Юрий Домбровский.
    Державин


----------------------------------------------------------------------------
     Собрание сочинений в шести томах. Т. 1.  М., "Терра", 1992.
     OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

        ^TГлава первая^U

ГЕНЕРАЛ СМОТРИТ В ОКНО

I

     Генерал смотрит в окно. На улице мороз. Свежий ветер раскачивает фонари
и срывает шапки с прохожих.
     Через стекло дверей генерал видит статуи, застывшие в  странных  позах.
Он  всматривается,  прищуривая  близорукие  глаза.  Но  дальше,  в   глубине
передней, царит подводный мрак, и он может различить только занесенные руки,
полусогнутые колени, вскинутые головы, выгнутые груди.
     Толпа зевак стоит около дверей.
     И почему их не гонят, - думает генерал.
     Если смотреть с улицы, тела  богов  кажутся  синеватыми  от  сумерек  и
плохого стекла.
     Зеваки смеются.
     Ветер. Мороз. Снег.
     Гости  все  еще  продолжают  прибывать.   Вышел   из   кареты   старик,
поддерживаемый двумя  слугами.  Он  еле  бредет,  нащупывая  неверной  ногой
снежную дорогу. Офицер в домино  вылезает  из  дешевой  наемной  кареты.  Он
смугл, худощав, длиннолиц. При  ходьбе  стан  его  сохраняет  ту  деревянную
неподвижность и стройность, когда  кажется,  что  даже  колени  издают  звук
сокращающейся пружины. Как он идет! Как он идет!  Генерал  доволен.  Муштра,
выучка! Хорошая военная школа. Молодец! Молодец!
     Он встает со стула и, хромая, отходит от окна.
     В дальнем зале гремит музыка и слышится дробный стук каблуков.
     Там танцуют.
     Наклонив набок большую кудлатую голову,  он  прислушивается.  Нет,  эта
музыка ему незнакома. Впрочем,  он  отмечает  плохую  сыгранность  отдельных
партий, недостаточную отчетливость басовых нот... От этого  звук  получается
сиплым и волокнистым.
     Он недовольно качает  головой.  Впрочем,  темп  и  беглость  исполнения
удовлетворительные. Что они играют? Он нахмуривает брови и закрывает  глаза.
Нет, эту пьесу он не знает и не слышал. Это что-то совсем новое.
     Льется легкая, искрящаяся мелодия; на какой-то неслыханно высокой  ноте
заливается  флейта.  Глухие  тона  скрипки  только  оттеняют  ее   бравурную
истерическую радостность. Почему-то звуки скрипки кажутся ему  матовыми.  Он
вдруг  представляет  себе  всю  пьесу,  как  сноп  лучей   разной   силы   и
протяженности.
     Сильнее и глуше всего звучат толстые, короткие лучи.
     Выше и чище - тонкие и острые полоски света.
     Вся музыка, как паутина, висит в воздухе.
     Пауза. Тишина.
     Слышно, как расходятся пары.
     Скрипят отодвигаемые стулья.
     Оркестр начинает играть снова.
     Эту пьесу он знает. Барабаня пальцами  по  стеклу,  старый  заслуженный
генерал мурлыкает  глупую,  наивную  песенку,  когда-то  спетую  им  любимой
женщине; безымянную песенку о мотыльке и пастушке.
     Двое влюбленных смотрят на мотыльков.
     Пастух и пастушка.

                           Пастушка улыбалась, -

поет генерал.

                           Пастух ее лобзал,
                           Он пел, она смущалась,
                           В обоих жар пылал.
                           Потом, вскоча, помчались
                           Как легки ветерки,
                           Вскочили, обнимались
                           И стали мотыльки.

