,  у  которых  душа
нараспашку, никогда не страдают такими приступами кашля.
     - Джерри! - окликнул мистер Лорри. - Подите-ка сюда!
     Мистер Кранчер подошел не прямо, а боком, выставив одно плечо вперед.
     - Чем вы еще занимались, кроме того, что были рассыльным?
     Мистер Кранчер долго  раздумывал,  вперив  умоляющий  взгляд  в  своего
патрона, и, наконец, его осенило.
     - По земельной части работал, - смиренно пробормотал он.
     - Я подозреваю, - сказал мистер Лорри, сердито грозя ему пальцем, - что
вы,  прикрываясь  своей  службой  рассыльного  в  солидной  почтенной  фирме
Теллсона, занимались какими-то постыдными делами. Если это так, не  думайте,
что я буду потакать вам, когда мы вернемся в Англию. И не надейтесь,  что  я
буду молчать об этом. Я не допущу никаких злоупотреблений именем Теллсона.
     - Смею надеяться, сударь, - растерянно забормотал  пристыженный  мистер
Кранчер, - что такой джентльмен, как вы, которому я имел честь служить верой
и правдой, до седых волос дослужился,  не  позволит  себе  сгоряча  погубить
человека, даже если бы все то, что вы изволили говорить, было правдой. Я  не
говорю, что это правда, но даже если бы оно и было так, разве  вся  вина  на
одной стороне? Надо же принять во внимание и другую сторону.  Что  же  тогда
сказать про наших знаменитых лекарей? Кто как не они наживаются на  том,  на
чем честный ремесленник еле-еле заработает себе грош на  пропитание,  или  и
того меньше? Он себе золото гребет да откладывает, ездит в банк  к  Теллсону
да растит себе капитал, а сам глядит да помаргивает. Ты ему  подошел  дверцу
открыть, честь по чести, а он тебе подмигнет своим  докторским  глазом,  где
тут против него устоять честному ремесленнику - это же клиент Теллсона!  Вот
тут поди разберись,  кто  из  них  виноват,  кто  кого  вводит  в  обман  да
злоупотребляет именем Теллсона. А то выходит -  с  гуся  вода,  а  с  гусака
перья! А тут еще миссис Кранчер, не скажу сейчас, а вот когда мы еще дома  в
Англии были, - да ей только повод дай, она опять за свое примется, -  как  я
за дело, она мне наперекор головой об пол бухается, богу молится, чтобы меня
в разоренье ввести, вот так оно одно к одному и получается - себе в  убыток!
Уж, верно, эти лекарские жены не бухаются мужьям наперекор, за ними этого не
водится. Они для мужей стараются, усердствуют, чтобы им господь бог  больных
побольше послал. А ведь в этом деле,  сами  знаете,  одно  за  собой  другое
тянет, одно без другого не обходится. И опять же вся эта приходская  братия,
могильщики, гробовщики, сторожа кладбищенские (уж такой народ  скаредный!  И
со всеми надо делиться!) - много ли  после  всего  этого  честному  человеку
останется, даже если он за такое дело взялся? Да ежели что и заработает, все
равно ему это впрок не пойдет, мистер Лорри: не будет ему  от  этого  добра,
нет! Только у него и думы, как бы ему с этим делом распутаться. Вот как оно,
к примеру сказать, получается - ежели, конечно, все это на  самом  деле  так
было.
     - Тьфу! - вырвалось у мистера Лорри, хотя по всему было видно,  что  он
несколько смягчился. - Мне просто гадко смотреть на вас!
     - Позвольте покорнейше просить вас, сэр, - продолжал мистер Кранчер,  -
ежели бы оно, конечно, на самом деле так было, - а я не говорю, что оно  так
было...
     - Не виляйте, Джерри, - одернул его мистер Лорри.
     - Нет, нет, что вы, помилуйте, сэр, - поспешно ответил мистер  Кранчер,
как если бы это было совсем не в его натуре, - но вот ежели бы оно так было,
вот о чем я хотел покорнейше просить вашу милость: на той самой табуретке  у
ворот Тэмпл-Бара сидит теперь мой сын, которого я воспитывал и растил, чтобы
он служил у вас на посылках, исполнял все ваши приказания,  бегал  по  вашим
поручениям и слушался вас беспрекословно, даже  если  бы  вы  заставили  его
вверх ногами стоять. Так вот, ежели бы оно так было, а  я,  сэр,  не  говорю
этого (потому как я не хочу вилять), я бы осмелился вас  покорнейше  просить
за моего сына, позвольте ему занять место отца, чтобы он  мог  стать  опорой
своей матери, и не губите, сэр, его отца, дайте ему  искупить  свою  вину  и
стать исправным могильщиком, чтобы он  на  совесть  закапывал  то,  что  ему
случалось откопать - ежели с ним такое случалось, -  и  мог  бы  поручиться,
что, уж коли он кого зароет, никто того из земли не выроет. Вот, сэр, о  чем
я хотел покорнейше просить  вас,  -  заключил  мистер  Кранчер,  старательно
утирая пот со лба и как бы показывая этим жестом, что он  выговорил  все.  -
Как поглядишь на то, что здесь творится, невольно задумаешься, сэр, - этакие
ужасы кругом, пропасть людей - и все без голов. Какая же на них теперь цена,
разве что за доставку, да и кто за это что даст, бери да неси  куда  хочешь.
Да, сэр, человеку, который наглядится на все  это,  какие  только  мысли  не
лезут в голову, вот я и позволил себе,  сэр,  выложить  вам  все  начистоту,
чтобы вы знали, сэр, что у меня теперь совсем не то на уме, а коли бы это не
так было, разве меня кто за язык тянул, какой бы мне был расчет вам об  этом
говорить?
     - Вот это, пожалуй, правда, - сказал мистер Лорри. - И не говорите  мне
больше ничего. Может статься, я и окажу вам поддержку, если вы это заслужите
и раскаетесь, - не на словах, а на деле. Слов я  от  вас  слышал  более  чем
достаточно.
     Мистер Кранчер, попятившись, поднес два пальца ко лбу, и  в  это  время
Сидни Картон с фискалом вышли из темной комнаты.
     - Adieu, мосье Барсед, - сказал Сидни, - итак, мы с вами сговорились, и
вы можете не опасаться, вам от меня ничего не грозит.
     И он сел на стул у камина и,  облокотившись  на  спинку,  повернулся  к
мистеру Лорри.  Когда  они  остались  одни,  мистер  Лорри  поинтересовался,
удалось ли ему чего-нибудь добиться.
     - Очень немногого. Если дело обернется плохо, меня пропустят  в  тюрьму
повидаться с ним.
     Лицо мистера Лорри омрачилось.
     - Это все, чего я мог добиться, - сказал Картон. -  Требовать  от  него
большего опасно, как бы не подвести