на, говорите, треснула?.. Зайду, когда будет время...
Вас много, а я -- один...
     В этот момент надо сунуть ему чудодейственную
зеленую бумажку. Лицо  Мигуэля сразу добреет. Через
пять минут он является с инструментами.
     Соседи  говорят --  это все появилось недавно.
Выходит, это наша   заслуга. Как выражается Мокер
     --  "нежные  ростки социализма... "

     Мы  собирались  почти каждый  вечер. Дроздов
был настроен оптимистически. Он кричал:
     --  Мы на свободе! Мы дышим  полной грудью!
Говорим все, что думаем! Уверенно смотрим в будущее!.,

     СОЛО  НА УНДЕРВУДЕ

     Мохер  называл Дроздова:
     "Толпа  из одного человека".

     Лично  мне будущее  представлялось туманным.
Баскину --  тоже. Мокер  явно что-то задумал, но,
хитро улыбаясь, помалкивал.
     Я говорил:
     --  Существуют  различные курсы --  программистов,
ювелиров, бухгалтеров...
     Тон у меня был  неуверенный. Мне было далеко
за тридцать. Дроздову и Мокеру --  под сорок. Баскину
     --  за пятьдесят. Нелегко в эти годы менять профессию.
     Мы  слышали, что западные люди к таким вещам
относятся проще. Был человек коммерсантом, разорился,
пошел водить такси. Или наоборот.
     Но  мы-то устроены по-другому. Ведь журналистика,
литература -- это наша судьба! Наше святое
призвание! Какая уж тут бухгалтерия?! И тем более
ювелирное  дело. Нс говоря о программировании...
     К нашим сборищам  часто присоединялась местная
интеллигенция. В том числе; конферансье Беленький,
музыковед  Ирина Гольц, фарцовщик  Акула, экономист
Скафарь, загадочный религиозный деятель Лемкус.
Всех нас объединяли поиски работы. Вернее --
хотя бы  какого-то заработка. Все мы по очереди
делились  новой информацией.
     (Впоследствии откровенничали реже. Каждый был
занят собственным  трудоустройством. Но  тогда в
нас  еще сохранялся идеализм. )
     Конферансье  Беленький с порога восклицал:
     --  Я слышал, есть место на питомнике
лекарственных  змей. Работа несложная. Главное -- кормить
их четыре раза в сутки. Кое-что убрать, там, вымыть.
подмести... Платят -- сто шестьдесят в неделю. И
голодным, между прочим, не  останешься.
     --   То  есть? --  гадливо  настораживался  Баскин.
     --  Что это значит? Что ты хочешь этим сказать?
     Беленький  в свою очередь повышал  голос:
     --  Думаешь, чем их тут кормят? Мышами? Ни
хрена  подобного! Это тебе не совдепия! Тут змеи
питаются  лучше, чем наши космонавты.
Все предусмотрено: белки, жиры, углеводы...
     На лице у Баскина выражалось крайнее отвращение:
     --  Неужели  будешь  есть из одного корыта со
змеями? Стоило ради этого уезжать из Москвы?!
     -- Почему  из одного корыта? Я могу захватить из
дома посуду...
     Сам Эрик Баскин тяготел к абстрактно-политиче-
ской деятельности. Он все твердил:
     -- Мы  должны  рассказать людям правду о тоталитаризме!
     --  Расскажи, --  иронизировал Беленький, --  а
мы послушаем.
     Баскин в ответ только мрачно ругался. Действительно,
языка он не знал. Как собирался проповедовать -- было неясно...
     Бывший фарцовщик  Акула мечтал о собственном
торговом предприятии. Он говорил:
     -- В Москве  я жил как фрайер. Покупал у финского
туриста зажигалку и делал на этом свой червонец.
С элементарного гондона мог наварить три рубля. И я был в
порядке. А тут -- все заграничное!
И никакого дефицита. Разве что кроме наркотиков.
А наркотики --  это "вилы". Остается "телега", честный
производственный бизнес. Меня бы, например,
вполне устроила скромная рыбная лавка. Что требует
начального капитала,..
     При слове "капитал" все замолкали.
     Музыковед Ирина Гольц выдвигала романтические
проекты;
     -- В Америке двадцать три процента миллионеров.
Хоть одному из них требуется добродетельная жена
с утонченными манерами  и безупречным эстетическим вкусом?..
     -- Будешь выходить замуж, -- говорил Скафарь, --
усынови меня. А что особенного? Да, мне сорок лет,
ну и что? Так и скажи будущему мужу: "Это -- Шурик.
Лично я молода, но имею взрослого сына!., "
     Тут вмешивался Лемкус:
     -- Вы просто не знаете американской жизни. Тут
есть проверенные и вполне законные способы
обогащения. Что может быть проще? Вы идете по
фешенебельной Мэдисон-авеню. Навстречу вам собака,
элементарный доберман. Вы говорите: "Ах, какая миленькая
собачка! " И быстрым движением щелкаете ее по носу.
Доберман  хватает вас за ногу. Вы теряете сознание.
Констатируете нервный шок. Звоните хорошему адвокату.
Подаете в суд на хозяина добермана. Требуете
компенсации морального и физического ущерба.
Хозяин-миллионер выписывает чек на двадцать тысяч...
     Мы  возражали:
     --  А если окажется, что собака принадлежит какому-нибудь
бродяге? Мало ли на Бродвее черных инвалидов с доберманами?
     --  Я же  говорю не о Бродвее. Я говорю о фешенебельной
Мэдисон. Там живут одни миллионеры,
     --  Там  живет  художник  Попазян, --  говорил
Скафарь, --  он нищий.
     --  Разве у Попазяна есть собака?
     --  У Попазяна  нет даже тараканов...
     Экономист  Скафарь хотел жениться  на богатой
вдове. Он был высок, худощав и любвеобилен. Кроме
того, носил очки, что в российском захолустье
считается признаком интеллигентности.
     Мы  интересовались:
     --  Что же  ты скажешь  невесте? Хай? А потом?
     Скафарь  реагировал тихо и задушевно:
     -  Подлинное  чувство не требует слов. Я буду
молча дарить ей цветы...
     Вновь подавал голос загадочный религиозный
деятель Лемкус. Когда-то он был евреем, выехал по
израильским  документам. Но в Риме его охмурили
баптисты, посулив  какие-то материальные льготы.
Кажется, весьма незначительные. Чем он занимается
в Америке, было неясно.
     Иногда в газете "Слово и дело" появлялись
корреспонденции Лемкуса. Например: "Как узреть Бога",
"Свет истины", "Задумайтесь, маловеры! "

     СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

     В очередной заметке Лемкуса говорилось:
     "Как замечательно выразился Иисус Хри-
     стос... " Далее следовала цшпата из Нагорной
     проповеди...
     Так Лемкус похвалил способного автора.

     Лемкус творчески развивал свои же идеи:
     -- Собака, я думаю, это мелко. Есть более эффективные
методы. Например, вы покупаете старую машину. Едете в
Голливуд. Или в Хьюстон, где полно
миллионеров. Целыми днями разъезжаете по улицам.

     98

     Причем игнорируя светофоры. И, естественно, попадая в
аварии. Наконец, вас таранит роскошный лимузин.
В лимузине сидит нефтяной король. Вы угрожаете ему
судебной процедурой. Нефтяной король приходит в ужас.
Его время стоит огромных денег. Десять тысяч -- минута.
Ему гораздо проще откупиться на месте. Выписать чек и
ехать по своим делам...
     -- А Бог тебя за это не покарает? -- ехидно спрашивал Мокер.
     -- Не думаю, --  отвечал Лемкус, -- маловероятно...
Бог любит страждущих и неимущих.
     -- А жуликов? -- не унимался Мокер,
     -- Взять  у богатого -- не грех, --  реагировал Лемкус.
     -- Вот и Ленин так думал...
     Шло время. Чьи-то жены работали, Дроздов питался у знакомых,
студию ему оплачивала "НАЙАНА", Лемкуса подкармливали
баптисты. Ирина Гольц обнаружила в Кливленде богатого родственника.
     А мы все строили планы. Пока однажды Мокер
     не сказал:
     -- А я, представьте себе, знаю, что мы будем
     делать.
     Дроздов заранее кивнул. Эрик Баскин недоверчиво
     прищурился. Я вдруг почувствовал странное беспокойство.
     Помедлив несколько секунд, Мокер торжествующе выговорил:
     -- Мы  будем издавать вторую русскую газету!

     СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ   МАРШ

     Подсознательно каждый из нас мечтал о русской
газете. Ведь журналистика была нашей единственной
профессией. Единственным любимым занятием. Просто
мы не знали, как это делается в США.
     Дома  все было очень  просто. Там был обком,
который все знал. У любой газеты было помещение,
штат и соответствующее оборудование. Все необходимое
предоставлялось государством. Начиная с типографии
и кончая шариковыми авторучками.
     Дома был цензор. Было окошко, где вы регулярно
получали зарплату. Было начальство, которое давало
руководящие указания. Вам оставалось только писать.
При этом заранее было известно -- что именно.
     А  здесь?!
     Английского мы не знали. (За исключением Вили
Мокера, который объяснялся не без помощи жестов. )
О здешней  газетной технологии не имели представления.
Кроме  того, подозревали, что вся затея эта
стоит немалых денег.
     --  И вообще, --  поинтересовался Баскин, -- кто
нам даст разрешение? Мы  ведь даже гражданства
не имеем. Выходит, каждый  поц  может  издавать
газету? А  что, если мы начнем  подрывать устои
капитализма?
     Но Мокер, как выяснилось, располагал подробной
информацией. И на вопросы отвечал без запинки:
     --  Специального разрешения  не требуется. Мы
просто регистрируем нашу корпорацию, и все. Затем
снимаем недорогое помещение  в Манхеттене. Заказываем
     русскую  наборную машину. Дешевых  типографий в
Нью-Йорке  сколько угодно. Технология в Штатах
более современная, а  значит --  простая. Вместо
цинковых клише  используются  фотостаты.
Вместо свинцового набора --  компьютерные  машины...
     Далее Мокер  засыпал нас терминами: "айбиэм",
"процессор", "селектрик-композер"..,
     Наше  уважание к Мокеру росло. Он продолжал:
     --  Что же касается устоев, то их веками подрывают
десятки экстремистских газет. Кого это волнует?
Если газета легальная, то все остальное не
имеет значения. Тем более что мы  намерены
придерживаться  консервативной линии.
     --  Мы   должны  рассказать американцам правду
о тоталитаризме, -- ввернул Эрик Баскин.
     --  Мне  все равно, какой линии придерживаться,
     -- объявил Дроздов.
     --  А деньги? --  спросил я.
     Мокер  не смутился:
     --  Деньги это тоже не фокус. Америка буквально
набита деньгами. Миллионы американцев  не знают,
как их потратить. Мы --  находка для этих людей...
     Мокер  рассуждал уверенно и компетентно. Значит,
он не терял времени. Мы  все питали к нему
чувство зависти и доверия, Недаром он первый стал
курить сигары. А главное, раньше других перестал
носить одежду из кожзаменителя...
     Понизив  голос, он сказал:
     --  Я хочу продолжить  разговор без свидетелей.
Останутся  (томительная пауза): Баскин, Дроздов и
Серега.
     Когда обиженные   соседи вышли, Мокер  тоном
заговорщика произнес:
     --  Есть у меня  на примете  крупный гангстер.
Человек  из мафии. Нуждается, как я понимаю, в
инвестициях. Иначе  говоря, в легализации тайных
капиталов.
     --  Где ты его откопал? -- спросили мы.
     --  Все  очень просто. У меня есть незамужняя
соседка. (Мокеры жили в левом крыле здания. ) Высокая,
симпатичная баба...
     Дроздов попытался  развить эту тему:
     --  Полная такая, с круглым задом?
     --  Дальше, --  нервно перебил его Баскин.
     --  У этой Синтии, --  продолжал Мокер, --  бывает
итальянец. Мы  часто сталкиваемся в лифте.
Причем  заходит он к ней исключительно днем. После
чего Синтия немедленно опускает шторы. Какой мы
из этого делаем вывод?
     --  Черт его знает, -- сказал Эрик Баскин.
     Дроздов игриво засмеялся, потирая руки:
     --  Обычное  дело, старик, поддали -- и в койку!
     Мокер  уничтожающе   посмотрел на Дроздова и
сказал:
     --  Из этого мы делаем вывод, что Риццо -- хозяин
ночного заведения. Поэтому он и занимается любовью
только днем. А все ночные заведения контролируются
мафией. Не говоря о том, что все итальянцы --
прирожденные  мафиози.
     Баскин выразил сомнение;
     --  Все женатые мужики  развлекаются днем. Для этого
не обязательно быть гангстером.
     Но Мокер  перебил  его:
     --  А если я с ним говорил, тогда что?.. Я долго
не решался. Подыскивал наиболее емкую  формулировку.
И наконец вчера многозначительно спросил:
"Уж  не принадлежишь  ли ты к  известной организации? "
     --  А он?
     --  Он понял  мой намек и кивнул. Тогда я попросил его
о встрече. Мы  договорились увидеться завтра после
шести. В баре на углу Семнадцатой и Пятой.
     Баскин тяжело  вздохнул:
     --  Смущает  меня, ребятки, вся эта уголовщина...