     Очень старый генерал стоит у окна и барабанит пальцами по стеклу.
     Зима, ветер, китайские фонарики, как  спелые  плоды,  раскачиваются  на
ветру. Желтый квадрат стеклянной  двери  вырывает  кусок  улицы  -  и  тени,
попавшие в этот квадрат, внезапно становятся осязаемыми для глаза.
     Вот он видит,  прошел  бравый  солдат  Преображенского  полка,  за  ним
протрусила женщина с туго набитой  корзиной,  просеменил  маленький  толстый
человек в треугольной шляпе.
     И снова никого.
     Офицер вылез из кареты и все еще стоит на улице. Теперь он нагнулся,  и
от его стройной одеревенелости не осталось ничего. Растерянно  он  шарит  по
карманам. Глупый, растерявшийся молодой человек.
     Стой! Где он видел его?  Генерал  морщит  лоб.  Кажется,  это  один  из
офицеров его комиссии. Нет, такого у него нет. Он слегка походит на Бушуева,
но тот ниже и значительно полнее. Он перебирает по пальцам - Лунин,  Маврин,
Бушуев, Кологривов, Семенов.
     Семенов? Нет, Семенова он знает хорошо. Это не он. Офицер все еще шарит
в карманах. Лицо его, наклоненное набок, делается хмурым и серьезным.
     Потерял билет! Потерял билет!
     Эх, ворона!
     Бибиков отходит от окна, так и не вспомнив фамилии офицера.
     Скрипит дверь, женщина входит в комнату.
     Она сильно нарумянена, черные брови ее подняты кверху, короткое быстрое
дыхание звучит в тяжелой груди. Это его крестница, племянница хозяйки дома.
     Вдова.
     Мужа убили в прошлом году на войне.
     Бибиков смотрит на нее, прищурив глаза.
     - Александр Ильич, - говорит крестница, - вы совсем  забыли  нас.  Дамы
хотят устроить на вас заговор.
     Бибиков улыбается одними губами, устало и добродушно.  Со  стороны  это
должно выглядеть так: старый заслуженный генерал, кряхтя,  разговаривает  со
своей крестницей.
     - Устал, ангел мой, - говорит он с легкой хрипотцой. - Годы уже не  те,
да и ноги изменяют. Мне уж, ангел  мой,  не  до  балов.  Как-никак,  45  лет
стукнуло.
     Крестница смотрит на него с недоверчивой улыбкой.
     Бибиков качает головой.
     - Стар, стар становлюсь, моя прелесть. Мне теперь  уж  о  покое  думать
нужно, а не о светскости, - он  показывает  одной  рукой  на  парализованную
ногу. - Видишь, - говорит он печально и значительно. - Одной ногой в гробу.
     Музыка.
     Вальс.
     Девушка подходит к окну.
     Бибиков смотрит  на  нее  прищурившись.  Молодая,  стройная,  красивая!
Вздор, что ему 45 лет! Он еще далеко не  старик.  А  если  взять  горелки  и
танцы, то он даст сто очков вперед каждому  молокососу,  не  говоря  уже  об
охоте и стрельбе в цель. Руки у него не дрожат, глаз зорок и точен.  Это  не
шутка, что он попадает на лету в ласточку.
     Крестница, не отрываясь, смотрит в окно.
     Девочка, девочка, ты напрасно улыбаешься. Он ушел из  залы  не  потому,
что ему тяжело принимать участие в играх молодежи, не потому, что он получил
важное назначение и теперь ничто не идет ему в голову. Нет, он  -  солдат  и
привык в точности  выполнять  боевые  приказы.  Его  посылали  на  усмирение
польских конфедератов - он шел  туда,  не  моргнув  глазом.  Его  заставляли
пороть, вешать, приводить к присяге непокорных крепостных -  он  делал  это.
Ему предписали отправиться на театр турецких военных действий - он  попросил
только разрешения на три пня проехать в Москву. Теперь, после того, как  Кар
убежал, брося на  произвол  судьбы  вверенное  ему  войско  и  оренбургского
губернатора, зажатого, как мышь в ловушке, в осажденном городе, его посылают
на  край  киргиз-кайсацких  степей  ловить  этого   неуловимого   каторжника
Пугачева, назвавшегося именем покойного императора. Что же, он  принимает  и
это назначение.
     А не идет он в  залу  потому,  что  возвращается  его  старая  болезнь,
захваченная во время польской кампании. И сейчас у него кислит во  рту  и  в
висках и все тело дрожит мелкой противной дрожью.  Во  время  приступа  этой
болезни он видит, как вещи  выходят  из  своих  осей  и  делаются  двойными.
Морщась от боли, он смотрит на двойную лампу,  на  две  кушетки,  на  четыре
канделябра на столе и на камине. Даже собственный голос отдается от  него  и
становится чужим. Он  слышит  свои  слова,  как  речи  третьего  лица;  они,
кажется, даже немного запаздывают по сравнению с его мыслями.
     Мир двоится.
     Очень неприятное и болезненное ощущение.
     Крестница, не отрываясь, смотрит в окно.
     Он глядит на ее обнаженную шею и вдруг о чем-то догадывается.
     - Есть ли,  -  спрашивает  он,  -  среди  приглашенных  поручик,  роста
высокого, собою статен и прям, лицо длинное и худощавое, лет никак не больше
тридцати? Я где-то с ним встречался, - говорит Бибиков небрежно,  -  да  вот
фамилию запамятовал.
     - Да, есть, -  говорит  крестница,  и  шея  у  ней  вспыхивает,  -  это
подпоручик Преображенского полка Державин.

II

     Подпоручик Преображенского полка Державин  поднимается  по  лестнице  и
входит в зал. По старой привычке он смотрит по сторонам, но знакомых нет. Не
такое это общество, чтобы приглашать сюда Максимова, Толстого,  Протасова  и
других его собутыльников. Надо сознаться, что ему  чертовски  повезло.  Есть
люди, которые  годами  добиваются,  чтобы  попасть  в  этот  дом,  и  готовы
заплатить любые  деньги,  чтобы  только  краешком  глаз  посмотреть  на  эти
блистательные пары. А ему это ровно ничего не стоит. Ни трудов,  ни  хлопот,
ни денег. Денег!
     Он усмехается.
     Матушка Фекла Андреевна пишет из Казани, что  мужики  совсем  перестали
платить оброк. Как прислали в октябре  воз  мороженой  птицы  да  полтораста
рублей, так больше ничего и не шлют. Хитрят мужики, жмутся, прячут в  солому
ружья да топоры, ждут своего царя. Ну погодите,  бестии!  Будут  вам  вместо
царя кнуты да глаголь. Церемониться ведь с вами не  станут!  Что-то  слишком
часто вы себе царей находите! Нынешний-то царь - седьмой по счету.
     Он проходит по залу мимо группы гладиаторов.  Через  корзину  с  живыми
цветами  на  него  глядят  откинутые  головы  с  белыми   слепыми   глазами,
высовываются полусогнутые руки, блестят копья. Воин лежит на  боку,  склонив
голову. Мраморная кровь хлещет из его раны.
     Он смотрит на эту нарядную, выточенную из мрамора  смерть  и  думает  о
себе.
     Неудача преследует его по пятам. Можно ли представить себе жребий более
несчастливый? Десять лет, проведенные в солдатчине, дали ему опыт и закалку,
но не дали ни денег, ни чинов, ни чести. Другие его сверстники,  куда  менее
острые и трудолюбивые...
     Из зала доносится музыка.
     Мимо него проходят замаскированные пары.
     Идет, хромая, переваливаясь с ноги на ногу, толстый китайский  мандарин
с дюймовыми ногтями.
     Идет араб под руку с киргизским ханом.
     Идет кот в малиновом берете с пером.
     Идет черный рыцарь с крестом на щите.
     Крылатый ангел смерти, без косы, с песочными часами в руках, проносится
мимо него.
     И снова идут - араб, рыцарь, кот, мандарин.
     Ангел смерти возвращается и берет его под руку.
     - Идемте, - говорит ангел.
     Толстый мандарин появляется на минуту  в  дверях,  смотрит  на  них  и,
припадая на одну ногу, уходит обратно.

x x x

     Рука в руку они сидят на малиновом диване.
     Синеватое зеркало отражает песочные часы и белые крылья, валяющиеся  на
полу. Державин тоже снял домино и отирает пот с лица.
     Девушка в костюме ангела наклоняется над ним. Голос у нее дрожит.
     - Гаврила Романович, - говорит она, -  я  вижу  в  вас  дух  смутный  и
недовольный, вы таитесь и бежите от меня. Нельзя  ли  представить  любовницу
более несчастливую?
     Державин молчит, хмуря непокорные мальчишеские брови.
     Ангел прижимает руки к левой стороне груди.
     - Откройте мне ваше опасение, - говорит она умоляюще, - ибо сердце  мое
разорвано в клочья.
     Державин рывком поворачивает свое тяжелое, длинное лицо, и в глазах его
вспыхивают злые искры. Она хочет знать все? Отлично! Пусть тогда слушает!
     - Неудача  преследует  меня  по  пятам,  -  говорит  он  грубо.  -  Мои
сверстники произведены в генералы, я же имею  токмо  чин  подпоручика.  Кус,
брошенный со стола! Ныне я замыслил одно дело, но и тут мои карты  оказались
битыми.
     - Какое? - спрашивает ангел. Он смотрит на нее и думает.
     Сказать - не  сказать,  -  она,  конечно,  может  помочь  ему.  Бибиков
послушался бы ее, но лукавый женский пол больше всего боится разлуки.
     Сказать или не сказать?
     Он поднимает голову и видит, что лицо у ней стало  совсем  белым.  Она,
конечно, знает обо всем, и может быть, даже от самого Бибикова.
     Сказать или не сказать?
     Сказать!

x x x

     А дело обстояло так.
     Как только он по слухам узнал, что Кар получил абшид  и  на  его  место
назначен Бибиков, он сейчас же решил использовать это назначение.
     Бибикова он знал по рассказам давно.
     Из уст в уста то  шопотом,  с  сочувственным  покачиванием  головы,  то
громко  со  смехом  и  шутками  насчет   тугого   генеральского   разумения,
передавалась история о его командировке к голштинским принцессам. Через  год
после восшествия на престол  Екатерина,  желая  удалить  из  России  опасных
соперниц, задумала послать  верного  и  острого  человека,  чтобы  узнать  о
состоянии духа и планах на будущее опасных претендентов. Человек,  посланный
на разведку, назвал императрице генерала Александра Ильича Бибикова.  Он  ей
показался,  и  она  немедленно  отправила   его,   снабдив   целым   ворохом
чрезвычайнейших  инструкций  и  наставлений.  Он  очень  скоро  вернулся   к
императрице, исполнив все точно и аккуратно: заговорил принцесс, вошел к ним
в доверие и самым подробным образом информировал Екатерину о всех  тайных  и
явных планах узников.
     Императрица слушала его благосклонно.
     Придворные перешептывались.
     Все предвещало быструю и легкую карьеру.
     Однако всему помешал случай и  непоседливый  генеральский  нрав;  когда
зашел разговор о личном свойстве семьи голштинских принцесс, бравый  генерал
вдруг совсем неприлично ударил себя рукой по  коленке  и  стал  расхваливать
необычайные достоинства одной из пленниц.
     - Но они захватчики и авантюристки, - с удивлением возразила  Екатерина
ретивому генералу по-французски.
     - Нужды нет, ваше величество, - ответил Бибиков по-русски. - Нрав у ней
преизрядный, мила, хороша собой и обходительна.
     Императрица ответила очень сухо, и разговор прекратился.
     Никакого награждения Бибиков за эту комиссию не получил.
     Зато  теперь  внезапное  назначение  опального   генерала   изумило   и
обрадовало многих. Поражение Кара, вынужденное бездействие Деколонга, долгая
упорная осада Оренбурга, дни которого, видимо, были все-таки сочтены, -  все
это поселило в умах жителей столицы сильные опасения. А тут еще, как  назло,
пришло известие, что Кар убежал, оставив войско на произвол судьбы.  Шепотом
передавали подробности. Военная канцелярия немедленно послала ему  навстречу
гонца с требованием вернуться обратно. Гонец встретил  бравого  генерала  на
30-й версте от Москвы и передал ему  пакет.  Кар  прочитал  его,  на  минуту
задумался, потом махнул рукой и все-таки поехал в Москву. Скандал  произошел
грандиозный. В Петербург генерала не пустили. Из дворянского клуба, куда  он
было заехал, выгнали с треском; толпа молодых людей провожала его до двери с
гиканьем и свистом.  Императрица  поторопилась  снять  с  него  должность  и
назначить Бибикова, только что вернувшегося из  Польши.  Обо  всем  этом  до
Державина доходили слухи смутные и противоречивые.
     Верно было, однако, то, что Кара разжаловали и на его  место  назначили
Бибикова,  который  набирает  офицеров  в  тайную  комиссию,  долженствующую
обосноваться в Казани.
     Услыхав о Казани, Державин решил попытать  счастья.  Он  был  уроженцем
этого города.

