Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Довлатов Сергей. Компромисс -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -
вной болью. Пересекая холл родильного дома, мельком увидел себя в зеркале и отвернулся... Навстречу шла женщина в белом халате. - Посторонним сюда нельзя. - А потусторонним, - спрашиваю, - можно? Медсестра замерла в недоумении. Я сунул ей редакционную книжку. Поднялся на второй этаж. На лестничной площадке курили женщины в бесформенных халатах. - Как разыскать главного врача? - Выше, напротив лифта. Напротив лифта - значит, скромный человек. Напротив лифта - шумно, двери хлопают... Захожу. Эстонец лет шестидесяти делает перед раскрытой форточкой гимнастику. Эстонцев я отличаю сразу же и безошибочно. Ничего крикливого, размашистого в облике. Неизменный галстук и складка на брюках. Бедноватая линия подбородка и спокойное выражение глаз. Да и какой русский будет тебе делать гимнастику в одиночестве... Протягиваю удостоверение. - Доктор Михкель Теппе. Садитесь. Чем могу быть полезен? Я изложил суть дела. Доктор не удивился. Вообще, что бы ни затеяла пресса, рядового читателя удивить трудно. Ко всему привыкли... - Думаю, это несложно, - произнес Теппе, - клиника огромная. - Вам сообщают о каждом новорожденном? - Я могу распорядиться. Он снял трубку. Что-то сказал по-эстонски. Затем обратился ко мне: - Интересуетесь, как проходят роды? - Боже упаси! Мне бы записать данные, взглянуть на ребенка и поговорить с отцом. Доктор снова позвонил. Еще раз что-то сказал по-эстонски. - Тут одна рожает. Я позвоню через несколько минут. Надеюсь, все будет хорошо. Здоровая мать... Такая полная блондинка, - отвлекся доктор. - Вы-то, - говорю, - сами женаты? - Конечно. - И дети есть? - Сын. - Не задумывались, что его ожидает? - А что мне думать? Я прекрасно знаю, что его ожидает. Его ожидает лагерь строгого режима. Я беседовал с адвокатом. Уже и подписку взяли... Теппе говорил спокойно и просто. Как будто речь шла о заурядном положительном явлении. Я понизил голос, спросил доверительно и конспиративно: - Дело Солдатова? - Что? - не понял доктор. - Ваш сын - деятель эстонского возрождения? - Мой сын, - отчеканил Теппе, - фарцовщик и пьяница. И я могу быть за него относительно спокоен, лишь когда его держат в тюрьме... Мы помолчали. - Когда-то я работал фельдшером на островах. Затем сражался в эстонском корпусе. Добился высокого положения. Не знаю, как это вышло. Я и мать - положительные люди, а сын - отрицательный... - Неплохо бы и его выслушать. - Слушать его невозможно. Говорю ему: "Юра, за что ты меня презираешь? Я всего добился упорным трудом. У меня была нелегкая жизнь. Сейчас я занимаю высокое положение. Как ты думаешь, почему меня, скромного фельдшера, назначили главным врачом?.." А он и отвечает: "Потому что всех твоих умных коллег расстреляли..." Как будто это я их расстрелял... Зазвонил телефон. - У аппарата, - выговорил Теппе, - отлично. Затем перешел на эстонский. Речь шла о сантиметрах и килограммах. - Ну, вот, - сказал он, - родила из девятой палаты. Четыре двести и пятьдесят восемь сантиметров. Хотите взглянуть? - Это не обязательно. Дети все на одно лицо... - Фамилия матери - Окас. Хилья Окас. Тысяча девятьсот сорок шестой год рождения. Нормировщица с "Пунанэ рэт". Отец - Магабча... - Что значит - Магабча? - Фамилия такая. Он из Эфиопии. В мореходной школе учится. - Черный? - Я бы сказал - шоколадный. - Слушайте, - говорю, - это любопытно. Вырисовывается интернационализм. Дружба народов... Они зарегистрированы? - Разумеется. Он ей каждый день записки пишет. И подписывается: "Твой соевый батончик". - Разрешите