подороже.
     - Очевидно, эти взрослые все так переделали по-своему, - сказала  Элис.
- Ведь мы-то не смогли бы, даже если бы хотели, а мы никогда бы не захотели.
Или, может, мисс Триммер все-таки злая волшебница, но не  хочет  вести  себя
так, как ей полагается, потому что взрослые ее отговорили. Но все равно, они
нас поднимут на смех, скажи мы им только, чего мы ожидали.
     - Тираны! - пробормотал пират-подполковник.
     - Нет, Редфорт, - сказала Элис, - не надо  так  говорить.  Не  ругайся,
Редфорт, а то они пожалуются папе.
     - Пускай! - сказал подполковник. - Наплевать! Кто он такой, подумаешь!
     Тут Тинклинг пустился в опасное предприятие - сделал  замечание  своему
противозаконному другу, и тот согласился взять назад вышеупомянутые  мрачные
выражения.
     - Что же нам остается делать? - продолжала Элис, как всегда,  кротко  и
рассудительно. Нам нужно воспитывать, нам нужно  воображать  по-новому,  нам
нужно ждать.
     Подполковник стиснул зубы. Спереди у него  но  хватало  четырех  и  еще
куска от другого  зуба,  и  его  два  раза  таскали  к  злодею-дантисту,  но
подполковник убегал от своих конвоиров.
     - Как это воспитывать? Как воображать по-новому? Как ждать?
     - Воспитывать взрослых, -  ответила  Элис.  -  Мы  расстанемся  сегодня
вечером. Да, Редфорт, -  обратилась  она  к  подполковнику,  потому  что  он
засучил рукава, - расстанемся сегодня вечером! И давайте  во  время  будущих
каникул - ведь они скоро  начнутся  -  подумаем  о  том,  как  перевоспитать
взрослых и показать им, какою должна быть жизнь. Давайте скроем  свои  мысли
под видом романов. Ты, я  и  Нетти!  Уильям  Тинклинг  пишет  разборчивей  и
быстрее всех, поэтому он перепишет наши сочинения. Согласны?
     Подполковник хмуро ответил:
     - Ничего не имею против. - Потом спросил: - А как насчет воображения?
     - Мы будем воображать, - сказала Элис, -  что  мы  дети;  мы  не  будем
воображать себя взрослыми, - ведь они должны нам  помогать,  а  не  хотят  и
совсем нас не понимают.
     Подполковник, все еще очень недовольный, проворчал:
     - А как насчет ожидания?
     - Мы будем ждать, - сказала маленькая Элис, взяв за руку Нетти и  глядя
на небо, - мы будем ждать, верные и  постоянные  до  гроба,  пока  жизнь  не
изменится, да так, что все нам будут помогать и никто  не  станет  над  нами
смеяться, а феи вернутся. Мы будем ждать, верные и постоянные до гроба, пока
нам не исполнится восемьдесят, девяносто или сто лет.  А  тогда  феи  пошлют
детей и  нам,  к  мы  поможем  им,  прелестным  бедняжкам,  если  они  будут
воображать по-нашему.
     - Так и сделаем, милая! -  сказала  Нетти  Эшфорд.  обнимая  ее  обеими
руками за талию и целуя. - А теперь пусть мой муж пойдет купить нам вишен, -
деньги у меня есть.
     Я самым дружеским образом пригласил подполковника пойти со мной вместе,
но он настолько забылся, что в ответ  на  приглашение  лягнул  ногой,  потом
бросился животом на траву и принялся выдергивать ее и жевать. Впрочем, когда
я вернулся, Элис уже почти удалось рассеять его дурное настроение, и  теперь
она утешала его рассказами о том, как скоро всем нам будет по девяносто лет.
     Пока мы сидели под ивой и  ели  вишни  (по-честному,  потому  что  Элис
выдала каждому его долю), мы затеяли  игру  в  девяносто  лет.  Нетти  стала
жаловаться, что у нее, старенькой, болит спина, так что она даже  захромала,
а Элис спела песенку по-старушечьи, но песенка была очень красивая,  и  всем
нам стало весело. Впрочем, не знаю,  взаправду  ли  весело,  но,  во  всяком
случае, уютно.
     Вишен была целая  куча,  а  Элис  всегда  брала  с  собой  какой-нибудь
хорошенький мешочек, коробочку или сундучок со всякими вещицами. В тот вечер
она взяла с собой крошечную рюмочку. И вот Элис и  Нетти  сказали,  что  они
сделают нам вино из вишен, чтобы выпить за нашу любовь, на прощанье.
     Каждый получил по целой рюмке, и вино оказалось  превкусное;  и  каждый
произносил тост: "За нашу любовь, на прощанье". Подполковник выпил свое вино
последним, и мне сейчас же пришло в голову, что оно сейчас же ударило ему  в
голову. Так иди иначе, но, опрокинув рюмку, он стал вращать глазами, а потом
отвел меня в сторону и хриплым шепотом предложил,  чтобы  мы  оба  "все-таки
похитили их".
     - Что ты хочешь этим  сказать?  -  спросил  я  своего  противозаконного
друга.
     - Похитим наших жен, а потом пробьем себе дорогу,  не  задерживаясь  на
поворотах, и прямо - марш к Испанскому океану! - ответил подполковник.
     Может, мы и сделали бы такую попытку, хотя, по-моему, из нее все  равно
ничего бы не вышло; но мы оглянулись и увидели, что под  ивой  только  месяц
светит, а наши  милые,  прелестные  жены  ушли.  Тут  мы  залились  слезами.
Подполковник разревелся вторым, а успокоился первым; но ревел он здорово.
     Мы стеснялись своих красных глаз и  полчаса  с  ними  возились,  -  все
старались их побелить. Подвели себе глаза куском мела - я  подполковнику,  а
он мне, - но потом в спальне увидели в зеркало, что получилось ненатурально,
не говоря уж о воспалении. Тут мы  завели  разговор  насчет  девяноста  лет.
Подполковник сказал мне, что у него есть пара  башмаков,  на  которые  нужно
поставить подметки и каблуки; но едва ли стоит говорить об этом отцу, потому
что подполковнику очень скоро стукнет девяносто лет, а тогда  будет  удобнее
носить туфли. Еще подполковник сказал, уперев руку в бок, что уже чувствует,
как стареет и у него начинается ревматизм. А я сказал  ему  то  же  самое  о
себе. А дома, когда родные говорили за ужином (они вечно пристают то с  тем,
то с другим), что я начал горбиться, я так обрадовался!
     Этим кончается вводная часть, которой  вы  должны  были  верить  больше
всего.


        ^TЧАСТЬ II - Сочинение мисс Элис Рейнберд^U

     {Семи лет. (Прим. автора.)}

     Жил-был  один  король,  и  была  у  него  королева;  и  он  был   самый
мужественный из мужчин, а она была самая очаровательная  из  женщин.  Король
был по профессии государственным служащим. Отцом  королевы  был  деревенский
доктор.
     У них было девятнадцать человек детей и постоянно рождались новые дети.
Семнадцать человек этих детей нянчили младшего, грудного  ребеночка:  Алиса,
старшая, нянчила всех прочих. Возраста они были разного: от семи лет до семи
месяцев.
     Теперь перейдем к нашему рассказу.
     Однажды король шел на службу и зашел  в  рыбную  лавку  купить  полтора
фунта лососины - кусок не слишком близко к хвосту,  -  потому  что  королева
(она была хорошая хозяйка) попросила его  прислать  домой  лососины.  Мистер
Пиклз, торговец рыбой, сказал:
     - Пожалуйста, сэр: а не угодно ли вам еще чего-нибудь? До свиданья.
     Король шел на службу печальный, потому что до дня  получения  жалованья
оставалось еще очень много времени, а некоторые его милые детки уже  выросли
из своих платьев. Не успел он уйти  далеко,  как  вдруг  мальчик,  посыльный
мистера Пиклза, догнал его и спросил:
     - Сэр, вы не заметили старушки у нас в лавке?
     - Какой старушки? Я никакой старушки не заметил, - ответил король.
     Надо вам знать, что король потому не заметил никакой старушки, что  эта
старушка была для него  невидима,  а  видима  только  для  мальчика  мистера
Пиклза. Может, это получилось  потому,  что  мальчишка  так  возился  и  так
брызгался водой и с такой силой швырялся рыбами,  что,  будь  она  для  него
невидима, он испортил бы ей платье.
     Тут как раз прибежала и старушка. Она была одета в богатейшее платье из
шелка, переливающегося разными цветами, и пахла сушеной лавандой.
     - Вы король Уоткинз Первый? - спросила старушка.
     - Да, - ответил король, - моя фамилия Уоткинз.
     - Если не ошибаюсь, вы папа  прекрасной  принцессы  Алисы?  -  спросила
старушка.
     - И восемнадцати других милых деток, - ответил король.
     - Слушайте! Вы идете на службу? - сказала старушка.
     Тут король сразу же догадался, что она, должно быть, фея, -  иначе  как
она могла знать, куда он идет?
     - Вы правы, - сказала старушка, отвечая на его мысли. -  Я  добрая  фея
Грандмарина. Внимание! Когда вы вернетесь домой, вежливо попросите принцессу
Алису скушать немного лососины - вот той, что вы сейчас купили.
     - Лососина может ей повредить, - сказал король.
     Старушка так рассердилась на эту нелепость, что король очень  испугался
и смиренно попросил у нее прощения.
     - Слишком уж много твердят:  одно  вредно,  другое  вредно,  -  сказала
старушка с величайшим презрением. - Не жадничайте! Должно  быть,  вам  самим
хочется съесть всю лососину.
     Выслушав этот упрек, король повесил голову и сказал, что никогда больше
не будет говорить про вредное.
     - Так будьте паинькой и не делайте этого, - сказала фея Грандмарина.  -
Когда прекрасная принцесса Алиса согласится отведать лососины - а  я  думаю,
она согласится, - вы увидите, что она оставит  рыбью  косточку  на  тарелке.
Попросите ее высушить эту косточку, натереть ее и полировать,  пока  она  не
заблестит, словно перламутр, а потом пусть бережет ее как подарок от меня.
     - Это все? - спросил король.
     - Потерпите немножко, сэр, - строго заметила ему фея Грандмарина. -  Не
прерывайте других, пока они не кончат говорить. И что это за привычка у вас,
взрослых, - вечно вы всех прерываете.
     Король опять повесил голову и сказал, что больше не будет.
     - Так будьте паинькой и не делайте этого, - сказала фея Грандмарина,  -
передайте от меня привет принцессе Алисе и скажите ей, что рыбья косточка  -
волшебный дар, которым можно воспользоваться только  один  раз;  но  в  этот
единственный раз косточка даст принцессе все, чего она пожелает, если только
она пожелает этого вовремя. Вот мой завет. Не позабудьте его.
     Король хотел было спросить: "А можно узнать почему...", но фея пришла в
полную ярость.
     - Будете вы паинькой или нет, сэр?! - вскричала она,  топнув  ногой.  -
Почему да почему! Вечно вы хотите знать почему... Потому! Вот вам! Получили?
Надоели мне ваши взрослые "почему"!
     Старушка до того рассвирепела, что король страшно испугался  и  сказал,
что если он обидел ее, то очень  раскаивается  и  никогда  больше  не  будет
спрашивать "почему".
     - Так будьте паинькой и не делайте этого! - сказала старушка.
     Тут Грандмарина исчезла, а король ушел и все шел и шел, пока  не  дошел
до своей конторы. Там он все писал, писал и писал,  пока  не  настало  время
идти домой. Дома он,  по  приказу  феи,  вежливо  попросил  принцессу  Алису
отведать  лососины.  А  когда  принцесса  с  большим  удовольствием  скушала
лососину, он, как и предсказывала фея, увидел на тарелке  рыбью  косточку  и
передал дочке завет феи, а  принцесса  Алиса  заботливо  высушила  косточку,
натерла ее и отполировала так, что она заблестела, словно перламутр.
     И вот наутро королева  уже  собиралась  встать  с  постели,  как  вдруг
оказала:
     - Ох, горе мне, горе! Ох! Голова моя, голова! - и упала в обморок.
     В это время принцесса Алиса заглянула в дверь спальни  спросить  насчет
завтрака, но,  увидев  свою  царственную  маму  в  таком  состоянии,  сильно
встревожилась и позвонила в колокольчик, чтобы вызвать  Пегги  -  так  звали
лорда-камергера. Но тут она вспомнила, где стоит флакон с нюхательной солью,
влезла на стул и достала флакон; а потом влезла на другой стул, у кровати, и
дала королеве понюхать этот флакон; а потом  соскочила  на  пол  и  принесла
воды; а потом опять вскочила  на  стул  и  намочила  лоб  королеве;  коротко
говоря, когда лорд-камергер пришла, она - такая  милая  старушка  -  сказала
маленькой принцессе:
     - Какая проворная! Все сделала не хуже меня самой!
     Но это еще не самое худшее, что случилось с доброй  королевой.  О  нет!
Она тяжко и очень  долго  болела.  Все  это  время  принцесса  Алиса  всегда
старалась угомонить всех семнадцать человек маленьких  принцев  и  принцесс,
одевала  и  раздевала  их,  нянчила  ребеночка,  кипятила  воду  в  чайнике,
разогревала суп, выметала камин, капала лекарство, ухаживала  за  королевой,
вообще делала все, что могла, и была так занята, так занята, так занята, как
только можно - ведь во дворце было не очень много  слуг  по  трем  причинам:
потому, что у короля  не  хватало  денег,  потому,  что  его  не  собирались
повысить по службе, и потому, что до дня следующей квартальной получки  было
так далеко, что он казался почти таким же далеким  и  маленьким,  как  любая
звезда.
     Но в то утро, когда королева упала в обморок,  где  же  была  волшебная
рыбья косточка? Да в кармане у принцессы Алисы!  Принцесса  уже  вынула  ее,
чтобы привести в чувство королеву, но  потом  положила  на  место  и  начала
искать флакон с нюхательной солью.
     Когда в то утро королева пришла в себя  и  задремала,  принцесса  Алиса
спешно побежала наверх рассказать одну особенную тайну одной своей  особенно
задушевной подруге - герцогине. Люди думали, что это кукла, но на самом деле
она была герцогиня, хотя никто, кроме принцессы, об этом не знал.
     Эта особенная тайна была тайной волшебной рыбьей косточки, и  герцогиня
отлично ее знала, потому что принцесса все ей рассказывала. Принцесса  стала
на колени перед кроватью, на которой, широко раскрыв глаза, лежала герцогиня
в парадном туалете, и шепотом  открыла  ей  тайну.  Герцогиня  улыбнулась  и
кивнула. Конечно, люди могут подумать, что она никогда  не  улыбалась  и  не
кивала; но она часто это делала, только никто, кроме принцессы, про  это  не
знал.
     Затем принцесса Алиса  бегом  сбежала  вниз,  чтобы  опять  дежурить  в
комнате королевы. Она часто дежурила в комнате королевы совсем одна; но пока
королева хворала, принцесса каждый вечер дежурила вместе с королем. И каждый
вечер король сурово смотрел на принцессу, удивляясь, почему она не  вынимает
волшебной рыбьей косточки. Всякий раз как принцесса Алиса замечала это,  она
бежала наверх, чтобы еще раз шепотом рассказать про тайну герцогине;  а  еще
она говорила герцогине: "Они думают, что мы, дети,  все  делаем  без  толку,
по-дурацки! " А герцогиня, хоть она была самой великосветской герцогиней  на
свете, подмигивала ей.
     - Алиса! - сказал король  как-то  вечером,  после  того  как  принцесса
пожелала ему спокойной ночи.
     - Что, папа?
     - Куда девалась волшебная рыбья косточка?
     - Она у меня в кармане, папа.
     - А я думал, ты ее потеряла.
     - Конечно нет, папа!
     - Или позабыла о ней.
     - Вовсе нет, папа!
     А в другой раз страшный  маленький  кусака-мопс  из  соседней  квартиры
бросился на одного юного принца, когда тот, вернувшись домой из школы, стоял
на крыльце, и напугал его до полусмерти,  а  принц  ткнул  рукой  в  оконное
стекло, и вот из руки у него потекла кровь, и все текла, и текла,  и  текла.
Тут семнадцать человек маленьких принцев и принцесс  увидели,  как  из  него
течет кровь, и все течет, и течет,  и  течет,  и  сами  тоже  испугались  до
полусмерти и раскричались так, что все их семнадцать рожиц  посинели  сразу.
Но принцесса Алиса закрыла рукой все их семнадцать ротиков, один за  другим,
и уговорила сестриц и братцев вести себя потише, чтобы не беспокоить больную
королеву. А потом она сунула раненую руку принца в таз  со  свежей  холодной
водой и, в то время как принцы и принцессы  таращили  на  него  свои  дважды
семнадцать - тридцать четыре (запишем четыре, три в  уме)  глаза,  принцесса
Алиса осмотрела руку, чтобы узнать, не осталось ли в  ней  осколков  стекла;
но, к счастью, осколков не осталось.  Тогда  она  сказала  двум  толстоногим
принцам, маленьким, но крепким:
     - Принесите мне королевский  мешок  с  лоскутками:  мне  нужно  шить  и
кроить, резать и прилаживать.
     И вот оба маленьких принца схватили королевский мешок  с  лоскутками  и
притащили его, а принцесса Алиса села на пол, взяла большие ножницы, нитку с
иголкой и принялась шить и кроить, резать и прилаживать; потом сделала бинт,
перевязала руку принцу, и перевязка держалась замечательно; а когда все было
сделано, она увидела, что ее папа, король, заглядывает в дверь.
     - Алиса!
     - Да, папа?
     - Что ты тут делала?
     - Шила, кроила, резала и прилаживала, папа.
     - Где волшебная рыбья косточка?
     - У меня в кармане, пана.
     - А я думал, ты ее потеряла.
     - Конечно нет, папа!
     - Или позабыла о ней.
     - Вовсе нет, папа!
     Потом принцесса Алиса побежала наверх к герцогине  и  рассказала  ей  о
том, что произошло, и снова рассказала ей про тайну,  а  герцогиня  тряхнула
льняными локонами и улыбнулась розовыми губками.
     Так! А в другой раз ребеночек упал за каминную решетку. Все  семнадцать
человек маленьких принцев и принцесс уже  привыкли  к  таким  неприятностям,
потому что сами они постоянно падали за каминную решетку или с лестницы,  но
ребеночек еще не успел привыкнуть, - личико у него распухло,  а  под  глазом
появился синяк. Бедный малыш упал потому, что он скатился с колен  принцессы
Алисы, когда она в большом жестком переднике (в  котором  прямо  задыхалась,
такой он был тесный), сидела перед огнем в кухне и чистила  репу  на  суп  к
обеду; а делала она это потому, что королевская кухарка сбежала в то утро со
своим верным возлюбленным - очень рослым, но очень  пьяным  солдатом.  Тогда
все семнадцать человек маленьких принцев и принцесс, которые вечно  плакали,
что бы ни случилось, принялись плакать и рыдать.  Но  принцесса  Алиса  (она
сама не могла удержаться, чтобы не поплакать немножко) спокойно попросила их
угомониться, чтобы королеве, которая быстро поправлялась, не пришлось  опять
переселяться наверх, а потом сказала им:
     - Молчите вы, несносные обезьянки, пока я буду осматривать малыша!
     Затем она осмотрела ребеночка и увидела, что он ничего себе не  сломал.
Тогда она приложила холодное железо к его бедному милому глазику и погладила
его бедное милое личико, и вскоре он заснул у нее на руках.
     И вот она сказала всем семнадцати принцам и принцессам:
     - Боюсь, что если я его сейчас уложу,  он  проснется  и  у  него  опять
что-нибудь заболит; так уж будьте паиньками, и все вы станете поварами.
     Услышав это, они  запрыгали  от  радости  и  принялись  мастерить  себе
поварские колпаки из старых газет. Тогда она одному  дала  солонку,  другому
ячневую крупу, третьему зелень, четвертому репу, тому  морковь,  этому  лук,
тому коробку с  пряностями,  и  все  они  сделались  поварами  и  хлопотливо
забегали туда-сюда, а принцесса Алиса сидела посредине, задыхаясь в  большом
жестком переднике, и нянчила ребеночка. Вскоре  суп  сварился,  а  ребеночек
проснулся, улыбаясь, как ангел, и его  отдали  подержать  самой  смирной  из
принцесс, а всех остальных принцев и  принцесс  запихнули  в  дальний  угол,
чтобы они только издали смотрели, как принцесса Алиса будет выливать суп  из
кастрюли в суповую  миску:  иначе  они,  чего  доброго,  обварились  бы  или
ошпарились - ведь они вечно попадали в беду.
     Но вот суп стал выливаться в миску, окутанный большими клубами  пара  и
душистый, словно букет из вкусных цветов, и все захлопали в  ладоши.  Малыш,
глядя на них, тоже захлопал в ладошки и так  потешно  скорчил  свою  опухшую
рожицу,  как  будто  у  него  болели  зубки,  а  все  принцы   и   принцессы
расхохотались. Тут принцесса Алиса сказала:
     - Смейтесь и будьте паиньками, а после обеда мы сделаем  ему  гнездышко
на полу, в уголке, и он будет сидеть в гнездышке  и  смотреть,  как  танцуют
восемнадцать поваров.
     Маленькие принцы и принцессы пришли в восторг, съели весь  суп,  вымыли
все тарелки и блюда, убрали всю посуду, сдвинули стол в угол,  а  потом  все
они в своих поварских колпаках, а принцесса Алиса в тесном жестком переднике
(принадлежавшем кухарке, которая сбежала  со  своим  верным  возлюбленным  -
очень рослым, но очень пьяным  солдатом),  протанцевали  танец  восемнадцати
поваров перед прелестным, как а