     ВСТРЕЧА

     Гангстер был одет довольно скромно. Его вельветовые
брюки лоснились. Джемпер с надписью "Помни Валенсию! "
обтягивал круглый живот. Лицом он напоминал
грузинского рыночного торговца.
     Он вежливо  представился:
     --  Меня зовут Риццо. Риццо Фьезоли. Очень приятно.
     В баре тихо наигрывал музыкальный автомат. Мы
сели у окна. Бармен вышел из-за стойки, подал нам
шесть коктейлей. Это был джин с лимоном и тоником,
Я бы предпочел водку.
     Нас было шестеро, включая Риццо. Я пришел не
один, У жены выходной, и ей захотелось посмотреть
на мафиози.
     Все, кроме Риццо, были недовольны, что пришла
моя жена. Я сказал Мокеру, что уплачу за два коктейля.
     --  Кам-ан, -- широко отмахнулся Мокер и тут же перевел:
     --  Еще бы!..
     Мы  чокнулись  и выпили. Риццо, Баскин и моя
жена  пили через  соломинку. Мокер, я и Дроздов
предпочли обойтись без этих тонкостей.
     После этого Мокер заговорил. Кое-что мы понимали.
Кое-что он переводил нам. Вообще, чем хуже
люди  говорят по-английски, тем доступнее мне их
язык. Короче, состоялся примерно такой разговор:
     --  Могу я называть тебя просто Риццо?
     --  Еще бы, ведь мы друзья.
     --  Эти ребята -- бывшие  советские журналисты.
     --  О!.. Могу я заказать еще один коктейль?
     --  Сначала поговорим, Я буду откровенен. Надеюсь,
здесь все свои?
     Мокер  обвел нас строгим испытующим взглядом.
Мы  постарались выразить абсолютную лояльность.
     Мокер  продолжал:
     --  В ближайшие  дни мы  начинаем издавать русскую
газету. Дело, как ты сейчас убедишься, верное.
В Америке  четыре миллиона граждан русского
происхождения, Аудитория  и рынок --  неисчерпаемы.
Есть возможность получить солидную американскую
рекламу. Через год вся эта затея принесет хорошие
деньги. Что ты об этом думаешь?
     --  Я не читаю по-русски, -- ответил гангстер, --
я вообще читаю мало.
     --  Как и все мы, -- сумрачно откликнулся Баскин,
     Мокер попытался выровнять направление беседы:
     --  Я думаю, твоя организация располагает
значительными средствами?
     --  Несомненно, --  реагировал итальянец,
     Затем добавил:
     --  Наш капитал --  это мужество, стойкость, дисциплина,
верность идеалам!
     Мокер взволнованно приподнялся:
     --  Возможно, я не  полностью разделяю  твои
убеждения. Но  я готов отдать жизнь за твое право
свободно их выражать!..
     Эти слова прозвучали как цитата.
Мокер сел и продолжал:
     --  Не будем касаться твоей идейной программы.
Мы  любим  честных борцов независимо от их убеждений.
Я много слышал про твою организацию. Лично
мне ее цели, и в особенности -- средства, не очень-то
близки. Но я привык отдавать должное стойкости и
мужеству в любой конкретной форме... Мне известно,
что законы организации суровы.
     Риццо гордо кивнул:
     --  Да, организация мгновенно ликвидирует тех,
кто ее предает. Вряд ли можно позавидовать тому,
кто нарушит слово, данное организации...
     --  Прекрасно, -- вставила моя жена. -- Сережа
обязательно что-то нарушит, и его ликвидируют. И
останусь я молодой привлекательной вдовушкой.
     Видно, на мою жену  подействовал алкоголь. Но
Мокер  перевел ее слова. Наверное, хотел разрядить
обстановку.
     Риццо нахмурился и отчеканил:
     --  Должен вас разочаровать, мадам. Ликвидируем всю семью!
     Затем извиняющимся  тоном добавил:
     --  Жизнестойкой может быть лишь организация,
спаянная дисциплиной...
     Я заметил, что все избегают слова "мафия".
     --  Ближе  к делу, -- продолжал Мокер, --  у организации
есть средства. Она заинтересована в легальных
капиталовложениях. Мы  готовы предоставить ей такую
возможность. Разумеется, вы получите соответствующие
гарантии...
     Музыкальный   автомат затих.
     -  Извините меня, -- сказал Риццо.
     Он  поднялся, достал из кармана мелочь. Опустил
ее в щель.
