Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Довлатов Сергей. Иностранка -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -
происходит в гастрономе или же на рынке. Между тем совершено, я извиняюсь, гнусное предательство. А значит, надо искупить свою вину. И уж затем, гражданка Татарович, будет решено, пускать ли вас обратно. Или не пускать. Но и тогда решение потребует, учтите, безграничного мягкосердечия. А ведь и у социалистического гуманизма есть пределы. - Есть, - уверенно поддакнул Жора. Наступила пауза. Гудели кондиционеры. Холодильник то и дело начинал вибрировать. Маруся неуверенно спросила: - Что же вы мне посоветуете? Кокорев помедлил и затем сказал: - А вы, Мария Федоровна, напишите. - Что? - Статью, заметку, что-то в этом роде. - Я? О чем? - Да обо всем. Детально изложите все, как было. Как вы жили без забот и огорчений. Как на вас подействовали речи Цехновицера. И как потом вы совершили ложный шаг. И как теперь раскаиваетесь... Ясно?.. Поделитесь мыслями... - Откуда? - Что - откуда? - Мысли. - Мыслей я подкину, - вставил Жора. - Мысли не проблема, - согласился Кокорев. Балиев неожиданно заметил: - У одних есть мысли. У других - единомышленники... - Хорошо, - сказала Муся, - ну, положим, я все это изложу. И что же дальше? - Дальше мы все это напечатаем. Ваш случай будет для кого-нибудь уроком. - Кто же это напечатает? - спросила Муся. - Кто угодно. С нашей-то рекомендацией!.. Да хоть "Литературная газета". - Или "Нью-Йорк Таймс", - добавил Жора. - Я ведь и писать-то не умею. - Как умеете. Ведь это не стихи. Здесь основное - факты. Если надо, мы подредактируем. - Послушай, мать, - кривлялся Жора, - соглашайся, не томи. - Я попрошу Довлатова, - сказала Муся. Кокорев переспросил: - Кого? - Вы что, Довлатова не знаете? Он пишет, как Тургенев, даже лучше. - Ну, если как Тургенев, этого вполне достаточно, - сказал Балиев. - Действуйте, - напутствовал Марусю Кокорев. - Попробую... В баре оставались - мы, какой-то пьяный с фокстерьером и задумчивая черная девица. А может, чуть живая от наркотиков. Маруся вдруг сказала: - Угости ее шампанским. Я спросил: - Желаете шампанского? Девица удивленно посмотрела на меня. Ведь я был не один. Затем она решительно и грубо повернулась к нам спиной. Мой странный жест ей, видно, не понравился. Она даже проверила - на месте ли ее коричневая сумочка. - Чего это она? - спросила Муся. - Ты не в Ленинграде, - говорю. Мы вышли на сырую улицу, под дождь. Автомашины проносились мимо наподобие подводных лодок. Стало холодно. Такси мне удалось поймать лишь возле синагоги. Дряхлый "чекер" был наполнен запахом сырой одежды. Я спросил: - Ты что, действительно решила ехать? - Я бы не задумываясь села и поехала. Но только сразу же. Без всяких этих дурацких разговоров. - Как насчет статьи? - Естественно, никак. Я матери пишу раз в год, и то с ошибками. Вот если бы ты мне помог. - Еще чего?! Зачем мне лишняя ответственность? А вдруг тебя посадят? - Ну и пусть, - сказала Муся. И придвинулась ко мне. Я говорю ей: - Руки, между прочим, убери. - Подумаешь! - В такси любовью заниматься - это, извини, не для меня. - Тем более, - вмешался наш шофер, - что я секу по-русски. - Господи! Какие все сознательные! - закричала Муся, отодвинувшись. И тут я замечаю на коленях у шофера русскую газету. Механически читаю заголовки: "Подожжен ливийский танкер"... "Встреча Шульца с лидерами антисандинистов"... "На чемпионате мира по футболу"... "Предстоящие гастроли Бронислава Разудалова"... Не может быть! Еще раз перечитываю - "Гастроли Бронислава Разудалова. Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия, Детройт. В сопровождении ансамбля..." Я сказал шоферу: - Дайте-ка газету на минуточку. Маруся спрашивает: - Что там? Покушение на Рейгана? Война с большевиками? - На, - говорю, - читай... - О, Господи! - я слышу. - Этого мне только не хватало!.. Операция "Песня" Гастроли Разудалова должны были продлиться три недели. Начинались они в Бруклине, шестнадцатого. Далее шел Квинс. Затем, по расписанию - Чикаго, Филадельфия, Детройт и, кажется, Торонто. На афишах было выведено: "Песня остается с человеком". Ниже красовалась фотография мужчины в бархатном зеленом пиджаке. Он был похож на страшно истаскавшегося юношу. Такие лица - наглые, беспечные, решительные - запомнились мне у послевоенных второгодников. Мужчина был запечатлен на фоне колосящейся пшеницы или ржи. А может быть, овса. Афиш у нас в районе появилось множество. В одном лишь магазине Зямы Пивоварова их было целых три. У кассы, на дверях и под часами. Весь район наш был заинтригован. Все прекрасно знали, что у Муси - сын от Разудалова. Что Муся - бывшая жена приезжей знаменитости. Что встреча Разудалова и Муси будет полной драматизма. Он - певец, лауреат, звезда советского искусства, член ЦК. Она - безнравственная женщина на велфере. Захочет ли партийный Разудалов встретиться с Марусей? Побывает ли у нас в районе? Как на все это посмотрит Рафаэль? Короче, все мы ожидали драматических событий. И они, как говорится, не замедлили последовать. Газета напечатала статью под заголовком - "Диверсант у микрофона", Разудалова в статье именовали, например, "кремлевским жаворонком". А его гастроли - "политическим десантом". Автор, между прочим, восклицал: "О чем поет заезжий гастролер, товарищ Разудалов? О трагедии еврейского народа? О томящейся в узилище Ирине Ратушинской? О загубленной большевиками экономике? А может, о карательной психиатрии? Нет! Слагает он другие гимны. О труде на благо родины. О пресловутой дружбе. О так называемой любви... И дирижирует всем этим - комитет госбезопасности! Зачем нам гастролер с Лубянки? Кто за всем этим стоит? Каким послужит целям заработанная им валюта?!.." И тому подобное. Статейка вызвала довольно много шума. Каждый день печатались все новые материалы. Целая дискуссия возникла. В ней участвовали самые значительные люди эмиграции. Одни сурово требовали бойкотировать концерты. У других сквозила мысль - зачем? Кто хочет, пусть идет. Едим же мы советскую икру. Читаем ведь Распутина с Беловым. Самым грозным оказался публицист Натан Зарецкий. У него была идея Разудалова похитить. Чтоб в дальнейшем обменять его на Сахарова или Ратушинскую. Зарецкого поддерживали ястребы, которых оказалось большинство. Ходили слухи, что в концертный зал подложат бомбу. Что у входа будут якобы дежурить патрули. Что наиболее активных зрителей лишат восьмой программы и фудстемпов. Что организатора гастролей депортируют. И прочее. Я позвонил Марусе: - Ты идешь? - Куда? - На вечер Разудалова. - Пойду. Назло всем этим чокнутым борцам за демократию. А ты? - Я и в Союзе был к эстраде равнодушен. Муся говорит: - Подумаешь! Как будто ты из филармонии не вылезал... Потом она рассказывала мне: "Концерт прошел нормально. Хулиганов было трое или четверо. Зарецкий нес таинственный плакат - "Освободите Циммермана!". На вопрос: "Кто этот самый Циммерман?" - Зарецкий отвечал: - Сидит за изнасилование. - В Москве? - Нет, в городской тюрьме под Хартфордом... Из зала Разудалову кричали: - Почему не эмигрируешь в Израиль? Разудалов отвечал: - Я, братцы, не еврей. За что, поверьте, дико извиняюсь... Сам он постарел, рассказывала Муся. Однако голос у него пока довольно звонкий. Песенки все те же. Он любит ее. Она любит его. И оба любят русскую природу... А потом ему вопросы задавали. И. не только о политике. Один, к примеру, спрашивает: - Есть ли жизнь на Марсе? Бронька отвечает: - Да навалом. - Значит, есть и люди вроде нас? - Конечно. - А тогда чего они нам голову морочат? Вдруг опустится тарелка, шороху наделает - и поминай как звали... Почему они контактов избегают? Бронька говорит: - Да потому что шибко умные... В конце он декламировал стихи, рассказывала Муся. Говорит, что собственные: Ах, есть у Маши настроение - постигнуть машиностроение. Ах, есть у Саши настроение - постигнуть Машино строение... 2 Короче, говорила Муся, все прошло нормально. Хлопали, вопросы задавали... Скоро ли в России коммунизм построят? Бронька отвечал: - Не будем чересчур спешить. Давайте разберемся с тем, пардон, что есть... Ну и так далее. Маруся замолчала. Я спросил: - Ты видела его? Встречалась с ним? - Да, видела. - И что? - Да ничего. Так. Собственно, чего бы ты хотел? Действительно, чего бы я хотел?.. Концерт закончился в двенадцать. Муся с Левой подошли к эстраде. Рафаэль повел себя на удивление корректно. Побежал за выпивкой. Толпа не расходилась. Разудалов выходил на сцену, кланялся и, пятясь, удалялся. Он устал. Лицо его тонуло в белой пене хризантем и гладиолусов. А зрители все хлопали. И мало этого, кричали - бис! Взволнованный певец утратил бдительность. Он спел - "Я пить желаю губ твоих нектар". Хоть эта песня и была запрещена цензурой как антисоветская. С формулировкой - "пошлость". Муся не дослушала, протиснулась вперед. Над головой она держала сложенную вчетверо записку: "Хочешь меня видеть - позвони. Мария". Дальше телефон и адрес. Муся видела, как Разудалов подхватил записку на лету. Движение напоминало жест официанта, прячущего чаевые. Жаль только, лица Марусиного он не разглядел. На этом выступление закончилось. Но Муся уже вышла с Левушкой под дождь. Увидела, что Рафаэль сидит в машине. Села рядом. Рафа говорит: - Я ждал тебя и чуть не плакал. - Вот еще? - Я думал, ты уедешь с этим русским. - С кем же я оставлю попугая?! - Он так замечательно поет. - Лоло? - Да не Лоло, а этот русский тип. Он мог бы заменить тут Леннона и даже Пресли. - Да, конечно. Мог бы. Если бы он умер вместо них... Тут появился Разудалов с оркестрантами. Их поджидало два автомобиля. Синий лимузин и голубой микроавтобус. Разудалов выглядел смущенным, озабоченным. Марусе показалось - он кого-то ищет. Что-то отвечает невпопад своим поклонникам. А может быть, ребятам из посольства. Вдруг она даже подумала - не Жора ли сидит там за рулем микроавтобуса. Разумно ли бросаться ей при всех к советскому артисту? Да еще с ребенком. Незачем компрометировать его. Захочет - позвонит. Маруся обратилась к сыну: - Посмотри на этого задумчивого дяденьку с цветами. Знаешь, кто это такой? Ответа не последовало. Мальчик спал, уткнувшись в поясницу Рафаэля Чикориллио Гонзалеса. - Поехали домой, - сказала Маруся. Разудалов позвонил в час ночи из гостиницы. Сначала повторил раз двадцать: "Маша, Маша, Маша..." Лишь потом заговорил дрожащим тихим голосом. Не тем, что пел с эстрады: - Нас предупредили... Есть такое соглашение, что всех невозвращенцев будут отправлять домой... Маруся удивилась: - Разве ты невозвращенец? - Боже упаси! - перепугался Разудалов. - Я же член ЦК... Ну как ты? - Как? Да все нормально. Левушка здоров... Тут наступила маленькая пауза. Уже через секунду Разудалов говорил: - Ах, Лева!.. Помню... Мальчик, сын... Конечно, помню... Рыженький такой... Ну как он? - Все нормально. - В школу ходит? - Да, конечно, ходит... В детский сад. - Прекрасно. Ну а ты? - Что я? - Ты как? - По-разному. - Не вышла замуж? - Нет. - Родители здоровы? - Это тебе лучше знать. - Ах, да, конечно... Вроде бы здоровы .. Почему бы нет?.. Особенно папаша... Я их года полтора не видел... - Я примерно столько же... А ты как? - Я? Да ничего. Пою... Лауреат всего на свете... Язву приобрел... - Зачем она тебе понадобилась? - Как это? - Да я шучу... Ты не женился? - Нет уж. Узы Гименея, извини, не для меня. Тем более, что всех интересует лишь моя сберкнижка... Кстати, что там с алиментами? - Да ладно... Спохватился... Ты лучше скажи, мы встретимся? И снова наступила пауза. Проснулся Рафа. Деликатно поспешил в уборную. А Разудалов все молчал. Затем уныло произнес: - Я, в общем-то, не против... Знаешь что? Тут есть кафе в отеле "Рома". Называется "Мариас"... - Это значит - "У Марии", "У Маруси". - Потрясающее совпадение. Ты приезжай сюда к одиннадцати, завтра. Я тут сяду у окна. А вы пройдете мимо... "Господи, - подумала Маруся, - лауреат, заслуженный артист, к тому же член всего на свете. Сына повидать боится. Это ж надо!" - Ладно, - согласилась Муся, - я приеду. - Угол Тридцать пятой и Седьмой. В одиннадцать. - Договорились. Слушай... - Ну? - Я синий бант надену, чтобы ты меня узнал. - Договорились... Что? Да я тебя отлично помню. - Пошутить нельзя?.. - Учти, я тоже изменился. - То есть? - Зубы вставил... Полдень в центре города. Горланящая пестрая толпа. Водовороты у дверей кафе и магазинов. Резкие гудки. Назойливые крики торгашей и зазывал. Дым от жаровен. Запах карамели... Угол Тридцать пятой и Седьмой. Брезентовый навес. Распахнутые окна кафетерия при маленькой гостинице. Бумажные салфетки чуть трепещут на ветру. За столиком - мужчина лет пятидесяти. Тщательно отглаженные брюки. Портсигар с изображением Кремля. Обшитая стеклярусом рубашка, купленная на Диленси. Низкие седеющие бакенбарды. Он заказывает кофе. Нерешительно отодвигает в сторону меню. Валюту надо экономить. Папиросы у него советские. К мужчине приближается девица в униформе: - Извините, здесь нельзя курить траву. Полиция кругом. - Не понимаю. - Здесь нельзя курить траву. Вы понимаете - "траву". Мужчина не силен в английском. Тем не менее он понимает, что курить запрещено. При том, что окружающие курят. И мужчина, не задумываясь, тушит папиросу. Негр в щегольской одежде гангстера или чечеточника дружески ему подмигивает. Ты, мол, не робей! Марихуана - двигатель прогресса! Разудалов улыбается и поднимает чашку. Налицо единство мирового пролетариата... Стрелка приближается к одиннадцати. За стеклом универмага "Гимблс" - женщина в нарядном белом платье. Рядом мальчик с округлившейся щекой: внутри угадывается конфета. Он твердит: - Ну, мама... Ну, пошли... Я пить хочу... Ну, мама... Ну, пошли... Маруся видит Разудалова и думает без злобы: "Горе ты мое! Зачем все это надо?! Ты же ископаемое. Да еще и бесполезное..." Маруся с Левушкой решительно проходят вдоль окна. Их будущее - там, за поворотом, в равнодушной суете нью-йоркских улиц. Прошлое глядит им вслед, расплачиваясь с официанткой. Прошлое застыло в нерешительности. Хочет их догнать. Шагает к двери. Топчется на месте. Есть и некто третий в этой драме. За Марусей крадучись упорно следует невыспавшийся Рафаэль. Ночной звонок смутил его и растревожил. Он боится, что проклятый русский украдет его любовь. Он выследил Марусю. Ехал с ней в метро, закрывшись "Таймсом". Прятался за кузовом грузовика. Теперь он следует за ней упругим шагом мстителя, хозяина, ревнивца. Черные очки его хранят весь жар манхеттенского полдня. Шляпа - тверже раскаленной крыши. Терракотовые скулы неподвижны, как борта автомашин. Вот Рафаэль идет под окнами кафе. Встречается глазами с Разудаловым и думает при этом: "Революция покончит навсегда с врачами, адвокатами и знаменитостями..." Разудалов, в свою очередь, беззвучно произносит: "Ну и рожа!" Добавляя про себя: "Оскал капитализма!.." Муся с Левушкой прошли вдоль овощного ряда. Чуть замедлили шаги у магазина "Стейшенери". Повернули к станции метро. За Мусей с неотступностью кошмара двигался безумный Рафаэль. Очки и шляпа придавали ему вид кинозлодея. Локти утюгами раздвигали шумную толпу. В нем сочетались хладнокровие кинжала и горячность пистолета. Левушка тем временем остановился у киоска с надписью "Мороженое". - Нет, - сказала Муся, - хватит. - Мама! - Хватит, говорю! Ведь ты же утром ел мороженое. Левушка сказал: - Оно растаяло давно. Маруся потянула сына за руку. Тот с недовольным видом упирался. Вдруг над головами убедительно и строго прозвучало: - Стоп! Мария, успокойся! Лео, вытри слезы! Я плачу!.. И Рафаэль (а это был, конечно, он) небрежным жестом вытащил стодолларовую бумажку. Через две минуты он уже кричал: - Такси! Такси!.. Ловите попугая! Прошло около года. В Польше разгромили "Солидарность". В Южной Африке был съеден шведский дипломат Иен Торнхольм. На Филиппинах кто-то застрелил руководителя партийной оппозиции. Под Мелитополем разбился ТУ-129. Мужа Джеральдин Ферраро обвинили в жульничестве. А у нас в районе жизнь текла спокойно. Фима с Лорой ездили в Бразилию. Сказали - не понравилось. Хозяин фотоателье Евсей Рубинчик вместо новой техники купил эрдельтерьера. Лемкус, голосуя на собрании баптистов, вывихнул плечо. Натан Зарецкий гневно осудил в печати местный климат, телепередачи Данка Росса и администрацию сабвея. Зяма Пивоваров в магазине "Днепр" установил кофейный агрегат. Аркадий Лернер приобрел на гараж-сейле за три доллара железный вентилятор, оказавшийся утраченным шедевром модерниста Кирико. Ефим Г. Друкер переименовал свое издательство в "Невидимую книгу". Караваев написал статью в защиту террориста и грабителя Буэндиа, лишенного автомобильных прав. Баранов, Еселевский и Перцович обменяли ланчонет на рыболовный катер. Муся не звонила с октября. Ходили слухи, что она работает в каком-то непотребном заведении. Мол, чуть ли не снимается в порнографическом кино. Я раза два звонил, но безуспешно. Телефон за неуплату отключили. Странно, думал я. Как могут сочетаться порнография и бедность?! Говорили, что у Муси, не считая Рафаэля - пять любовников. Один из них - полковник КГБ. Что тоже вызывало у меня известные сомнения. Без телефона, я считал, подобный образ жизни невозможен. Говорили, что Маруся возвращается на родину. И более того - она давно в Москве. Ее уже допрашивают на Лубянке. Характерно, что при этом наши женщины сердились. Говорили - да кому она нужна?! Так, словно оказаться на Лубянке было честью. Говорили и про Рафаэля. Например, что он торгует героином и марихуаной. Что за ним который год охотится полиция. Что Рафаэль одновременно мелкий хулиган и крупный гангстер. И что кончит он в тюрьме. То есть опять же на Лубянке, правда, местного значения. Допустим, в Алькатрасе. Или как у них тут это называется?.. Мои дела в ту пору шли неплохо. Вышла "Зона" на английском языке. На радио "Свобода" увеличилось число моих еженедельных передач. Разбитый "Крайслер" я сменил на более приличную "Импалу". Стал задумываться о покупке дачи. И так далее. Чужое неблагополучие меня, конечно, беспокоило. Однако в меньшей степени, чем раньше. Так оно с людьми и происходит. Я все чаще повторял: "Достойный человек в мои года принадлежит не обществу, а Богу и семье..." И тут звонит Маруся. (Счет за телефон, как видно, оплатила.) - Катастрофа!

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору