Уордль, когда птицы
улетели, нимало не пострадав.
   - В жизни не видал такого ружья,  -  отвечал  бедный  мистер  Уинкль,
разглядывая замок, как будто это могло исправить дело.  -  Оно  стреляет
само. Стреляет, да и только.
   - Стреляет, да и только! - повторил Уордль слегка раздраженным тоном.
- Хотел бы я, чтобы оно само чтонибудь застрелило.
   - Оно и застрелит, сэр, - заметил дозорщик тихим пророческим тоном.
   - Что вы хотите этим сказать, сэр? - сердито спросил мистер Уинкль.
   - Ничего, сэр, ничего, - отвечал дозорщик, - а мать вот этого мальчи-
ка получит кое-какие блага от сэра Джеффри, если мальчик будет  убит  на
его земле. Заряжайте, сэр, заряжайте.
   - Отнимите у него ружье! - кричал из тачки мистер Пиквик, устрашенный
мрачными намеками дозорщика. - Пусть кто-нибудь отнимет  у  него  ружье,
слышите?
   Никто, однако, не вызвался исполнить  приказание,  и  мистер  Уинкль,
бросив строптивый взгляд на мистера Пиквика, зарядил ружье  и  продолжал
путь вместе с другими.
   Мы вынуждены, опираясь на авторитет  мистера  Пиквика,  заявить,  что
приемы мистера Тапмена отличались значительно  большей  осторожностью  и
осмотрительностью, чем приемы, усвоенные мистером Уинклем. Тем не  менее
Это  нисколько  не  умаляет  значительного  авторитета  сего  последнего
джентльмена во всех вопросах, связанных со спортом; ибо, - как правильно
замечает мистер Пиквик, - с незапамятных времен почему-то случалось так,
что многие из наилучших и способнейших философов, которые были истинными
светочами науки в области теории,  оказывались  совершенно  неспособными
применять эти теории на практике.
   Метод мистера Тапмена, подобно многим нашим замечательнейшим открыти-
ям, был чрезвычайно прост. С быстротой и проницательностью гения он сра-
зу подметил, что нужно придерживаться двух важнейших  правил:  первое  -
стрелять так, чтобы не причинить вреда самому себе, и второе -  стрелять
так, чтобы не подвергать опасности окружающих; ясно, что наилучший  спо-
соб, когда преодолена трудность самого выстрела, заключается в том, что-
бы плотно зажмурить глаза и палить в воздух.
   Случилось так, что, совершив этот подвиг, мистер Тапмен открыл  глаза
и увидел, как падала на землю подстреленная жирная куропатка.  Он  соби-
рался поздравить мистера Уордля с неизменным успехом, но этот джентльмен
приблизился к нему и с жаром пожал ему руку.
   - Тапмен, - сказал пожилой джентльмен, - вы наметили именно эту  пти-
цу?
   - Нет, - сказал мистер Тапмен, - нет.
   - Наметили, - возразил мистер Уордль. - Я видел... я заметил, как  вы
ее выбрали... я обратил внимание на вас, когда вы подняли ружье и прице-
лились, и пот что я скажу: лучший стрелок не сделал бы этого  с  большим
искусством. Вы вовсе не такой новичок, каким я считал вас, Тапмен, -  вы
охотились раньше.
   Тщетно возражал мистер Тапмен с улыбкой самоотречения, что он никогда
не охотился. Даже улыбка была принята как доказательство противоположно-
го, и с этого дня его репутация была установлена.  Это  не  единственная
репутация, приобретенная с такою ловкостью, и столь счастливое  стечение
обстоятельств бывает не только во время охоты на куропаток.
   Между тем мистер Уинкль палил, гремел и пускал дым, не достигая ника-
ких осязательных результатов, достойных упоминания: то посылал  заряд  в
воздух, то предоставлял ему скользить так низко над поверхностью  земли,
что жизнь двух собак все время находилась в некоторой опасности. Его ма-
нера стрелять - как пример стрельбы фантастической - была очень изменчи-
ва и любопытна; как демонстрирование стрельбы в цель, она была, пожалуй,
неудачна. Считается признанной аксиомой, что "всякой  пуле  своя  доля".
Если она применима в равной степени к дроби, то дробинки мистера  Уинкля
были несчастными подкидышами, лишенными естественных  прав,  обреченными
скитаться по миру и обездоленными.
   - Ну, - сказал Уордль, подходя к тачке и вытирая пот, струившийся  по
его веселой красной физиономии, - горячий денек, не правда ли?
   - Да, что и говорить, - отозвался мистер Пиквик. - Солнце ужасно при-
пекает, даже я это чувствую. Не представляю себе, каково приходится вам.
   - Да, - сказал пожилой джентльмен, - довольно жарко.  Но  уже  первый
час. Видите вон тот зеленый холм?
   - Конечно.
   - Там мы будем завтракать. И клянусь Юпитером,  мальчик  с  корзинкой
уже там - точен, как часовой механизм.
   - Совершенно верно, - просияв, сказал мистер Пиквик. - Славный малый!
Сейчас дам ему шиллинг. Ну, Сэм, катите меня.
   - Держитесь, сэр, - сказал мистер Уэллер, оживившись от  предвкушения
завтрака. - Прочь с дороги, кожаные гетры! Если вы дорожите моей жизнью,
не опрокиньте меня, как говорил джентльмен вознице, когда тот вез его на
Тайбурн.
   И, разбежавшись, мистер Уэллер легко покатил своего хозяина к зелено-
му холму, ловко вывалил его у самой корзины и принялся ее  распаковывать
с величайшим проворством.
   - Телятина в тесте, - беседовал сам с собой мистер Уэллер,  расклады-
вая съестные припасы на траве. - Очень хорошая штука - телятина в тесте,
если вы знаете леди, которая ее готовила, и совершенно уверены, что  это
не кошатина, а в конце концов не все ли равно, если кошка так похожа  на
телятину, что даже сами пирожники не могут отличить.
   - Не могут, Сэм? - спросил мистер Пиквик.
   - Не могут, сэр, - отвечал мистер Уэллер, прикасаясь рукою к шляпе. -
Когда-то я жил в одном доме с пирожником, сэр, и очень  он  был  хороший
человек - регулярная голова вдобавок, - паштеты умел выделывать из  чего
угодно. "У вас много кошек, мистер Брукс", - говорю я ему, когда  подру-
жился с ним. "Да, говорит, у меня их очень много",  -  говорит.  "Должно
быть, очень любите кошек", - говорю. "Не я, а другие любят, - говорит  и
подмигивает мне, - а впрочем, сейчас не их сезон, подождем зимы", -  го-
ворит. "Не их сезон!" - говорю. "Да, говорит, фрукты  в  сезон  -  кошки
вон". - "Что вы хотите Этим сказать?" - говорю. "Что хочу сказать? - го-
ворит. - Да то, что я никогда не войду в союз мясников,  чтобы  повышать
цену на мясо, - говорит. - Мистер Уэллер, - говорит он,  жмет  мне  руку
очень крепко и шепчет на ухо: - Вы этого никогда не повторяйте,  но  все
дело в том, чтобы их подсезонить. От этого они все превращаются в благо-
родных животных, - говорит и показывает на очень хорошенького серого ко-
тенка, - и я их сезоню под бифштекс, телятину или почки, смотря по спро-
су. Я вам больше скажу, - говорит он, - телятину я могу сделать бифштек-
сом, бифштекс - почками, либо и то и другое - бараниной в  один  момент,
как только изменится спрос на рынке и аппетиты потребуют разнообразия".
   - Должно быть, это был очень изобретательный молодой человек, Сэм,  -
заметил с легкой дрожью мистер Пиквик.
   - Вот именно, сэр, - ответил мистер Уэллер, продолжая выгружать  кор-
зину, - и паштеты были прекрасные. Язык - очень хорошая штука, если  это
не женский язык. Хлеб, окорок ветчины - ну и картина!.. Холодный ростбиф
нарезанный - очень хорошо! А что в этих глиняных кувшинах, молодой пове-
са?
   - В одном пиво, - сказал мальчик, снимая с плеча две больших глиняных
бутыли, связанные кожаным ремнем, - в другом холодный пунш.
   - А завтрак получился очень недурной,  -  заметил  мистер  Уэллер,  с
большим удовлетворением обозревая  расставленные  им  закуски.  -  Ну-с,
джентльмены, милости просим,  как  сказали,  примкнув  штыки,  англичане
французам.
   Второго приглашения не понадобилось, чтобы побудить компанию  воздать
должное трапезе; не пришлось также настаивать, чтобы мистер Уэллер, рос-
лый дозорщик и двое мальчиков расположились на траве неподалеку и начали
уничтожать соответствующее количество яств. Старый дуб предоставил  свою
тень охотникам, а перед ними расстилалась широкая  перспектива  полей  и
лугов, пересеченных живыми изгородями и пышно декорированных лесом.
   - Восхитительно, поистине восхитительно! - воскликнул мистер  Пиквик,
на чьем выразительном лице кожа под действием солнца быстро  начала  лу-
питься.
   - Верно, верно, старина! - отозвался Уордль. - Пука, стаканчик пунша!
   - С большим удовольствием, - сказал мистер Пиквик,  и  довольная  его
физиономия, когда пунш был выпит, подтверждала искренность ответа.
   - Хорошо! - причмокивая, сказал мистер Пиквик. - Очень хорошо.  Выпью
еще стаканчик. Холодный, очень холодный. Ну-с, джентльмены, -  продолжал
мистер Пиквик, все еще не выпуская из рук кувшина, - тост! За наших дру-
зей в Дингли Делле.
   Тост был принят под громкие возгласы.
   - Я вам скажу, что я намерен сделать, чтобы наловчиться в стрельбе, -
начал мистер Уинкль, который ел ветчину с хлебом, пользуясь складным но-
жом. - Я посажу чучело куропатки на столб и буду  упражняться,  начну  с
небольшого расстояния и постепенно буду его  увеличивать.  Мне  кажется,
это превосходная практика.
   - Я знаю одного джентльмена, сэр, - сказал мистер Уэллер,  -  который
так и сделал и начал с двух ярдов, но больше ому не  пришлось  стрелять,
потому что начисто сдул птицу с первого же выстрела, так что  и  перышка
ее никто с тех пор не видал.
   - Сэр! - сказал мистер Пиквик.
   - Сэр? - отозвался мистер Уэллер.
   - Будьте добры, приберегите свои анекдоты, пока они не потребуются.
   - Слушаю, сэр.
   При этом мистер Уэллер так искусно подмигнул глазом,  не  заслоненным
кружкой пива, которую он поднес к губам, что с двумя  мальчиками  сдела-
лись конвульсии и даже долговязый дозорщик снисходительно улыбнулся.
   - Да, это, несомненно, превосходнейший холодный пунш, - сказал мистер
Пиквик, многозначительно поглядывая на глиняную бутыль, - а день чрезвы-
чайно жаркий, и... Тапмен, мой дорогой друг, стаканчик пунша?
   - С величайшим наслаждением, - ответил мистер Тапмен, и, осушив  этот
стаканчик, мистер Пиквик выпил еще один, но лишь  затем,  чтобы  узнать,
нет ли в пунше апельсинной корки, ибо от апельсинной  корки  ему  всегда
бывало худо; убедившись, что ее нет, мистер Пиквик выпил  еще  стаканчик
за здоровье отсутствующего друга, а затем почувствовал безусловную необ-
ходимость выпить За неизвестного составителя пунша.
   Это непрерывное осушение стаканчиков возымело  заметное  действие  на
мистера Пиквика; его физиономия сияла самыми солнечными  улыбками,  губы
подергивались от смеха, в глазах светилось благодушное веселье.  Уступая
мало-помалу действию возбуждающего напитка, оказывавшего особенное влия-
ние благодаря жаре, мистер Пиквик выразил сильное желание вспомнить  пе-
сенку, которую слышал в детстве, и, так как попытка оказалась неудачной,
попробовал подстегнуть свою память еще несколькими  стаканчиками  пунша,
каковые, по-видимому, оказали как раз обратное действие; ибо, забыв сло-
ва песни, он начал забывать и членораздельное произношение слов: в  зак-
лючение он встал, желая обратиться к обществу с красноречивым спичем, но
свалился в тачку и моментально заснул крепким сном.
   Когда корзину вновь увязали и выяснилась полная невозможность вывести
мистера Пиквика из оцепенения, стали совещаться, как поступить:  отвезти
ли мистеру Уэллеру своего хозяина назад, или оставить его на месте, пока
они не соберутся в обратный путь. В конце концов остановились на послед-
нем решении; и так как предстоящая  экспедиция  должна  была  занять  не
больше часу и так как мистер Уэллер очень настойчиво просил их взять его
с собой, решено было оставить мистера Пиквика спать в тачке и  зайти  за
ним на обратном пути. Таким образом, они пустились в путь, а мистер Пик-
вик с полным комфортом храпел в тени.
   Нет никаких разумных оснований сомневаться в том, что  мистер  Пиквик
все храпел бы и храпел в тени, пока не вернутся его друзья или, в случае
их опоздания, пока не спустятся на землю вечерние тени, -  при  условии,
конечно, что его покой ничем не будет нарушен. По его покой был нарушен.
И вот как это произошло.
   Капитан Болдуиг был маленький сердитый  человек  в  синем  сюртуке  и
жестком черном галстуке; когда он снисходил до прогулки по своим  владе-
ниям, то совершал ее в обществе толстой трости с медным наконечником,  а
также садовника и его помощника с раболепными физиономиями, которым (са-
довникам, не трости) капитан Болдуиг отдавал приказания со всем подобаю-
щим величием и строгостью; ибо свояченица капитана Болдуига была замужем
за маркизом, дом капитана был виллой, а земля его - "владениями", и  все
это было очень внушительно, даже величественно.
   Мистер Пиквик не проспал и получаса,  как  явился  маленький  капитан
Болдуиг в сопровождении двух садовников, шагая со всей быстротой,  какую
допускали его осанка и важность. Приблизившись к дубу,  капитан  Болдуин
остановился, глубоко перевел дух и окинул взглядом расстилавшийся  перед
ним пейзаж, словно  этот  пейзаж  должен  был  испытывать  великое  удо-
вольствие от того, что капитан Болдуиг обращает на него внимание;  засим
он выразительно ударил по земле тростью и позвал старшего садовника.
   - Хант! - сказал капитан Болдуиг.
   - Что прикажете, сэр? - сказал садовник.
   - Завтра утром утрамбовать здесь, слышите, Хапт?
   - Слушаю, сэр. - И позаботьтесь о том, чтобы содержать  это  место  в
полном порядке. Слышите, Хант?
   - Слушаю, сэр.
   - И напомните мне сделать объявление о  нарушителях  права  владения,
пороховых ловушках и тому  подобном,  чтобы  сюда  не  лазили.  Слышите,
Хант... Слышите?..
   - Не забуду, сэр.
   - Прошу прощенья, сэр, - сказал второй садовник, приподнимая шляпу.
   - В чем дело, Уилкинс? - спросил капитан Болдуин.
   - Прошу прощенья, сэр, но, мне кажется, здесь кто-то уже побывал  се-
годня.
   - Ка-ак! - сказал капитан, грозно озираясь.
   - Да, сэр, мне кажется, здесь обедали, сэр.
   - Проклятье! Какая наглость! Совершенно верно! - сказал капитан  Бол-
дуиг, когда его взгляд упал на корки хлеба и объедки, валявшиеся на тра-
ве. - Здесь действительно жрали. Хотел бы я застать этих бродяг! - воск-
ликнул капитан Болдуиг, сжимая свою толстую трость.
   - Прошу прощенья, сэр, - сказал Уилкинс, - но...
   - Что "но"? А? - заревел капитан, и, следуя за робким  взглядом  Уил-
кинса, его глаза остановились на тачке и мистере Пиквике.
   - Кто вы такой, негодяй? - спросил капитан, тыкая толстой  тростью  в
мистера Пиквика. - Как ваше имя?
   - Холодный пу... унш... - пробормотал мистер Пиквик, снова погружаясь
в сон.
   - Что? - вопросил капитан Болдуиг.
   Никакого ответа.
   - Как он себя назвал? - спросил капитан.
   - Кажется, Панч, сэр, - ответил Уилкинс.
   - Вот наглость, черт подери, вот наглец! - воскликнул капитан  Болду-
иг. - Он только притворяется, будто спит! - яростно кричал капитан  Бол-
дуиг. - Он пьян! Пьяный плебей! Увезите его, Уилкинс, увезите его немед-
ленно!
   - Куда прикажете, сэр? - робко осведомился Уилкинс.
   - К черту! - отвечал капитан Болдуиг.
   - Очень хорошо, сэр, - сказал Уилкинс.
   - Стойте! - сказал капитан.
   Уилкинс послушно остановился.
   - Отвезите его, - сказал капитан, - в загон для скота,  и  посмотрим,
назовет ли он себя Панчем, когда очнется. Я не позволю над  собой  изде-
ваться, я не позволю над собой издеваться! Увезите его!
   И мистера Пиквика, увезли, подчиняясь категорическому предписанию,  а
величественный капитан Болдуиг, пыжась от негодования, продолжал прогул-
ку.
   Трудно передать изумление охотников, когда они, вернувшись, обнаружи-
ли, что мистер Пиквик исчез вместе со своею тачкой.  Случай  был  весьма
таинственный и необъяснимый. Ибо одно то, что хромой человек вдруг встал
на ноги и ушел, было фактом чрезвычайным; но если  он  вдобавок  покатил
перед собой для развлечения тяжелую  тачку  -  случай  казался  поистине
сверхъестественным. Все вместе и  каждый  поодиночке  они  обшарили  все
уголки и закоулки; они кричали, свистали, хохотали, Звали - и все безре-
зультатно. Мистер Пиквик пропал бесследно. После нескольких часов  бесп-
лодных поисков они пришли к печальному выводу,  что  придется  вернуться
домой без него.
   Между тем мистер Пиквик, по-прежнему спавший в своей тачке, был отве-
зен в загон для скота и бережно водворен там, к невыразимому восторгу не
только всех деревенских мальчишек, но и трех четвертей взрослого населе-
ния, собравшегося в ожидании его пробуждения. Если одно его появление  в
тачке доставило им величайшее удовольствие, то во сколько же раз усилил-
ся их восторг, когда, после нескольких невнятных возгласов: "Сэм!" -  он
приподнялся, сел в тачке и с неописуемым удивленном воззрился  на  лица,
перед ним находившиеся.
   Крики толпы были, конечно, сигналом его  пробуждения;  его  невольный
вопрос: "Что случилось?" - вызвал новый взрыв криков, пожалуй еще  более
громкий.
   - Вот так потеха! - ревела толпа.
   - Где я? - воскликнул мистер Пиквик.
   - В загоне, - отвечали голоса.
   - Как я сюда попал? Что со мной было? Откуда меня привезли? Выпустите
меня! - кричал мистер Пиквик. - Где мой слуга? Где мои друзья?
   - Какие еще друзья! Ура! - И в мистера Пикника полетели брюква,  кар-
тофель, яйца и другие знаки игривого расположения духа.
   Трудно сказать, сколь долго тянулась бы эта сиена и сколько  пришлось
бы претерпеть мистеру Пикнику, если бы быстро мчавшийся мимо загона эки-
паж не остановился и из него не вышли старик Уордль и Сэм Уэллер; первый
значительно быстрей, чем можно это описать и даже прочесть, проложил се-
бе дорогу к мистеру Пиквику и усадил его в экипаж как раз в тот  момент,
когда второй, вступив в единоборство с бидлом, закончил третий и послед-
ний раунд.
   - Бегите к судье! - раздались голоса.
   - Вот-вот, бегите, - сказал мистер Уэллер, вскакивая на козлы. - При-
вет от меня, привет от мистера Уэллера судье, и скажите ему, что я намял
бока его бидлу, а если он назначит нового, я зайду завтра, чтобы и  тому
намять бока. Погоняйте, старина!
   - Как только приеду в Лондон, подам жалобу на Этого капитана Болдуига
и привлеку его к суду за незаконное задержание, - сказал мистер  Пиквик,
когда экипаж выехал из города.
   - Кажется, мы вторглись в чужие владения, - заметил Уордль.
   - Мне все равно, - отвечал мистер Пиквик, - я подам в суд.
   - Пет, не подадите, - возразил Уордль.
   - Подам, клянусь... - Но, заметив насмешливое выражение лица  Уордля,
мистер Пиквик запнулся и спросил: - А что?
   - Да то, - сказал старый Уордль, заливаясь смехом, - что  дело  можно
обратить против кое-кого из пас и сказать, что мы выпили  слишком  много
холодного пунша. Как ни удерживался мистер Пиквик, но на липе его появи-
лась улыбка, улыбка уступила место смеху, смех - хохоту; хохотали все. А
для того чтобы поддержать хорошее расположение духа, остановились у пер-
вой придорожной таверны и потребовали по стаканчику  грога  для  всех  и
большой стакан экстраординарной крепости для мистера Сэмюела Уэллера.


   ГЛАВА XX,
   повествующая о том, какими, дельцами, были Додсон и  Фогг,  и  какими
повесами их клерки, и как происходило трогательное свидание мистера Уэл-
лера с его давно пропавшим родителем; а также о том, какое избранное об-
щество собралось в "Сороке и Пне" и какой превосходной  будет  следующая
глава

   В нижнем этаже мрачного дома в самом дальнем конце Фрименс-Корта,  на
Корихилле, сидело четверо клерков фирмы Додсона и Фогга, двух поверенных
его величества при Суде Королевской Скамьи и, Общих Тяжб в  Вестминстере
и верховного Канцлерского суда и;  у  вышеупомянутых  клерков  во  время
дневных занятий было столько же надежды уловить проблески небесного све-
та и солнца, сколько и у человека, посаженного на дно достаточно  глубо-
кого колодца; и притом они не могли увидеть днем звезды, каковой возмож-
ности не лишает пребывание в колодце.
   Комната для клерков в конторе Додсона и  Фогга  была  темной,  сырой,
затхлой, и в ней находились: высокая деревянная перегородка, долженство-
вавшая заслонять клерков от взглядов непосвященных, два старых  деревян-
ных стула, очень громко тикающие часы, календарь, стойка для зонто