иободриться. Ах, боже мой, ведь мы все  со-
чувствуем его горю и готовы все для него сделать, и нет такого печально-
го положения, мистер Сэмюел, которого нельзя было бы изменить. Это самое
говорил мне один очень достойный джентльмен, когда умер мой муж.
   Тут красноречивая особа, прикрыв рот рукой, кашлянула снова и бросила
нежный взгляд на мистера Уэллера-старшего.
   - Так как я сейчас не  нуждаюсь  в  вашем  разговоре,  сударыня,  то,
будьте добры, уйдите, - произнес мистер Уэллер серьезным и  внушительным
тоном.
   - Послушайте, мистер Уэллер, - возразила смазливая особа,  -  ведь  я
только по доброте сердечной разговариваю с вами.
   - Очень возможно, сударыня, - отвечал мистер Уэллер. - Сэмивел,  про-
води эту леди и запри за ней дверь.
   Намек достиг цели: смазливая особа немедленно вышла из комнаты и зах-
лопнула за собой дверь, после чего мистер Уэллер-старший весь в поту от-
кинулся на спинку стула и сказал:
   - Сэмми, если я пробуду  здесь  неделю  -  одну  только  неделю,  мой
мальчик, - я оглянуться не успею, как эта женщина насильно женит меня на
себе.
   - Вот как! Неужели она так влюблена? - осведомился Сэм.
   - Влюблена! - воскликнул отец. - Я не могу от нее отделаться. Если бы
меня посадили в несгораемый шкаф с брамовским замком, она все равно доб-
ралась бы до меня, Сэмми.
   - Вот здорово, когда человека так добиваются! - улыбаясь, сказал Сэм.
   - Я этим не горжусь, Сэмми, -  возразил  мистер  Уэллер,  энергически
размешивая угли. - Это ужасная ситивация. Меня положительно выгоняют  из
дому. Не успела твоя бедная мачеха испустить дух, как  уж  одна  старуха
присылает мне банку варенья, другая - банку желе,  а  третья  запаривает
ромашку и собственноручно приносит мне огромную кружку.
   Мистер Уэллер умолк, всем своим видом выражая крайнее отвращение, по-
том добавил вполголоса:
   - И все они - вдовы, Сэмми, все, кроме той, что с ромашкой, а  она  -
незамужняя леди пятидесяти трех лет.
   Сэм ответил на это забавным подмигиванием, а старый джентльмен,  раз-
бив упрямую головешку с таким рвением и злобой, словно это  была  голова
одной из упомянутых вдов, продолжал:
   - Короче говоря, Сэмми, я чувствую себя в безопасности только на коз-
лах.
   - Почему же там лучше, чем в другом месте? - перебил Сэм.
   - А потому, что кучер - особа с привилегией, - пояснил мистер Уэллер,
пристально глядя на сына. - Потому, что кучер может делать то, чего дру-
гие не могут, и никто его не заподозрит. Потому, что кучер может быть  в
очень дружеских отношениях хоть с восемью - десятью тысячами женщин,  но
никому и в голову не придет, что он подумывает жениться на одной из них.
А кто другой, кроме кучера, может сказать то же самое, Сэмми?
   - Пожалуй, это похоже на правду, - согласился
   Сэм.
   - Будь твой хозяин кучером, - рассуждал мистер
   Уэллер, - неужели ты думаешь, что присяжные осудили бы  его?  Никогда
бы они этого не сделали, даже если бы дело дошло до суда.
   - А почему? - недоверчиво спросил Сэм.
   - А потому, - ответил мистер Уэллер, - что они  не  пошли  бы  против
своей совести. Регулярный кучер - все равно, что дорожка между холостяц-
кой жизнью и супружеством, и всякий порядочный человек это знает.
   - Вот как! Вы, кажется, хотите сказать, что кучера - общие любимцы  и
никто их не обидит? - осведомился Сэм.
