за вещи валяются в двадцать четвертом Б?
     Она ответила небрежным тоном:
     - Чей-то багаж.
     Устремив на нее взор, не лишенный строгости, я снова спрашиваю:
     - Чей багаж?
     Избегая моего взгляда, она отвечает:
     - Вот еще! А я почем знаю?
     Нелишне упомянуть, что она довольно дерзкая  бабенка,  хотя  дело  свое
знает.
     Метрдотель, иначе говоря - глава официантов, должен быть или  "главой",
или "хвостом". Он должен стоять  либо  на  верхнем,  либо  на  нижнем  конце
общественной лестницы. Он не может стоять, так сказать, на ее талии, то есть
на середине или где бы то ни было, кроме как на конце. На каком именно конце
- решать ему самому.
     В этот знаменательный день я так ясно дал понять  миссис  Претчет  свои
намерения, что это раз и навсегда сломило ее дух непокорства по отношению ко
мне. Да не обвинят  меня  в  непоследовательности,  если  я  называю  миссис
Претчет "миссис", хотя  сам  же  отмечал  выше,  что  официантка  не  должна
выходить замуж. Читателей почтительно просят заметить,  что  миссис  Претчет
была не официанткой, но  горничной.  А  горничная  может  выйти  замуж;  что
касается старших горничных, то почти  все  они  замужем,  или  говорят,  что
замужем. Обычно это в сущности, одно и то же.  (Примечание:  мистер  Претчет
находится в Австралии, и тамошний его адрес просто: "Джунгли".)
     Сбив  с  миссис  Претчет  спесь,  насколько  это  было  необходимо  для
спокойствия обеих сторон в будущем, я попросил ее объясниться.
     - Так кто же все-таки оставил этот багаж? - спрашиваю я, желая  немного
ободрить ее.
     - Клянусь вам своей священной честью,  мистер  Кристофер,  не  имею  ни
малейшего понятия, - отвечает миссис Претчет.
     Если бы не  выражение  лица,  с  каким  она  поправила  завязки  своего
чепчика, я усомнился бы в  ее  словах;  но  слова  эти  были  сказаны  таким
убедительным тоном, что мало чем отличались от свидетельских  показаний  под
присягой.
     - Значит,  вы  никогда  не  видели  этого  постояльца?  -  продолжал  я
допрашивать ее.
     - Нет! - ответила миссис Претчет, закрыв глаза с таким видом, будто она
только  что  проглотила  пилюлю   необыкновенных   размеров   (что   придало
чрезвычайную силу ее отрицанию). - И ни один из служащих в этом доме его  не
видел! За пять лет все здесь сменились, мистер Кристофер, а  кто-то  оставил
тут свой багаж раньше.
     При допросе мисс Мартин было получено (выражаясь словами великого барда
из Стрэтфорда-на-Эйвоне) "неопровержимое подтверждение". Действительно,  так
оно и было. А мисс Мартин, это та молодая девица, что  сидит  в  буфетной  и
пишет наши счета, и хотя она более высокомерна,  чем  это,  на  мой  взгляд,
подобает особе ее положения, ведет она себя безукоризненно.
     Дальнейшие расследования  показали,  что  багаж  оставлен  в  залог  за
неоплаченный счет на сумму два фунта  шестнадцать  шиллингов  шесть  пенсов.
Багаж пролежал под кроватью в номере 24-Б более шести лет. Кровать в  нем  с
балдахином на четырех столбиках и  с  пологом,  представляющим  собой  целые
вороха старых драпировок и занавесок, - и в ней, как  я  однажды  выразился,
бесспорно наберется не двадцать четыре Б (блохи), а побольше. Помнится,  эта
острота рассмешила моих слушателей.
     Не знаю почему - впрочем, разве мы когда-нибудь знаем почему? - но этот
багаж засел у меня в голове. Я все думал да гадал, что это за Кто-то, чем он
занимался и что было у него на уме. И я никак не мог взять в толк, почему он
оставил такой большой багаж в залог за такой маленький счет. Дело в том, что
дня два спустя  я  велел  вытащить  багаж,  осмотрел  его,  и  вот  что  там
оказалось: черный чемодан, черный дорожный мешок, дорожный пюпитр, несессер,
пакет в оберточной бумаге, шляпная коробка и  зонт,  прикрученный  ремнем  к
трости. Все это было покрыто пылью и пухом. Я приказал швейцару залезть  под
кровать и вытащить вещи, и хотя он обычно утопает в пыли - плавает в  ней  с
утра до ночи и поэтому носит плотно прилегающий жилет  с  черными  холщовыми
рукавами, - он так расчихался и горло у него так воспалилось,  что  пришлось
охладить его стаканом эля, именуемого микстурой Олсопа.
     Этот багаж так завладел моими мыслями, что я не только не  положил  его
на место, после того как с него хорошенько стерли пыль и протерли его  сырой
тряпкой (раньше он весь был покрыт перьями, и казалось, вот-вот  превратится
в домашнюю птицу и начнет нести яйца), - повторяю, я не  только  не  положил
его на место, но велел перенести вниз, в одну из своих комнат. Там  я  время
от времени принимался смотреть на багаж и все смотрел и смотрел, пока мне не
начинало  казаться,  будто  он  то   увеличивается,   то   уменьшается,   то
приближается ко мне, то удаляется, и вообще  выкидывает  всякие  штуки,  как
пьяный. Так было несколько недель, -  я,  пожалуй,  не  ошибусь,  если  даже
скажу, что несколько месяцев, - но вот однажды мне вздумалось попросить мисс
Мартин показать мне счет на сумму  два  фунта  шестнадцать  шиллингов  шесть
пенсов. Она была столь любезна, что извлекла его из книг - счет был  написан
до ее поступления сюда, - и вот его точная копия:

??? посмотреть что БУДЕТ ПОСЛЕ ТЕКСТФОРМА

  Э 4                    Общий зал                              1856 г.

        "Ф. Ш. П. "

  2 февраля      Перо и бумага                                  0  0  6
                 Подогретый портвейн с водой                    0  2  0
                 То же                                          0  2  0
                 Перо и бумага                                  0  0  6
                 Разбитый стакан                                0  2  6
                 Коньяк                                         0  2  0
                 Перо и бумага                                  0  0  6
                 Поджаренный хлеб с анчоусами                   0  2  6
                 Перо и бумага                                  0  0  6
                 Ночлег                                         0  3  0
  3 февраля      Перо и бумага                                  0  0  6
                 Завтрак                                        0  2  6
                         " жареная ветчина                      0  2  0
                         " яйца                                 0  1  0
                         " кресс-салат                          0  1  0
                         " креветки                             0  1  0

                 Перо и бумага                                  0  0  6
                 Пропускная бумага                              0  0  6
                 Посыльный на Патерностер-Роу и обратно         0  1  6
                 То же ввиду неполучения ответа                 0  1  6
                 Коньяк  2  ш.  Свиная  котлета, жаренная с
                 перцем 2 ш.                                    0  4  0
                 Перья и бумага                                 0  1  0
                 Посыльный на Албемарл-стрит  и  обратно        0  1  0
                 То же (задержан) ввиду неполучения ответа      0  1  6
                 Разбитая солонка                               0  3  6
                 Большая ликерная рюмка апельсинной
                 настойки                                       0  1  6
                 Обед: суп, рыба, мясо и птица                  0  7  6
                 Бутылка ост-индского хереса                    0  8  0
                 Перо и бумага                                  0  0  6
                                                       ------------------
                                                           2 ф. 16 ш. 6 п.

     Примечание: "1 января 1857 г. Он ушел после обеда, попросив приготовить
багаж и сказав, что зайдет за ним. Так и не зашел".

