родственница, Сэмми, -  сказал  мистер  Уэллер;  и
миссис Уэллер ворвалась в комнату.
   - О, так вы вернулись! - воскликнула миссис Урллер.
   - Да, моя милая, - ответил мистер Уэллер, снова набивая трубку.
   - А мистер Стиггинс не возвращался? - спросила миссис Уэллер.
   - Нет, моя милая, не возвращался, - ответил  мистер  Уэллер,  искусно
зажигая трубку с помощью взятого из камина раскаленного уголька, зажато-
го типцами, - и мало того, моя милая, если он совсем не вернется, я пос-
тараюсь это пережить.
   - Уф, несчастный! - сказала миссис Уэллер.
   - Благодарю вас, милочка, - сказал мистер Уэллер.
   - Ну-ну, отец, - сказал Сэм, - никаких любовных сцен при посторонних.
Вот идет преподобный джентльмен. Услышав это  сообщение,  миссис  Уэллер
поспешно вытерла слезы, которые только что пыталась  пролить,  а  мистер
Уэллер угрюмо отодвинул свое кресло в угол  у  камина.  Мистер  Стиггинс
легко пошел на уговоры выпить еще стакан горячего  ананасного  грога,  и
второй стакан, и третий, а затем подкрепиться легким ужином, прежде  чем
начать сначала. Он сидел рядом с мистером Уэллером-старшим, который вся-
кий раз, когда ухитрялся проделать это незаметно от жены, демонстрировал
сыну чувства, скрытые в его груди, потрясая кулаком над головой замести-
теля пастыря, - маневр, доставлявший его сыну самую неподдельную радость
и удовольствие, в особенности потому, что мистер Стиггинс продолжал спо-
койно пить горячий ананасный грог, не подозревая о том,  что  происходит
за его спиной.
   Разговор вели преимущественно миссис Уэллер и его  преподобие  мистер
Стиггинс; а темой, предпочтительно обсуждаемой, служили добродетели пас-
тыря, заслуги его паствы и великие преступления и грехи всех  остальных;
Эти рассуждения старший мистер Уэллер изредка прерывал приглушенными на-
меками на некоего джентльмена по фамилии Уокер и  другими  подобными  же
комментариями.
   Наконец, мистер Стиггинс, который, судя по многим совершенно  неоспо-
римым симптомам, влил в себя ананасного грогу ровно столько, сколько мог
вместить, взял шляпу и распрощался; и немедленно вслед за этим отец  по-
вел Сэма к предназначенной для него постели. Почтенный старый джентльмен
с жаром пожал ему руку и, казалось, собрался обратиться  к  сыну  с  ка-
ким-то замечанием, но, услышав приближение  миссис  Уэллер,  повидимому,
отказался от своего намерения и отрывисто пожелал ему спокойной ночи.
   На следующий день Сэм встал рано и, позавтракав на скорую руку,  соб-
рался обратно в Лондон. Он едва успел шагнуть за порог,  как  перед  ним
предстал отец.
   - Отправляешься, Сэмми? - осведомился мистер Уэллс?
   - Немедленно в путь, - ответил Сэм.
   - Хорошо, если бы ты увязал его в узел, этого-вот Стиггинса, и забрал
его с собой, - сказал мистер Уэллер.
   - Мне стыдно за вас! - с упреком воскликнул Сэм. - Почему  вы  вообще
позволяете ему совать свой красный нос в "Маркиза Гренби"?
   Мистер Уэллер устремил серьезный взгляд на сына и ответил:
   - Потому что я женатый человек, Сэмивел, потому что я  женатый  чело-
век. Когда ты женишься, Сэмивел, ты поймешь многое, что сейчас не  пони-
маешь, но стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало,  как  сказал
приютский мальчик, дойдя до конца азбуки, - это дело вкуса. Я думаю, что
не стоит.
   - Ну, прощайте, - сказал Сэм.
   - Погоди, Сэмми, погоди! - отозвался отец.
   - Я могу сказать только одно, - начал Сэм,  вдруг  останавливаясь:  -
будь я хозяином "Маркиза Гренби" и приходи этот  Стиггинс  и  поджаривай
гренки в моей буфетной, я бы...
   - Что? - с большим волнением перебил мистер Уэллер. - Что?
   - ...всыпал ему яду в грог, - закончил Сэм.
   - Да ну! - воскликнул мистер Уэллер, тряся сына за руку. - Неужели ты
бы это сделал, Сэмми, неужели бы сделал?