   Его отец кивнул головой.
   - Почему так случилось, - продолжал родитель, - я и сам не знаю.  По-
нятия не имею, почему кучера карет дальнего следования  так  умеют  всем
угодить и почему За ними бегает, можно сказать - обожает их,  прекрасный
пол в каждом городе, через который они проезжают.
   Знаю, что так оно и есть на самом деле. Это от природы так -  диспан-
сер, как говаривала ваша бедная мачеха.
   - Диспансация, - поправил Сэм старого джентльмена.
   - Хорошо, Сэмивел, пусть будет диспансация, если тебе это  больше  по
вкусу, - отвечал мистер Уэллер. - Я это называю диспансер, и так  всегда
пишется в тех местах, где тебе отпускают даром лекарства, если только ты
приносишь свою посуду, вот и все.
   С этими словами мистер Уэллер снова набил и раскурил трубку и,  опять
придав чертам своего лица задумчивое выражение, продолжал:
   - Так вот, мой мальчик, незачем мне оставаться Здесь только для того,
чтобы меня женили, хочу я этого или не хочу, а так как нет у меня  жела-
ния совсем отгородиться от интересных членов общества, то я порешил отп-
равиться туда, где безопаснее, и снова повернуть оглобли  к  "Прекрасной
Дикарке". Там все мне родное, Сэмми.
   - А как быть с трактиром? - осведомился Сэм.
   - Трактир, Сэмивел, - отвечал старый джентльмен, -  со  всем  добром,
запасами и обстановкой будет перепродан.  И  твоя  мачеха  незадолго  до
смерти пожелала, чтобы двести фунтов из этих денег были помещены на твое
имя в эти штуки... как они называются?
   - Какие штуки? - спросил Сэм.
   - Да те штучки, что в Сити постоянно идут то выше, то ниже.
   - Омнибусы? - подсказал Сэм.
   - Ну и сморозил! - возразил мистер Уэллер. - Они  всегда  качаются  и
почему-то путаются с государственным долгом и банковыми чеками и  всякой
всячиной.
   - Облигации! - догадался Сэм.
   - Совершенно верно, оболгации, - согласился мистер Уэллер. - Так вот,
двести фунтов из этих денег будут помещены на твое имя, Сэмивел, в обол-
гации по четыре с половиной процента, Сэмми.
   - Очень мило, что старая леди обо мне подумала, - сказал Сэм, -  и  я
ей весьма признателен.
   - Остальные деньги будут положены на мое имя, - продолжал мистер Уэл-
лер-старший, - а когда я проеду последнюю заставу, они перейдут к  тебе.
Смотри, мой мальчик, не промотай их и берегись, чтобы какая-пибудь вдова
не пронюхала о твоем богатстве, а не то твоя песенка спета.
   Высказав такое предостережение, мистер Уэллер с прояснившейся  физио-
номией взялся за трубку; по-видимому, этот деловой разговор  принес  ему
значительное облегчение.
   - Кто-то стучится, - сказал Сэм.
   - Пускай стучится, - с достоинством отозвался его отец.
   Поэтому Сэм не двинулся с места. Стук повторился снова и снова, затем
раздались энергические удары, после чего Сэм осведомился, почему  бы  не
впустить стучавшего.
   - Тише! - опасливо прошептал мистер Уэллер.  -  Не  обращай  никакого
внимания. Может быть, это одна из вдов.
   Так как стуки были оставлены без внимания, невидимый посетитель после
краткой паузы рискнул открыть дверь и заглянуть в комнату. В  полуоткры-
тую дверь просунулась не женская голова, а длинные черные космы и  крас-
ная физиономия мистера Стиггинса. Трубка выпала из рук мистера Уэллера.