x x x

     Обо всем этом он рассказал нехотя и с большими пропусками. Но еще менее
подробно он описывал свое посещение Бибикова. Он просто сказал, что  его  не
приняли.
     А на самом деле все произошло так.
     Бибиков встретил молодого офицера очень ласково и сразу заинтересовался
его предложением.
     - Так, значит, вы оный город знаете как старожил? - переспросил он.
     Державин подтвердил, что - да, город он знает. Еще бы ему не знать его,
когда он уроженец Казани. Его матушка  имеет  там  свой  домик  в  Татарской
слободке.
     - Татарской слободке? - переспросил Бибиков. - Это ведь, кажется, самая
оконечность города?
     - Да, да, самая оконечность, его превосходительство хорошо знает город.
     - Еще бы, - улыбнулся Бибиков. - Еще бы не знать. - Город, в котором он
десять лет тому назад был по именному повелению императницы. Он  там  прожил
что-то около двух месяцев. Хороший город.
     Потом он хмурит брови и спрашивает:
     - А чем же вы можете быть полезным комиссии?
     Державин приготовился к этому  вопросу,  он  начинает  перечислять.  Он
знает отлично все окрестности Казани - раз;  затем:  знаком  с  большинством
жителей - это тоже очень важно - два.
     -  Очень  важно,  -  серьезно  подтверждает  Бибиков.  -  А   язык   вы
какой-нибудь знаете?
     - Немецкий и татарский, - отвечает Державин.
     Бибиков смотрит на него тяжело и неподвижно.
     - Так, так, - говорит он, - ну, а по розыску вы когда-нибудь работали?
     Державин отрицательно качает головой. Нет, но он понимает кое-что  и  в
этом.
     - А именно? - переспрашивает Бибиков.
     Ну, если его превосходительство так интересуется, то он  работал  одним
из секретарей комиссии по составлению Уложения.
     - А! - Бибиков улыбается и встает с места. - Стрелять, ездить на лошади
хорошо умеете? - спрашивает он неожиданно.
     Державин утвердительно кивает  головой,  в  полку  он  всегда  считался
незаурядным стрелком.
     Почему-то Бибикова это интересует в особенности. Он переспрашивает  его
еще раз: на каком расстоянии он может попасть в цель и сколько даст промахов
из ста возможных.
     - В молодости, - говорит Бибиков  с  гордостью,  -  я  сбивал,  сударь,
яблоко с ветки пистолетным выстрелом и попадал в летящую  птицу.  Теперь  уж
так не стреляют.
     Он улыбнулся.
     - А на конях мы ездили, сударь, как те киргизские наездники, в гости  к
коим мы сейчас отправляемся. Лошадь и человек сливались в одно  тело.  -  Он
грустно качает головой. - Теперь уж, сударь, так не ездят.
     Потом, что-то вспомнив, быстро встает с места и сует Державину сухую  и
прямую, как дощечка, руку:
     -  Премного  обязан  за  приятный  случай  знакомства,  -  говорит   он
скороговоркой. - Но, к крайнему сожалению,  все  места  заняты.  Если  б  вы
пришли вчера вечером...
     Он сам провожает его до двери и еще раз дает руку.
     - Очень жаль, - говорит он тихо и искренне, - очень жаль,  сударь,  что
вы опоздали. Но штат у нас твердый, а места все заняты...
     - Я вышел на  улицу,  -  говорит  Державин,  -  с  сердцем  разбитым  и
сокрушенным. Все мои надежды разрушились.
     Девушка кладет ему руку на плечо.
     - Итак, вы хотели бросить меня, - говорит она жалобно.
     Державин, вспыхнув, вскакивает с места.
     Вот и толкуй с бабой. Это она только и поняла из всего  разговора.  Она
прежде всего думает о себе.
     - Я жить хочу, Катрин, - говорит он  тихо.  -  Понимаете,  жить,  а  не
пресмыкаться. Ну что это  за  жизнь?  Грязные  казармы,  какие-то  цветы  на
подоконниках, разбитые стекла, грязь, духота. Утром муштра, вечером  игра  в
карты - кто кого обдует. А днем - сон до вечера. Максимов, Семенов, Толстой.
     - А меня, - спрашивает Катрин. - Меня вы забыли, Гаврюша.
     Державин до хруста заламывает руки.
     - Люди в мои годы, - хрипло говорит он, - другие  люди  -  имеют  чины,
деньги,  почет,  знатность,  а   я   играю   в   карты   -   благопристойно,
благопристойно, Катрин, - но играю. Пью водку, пишу скверные любовные стихи,
езжу по балам - разве так живут? А если б я был в случае - какие дела  бы  я
сделал!
     Катрин молчит.
     - Какие дела я бы сделал! - повторяет он, закрыв глаза.
     Толстый мандарин незаметно смотрит на них из двери.
     Стоят песочные часы, валяются на полу  белые  лебединые  крылья,  горят
свечи. Державин вдруг соскакивает с кресла и кладет руки ей на плечи.
     - Слушай, - горячо шепчет он, - я ведь знаю  -  Бибиков  твой  крестный
отец, он для тебя все сделает. Дорогая,  хорошая,  милая,  замолви  за  меня
слово, скажи ему только мою фамилию, умоли, чтобы он принял меня