     Некоторое время раздавалось шипение. Потом зазвучали
аккорды гитары и слащавый тенор вывел:
     "О, Валенсия, моя родина! Солнце шепчет мне -
улыбнись!.. О, Валенсия... "
     Риццо  вернулся, достал сигарету. Что-то в нем
отвечало музыкальному ритму. Банально выражаясь,
он приплясывал.
     Мокер  протянул ему зажигалку с изображением
голой девицы.
     Гангстер прикурил. Мы ждали.
     --  Ну, так что? -- спросил Мокер.
     Риццо  приподнял брови:
     --  Вам нужны  деньги?
     Мокер  уверенно кивнул.
     --  Я не уполномочен решать такие вопросы. Конечно,
я поговорю с Рафаэлем. Он заведует партийной
кассой. Откровенно говоря, не думаю, чтобы он
согласился. Рафаэль немножко консервативен. Я убежден,
что Рафаэль гораздо правее своего кумира Троцкого.
Наша  фракция  левых маоистов  значительно
дальше от центра.
     Мы  переглянулись.
     --  Фракция  маоистов? -- переспросил Баскин.
     Затем повернулся к Мокеру:
     --  Ты  говорил, что он из мафии. На самом деле все
гораздо хуже. На самом  деле этот поц еще и большевик!
     Итальянец живо  пояснил:
     --  В юности я был марксистом либерального толка. Я даже
голосовал против индивидуального террора. Но затем
присоединился к радикалам. А недавно увлекся маоистской
программой. Мне  хочется примирнть ленинизм с
конфуцианством. Правая фракция считает меня ренегатом.
Но я-то знаю, что истина придет с Востока.
     --  Пошли  отсюда вон! -- сказал Эрик Баскин.
     Дроздов колебался:
     --  Вообще-то деньги не пахнут, -- сказал он.
     Баскин повысил голос:
     --  Какие могут быть деньги у этой шпаны?!
     Мокер  выглядел крайне подавленным. Моя жена
откровенно веселилась.
     Риццо выпил еще  один стакан коктейля и невозмутимо
продолжал:
     --  Истина придет с Востока. Лично я восхищаюсь
русскими, Они революционеры  и добились справедливости.
Затем революция перешла в бюрократическую фазу.
Зародилась новая советская буржуазия...
Лично я --  революционер и враг буржуазии. Я читал
Солженицына   и Толстого. Толстой -- буржуазный
писатель. Его волнуют переживания изнеженных богачей.
А вот Солженицын  написал хорошую  книгу.
Солженицын   показывает, как опасно вырождение
революционного  духа...
     Баскин еле сдерживался:
     --  Что за дикая путаница в голове у этого старого
хулигана!
     Риццо не унимался. Он жестикулировал и восклицал:
     --  Революция  должна  победить на всей земле!
Богачи начнут трудиться, а простые люди отдыхать
и курить марихуану! И это будет справедливо...
Русские --  молодцы! Им нужна  еще одна революция.
И вождем  ее будет Солженицын, а не Лев Толстой...
Вот именно, Солженицын!
     --  Хватит! -- крикнул  Баскин.
     --  Хватит! -- радостно повторил итальянец.
Видно, решил, что это значит -- "браво! ".
Мырасплатились и встали. Маоист долго жал
нам руки. повторяя:
     --  Америка --  плохая страна! Я живу здесь только
ради денег! Мое сердце принадлежит Валенсии!..
Да здравствуют ортодоксы и радикалы!.. Долой Льва
Толстого и буржуазию!
     --  Виват! -- сказал Дроздов.
Мы  вышли  на Семнадцатую улицу. Риццо остался
в баре. Видимо, хотел еще  больше укрепить свой
революционный  дух.
Мокер  смущенно  посмеивался.
     --  Кретин, --  сказал ему Баскин.
     --  Я ищу, --  оправдывался Мокор, --  я нащупываю
ходы... Деньги будут... Америка -- страна
неограниченных  возможностей...
Потом  он вспомнил:
     --  С каждого по четыре доллара. С Довлатова --
восемь. А за этого говенного Риццо, так уж и быть,
плачу я...
     --  В сущности, неплохо посидели, -- успокаивал
Баскина Дроздов.
     --  Увидите, деньги  будут, --  заверял нас Мокер,
     --  я клянусь!

     КТО МЫ  И ОТКУДА?

     Наша  эмиграция условно делится на три потока.
Даже  на четыре: политический, экономический,
художественный  и авантюрный.
Политические  эмигранты чувствуют