     Этот счет не только не пролил света  на  вопрос,  но,  если  можно  так
выразить мои недоумения, окутал его еще более зловещим ореолом. Как-то раз я
заговорил о багаже с хозяйкой, и она сообщила мне,  что  при  жизни  хозяина
насчет багажа было помещено  объявление,  в  котором  указывалось,  что  его
продадут после такого-то числа для покрытия расходов, но никаких  дальнейших
шагов  предпринято  не  было.  (Замечу  кстати,  что  хозяйка  наша  вдовеет
четвертый год. А хозяин обладал одним  из  тех  несчастливых  организмов,  в
которых спиртное превращается в воду и раздувает злополучную жертву.)
     Я говорил о багаже не  только  в  тот  раз,  но  и  неоднократно  то  с
хозяйкой, то с тем, то с другим, и, наконец, хозяйка сказала мне в шутку,  -
а может, и всерьез или наполовину в шутку, наполовину всерьез, не важно:
     - Кристофер, я хочу сделать вам выгодное предложение.
     (Если эти строки попадутся ей на глаза - дивно голубые, - пусть она  не
оскорбится моим упоминанием о том, что, будь я  на  восемь  или  десять  лет
моложе, я сам сделал бы то же самое! То есть сделал бы  ей  предложение.  Не
мне решать, можно ли назвать его выгодным.)
     - Кристофер, я хочу сделать вам выгодное предложение.
     - Какое именно, сударыня?
     - Послушайте, Кристофер, перечислите все вещи  в  Чьем-то  багаже.  Мне
известно, что вы знаете их наперечет.
     - Черный чемодан, сударыня, черный  дорожный  мешок,  дорожный  пюпитр,
несессер, пакет в оберточной бумаге, шляпная коробка  и  зонт,  прикрученный
ремнем к трости.
     - Все вещи в том виде, в каком были  оставлены.  Ничего  не  открывали,
ничего не разворошили.
     - Совершенно верно, сударыня. Все заперто на замок, не считая пакета  в
оберточной бумаге, но он запечатан.
     Прислонившись к  конторке  мисс  Мартин  у  окна  в  буфетной,  хозяйка
похлопывает ладонью по открытой книге, лежащей на конторке - что и говорить,
ручки у хозяйки красивые! - качает головой и смеется.
     - Вот что, Кристофер, - говорит она, - заплатите мне по Чьему-то счету,
и вы получите Чей-то багаж.
     По правде сказать, я сразу же ухватился за эту мысль, да только...
     - Он, пожалуй, не стоит таких денег, - возразил  я,  делая  вид,  будто
колеблюсь.
     - Это все равно что лотерея, - говорит хозяйка, сложив ручки  на  книге
(у нее не только кисть руки красивая - то же можно сказать и про всю руку до
плеча). - Неужели вы не рискнули бы купить лотерейных билетов на  два  фунта
шестнадцать шиллингов шесть пенсов? А ведь тут пустых билетов нет! - говорит
хозяйка, смеясь  и  снова  покачивая  головкой.  -  Так  что  вы  непременно
выиграете. Пусть даже потеряете, вы все равно выиграете! В этой лотерее  все
билеты счастливые! Вытащите пустой, - запомните джентльмены-спортсмены! - вы
все равно получите черный чемодан, черный дорожный мешок,  дорожный  пюпитр,
несессер, лист оберточной  бумаги,  шляпную  коробку  и  зонт,  прикрученный
ремнем к трости!
     Короче говоря, и мисс Мартин обошла меня, и миссис Претчет обошла меня,
а хозяйка - та уже давно окончательно меня обошла, и все женщины в доме меня
обошли,  и  заплати  я  вместо  двух  фунтов  шестнадцати  шиллингов   целых
шестнадцать фунтов два шиллинга, я и то признал бы,  что  дешево  отделался.
Ведь что поделаешь, когда женщины тебя обойдут?
     Итак, я оплатил счет - наличными - и тем сразу  пресек  их  смешки!  Но
окончательно я их сразил, когда сказал:
     - Меня  зовут  Синяя  Борода.  Я  собираюсь  распаковать  Чей-то  багаж
наедине, в потайной комнате, и ни один  женский  глаз  не  проникнет  в  его
содержимое!
     Считал ли я нужным твердо осуществить свое намерение  -  не  важно,  не
важно также, видели ли женские глаза - и  если  видели,  то  сколько  именно
глаз, - как я распаковывал багаж. В настоящее  время  речь  идет  о  Чьем-то
багаже, а не о чьих-либо глазах или носах.
     Что меня больше всего удивило в багаже, так это невероятное  количество
писчей бумаги, исписанной сверху донизу! И это была не наша бумага -  не  та
бумага, что значилась в счете (мы свою бумагу знаем), - стало быть, Кто-то и
раньше всегда писал, не зная  ни  отдыха  ни  срока.  И  он  засовывал  свои
сочинения повсюду, во  все  уголки  своего  багажа.  Сочинения  были  в  его
несессере, сочинения были в его сапогах, сочинения были среди его бритвенных
принадлежностей, сочинения  были  в  его  шляпной  коробке,  сочинения  были
сложены и засунуты в зонт между прутьями из китового уса.
     Одежда его - сколько ее  там  было  -  оказалась  вполне  приличной.  А
несессер был убогий; ни одной серебряной пробки, гнезда для флаконов пустые,
похожие  на  заброшенные  собачьи  конурки,  а  зубной  порошок   необычайно
пронырливый - он рассыпался повсюду, словно по ошибке решил, что все щели  в
несессере это промежутки между зубами. Одежду я спустил за довольно  хорошую
цену  старьевщику,  который  держал  лавку  неподалеку  от  церкви   святого
Клементия Датчанина на Стрэнде, - этому самому старьевщику армейские офицеры
продают свое форменное платье, когда им приходится туго и нужно отдавать  не
терпящие отлагательства карточные долги, о чем я догадался по тому, что окно
его лавочки украшают мундиры с эполетами, висящие спиной к прохожим. Тот  же
торговец купил оптом чемодан,  дорожный  мешок,  пюпитр,  несессер,  шляпную
коробку, зонт, ремень и трость. На мое замечание, что, по-моему, все  это  -
неподходящий для него товар, он возразил:
     -  Все  равно  что  чья-нибудь  бабушка,  мистер  Кристофер;  но   если
кто-нибудь приведет сюда свою бабушку и предложит мне  купить  ее  чуть-чуть
дешевле, чем можно будет при удаче за нее выручить,  после  того  как  я  ее
вычищу и выверну наизнанку, то я куплю и бабушку!
     Эта  сделка  оказалась  безубыточной,  и  даже  больше  того,   деньги,
истраченные на оплату счета, принесли мне порядочную  прибыль.  Да  вдобавок
остались сочинения, а на эти сочинения я  и  хочу  обратить  беспристрастное
внимание читателя.
     Я намерен сделать это безотлагательно, и вот  почему.  То  есть,  иными
словами, я хочу сказать именно следующее: прежде чем приступить  к  описанию
нравственных мук, жертвой которых я пал из-за  этих  сочинений,  прежде  чем
закончить мою душераздирающую историю рассказом об удивительной и  волнующей
катастрофе, столь же потрясающей по своей природе, сколь  непредвиденной  во
всех других отношениях, - катастрофе, завершившей все и  переполнившей  чашу
неожиданности, - нужно рассмотреть самые эти сочинения. Поэтому  они  теперь
выступают на сцену. После краткого предисловия  я  отложу  свое  перо  (хочу
верить - свое непритязательное перо) и снова возьму его в руки  лишь  затем,
чтобы изобразить мрачное состояние души, отягченной заботой.
     Он писал неряшливо и ужасающе скверным почерком. Совершенно  позабыв  о
чернилах, он щедро разбрызгивал их  на  все  отнюдь  того  не  заслуживающие
предметы: на свою одежду, на свой пюпитр, на  свою  шляпу,  на  ручку  своей
зубной щетки, на свой зонт. Чернилами был залит ковер под  столиком  Э  4  в
общем зале, и две кляксы были обнаружены  даже  на  беспокойном  ложе  этого
человека. Справившись  по  документу,  который  я  привел  полностью,  можно
усмотреть, что утром третьего февраля  тысяча  восемьсот  пятьдесят  шестого
года этот человек в пятый раз потребовал себе  перо  и  бумагу.  Неизвестно,
каким способом он в силу своего неуравновешенного  характера  уничтожал  эти
материалы, полученные в  буфетной,  но  нет  сомнения,  что  роковое  деяние
совершалось им в постели и что долгое время спустя  достаточно  ясные  улики
оставались на наволочке.
     Он не озаглавил ни одного своего сочинения, боже! Как мог он  поставить
заголовок, не имея головы, и где  была  его  голова,  когда  он  забивал  ее
подобными  вещами?  В  некоторых  случаях  он,  по-видимому,  скрывал   свои
сочинения, запрятывая их в глубине собственных  сапог,  а  посему  слог  его
начинал страдать еще большей неясностью. Но сапоги-то его, во всяком случае,
были парные, а среди сочинений не найдется и двух хоть как-то связанных друг
с другом. Чтобы не вдаваться в дальнейшие подробности, засим следует то, что
было вложено в


        ^TГЛАВА II - его сапоги^U

     - Э, мосье Мютюэль! Почем я знаю, что я могу сказать?  Уверяю  вас,  он
сам называет себя - мосье Англичанин.
     - Простите,  это,  по-моему,  невозможно,  -  возразил  мосье  Мютюэль,
согбенный, обсыпанный табаком старик в очках, в ковровых туфлях, в  суконном
картузе с остроконечным  козырьком,  в  широком  синем  сюртуке  до  пят,  в
большом, пышном белом жабо и таком же галстуке, - впрочем, манишка  у  мосье
Мютюэля была от природы белой только  по  воскресеньям,  но  с  каждым  днем
недели она тускнела.
     - Это, дорогая моя мадам  Букле,  по-моему,  невозможно!  -  с  улыбкой
повторил мосье Мютюэль и сощурил глаза, не выдержав яркого  света  утреннего
солнца, и тут его приятное стариковское лицо, слегка  напоминающее  скорлупу
грецкого ореха, стало еще более похожим на ореховую скорлупу.
     - Вздор! -  Это  восклицание  сопровождалось  легким  криком  досады  и
многочисленными кивками. - Зато очень возможно, что вы  упрямый  человек!  -
возразила мадам Букле, плотненькая, небольшого роста  женщина  лет  тридцати
пяти. - Так смотрите же сюда... глядите... читайте! "На третьем этаже  мосье
Англичанин". Не так ли?
     - Так, - сказал мосье Мютюэль.
     - Прекрасно. Продолжайте свою утреннюю прогулку. Убирайтесь прочь! -  И
мадам Букле прогнала собеседника, задорно щелкнув пальцами.
     Местом утренней  прогулки  для  мосье  Мютюэля  служила  наиболее  ярко
освещенная  солнцем  часть  Главной  площади  в  одном   скучном   старинном
укрепленном французском городке. А совершая свою  утреннюю  прогулку,  мосье
Мютюэль всегда шествовал, заложив руки за спину, с зонтом, очень похожим  на
хозяина, в одной руке и табакеркой - в другой. Так,  волоча  ноги  наподобие
слона (который, без сомнения, заказывает себе штаны у  самого  скверного  из
портных, одевающих зоологический мирок, и, надо думать,  рекомендовал  этого
портного мосье Мютюэлю), старик ежедневно грелся на солнышке - конечно, если
оно светило, - и в то же время грел на солнышке красную орденскую  ленточку,
продетую в петлицу его сюртука; да иначе и быть  не  могло  -  ведь  он  был
старозаветный француз.
     Получив от представительницы  прекрасного  пола  приказание  продолжать
свою утреннюю прогулку и убираться прочь, мосье Мютюэль  рассмеялся  (причем
снова стал походить на грецкий орех), широким жестом снял картуз той  рукой,
в которой держал табакерку, и, не надевая его  еще  долго  после  того,  как
расстался с мадам Букле, продолжал свою утреннюю прогулку и  убрался  прочь,
как и подобало столь галантному мужчине.
     Документ, на который сослалась мадам Букле в беседе с  мосье  Мютюэлем,
был список ее квартирантов, аккуратно переписанный ее родным  племянником  и
бухгалтером (он писал как  ангел)  и  вывешенный  на  воротах  для  сведения
полиции. "Au second M. Anglais, proprietaire" -  "На  третьем  этаже  мистер
Англичанин, землевладелец". Вот что там было написано яснее ясного.
     Тут мадам Букле провела в воздухе черту указательным  пальцем,  как  бы
желая подчеркнуть тот щелчок, которым она попрощалась с мосье  Мютюэлем,  и,
вызывающе уперев правую руку в бок с таким видом, словно ничего на свете  не
могло заставить ее позабыть про этот  щелчок  и  разжать  пальцы,  вышла  на
площадь взглянуть на окна мистера Англичанина. Сей достойный субъект как раз
стоял у окна, поэтому мадай Букле, грациозно кивнув ему вместо  приветствия,
посмотрела направо, посмотрела налево,  как  бы  объясняя  ему,  почему  она
находится здесь; призадумалась на минуту, как бы объясняя самой себе, почему
здесь нет кого-то, кого она ожидала, и снова вернулась к себе во двор. Мадам
Букле сдавала внаем меблированные  квартиры  во  всех  этажах  своего  дома,
выходящего на площадь, а  сама  жила  на  заднем  дворе  в  обществе  своего
супруга,  мосье  Букле  (мастерски  игравшего