мне позвонить? - Сделайте одолжение. Звоню в редакцию. Подходит Туронок. - Слушаю вас... Туронок. - Генрих Францевич, только что родился мальчик. - В чем дело? Кто говорит? - Это Довлатов. Из родильного дома. Вы мне задание дали... - А, помню, помню. - Так вот, родился мальчик. Большой, здоровый... Пятьдесят восемь сантиметров. Вес - четыре двести... Отец - эфиоп. Возникла тягостная пауза. - Не понял. - сказал Туронок. - Эфиоп, - говорю, - родом из Эфиопии... Учится здесь... Марксист, - зачем-то добавил я. - Вы пьяны? - резко спросил Туронок. - Откуда?! Я же на задании. - На задании... Когда вас это останавливало?! Кто в декабре облевал районный партактив?.. - Генрих францевич, мне неловко подолгу занимать телефон... Только что родился мальчик. Его отец - дружественный нам эфиоп. - Вы хотите сказать - черный? - Шоколадный. - То есть - негр? - Естественно. - Что же тут естественного? - По-вашему, эфиоп не человек? - Довлатов, - исполненным муки голосом произнес Туронок, - Довлатов, я вас уволю... За попытки дискредитировать все самое лучшее... Оставьте в покое своего засранного эфиопа! Дождитесь нормального - вы слышите меня? - нормального человеческого ребенка!.. - Ладно, - говорю, - я ведь только спросил... Раздались частые гудки. Теппе сочувственно поглядел на меня. - Не подходит, - говорю. - У меня сразу же возникли сомнения, но я промолчал. - А, ладно... - Хотите кофе? Он достал из шкафа коричневую банку. Снова раздался звонок. Теппе долго говорил по-эстонски. Видно, речь шла о деле, меня не касающемся. Я дождался конца разговора и неожиданно спросил: - Можно поспать у вас за ширмой? - Конечно, - не удивился Теппе. - Хотите моим плащом воспользоваться? - И так сойдет. Я снял ботинки и улегся. Нужно было сосредоточиться. Иначе контуры действительности безнадежно расплывались. Я вдруг увидел себя издали, растерянным и нелепым. Кто я? Зачем здесь нахожусь? Почему лежу за ширмой в ожидании бог знает чего? И как глупо сложилась жизнь!.. Когда я проснулся, надо мной стоял Теппе. - Извините, потревожил... Только что родила ваша знакомая. "Марина!" - с легким ужасом подумал я. (Все знают, что ужас можно испытывать в едва ощутимой степени.) Затем, отогнав безумную мысль, спросил: - То есть как - знакомая? - Журналистка из молодежной газеты - Румянцева. - А, Лена, жена Бори Штейна. Действительно, ее с мая не видно... - Пять минут назад она родила. - Это любопытно. Редактор будет счастлив. Отец ребенка - известный в Таллинне поэт. Мать - журналистка. Оба - партийные. Штейн напишет балладу по такому случаю... - Очень рад за вас. Я позвонил Штейну. - Здорово, - говорю, - тебя можно поздравить. - Рано. Ответ будет в среду. - Какой ответ? - Поеду я в Швецию или не поеду. Говорят - нет опыта поездок в капстраны. А где взять опыт, если не пускают?.. Ты бывал в капстранах? - Нет. Меня и в соц-то не пустили. Я в Болгарию подавал... - А я даже в Югославии был. Югославия - почти что кап... - Я звоню из клиники. У тебя сын родился. - Мать твою! - воскликнул Штейн. - Мать твою!.. Теппе протянул мне листок с каракулями. - Рост, - говорю, - пятьдесят шесть, вес - три девятьсот. Лена чувствует себя нормально. - Мать твою, - не унимался Штейн, - сейчас приеду. Такси возьму. Теперь нужно было вызвать фотографа. - Звоните, звоните, - сказал Теппе. Я позвонил Жбанкову. Трубку взяла Лера. - Михаил Владимирович нездоров, - сказала она. - Пьяный, что ли? - спрашиваю. - Как свинья. Это ты его напоил? - Ничего подобного. И вообще, я на работе. - Ну, прости. Звоню Малкизлю. - Приезжай, ребенка сфотографировать в юбилейный номер. У Штейна сын