той фамилии.
   - Значит, меня обманули и одурачили! - воскликнул мистер Пиквик. -  Я
стал жертвой заговора... гнусного и низкого заговора. Пошлите в "Ангел",
сударыня, если вы мне не верите. Пошлите в  "Ангел"  за  слугою  мистера
Пиквика, умоляю вас, сударыня.
   - Вероятно, он человек порядочный. Вы слышите - он  держит  слугу,  -
сказала мисс Томкинс учительнице чистописания и арифметики.
   - По моему мнению, мисс Томкинс, - сказала учительница чистописания и
арифметики, - слуга держит его. Я думаю, что он сумасшедший,  мисс  Том-
кинс, а тот при нем сторожем.
   - Мне кажется, вы совершенно правы, мисс Гуин, -  ответствовала  мисс
Томкинс. - Пошлите двух служанок в "Ангел", а другие останутся здесь ох-
ранять нас.
   Таким образом, две служанки были посланы в "Ангел" на поиски  мистера
Сэмюела Уэллера, а три остались охранять  мисс  Томкинс,  трех  воспита-
тельниц и тридцать воспитанниц. А мистер Пиквик  уселся  в  чулане,  под
сенью сумочек, и ждал возвращения посланных, вооружившись всем  благора-
зумием и мужеством, какие только мог призвать на помощь.
   Прошло полтора часа, прежде чем  они  вернулись,  а  когда,  наконец,
пришли, мистер Пиквик услышал, кроме голоса мистера Сэмюела Уэллера, еще
два голоса, чьи интонации показались ему знакомыми, но кому принадлежали
они, он ни за какие блага не мог припомнить.
   Последовал очень краткий разговор. Дверцу отперли. Мистер Пиквик  вы-
шел из чулана и очутился перед всем населением Вестгет-Хауса, перед мис-
тером Сэмюелом Уэллером и... старым Уордлем, а также его будущим  зятем,
мистером Трандлем!
   - Дорогой мой Друг! - воскликнул мистер  Пиквик,  бросаясь  вперед  и
хватая мистера Уордля за руку. - Дорогой мой друг, умоляю вас, ради  са-
мого неба, объясните этой леди печальное и ужасное положение, в какое  я
поставлен. Вы, вероятно, знаете уже обо всем от моего слуги, скажите им,
дорогой мой, что я во всяком случае не грабитель и не сумасшедший!
   - Я это сказал, дорогой мой друг... я это уже сказал, - ответил  мис-
тер Уордль, пожимая правую руку своему другу,  в  то  время  как  мистер
Трандль пожимал левую.
   - А если кто-нибудь скажет или сказал, что это  не  так,  -  вмешался
мистер Уэллер, выступая вперед, - тот говорит неправду, которая на прав-
ду нисколько не похожа, а наоборот, совсем не похожа. А  сколько  бы  ни
было здесь молодцов, которые так говорят, я буду счастлив доказать,  что
они ошибаются, - в этой самой комнате, если эти почтенные леди будут так
добры удалиться и подавать их сюда по одному.
   Сделав с большой непринужденностью этот вызов, мистер Уэллер  вырази-
тельно ударил кулаком по раскрытой ладони и дружески подмигнул мисс Том-
кинс, которая пришла в неописуемый ужас, услышав предположение, будто  в
границах Вестгет-Хауса, пансиона для юных  леди,  могут  находиться  ка-
кие-то молодцы.
   Объяснение мистера Пиквика с мисс Томкинс, так как оно  частично  уже
имело место, закончилось быстро. Но ни по пути в гостиницу, куда он нап-
равился в сопровождении своих друзей, ни позже, когда мистер Пиквик  си-
дел За ужином перед пылающим камином, в котором он больше всего  нуждал-
ся, нельзя было вытянуть из него ни единого слова. Он казался ошеломлен-
ным и озадаченным. Один-единственный раз он повернулся к мистеру  Уордлю
и спросил:
   - Как вы сюда попали?
   - Мы с Трандлем приехали сюда, чтобы хорошенько  поохотиться  первого
числа, - отвечал Уордль. - Мы прибыли ночью и с изумлением узнали от ва-
шего слуги, что и вы находитесь здесь. Но я рад вас  видеть,  -  добавил
старик, хлопнув его по спине. - Я рад вас видеть. У  нас  будет  веселая
охота первого числа, и Уинклю мы дадим еще один шанс, - верно, старина?
   Мистер Пиквик не дал никакого ответа; он даже не осведомился о  своих
друзьях в Дингли Делле и вскоре после этого отправился  спать,  распоря-
дившись, чтобы Сэм пришел снять нагар со свечи, когда он позвонит. Спус-
тя некоторое время раздался звонок, и мистер Уэллер явился.
   - Сэм! - сказал мистер Пиквик, выглядывая из-под одеяла.
   - Сэр? - сказал мистер Уэллер.
   Мистер Пиквик некоторое время молчал; мистер  Уэллер  снял  нагар  со
свечи.
   - Сэм! - повторил мистер Пиквик, словно  делая  над  собой  отчаянное
усилие.
   - Сэр? - повторил мистер Уэллер.
   - Где этот Троттер?
   - Джоб, сэр?
   - Да.
   - Уехал, сэр.
   - Со своим хозяином, надо думать?
   - Друг, или хозяин, или кто бы он ни был, а они уехали вместе, -  от-
ветил мистер Уэллер. - Ну и парочка, сэр!
   - Джингль, мне кажется, догадался о, моем намерении  и  подбил  парня
рассказать эту историю, - задыхаясь, выговорил мистер Пиквик.
   - Так оно и есть, сэр, - ответил мистер Уэллер.
   - Конечно, все было ложью?
   - Все, сэр! - ответил мистер  Уэллер.  -  Регулярное  надувательство,
сэр, ловкая проделка.
   - Не думаю, что он так легко ускользнет от нас в следующий раз,  Сэм,
- сказал мистер Пиквик.
   - Не думаю, сэр.
   - Когда бы я ни встретил опять этого Джингля, - сказал мистер Пиквик,
приподнимаясь в постели и нанося жестокий удар подушке, - я с ним  лично
расправлюсь и предам все дело огласке, чего  он  вполне  заслуживает.  Я
сделаю это, или мое имя - не Пиквик!
   - А попадись он только мне в руки, этот тихоня с черными волосами,  -
сказал Сэм, - если я не выкачаю у него из глаз тут же на месте воды, без
всякого обмана, мое имя - не Уэллер! Спокойной ночи, сэр!


   ГЛАВА XVII,
   показывающая, что приступ ревматизма в  некоторых  случаях  действует
возбудительно на творческий ум

   Хотя по своему телосложению мистер Пиквик  в  состоянии  был  вынести
весьма значительное напряжение и утомление, однако он  не  устоял  перед
сочетанием напастей, которым подвергся в достопамятную ночь, описанную в
предыдущей главе. Процесс ночного купанья на воздухе и обсыханья в чула-
не столь же опасен, сколь и  своеобразен.  Приступ  ревматизма  приковал
мистера Пиквика к постели.
   Но хотя телесные силы великого человека, таким образом,  подвергались
немалому испытанию, духовная его энергия сохраняла изначальную свою све-
жесть. Состояние его духа было напряженное, бодрость вновь была  обрете-
на. Даже раздражение, вызванное недавним приключением, покинуло  его,  и
он без гнева и без смущения мог присоединиться к веселому  смеху,  каким
разражался мистер Уордль при малейшем намеке на это приключение. Но мало
этого. В течение двух дней, что мистер Пиквик был  прикован  к  постели,
Сэм был его несменяемой сиделкой. В первый день  он  старался  забавлять
хозяина анекдотами и беседой; на второй день  мистер  Пиквик  потребовал
ящик с письменными принадлежностями, перо и чернила и был очень занят  в
течение целого дня. На третий день, когда он уже мог  сидеть  у  себя  в
спальне, он отправил своего слугу к мистеру Уордлю и мистеру  Трандлю  с
приказанием передать им, что они окажут ему большое одолжение, если сог-
ласятся распить у него вечером бутылку вина. Приглашение было принято  с
большой охотой; и когда они сидели за стаканами вина, мистер Пиквик,  не
раз заливаясь румянцем, предложил их вниманию  следующую  маленькую  по-
весть, которая являла собой обработанную им во время болезни запись  бе-
зыскусственного рассказа мистера Уэллера.
   "ПРИХОДСКИЙ КЛЕРК Повесть об истинной любви В очень маленьком провин-
циальном городке, на значительном расстоянии от Лондона, жил некогда ма-
ленький человек по имени Натэниел Пипкин, который был приходским клерком
в маленьком городке и жил в маленьком доме на маленькой Хай-стрит, в де-
сяти минутах ходьбы от маленькой церкви, и которого можно  было  застать
ежедневно от девяти до четырех внедряющих свой маленький Запас знаний  в
маленьких мальчиков. Натэниел Пипкин был кротким, безобидным,  добродуш-
ным созданием со вздернутым носом и кривыми ногами,  слегка  косившим  и
прихрамывавшим; он делил свое время между церковью и своей школой,  иск-
ренне веря, что никогда не существовало на лице земли такого умного  че-
ловека, как приходский священник, такого  внушительного  помещения,  как
ризница, или такого упорядоченного учебного заведения, как его собствен-
ное. Только один-единственный раз в жизни Натэниел Пипкин видел епископа
- настоящего епископа, у которого были батистовые рукавчики, а на голове
парик. Он видел, как тот ходил, и он слышал, как тот говорил на  конфир-
мации, и когда во время  этой  величественной  церемонии  вышеупомянутый
епископ положил руку ему на голову, Натэниел Пипкин был столь  преиспол-
нен почтения и благоговейного ужаса, что тут же упал в обморок и был вы-
несен из церкви сторожем.
   Это было великое событие, ошеломляющее событие в жизни Натэниела Пик-
вика, и оно было единственным, какое замутило тихий поток его спокойного
существования, покуда в один прекрасный день он не отвел в  рассеянности
глаза от доски, на которой писал головоломную задачу на правило сложения
для провинившегося шалуна, и его взгляд внезапно не остановился на румя-
ном лице Мерайи Лобс, единственной дочери старого Лобса, важного  шорни-
ка, жившего по другую сторону улицы.
   Глаза мистера Пипкина останавливались на  хорошеньком  личике  Мерами
Лобс много раз, когда он встречал ее в церкви или  где-нибудь  в  других
местах; но глаза Мерайи Лобс никогда не были такими блестящими, щеки Ме-
райи Лобс никогда не были такими румяными, как в этот  именно  день.  Не
удивительно, что Натэниел Пипкин не мог отвести глаз от лица мисс  Лобс;
не удивительно, что мисс Лобс, поймав на себе пристальный взгляд молодо-
го человека, отвернулась от окна, из которого выглядывала, закрыла его и
спустила штору; не удивительно, что Натэниел Пипкин немедленно вслед  за
этим набросился на юного шалуна, который раньше провинился, и отшлепал и
отколотил его со всей возможной добросовестностью. Все  это  было  очень
естественно, и удивляться тут совершенно нечему.
   Однако есть чему удивиться, если человек такого робкого нрава и  нер-
вического темперамента, как мистер Натэниел Пипкин, а главное -  человек
с такими ничтожными доходами, осмеливался, начиная с  этого  дня,  домо-
гаться руки и сердца единственной дочери вспыльчивого  старого  Лобса  -
старого Лобса, важного шорника, который мог бы купить целую деревню  од-
ним росчерком пера и даже не заметить издержек, старого Лобса,  который,
как было хорошо известно, имел уйму денег, помещенных в банке ближайшего
базарного городка, старого Лобса, у которого, по слухам, были  несметные
и неистощимые  сокровища,  накопленные  в  маленьком  железном  сейфе  с
большой Замочной скважиной, находившемся над каминной  полкой  в  задней
комнате, старого Лобса, который, как было  хорошо  известно,  украшал  в
праздничные дни свой обеденный стол чайником, молочником и сахарницей из
чистого серебра, каковые - он похвалялся в гордыне сердца своего - долж-
ны были стать собственностью его дочери, когда та найдет  себе  мужа  по
вкусу. Я повторяю, - ибо Это вызывает глубокое изумление и крайнее недо-
умение, - что Натэниел Пипкин имел дерзость скосить глаза в ту  сторону.
Но, как известно, любовь слепа,  известно  также,  что  Натэниел  Пипкин
слегка косил, и, быть может, именно эти два обстоятельства взятые вместе
помешали ему увидеть все дело в настоящем свете.
   Если бы у старого Лобса было хотя бы самое  отдаленное  или  туманное
представление о чувствах Натэниела Пипкина, он бы попросту сровнял школу
с землей, или стер учителя с лица земли, или совершил какой-нибудь  дру-
гой оскорбительный и чудовищный поступок, в равной мере жестокий и неис-
товый, ибо он был ужасным стариком, этот Лобс, когда задевали  его  гор-
дость или в нем вскипала кровь. А ругался он! Такие  вереницы  проклятий
катились иной раз с грохотом через улицу, когда он обличал леность свое-
го костлявого подмастерья на тонких ногах, что Натэниела Пипкина  с  ног
до головы охватывала от ужаса дрожь и волосы  на  головах  его  учеников
вставали дыбом от страха.
   Ну, так вот, день за днем, когда кончались занятия в школе и  ученики
расходились, Натэниел Пипкин садился у окна на улицу и, делая вид, будто
читает книгу, бросал косые взгляды через улицу в надежде увидеть блестя-
щие глазки Мерайи Лобс; и не просидел он таким образом и двух-трех дней,
как в верхнем окне появились блестящие глазки, тоже прикованные,  по-ви-
димому, к книге. Это было восхитительно и радовало сердце Натэниела Пип-
кина. Ради этого стоило просиживать здесь часами  и  смотреть  на  хоро-
шенькое личико, когда глазки были опущены; но когда Мерайя Лобс начинала
отрывать глаза от книги и бросать лучистые взгляды в  сторону  Натэниела
Пипкина, его восторг и  упоение  были  буквально  безграничны.  Однажды,
зная, что старого Лобса нет дома, Натэниел Пипкин дерзнул, наконец, пос-
лать воздушный поцелуй Мерайе Лобс, а Мерайя  Лобс,  вместо  того  чтобы
закрыть окно и опустить штору, послала воздушный поцелуй ему  и  улыбну-
лась. Вот почему Натэниел Пипкин решил - будь что будет,  а  он  откроет
свои чувства без дальнейшего промедления!
   Никогда еще не украшали землю более изящная ножка и  веселое  сердце,
более милое личико и хрупкая фигурка, чем у Мерайи Лобс, дочери  старого
шорника. В ее блестящих глазках играл плутовской огонек, который воспла-
менил бы сердце, значительно менее чувствительное, чем сердце  Натэниела
Пипкипа; и в ее веселом смехе звучала такая радостная  нота,  что  самый
суровый мизантроп должен был улыбнуться, ее  услышав.  Даже  сам  старик
Лобс, в минуту крайнего раздражения, не мог противиться ласкам своей хо-
рошенькой дочери; а когда она и ее кузина Кейт - лукавая, очаровательная
маленькая особа с дерзким взглядом - вместе вели атаку на старика,  что,
сказать по правде, делали они очень часто, он не мог им  отказать  ни  в
чем, потребуй они даже часть несметных и неистощимых  сокровищ,  укрытых
от дневного света в железном сейфе.
   У Натэниела Пипкина сильно забилось сердце, когда он увидел эту  соб-
лазнительную парочку ярдах в ста впереди летним вечером,  на  том  самом
поле, по которому он много раз бродил до наступления темноты,  размышляя
о красоте Мерайи Лобс. Но хотя не раз думал он о том, как живо  и  легко
подойдет к Мерайе Лобс и расскажет ей о своей страсти, если  только  ему
удастся ее встретить, он почувствовал теперь, когда она неожиданно  поя-
вилась перед ним, что вся кровь бросилась ему в лицо,  к  явному  ущербу
для его ног, которые, лишившись своей  обычной  доли  крови,  задрожали.
Когда девушки останавливались сорвать цветок или послушать пение  птицы,
Натэниел Пипкин также останавливался и делал вид, что погружен в размыш-
ления, и это соответствовало действительности, ибо ни думал о  том,  что
же ему делать, когда они повернут назад -  а  это  было  неизбежно  -  и
встретятся с ним лицом к лицу. Но хотя ему страшно было их  догнать,  он
не согласился бы потерять их из виду; вот почему, когда они ускоряли ша-
ги, и он ускорял шаги, когда они замедляли их, и он замедлял, когда  они
останавливались, и он останавливался; и так они могли бы продолжать свою
прогулку до наступления темноты, если бы Кейт не оглянулась  украдкой  и
не поманила ободряюще Натэниела Пипкина. В манерах Кейт было что-то, че-
му нельзя было противостоять, и вот Натэниел Пипкин пошел на зов;  Натэ-
ниел Пипкин густо краснел, а коварная маленькая кузина неудержимо  смея-
лась; Натэниел Пипкин преклонил колени на покрытой росой траве и объявил
о своем решении остаться коленопреклоненным навеки, если  ему  не  будет
разрешено встать признанным возлюбленным Мерайи Лобс. В ответ на  это  в
тихом вечернем воздухе зазвенел веселый смех Мерайи Лобс, - впрочем, ни-
мало как будто не потревожив тишины, так приятно он звучал,  -  коварная
маленькая кузина засмеялась еще безудержнее, а Натэниел Пипкин покраснел
гуще, чем когда бы то ни было. Наконец, Мерайя Лобс, побуждаемая к  сме-
лости беззаветной любовью маленького человека, отвернула головку и шепо-
том попросила кузину сказать, - или во всяком случае Кейт сказала, - что
она чувствует себя весьма польщенной вниманием мистера Пипкина,  что  ее
рукой и сердцем распоряжается ее отец, но что все должны признать досто-
инства мистера Пипкина. Так как все это было сказано с  большой  серьез-
ностью и так как Натэниел Пипкин возвращался домой с Мерайей Лобс и про-
бовал добиться поцелуя при прощанье, то он лег спать счастливым  челове-
ком, и всю ночь ему снилось, что он смягчает сердце старого Лобса,  отк-
рывает денежный сундук и женится на Мерайе.
   На следующий день Натэниел Пипкин видел, что  старый  Лобс  уехал  на
своем старом сером пони, и после многих сигналов, подаваемых из окна ма-
ленькой коварной кузиной, цель и смысл которых он никак не  мог  понять,
костлявый подмастерье на тонких ногах явился сообщить, что его хозяин не
вернется домой до утра и что леди ждут мистера Пипкина  к  чаю  ровно  в
шесть часов. Как проходили в тот день уроки, об этом ни Натэниел Пипкин,
ни его ученики не могли бы сказать больше, чем вы; но так или  иначе,  а
они кончились, и когда мальчики разошлись, Натэниел Пипкин ровно в шесть
часов оделся, не упустив ни одной мелочи. Нельзя сказать, чтобы он долго
выбирал, какой костюм надеть, ибо никакого выбора ему не представлялось;
но надеть костюм так, чтобы, предварительно вычистив, придать ему блеск,
было делом чрезвычайно трудным и важным.
   Собралось очень приятное маленькое  общество,  состоявшее  из  Мерайи
Лобс, ее кузины Кейт и трех-четырех веселых, добродушных, румяных  деву-
шек. Натэниел Пипкин увидел наглядное подтверждение того факта, что слу-
хи о сокровищах старого Лобса не были преувеличены. Настоящий  массивный
серебряный чайник, молочник и сахарница красовались на столе,  настоящие
серебряные чайные ложки, настоящие фарфоровые чашки и такие  же  тарелки
для печенья и гренок... Единственным темным пятном на всем этом был  ку-
зен Мерайи Лобс - брат Кейт, - которого Мерайя Лобс звала Генри и  кото-
рый, казалось, целиком завладел вниманием Мерайи Лобс, заняв с нею  один
угол стола. Весьма приятно видеть родственную любовь,  но  с  нею  можно
зайти, пожалуй, слишком далеко, и Натэниел Пипкин невольно подумал,  что
Мерайя Лобс, должно быть, исключительно привязана к своим родственникам,
если она оказывает им всем такое же внимание, как  этому  кузену.  После
чаю, когда маленькая коварная кузина предложила играть в жмурки,  случи-
лось почему-то так, что Натэниел Пипкин почти все время водил,  и  когда
бы ни попадался ему под руку кузен, Натэниел Пипкин неизменно убеждался,
что Мерайя Лобс находится тут же. И хотя  маленькая  коварная  кузина  и
другие девушки щипали его, дергали за волосы, подставляли стулья и драз-
нили, Мерайя Лобс, казалось, не подходила к нему вовсе.  А  один  раз  -
один раз - Натэниел Пипкин готов был поклясться, что он слышал звук  по-
целуя, затем слабые протесты Мерайи Лобс и приглушенный смех ее  подруг.
Все это было странно, очень странно, и нельзя предсказать,  что  мог  бы
или чего не мог бы в результате сделать Натэниел  Пипкин,  если  бы  его
мысли не были внезапно направлены в новое русло.
   Причиной, которая направила его мысли в новое русло, послужил громкий
стук в парадную дверь, а человек, громко стучавший в парадную дверь, был
не кто иной, как сам старый Лобс, который неожиданно вернулся и  стучал,
как гробовщик, потому что хотел есть. Не успел костлявый подмастерье  на
тонких ногах принести тревожную весть, как девушки на цыпочках  побежали
наверх, в комнату Мерайи Лобс, а кузен и Натэниел были  втиснуты  в  два
стенных шкафа в гостиной, за неимением  лучшего  потайного  местечка;  а
когда Мерайя Лобс и маленькая коварная кузина спрятали их и привели ком-
нату в порядок, они открыли дверь старому Лобсу, который так ни  на  се-
кунду и не переставал стучать.
   К несчастью, старый Лобс очень проголодался и был чудовищно зол.  На-
тэниел Пипкин слышал, как он ворчал, словно старая охрипшая цепная соба-
ка, а стоило во