   - Можете не сомневаться! - сказал Сэм. - Для начала я не был бы с ним
слишком суров. Я окунул бы его в бочку с водой и прикрыл крышкой; а если
бы я увидел, что он нечувствителен к мягкому обращению, я попробовал  бы
убедить его по-другому.
   Старший мистер Уэллер взглянул на сына с глубоким, невыразимым восхи-
щением и, еще раз пожав ему руку, стал медленно удаляться,  перебирая  в
уме различные мысли, вызванные советом сына.
   Сэм смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом дороги, а за-
тем отправился пешком в Лондон. Сначала он  размышлял  о  возможных  ре-
зультатах своего совета и похоже ли на то, что  отец  им  воспользуется.
Впрочем, он отогнал эти соображения, утешившись мыслью:  время  покажет;
эту же мысль и мы хотели бы внушить читателю.


   ГЛАВА XXVIII
   Веселая рождественская глава, содержащая отчет о свадьбе, а  также  о
некоторых других развлечениях, которые, будучи на  свой  лад  такими  же
добрыми обычаями, как свадьба, не столь свято блюдутся в паше  извращен-
ное время

   Оживленные, как пчелы, хотя и не столь легкие, как феи, собрались че-
тыре пиквикиста утром двадцать второго дня декабря того  благословенного
года, когда они предпринимали и совершали свои похождения, добросовестно
нами излагаемые. Приближались святки со всей грубоватой  и  простодушной
их непосредственностью. Это была пора гостеприимства, забав и  чистосер-
дечных излияний; старый год готовился, подобно древнему  философу,  соб-
рать вокруг себя своих друзей и в разгар  пиршества  и  шумного  веселья
умереть тихо и мирно. Веселое и беззаботное было время, и веселы и  без-
заботны были по крайней мере четыре сердца среди множества сердец, радо-
вавшихся его приближению.
   И в самом деле, много есть сердец, которым рождество приносит краткие
часы счастья и веселья. Сколько семейств, члены коих рассеяны и  разбро-
саны повсюду в неустанной борьбе за жизнь, снова встречаются тогда и со-
единяются в том счастливом содружестве и взаимном доброжелательстве, ко-
торые являются источником такого чистого и неомраченного  наслаждения  и
столь несовместимы с мирскими заботами и скорбями, что религиозные веро-
вания самых цивилизованных народов и примитивные предания  самых  грубых
дикарей равно относят их к первым радостям грядущего существования, уго-
тованного для блаженных и  счастливых.  Сколько  старых  воспоминаний  и
сколько дремлющих чувств пробуждается святками!
   Мы пишем эти слова, находясь на расстоянии многих миль от того места,
где год за годом встречались в этот день в счастливом и  веселом  кругу.
Многие сердца, что трепетали тогда так радостно, перестали биться;  мно-
гие взоры, что сверкали тогда так ярко, перестали сиять;  руки,  что  мы
пожимали, стали холодными; глаза, в  которые  мы  глядели,  скрыли  свой
блеск в могиле, - и все же старый дом, комната, веселые голоса и улыбаю-
щиеся лица, шутка, смех, самые привычные житейские мелочи,  связанные  с
этими счастливыми встречами, теснятся в нашей памяти всякий  раз,  когда
возвращается эта пора года, словно последнее собрание было не далее, чем
вчера! Счастливые, счастливые святки, которые могут вернуть нам  иллюзии
наших детских дней, воскресить для старика утехи его юности и  перенести
моряка и путешественника, отделенного многими тысячами миль, к его  род-
ному очагу и мирному дому!