родился. Гонорар, между прочим, двойной... - Ты хочешь об этом ребенке писать? - А что? - А то, что Штейн - еврей. А каждого еврея нужно согласовывать. Ты фантастически наивен, Серж. - Я писал о Каплане и не согласовывал. - Ты еще скажи о Гликмане. Каплан - член Сюро обкома. О нем двести раз писали. Ты Каплана со Штейном не равняй... - Я и не равняю. Штейн куда симпатичнее. - Тем хуже для него. - Ясно. Спасибо, что предупредил. Говорю Теппе: - Оказывается, и Штейн не подходит. - У меня были сомнения. - А кто меня, спрашивается, разбудил? - Я разбудил. Но сомнения у меня были. - Что же делать? - Скоро еще одна родит. А может, уже родила. Я сейчас позвоню. - А я выйду, прогуляюсь. В унылом больничном сквере разгуливали кошки. Резко скрипели облетевшие черные тополя. Худой, сутулый юноша, грохоча, катил телегу с баком. Застиранный голубой халат делал его похожим на старуху. Из-за поворота вышел Штейн. - Ну, поздравляю. - Спасибо, дед, спасибо. Только что Ленке передачу отправил... Состояние какое-то необыкновенное! Надо бы выпить по этому случаю. "Выпьешь, - думаю, - с тобой... Одно расстройство". Я не хотел его огорчать. Не стал говорить, что его ребенок забракован. Но Штейн уже был в курсе дела. - Юбилейный материал готовишь? - Пытаюсь. - Хочешь нас прославить? - Видишь ли, - говорю, - тут нужна рабоче-крестьянская семья. А вы - интеллигенты... - Жаль. А я уже стих написал в такси. Конец такой: На фабриках, в жерлах забоев. На дальних планетах иных - Четыреста тысяч героев, И первенец мой среди них! Я сказал: - Какой же это первенец? У тебя есть взрослая дочь. - От первого брака. - А, - говорю, - тогда нормально. Штейн подумал и вдруг сказал: - Значит, антисемитизм все-таки существует? - Похоже на то. - Как это могло появиться у нас? У нас в стране, где, казалось бы... Я перебил его: - В стране, где основного мертвеца еще не похоронили... Само название которой лживо... - По-твоему, все - ложь! - Ложь в моей журналистике и в твоих паршивых стишках! Где ты видел эстонца в космосе? - Это же метафора. - Метафора... У лжи десятки таких подпольных кличек! - Можно подумать, один ты - честный. А кто целую повесть написал о БАМе? Кто прославлял чекиста Тимофеева? - Брошу я это дело. Увидишь, брошу... - Тогда и не упрекай других. - Не сердись. - Черт, настроение испортил... Будь здоров. Теппе встретил меня на пороге. - Кузина родила из шестой палаты. Вот данные. Сама эстонка, водитель автокары. Муж - токарь на судостроительном заводе, русский, член КПСС. Ребенок в пределах нормы. - Слава Богу, кажется, подходит. Позвоню на всякий случай. Туронок сказал: - Вот и отлично. Договоритесь, чтобы ребенка назвали Лембитом. - Генрих францевич, - взмолился я, - кто же назовет своего ребенка Лембитом! Уж очень старомодно. Из фольклора... - Пусть назовут. Какая им разница?! Лембит хорошо, мужественно и символично звучит... В юбилейном номере это будет смотреться. - Вы могли бы назвать своего ребенка - Вовой? Или Микулой? - Не занимайтесь демагогией. Вам дано задание. К среде материал должен быть готов. Откажутся назвать Лембитом - посулите им денег. - Сколько? - Рублей двадцать пять. Фотографа я пришлю. Как фамилия новорожденного? - Кузин. Шестая палата. - Лембит Кузин. Прекрасно звучит. Действуйте. Я спросил у Теппе: - Как найти отца? - А вон. Под окнами сидит на газоне. Я спустился вниз. - Але, - говорю, - вы Кузин? - Кузин-то Кузин, - сказал он, - а что толку?! Видимо, настрой у товарища Кузина был философский. - Разрешите, - говорю, - вас поздравить. Ваш ребенок оказался 400 000-м жителем нашего города. Сам я из редакции. Хочу написать о вашей семье. - Чего писать-то? - Ну, о вашей жизни... - А что, живем неплохо... Трудимся, как положено... Расширяем свой кругозор... Пользуемся авторитетом... - Надо бы куда-то зайти, побеседовать. - В смысле - поддать? - оживился Кузин. Это был высокий человек с гранитным подбородком и детскими невинными ресницами. Живо поднялся с газона, отряхнул колени. Мы направились в "Космос", сели у окна. Зал еще не был переполнен. - Денег - восемь рублей, - сказал Кузин. - плюс живая бутылка отравы. Он достал из портфеля бутылку кубинского рома. Замаскировал оконной портьерой. - Возьмем для понта граммов триста? - И пива, - говорю, - если холодное... Мы заказали триста граммов водки, два салата и по котлете. - Нарезик копченый желаете? - спросил официант. - Отдохнешь! - реагировал Кузин. В зале было пустынно. На возвышении расположились четверо музыкантов. Рояль, гитара, контрабас и ударные. Дубовые пюпитры были украшены лирами из жести. Гитарист украдкой вытер ботинки носовым платком. Затем подошел к микрофону и объявил: - По заказу наших друзей, вернувшихся из курортного местечка Азалемма... Он выждал многозначительную паузу. - Исполняется лирическая песня "Дождик каплет на рыло!.." Раздался невообразимый грохот, усиленный динамиками. Музыканты что-то выкрикивали хором. - Знаешь, что такое Азалемма? - развеселился Кузин. - Самый большой лагерный поселок в Эстонии. ИТК, пересылка, БУР... Ну, давай! Он поднял стакан. - За тебя! За твоего сына! - За встречу! И чтоб не последняя... Две пары отрешенно танцевали между столиками. Официанты в черно-белой униформе напоминали пингвинов. - По второй? Мы снова выпили. Кузин бегло закусил и начал: - А как у нас все было - это чистый театр. Я на судомехе работал, жил один. Ну, познакомился с бабой, тоже одинокая. Чтобы уродливая, не скажу - задумчивая. Стала она заходить, типа выстирать, погладить... Сошлись мы на Пасху... Вру, на Покрова... А то после работы - вакуум... Сколько можно нажираться?.. Жили с год примерно... А чего она забеременела, я не понимаю... Лежит, бывало, как треска. Я говорю: "Ты, часом, не уснула?" - "Нет, - говорит, - все слышу". - "Не много же, - говорю, - в тебе пыла". А она: "Вроде бы свет на кухне горит..." - "С чего это ты взяла?" - "А счетчик-то вон как работает..." - "Тебе бы, - говорю, - у него поучиться..." Так и жили с год... Кузин вытащил из-за портьеры бутылку рома, призывно ее наклонил. Мы снова выпили. Гитарист одернул пиджак и воскликнул: - По заказу Толика Б., сидящего у двери, исполняется... Пауза. Затем - с еще большим нажимом: - Исполняется лирическая песня: "Каким меня ты ядом напоила?.." - Ты сам женат? - поинтересовался Кузин. - Был женат. - А сейчас? - Сейчас вроде бы нет. - Дети есть? - Есть. - Много? - Много... Дочь. - Может, еще образуется? - Вряд ли... - Детей жалко. Дети-то не виноваты... Лично я их называю "цветы жизни"... Может, по новой? - Давай. - С пивом... - Естественно... Я знал, еще три рюмки, и с делами будет покончено. В этом смысле хорошо пить утром. Выпил - и целый день свободен... - Послушай, - говорю, - назови сына Лембитом. - Почему же Лембитом? - удивился Кузин. - Мы хотим Володей. Что это такое - Лембит? - Лембит - это имя. - А Володя что, не имя? - Лембит - из фольклора. - Что значит - фольклор? - Народное творчество. - При чем тут народное творчество?! Личного моего сына хочу назвать Володей... Как его, высерка, назвать - это тоже проблема. Меня вот Гришей назвали, а что получилось? Кем я вырос? Алкашом... Уж так бы и назвали - Алкаш... Поехали? Мы выпили, уже не закусывая. - Назовешь Володей, - разлагольствовал Куэин, - а получится