   Преподобный джентльмен потихоньку открывал дверь все шире и  шире,  а
когда, наконец, образовалась такая щель, в которую  могло  проскользнуть
его тощее тело, он шмыгнул в комнату  и  очень  старательно  и  бесшумно
прикрыл за собой дверь. Повернувшись к Сэму, он воздел  руки  и  закатил
глаза в знак безграничной скорби, вызванной несчастьем,  какое  постигло
семью, после чего перенес кресло с высокой спинкой в свой старый  уголок
у камина и, присев на самый краешек, вытащил из кармана коричневый носо-
вой платок и прижал его к своим органам зрения.
   Пока разыгрывалась эта сцена, мистер Уэллер-старший  сидел,  откинув-
шись на спинку кресла, выпучив глаза и положив руки на колени, всем сво-
им видом выражая безграничное изумление. Сэм, храня  глубокое  молчание,
сидел против него и с живейшим любопытством ждал развязки.
   Мистер Стиггинс несколько минут прижимал к глазам коричневый  носовой
платок и благопристойно стонал, а затем, овладев собой,  спрятал  его  в
карман и застегнулся. После этого он помешал угли, а потом потер руки  и
посмотрел на Сэма.
   - О мой юный друг, - тихим голосом сказал  мистер  Стиггинс,  нарушая
молчание, - какое великое горе!
   Сэм слегка кивнул.
   - И для сосуда гнева это тоже великое горе, -  добавил  мистер  Стиг-
гинс. - Сердце у сосуда благодати обливается кровью.
   Сын услыхал, как мистер Уэллер пробормотал что-то о том, как бы и нос
сосуда благодати не облился кровью, но мистер Стиггинс этого не слышал.
   - Не знаете ли вы, молодой  человек,  -  прошептал  мистер  Стиггинс,
придвигая свой стул ближе к Сэму, - не оставила ли она что-нибудь  Эмма-
нуилу?
   - Кто он такой? - спросил Сэм.
   - Наша часовня, - пояснил мистер Стиггинс, - наша паства, мистер  Сэ-
мюел.
   - Она ничего не оставила ни пастве, ни пастырю, ни стаду,  -  отрезал
Сэм, - даже собакам ничего!
   Мистер Стиггинс хитро посмотрел на Сэма,  бросил  взгляд  на  старого
джентльмена, который сидел с закрытыми глазами и казался  спящим,  потом
придвинул стул еще ближе и спросил:
   - И мне ничего, мистер Сэмюел?
   Сэм покачал головой.
   - Я думаю, что она что-нибудь да оставила, - сказал мистер  Стиггинс,
бледнея, насколько мог он побледнеть. - Вспомните, мистер Сэмюел!  Может
быть, какойнибудь маленький сувенир?
   - На то, что она вам оставила, не купишь даже такого  старого  зонта,
как ваш, - отвечал Сэм.
   - Может быть, - нерешительно начал мистер  Стиггинс  после  глубокого
раздумья, - может быть, она поручила меня заботам  этого  сосуда  гнева,
мистер Сэмюел?
   - Вот это похоже на правду, судя по тому, что он мне сказал, -  отве-
тил Сэм. - Он только что говорил о вас.
   - Да что вы! - просияв, воскликнул мистер Стиггинс. -  А!  Нужно  ду-
мать, что он изменился. Мы с ним чудесно заживем теперь, мистер  Сэмюел.
Когда вы уедете, я возьму на себя заботу об его имуществе...  я  позабо-
чусь, вот увидите.
   Глубоко вздохнув, мистер Стиггинс умолк в ожидании ответа. Сэм кивнул
головой, а мистер Уэллср-старший издал какой-то необычайный звук, -  это
было нечто среднее между стоном, хрюканьем, вздохом и ворчаньем.
   Мистер Стиггинс, ободренный этим звуком, который, по его мнению,  вы-
ражал угрызения совести или раскаяние, огляделся, потер руки, всплакнул,
улыбнулся, опять всплакнул, а затем,  тихонько  приблизившись  к  хорошо
Знакомой полке в углу, взял стакан и, не торопясь, положил в него четыре
куска сахару. Зятем он снова огляделся и горестно вздохнул, затем  прок-
рался в буфетную, налил в стакан ананасного рому и, вернувшись,  подошел
к камину, где весело пел чайник, долил стакан водой, размещал грог,  от-
ведал его, уселся и, сделав большой глоток, остановился, чтобы перевести
дух.
   Мистер Уэллер-старший, все еще делая странные и неумелые попытки  ка-
заться спящим, не промолвил ни слова в продолжение этой сцены, но  когда
Стиггинс оторвался от стакана, чтобы перевести дух, он бросился к  нему,
вырвал из рук стакан, выплеснул ему в лицо остатки грога, а стакан швыр-
нул в камин. Потом, крепко схватив преподобного джентльмена за  шиворот,
он начал Энергически колотить его ногами, сопровождая каждый удар  сапо-
гом по особе мистера Стиггинса замысловатыми и бессвязными  проклятиями,
направленными против его рук, ног, глаз и туловища.
   - Сэмми! - крикнул мистер Уэллер. - Напяль на меня шляпу.
   Сэм послушно укрепил на голове отца шляпу с длинной лентой, и  старый
джентльмен, брыкаясь еще ловчее, поволок мистера Стиггинса через  буфет-
ную в коридор и на улицу. Пинки не прекращались всю дорогу, а сила  уда-
ров скорее увеличивалась, чем уменьшалась.
   Это  было  великолепное  и  веселящее   душу   зрелище:   преподобный
джентльмен корчился в руках мистера Уэллера и дрожал всем телом под гра-
дом пинков. Еще интереснее было наблюдать, как  мистер  Уэллер,  победив
отчаянное сопротивление, погрузил голову мистера Стиггинса  в  колоду  с
водой для лошадей и держал ее там, пока тот чуть было не захлебнулся.
   - Ну вот! - сказал мистер Уэллер, позволив, наконец, мистеру Стиггин-
су извлечь голову из колоды и вкладывая всю свою энергию в последний за-
мысловатый пинок. - Присылайте сюда  любого  из  этих  лентяев-пастырей,
сначала я из него студень сделаю, а потом утоплю. Сэмми, помоги мне вой-
ти в дом, дай мне руку и налей стаканчик бренди. Я запыхался, сынок.


   ГЛАВА LIII,
   которая повествует об уходе со сцены мистера Джингля и Джоба  Тротте-
ра, о знаменательном деловом утре в Грейз - Инн-сквер и которая заканчи-
вается стуком в дверь к мистеру Перкеру

   Когда мистер Пиквик, осторожно подготовив Арабеллу и многократно  за-
верив ее, что нет оснований впадать в уныние,  сообщил  ей,  наконец,  о
своем неудачном визите в Бирмингем, Арабелла залилась слезами и,  громко
всхлипывая, стала жалобно сетовать на то,  что  она  послужила  причиной
размолвки между отцом и сыном.
   - Дорогая моя, вы совсем не виноваты, - ласково сказал ей мистер Пик-
вик. - Разве можно было предвидеть, что  старому  джентльмену  покажется
столь нежелательным брак его сына? Я уверен, -  добавил  мистер  Пиквик,
взглянув на ее хорошенькое личико, - что он понятия не имеет о том,  ка-
кого удовольствия лишает себя.
   - Ах, милый мистер Пиквик! - воскликнула Арабелла. - Что нам  делать,
если он не перестанет на нас сердиться?
   - Ждать терпеливо, моя дорогая, пока он одумается, -  весело  отвечал
мистер Пиквик.
   - Но, милый мистер Пиквик, что будет делать Натэниел, если он лишится
поддержки отца? - спросила Арабелла.
   - В таком случае, милочка, -  отозвался  мистер  Пиквик,  -  я  смело
предсказываю, что он найдет друга, который охотно окажет  ему  поддержку
на жизненном пути.
   Намек мистера Пиквика был настолько прозрачен, что Арабелла не  могла
не понять его. Обняв его за шею и  нежно  поцеловав,  она  зарыдала  еще
громче.
   - Полно, полно, - сказал мистер Пиквик, беря ее за руку.  -  Подождем
еще несколько дней, может быть он напишет или как-нибудь откликнется  на
сообщение вашего мужа. Если же он ничьего не ответит, я уже  придумал  с
полдюжины планов, и любой из них вас утешит. Не плачьте, моя дорогая!
   С этими словами мистер Пиквик нежно пожал руку Арабелле и попросил ее
осушить слезы и не огорчать мужа. Арабелла - самое  кроткое  создание  в
мире - спрятала носовой платок в ридикюль, и к  приходу  мистера  Уинкля
она уже улыбалась и сверкала глазками, как в тот день, когда впервые его
пленила.
   "Печальное положение создается для этих молодых  людей,  -  размышлял
мистер Пиквик, одеваясь на следующее утро. - Пойду-ка я к Перкеру и поп-
рошу его совета".
   Мистер Пиквик стремился в Грейз-Инн-сквер еще и потому, что хотел по-
кончить денежные расчеты с добродушным маленьким поверенным. Позавтракав
на скорую руку, он так быстро привел свое намерение в исполнение, что не
было еще десяти часов, когда он очутился у Грейз-Инна.
   Когда он поднялся на площадку лестницы перед конторой Перкера,  оста-
валось еще десять минут до прихода клерков, и мистер Пиквик коротал вре-
мя, глядя в окно.
   В это ясное октябрьское утро даже грязные старые дома как будто пове-
селели: пыльные окна, казалось, сверкали, когда на них падали  солнечные
лучи. Клерки один за другим стекались к подъездам и, взглянув на большие
часы, ускоряли или замедляли шаг в зависимости от того, в  котором  часу
открывались конторы. Те, чья контора открывалась  в  половине  десятого,
пускались вдруг чуть ли не рысью, а джентльмены, которым надлежало прий-
ти к десяти, начинали шатать с аристократической медлительностью. Проби-
ло десять, клерки развили небывалую скорость, и каждый из них, обливаясь
потом, мчался быстрее, чем его предшественник. Со всех сторон  доносился
стук открывавшихся и захлопывавшихся дверей; словно  по  волшебству,  во
всех окнах появились головы; привратники заняли  свои  посты;  прачки  в
стоптанных туфлях выбегали из контор; почтальон шнырял из дома в дом,  и
весь юридический улей загудел.
   - Раненько к нам пожаловали, мистер Пиквик, - раздался голос  за  его
спиной.
   - А, мистер Лаутен! - отозвался сей джентльмен, оглянувшись  и  узнав
старого знакомого.
   - Довольно-таки жарко, - сказал Лаутсн, вынимая из кармана брамовский
ключ с затычкой, чтобы в него не Забивалась пыль.
   - Вы как будто разгорячились, - заметил мистер
   Пиквик, улыбаясь клерку, который был красен как раж.
   - Я шел довольно быстро, - сообщил Лаутен. - Была половина  десятого,
когда я проходил по Полигону. Да это неважно, раз я пришел раньше его.
   Утешившись таким соображением, мистер Лаутен извлек затычку из ключа,
отпер дверь, снова вставил затычку и, спрятав брамовский ключ в  карман,
вынул из ящика письма, оставленные почтальоном, Зятем он пригласил  мис-
тера Пиквика в контору. Здесь он в одно мгновение снял сюртук, надел по-
ношенную куртку, которую достал из конторки, повесил шляпу, вытащил нес-
колько листков толстой шероховатой бумаги, переложенных листами пропуск-
ной, и, заложив за ухо перо, с довольным видом потер руки.
   - Ну-с, мистер Пиквик, - сказал он, - теперь у меня  все  в  порядке.
Рабочий костюм надет, бумага на столе... он может явиться  хоть  сейчас.
Нет ли у вас понюшки табачку?
   - Нет, - отвечал мистер Пиквик.
   - Очень жаль, - заявил Лаутен, - а впрочем, не беда. Я мигом сбегаю и
добуду бутылку содовой воды. Мистер Пиквик, вы ничего странного не заме-
чаете в моих глазах?
   Джентльмен, к коему был обращен этот вопрос, посмотрел в глаза мисте-
ру Лаутену и сообщил, что не замечает в них ничего странного.
   - Очень рад, - сказал Лаутен. - Вчера вечером мы
   Здорово выпили в "Пне", и сегодня мне не по себе.
   Кстати, Перкер уже занялся вашим делом.
   - Каким делом? - осведомился мистер Пиквик.  -  Судебными  издержками
миссис Бардл?
   - Нет, не то, - отвечал Лаутеп, - я говорю о том клиенте, чьи  обяза-
тельства, по вашему поручению, мы выкупили по десяти шиллингов за  фунт,
чтобы освободить его из Флита и отправить в Демерару.
   - А! Вы говорите о мистере Джингде! - воскликнул мистер Пиквик. - Ну,
так как же?
   - Все улажено, - сказал Лаутен, начиная чинить перо. -  Ливерпульский
агент сообщил, что вы оказали ему много услуг, пока не удалились от дел,
и теперь он охотно берет его по вашей рекомендации.
   - Отлично, - сказал мистер Пиквик. - Очень рад Это слышать.
   - А знаете ли, - продолжал Лаутен, поскабливая перо и  готовясь  сде-
лать новый разрез, - тот, другой - совсем придурковатый парень!
   - Какой другой?
   - Да его слуга, приятель или как он там ему  приходится.  Да  вы  его
знаете - Троттер.
   - Вот как! - с улыбкой сказал мистер Пиквик. - А я всегда был как раз
противоположного мнения о нем.
   - Признаться, и я так же судил по первому  впечатлению,  -  отозвался
Лаутен. - Это доказывает, как легко обмануться.  Как  вам  понравится  -
ведь он тоже едет в Демерару!
   - Как! Он отказывается от того, что ему было здесь предложено? - уди-
вился мистер Пиквик.
   - Когда Перкер предложил ему восемнадцать шиллингов в неделю и  посу-
лил прибавку, если он будет хорошо себя вести, он и слушать не  стал,  -
сообщил Лаутен. - Заявил, что хочет отправиться с  тем,  другим.  Вдвоем
они убедили Перкера написать второе письмо, и теперь ему подыскали место
там же, где будет его приятель. Перкер говорит, что даже каторжник в Но-
вом Южном Уэльсе может рассчитывать на лучшее место, если предстанет пе-
ред судом в новом платье.
   - Безумный человек! - сказал мистер Пиквик, и глаза его сияли. -  Бе-
зумный человек!
   - О, это хуже безумия, это, знаете ли, какое-то раболепство, -  отоз-
вался Лаутен, с презрительной миной Занимаясь своим пером. - Он говорит,
что это его единственный друг и он к нему привязан и так далее, в том же
духе. Ну что ж, дружба - дело хорошее; вот, например, в "Пке" все  мы  -
друзья-приятели за нашим грогом, когда каждый сам  за  себя  платит,  но
жертвовать своими интересами для другого - как бы  не  так!  У  человека
должны быть только две привязанности: первая - к своей собственной  осо-
бе, вторая - к женскому полу. Вот как я на это смотрю, ха-ха-ха!
   Мистер Лаутен закончил свою речь веселым  саркастическим  смехом,  но
смех этот преждевременно оборвался, когда  на  лестнице  раздались  шаги
Перкера. Едва услышав их, Лаутен с поразительным проворством взлетел  на
сво