   Но мы так занялись и увлеклись описанием благодатных святок, что зас-
тавляем мистера Пиквика и его друзей Зябнуть на крыше магльтонской каре-
ты, куда они только что взобрались, тепло укутанные в  пальто,  пледы  и
шарфы. Чемоданы и дорожные сумки уложены, и мистер Уэллер с  кондуктором
стараются втиснуть  в  ящик  под  козлами  громадную  треску,  непомерно
большую для ящика, которая заботливо уложена в длинную  коричневую  кор-
зинку и прикрыта слоем соломы и каковую оставили напоследок,  чтобы  она
могла с удобством покоиться на полдюжине бочонков с отборными  устрицами
- собственность мистера Пиквика, - выстроенных в образцовом  порядке  на
дне ящика. Физиономия мистера Пиквика выражает самый  напряженный  инте-
рес, пока мистер Уэллер с кондуктором стараются впихнуть треску в  ящик,
сначала головой вперед, затем хвостом вперед, затем вверх крышкой, затем
вверх дном, затем боком, затем в длину; и всем Этим ухищрениям  неумоли-
мая треска стойко сопротивляется, пока кондуктор случайно не наносит  ей
удара в самую середину корзины, после чего  она  внезапно  скрывается  в
ящике, и вместе с нею - голова и плечи самого  кондуктора,  который,  не
рассчитывая на столь внезапную уступку со стороны пассивно  сопротивляю-
щейся трески, испытывает весьма неожиданное потрясение,  к  неудержимому
восторгу всех носильщиков и зрителей. Мистер Пиквик улыбается с  большим
добродушием и, вынимая из жилетного кармана шиллинг, просит  кондуктора,
который вылезает из-под козел, выпить за его  здоровье  стакан  горячего
грогу, причем кондуктор  тоже  улыбается;  улыбаются  Заодно  и  мистеры
Снодграсс, Уинкль и Тапмен. Кондуктор и мистер Уэллер исчезают  на  пять
минут - по всей вероятности, выпить горячего грогу, ибо  от  них  пахнет
очень сильно, когда они возвращаются. Кучер  влезает  на  козлы,  мистер
Уэллер вскакивает сзади, пиквикисты закутывают ноги в пальто, а  носы  в
шарфы, конюхи снимают с лошадей попоны, кучер бодро выкрикивает: "Все  в
порядке!" - и они отъезжают.
   Они громыхают по улицам, трясутся по камням и,  наконец,  выезжают  в
широкие и открытые поля. Колеса скользят по твердой промерзшей земле,  а
лошади, при резком щелканье бича переходя в легкий галоп, мчатся по  до-
роге, словно весь их груз - карета, пассажиры, треска, бочонки с  устри-
цами и все прочее - летящее за ними перышко. Они спускаются по  отлогому
склону и въезжают на равнину в две мили длиною, такую же твердую  и  су-
хую, как сплошная глыба мрамора. Снова щелканье бича, и они летят вперед
быстрым галопом; лошади встряхивают головами  и  гремят  сбруей,  словно
опьяненные стремительным бегом, а кучер, держа одной рукой бич и  вожжи,
другой снимает шляпу и, положив ее на колени, достает носовой  платок  и
вытирает лоб: отчасти потому, что такая у него привычка, а отчасти пото-
му, что не худо показать пассажирам, как он  хладнокровен  и  какое  это
легкое дело - править четверкой, если есть у вас такой же навык,  как  у
него. Проделав это неторопливо (иначе Эффект был бы в значительной  мере
испорчен), он прячет носовой платок, надевает шляпу, поправляет  перчат-
ки, оттопыривает локти, щелкает снова бичом, и лошади мчатся  еще  весе-
лее.
   Несколько домиков, разбросанных по обеим сторонам дороги,  предвещают
въезд в какой-то город или деревню. Веселые звуки  кондукторского  рожка
вибрируют в прозрачном холодном воздухе и пробуждают старого джентльмена
в карете, который, заботливо опуская до половины оконную раму и наблюдая
погоду, выглядывает на секунду, а затем, заботливо  поднимая  ее  снова,
уведомляет другого пассажира, что сейчас  будут  менять  лошадей.  Тогда
другой пассажир просыпается и решает вздремнуть позднее, уже после оста-
новки. Снова весело звучит рожок и будит жену и детей обитателя  коттед-
жа, те выглядывают из дверей дома и следят за каретой, пока она не заво-
рачивает за угол, а потом снова укладываются возле пылающего в очаге ог-
ня и подбрасывают еще поленьев на случай, если сейчас вернется  отец;  а
сам отец на расстоянии доброй мили от дома только что обменялся  дружес-
ким кивком с кучером и повернулся, чтобы долгим взглядом проводить  эки-
паж, уносящийся вдаль.
   А теперь рожок играет веселую мелодию, карета с грохотом проезжает по
скверно вымощенным улицам провинциального городка,  а  кучер,  отстегнув
пряжку, скрепляющую его вожжи, готовится бросить их, как только  остано-
вит лошадей. Мистер Пиквик высовывается из воротника пальто и  озирается
с большим любопытством. Заметив Это,  кучер  объявляет  мистеру  Пиквику
название города и сообщает ему, что вчера был базарный день; и то и дру-
гое мистер Пиквик передает своим спутникам, после чего и они высовывают-
ся из воротников пальто и также озираются. Мистер Уинкль, который  сидит
у самого края, болтая одной ногой в воздухе, едва не вылетает на  мосто-
вую, когда карета круто поворачивает за угол возле молочной лавки и  вы-
езжает на базарную площадь; мистер Снодграсс, который сидит рядом с ним,
еще не оправился от испуга, а они уже останавливаются у постоялого  дво-
ра, где ждут свежие лошади с наброшенными на них попонами. Кучер бросает
вожжи и слезает, другие наружные пассажиры спрыгивают, - кроме тех,  ко-
торые, не слишком доверяя своей способности снова взобраться наверх, ос-
таются на местах и, чтобы согреть ноги, колотят ими по  карете,  обратив
тоскующие взоры и красные носы к яркому огню в буфетной  гостиницы  и  к
веткам остролистника с красными ягодами, украшающим окно.
   Тем временем кондуктор доставил в лавку торговца зерном пакет в обер-
точной бумаге, извлеченный из маленькой сумки, висящей у него через пле-
чо на кожаном ремне; позаботился, чтобы  старательно  запрягли  лошадей;
сбросил на мостовую седло, привезенное из Лондона на крыше кареты;  при-
нял участие в совещании кучера с конюхом о серой кобыле, повредившей се-
бе переднюю ногу в прошлый вторник; и вот уже  он  с  мистером  Уэллером
устроился сзади, а кучер устроился спереди, а старый джентльмен,  сидев-
ший в карете и все время державший окно опущенным на  целых  два  дюйма,
снова поднял его; попоны сняты, и все готовы  тронуться  в  путь,  кроме
"двух полных джентльменов", о которых кучер осведомился с некоторым  не-
терпением. Вслед за сим кучер, и  кондуктор,  и  Сэм  Уэллер,  и  мистер
Уинкль, и мистер Снодграсс, и все конюхи, и все до единого зеваки,  пре-
восходящие численностью всех остальных вместе взятых, призывают  во  всю
глотку отсутствующих джентльменов. Со двора доносится заглушенный ответ,
и мистер Пиквик с мистером Тапменом бегут, едва переводя  дух,  ибо  они
выпили по стакану эля и у мистера Пиквика до того окоченели пальцы,  что
он целых пять минут не мог выловить шесть  пенсов,  чтобы  расплатиться.
Кучер кричит предостерегающе: "Ну-с, джентльмены!" Кондуктор вторит ему;
старый джентльмен в карете недоумевает, почему иные люди, зная, что  нет
времени спускаться с крыши, все-таки спускаются; мистер Пиквик  карабка-
ется с одной стороны, мистер Тапмен - с другой;  мистер  Уинкль  кричит:
"Все в порядке!" - и они трогаются в  путь.  Шарфы  натянуты,  воротники
пальто подняты, мостовая кончается, дома исчезают, и они снова мчатся по
широкой дороге, и свежий, чистый воздух обвевает им лица и радует  серд-
ца.
   Так  совершали  свое  путешествие  мистер  Пиквик  и  его  друзья   в
"Магльтонском телеграфе" по дороге в Дингли Делл. И в три часа пополудни
все они стояли в целости и сохранности, здоровые и невредимые, веселые и
довольные, на ступеньках "Синего Льва", выпив по дороге вполне достаточ-
но эля и бренди, чтобы презирать мороз, который  сковывал  землю  своими
железными цепями и оплетал красивыми кружевами деревья и кусты.
   Мистер Пиквик был чрезвычайно занят, он пересчитывал бочонки с устри-
цами и присматривал за выгрузкой трески, как вдруг почувствовал, что его
кто-то тихонько дергает за полы пальто. Оглянувшись, он  обнаружил,  что
человек, который воспользовался этим способом привлечь его внимание, был
не кто иной, как любимый паж мистера Уордля, более  известный  читателям
этой неприкрашенной повести под наименованием жирного парня.
   - А-а! - сказал мистер Пиквик.
   - А-а! - сказал жирный парень.
   При этом он перевел взгляд с трески на бочонки с устрицами и радостно
захихикал. Он стал еще толще.
   - Ну-с, вид у вас довольно цветущий, мой юный друг, -  сказал  мистер
Пиквик.
   - Я спал у самого камина в буфетной, - отозвался жирный парень, кото-
рый за час, проведенный в дремоте, раскраснелся, как новая дымовая  тру-
ба. - Хозяин прислал меня сюда с тележкой, чтобы отвезти домой  ваш  ба-
гаж. Он выслал бы верховых лошадей, но решил, что день холодный и вы за-
хотите пройтись пешком.
   - Да, да, - поспешно сказал мистер Пиквик, ибо помнил о том, как  они
путешествовали в этих краях. - Да, мы предпочитаем пройтись. Сэм!
   - Сэр? - отозвался мистер Уэллер.
   - Помогите слуге мистера Уордля уложить вещи в  тележку  и  поезжайте
вместе с ним. Мы отправляемся пешком сейчас же.
   Отдав это распоряжение и попрощавшись с кучером, мистер Пиквик и  его
три друга свернули на тропинку, пересекавшую поля, и  удалились  быстрым
шагом, оставив мистера Уэллера и жирного парня впервые лицом к лицу. Сэм
взглянул на жирного парня с большим изумлением, но не проронил ни  слова
и начал быстро укладывать багаж в тележку, в то время как жирный  парень
спокойно стоял рядом и, казалось, считал весьма интересным занятием наб-
людать, как работает мистер Уэллер.
   - Вот! - сказал Сэм, бросая в тележку последний саквояж. - Вот и  го-
тово.
   - Да, вот и готово, - повторил жирный парень очень довольным тоном.
   - Ну-с, молодая туша в двести фунтов, - сказал Сэм, - вы недурной об-
разчик премированного юнца.
   - Благодарю вас, - отозвался жирный парень.
   - У вас ничего такого нет на душе, что бы вас тревожило? - осведомил-
ся Сэм.
   - Ни о чем таком я не знаю, - ответил жирный парень.
   - А я, глядя на вас, подумал бы, что вы страдаете от безответной люб-
ви к какой-нибудь молодой особе, - сказал Сэм.
   Жирный парень отрицательно покачал головой.
   - Рад это слышать, - сказал Сэм. - Вы что-нибудь пьете?
   - Я больше люблю поесть, - ответил жирный парень.
   - Так-так! - сказал Сэм. - Следовало бы мне догадаться. Но я вот  что
имею в виду: не хотите ли чего-нибудь глотнуть, чтобы согреться? А впро-
чем, вам, должно быть, никогда не бывает холодно с такой жирной проклад-
кой.
   - Иногда бывает, - ответил парень, - и я не прочь  чего-нибудь  глот-
нуть, если это вкусно.
   - А, так вы не прочь? - сказал Сэм. - В таком случае пожалуйте сюда.
   Они тотчас заняли место в буфетной "Синего  Льва",  и  жирный  парень
проглотил свой стаканчик виски, даже глазом не моргнув, - подвиг,  кото-
рый значительно возвысил его в глазах мистера Уэллера. Когда мистер Уэл-
лер в свою очередь покончил с тем же делом, они сели в тележку.
   - Вы умеете править? - спросил жирный парень.
   - Пожалуй, справлюсь, - ответил Сэм.
   - Так вот, - сказал жирный парень, вкладывая ему в руки вожжи и  ука-
зывая на дорогу, - все время прямо - с дороги не собьетесь.
   С этими словами жирный парень, с нежностью взглянув на треску, улегся
рядом с ней и, подложив под голову  устричный  бочонок  вместо  подушки,
мгновенно заснул.
   - Вот так так! - сказал Сэм. - Из всех парней,  каких  мне  случалось
видеть, этот молодой джентльмен самый хладнокровный. Эй,  проснись,  пу-
зырь!
   Но так как юный пузырь не проявлял никаких признаков жизни, Сэм  Уэл-
лер уселся на передок тележки, дернул вожжи, и старая лошадь, тронувшись
с места, не спеша затрусила по направлению к Менор Фарм.
   Тем временем мистер Пиквик и его друзья, у которых  благодаря  ходьбе
кровь начала энергически циркулировать, весело  продолжали  путь.  Земля
отвердела; трава была тронута морозом и шуршала; в воздухе  чувствовался
приятный, сухой, бодрящий холодок; а быстрое приближение  серых  сумерек
(цвет грифеля более подходит для описания их в морозную погоду) застави-
ло пиквикистов с удовольствием предвкушать тот комфорт, который их  ждал
у гостеприимного хозяина. Был один из тех  дней,  какие  могут  побудить
двух пожилых джентльменов в открытом поле снять пальто и начать  игру  в
чехарду исключительно от неподдельной радости и  веселья;  и  мы  твердо
убеждены, что, подставь мистер Тапмен в этот момент спину, мистер Пиквик
принял бы его предложение с величайшей готовностью.
   Однако Тапмен не выдвинул такого предложения, и паши  друзья,  весело
беседуя, продолжали путь. Когда они свернули на дорогу,  по  которой  им
предстояло идти, гул голосов коснулся их слуха, и не успели  они  выска-
зать предположение, кому принадлежат эти голоса, как очутились  в  самом
центре группы, ожидавшей их прибытия, -  факт,  возве