ханыга. - Многое, конечно, от воспитания зависит... - Слушай, - говорю, - назови его Лембитом временно. Наш редактор за это капусту обещал. А через месяц переименуешь, когда вы его регистрировать будете... - Сколько? - поинтересовался Кузин. - Двадцать пять рублей. - Две полбанки и закуска. Это если в кабаке. - Как минимум. Сиди, я позвоню... Я спустился в автомат. Позвонил в контору. Редактор оказался на месте. - Генрих Францевич! Все о'кей! Папа - русский, мать - эстонка. Оба с судомеха... - Странный у вас голос, - произнес Туронок. - Это автомат такой... Генрих Францевич, срочно пришлите Хуберта с деньгами. - С какими еще деньгами? - В качестве стимула. Чтобы ребенка назвали Лембитом... Отец согласен за двадцать пять рублей. Иначе, говорит, Адольфом назову... - Довлатов, вы пьяны! - сказал Туронок. - Ничего подобного. - Ну, хорошо, разберемся. Материал должен быть готов к среде. Хуберт выезжает через пять минут. Ждите его на Ратушной площади. Он передаст вам ключ... - Ключ? - Да. Символический ключ. Ключ счастья. Вручите его отцу... В соответствующей обстановке... Ключ стоит три восемьдесят. Я эту сумму вычту из двадцати пяти рублей. - Нечестно, - сказал я. Редактор повесил трубку. Я поднялся наверх. Кузин дремал, уронив голову на скатерть. Из-под щеки его косо торчало блюдо с хлебом. Я взял Кузина за плечо. - Але, - говорю, - проснись! Нас Хуберт ждет... - Что?! - всполошился он, - Хуберт? А ты говорил -- Лембит. - Лембит - это не то. Лембит - это твой сын. Временно... - Да. У меня родился сын. - Его зовут Лембит. - Сначала Лембит, а потом Володя. - А Хуберт нам деньги везет. - Деньги есть, - сказал Кузин, - восемь рублей. - Надо рассчитаться. Где официант? - Але! Нарезик, где ты? - закричал Кузин. Возник официант с уныло поджатыми губами. - Разбита одна тарелка, - заявил он. - Ага, -- сказал Кузин, -- это я мордой об стол - трах! Он смущенно достал из внутреннего кармана черепки. - И в туалете мимо сделано, - добавил официант, - поаккуратнее надо ходить... - Вали отсюда, - неожиданно рассердился Кузин, - слышишь? Или я тебе плешь отполирую! - При исполнении - не советую. Можно и срок получить. Я сунул официанту деньги. - Извините, - говорю, - у моего друга сын родился. Вот он и переживает. - Поддали - так и ведите себя культурно, - уступил официант. Мы расплатились и вышли под дождь. Машина Хуберта стояла возле ратуши. Он просигналил и распахнул дверцу. Мы залезли внутрь. - Вот деньги, - сказал Хуберт, - редактор беспокоится, что ты запьешь... Я принял у него в темноте бумажки и мелочь... Хуберт протянул мне увесистую коробку. - А это что? - "Псковский сувенир". Я раскрыл коробку. В ней лежал анодированный ключ размером с небольшую балалайку. - А, - говорю, - ключ счастья! Я отворил дверцу и бросил ключ в урну. Потом сказал Хуберту: - Давай выпьем. - Я же за рулем. - Оставь машину и пошли. - Мне еще редактора везти домой. - Сам доберется, жирный боров... - Понимаешь, они мне квартиру обещали. Если бы не квартира... - Живи у меня, - сказал Кузин, - а бабу я в деревню отправлю. На Псковщину, в Усохи. Там маргарина с лета не видели... - Мне пора ехать, ребята, - сказал Хуберт... Мы снова вышли под дождь. Окна ресторана "Астория" призывно сияли. Фонарь выхватывал из темноты разноцветную лужу у двери... Стоит ли подробно рассказывать о том, что было дальше? Как мой спутник вышел на эстраду и заорал: "Продали Россию!.." А потом ударил швейцара так, что фуражка закатилась в кладовую... И как потом нас забрали в милицию... И как освободили благодаря моему удостоверению... И как я поте

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору