Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Домбровский Юрий. Обезьяна приходит за своим черепом -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -
шахматы. - Я же его не знаю, но, кажется, добродушный, хороший человек. - Почему? - удивился Ганка. - А что, разве я не прав? - Нет, правы, конечно, если это только опять не по Лафатеру. - По чему? - спросил гость и сдвинул брови. - По Лафатеру? Это ведь, кажется, что-то из области физиономистики? - нерешительно вспомнил он. - Нет, я этим не занимаюсь. Но он такой толстый, одышливый... - "Толстый - значит добрый человек", - пишет где-то Сервантес, - заметил Ганка. - Вы правы, конечно: и хороший, и добрый. Только... - Только немного трусливый? - угадал гость. - А откуда вы знаете про Лафатера? - нахмурился Ганка. - Так! - неохотно ответил гость и стал складывать шахматы в ящик. - Когда я еще бегал в школу, у нас на рынке сидел старик и гадал, и над ним была большая вывеска: "Определение характера и способностей по Лафатеру", - вот я и запомнил. На другой день они сыграли в шахматы, и гость легко побил Ганку. - Что за черт! - сказал ошалело Ганка. - Нет, это случайность! Давайте-ка еще! Сыграли еще раз, и Ганка опять был побит. - Чудеса! - сказал Ганка. - Ничего не понимаю! Он встал, походил по комнате, пофыркал, потом вернулся к шахматному столику. - Нет, не могу! - сказал он. - Что ж, вы меня два раза обыграли, как мальчишку... Я ведь считался... А ну, давайте-ка еще... И третий раз Ганка проиграл. Он сначала нахмурился, засопел, зафыркал, потом подошел к гостю и хлопнул его по плечу. - Ничего не поделаешь, - сказал он, с явной симпатией рассматривая его неподвижное четырехугольное лицо, - не гожусь! Вот тебе и Лафатер! - Он довольно потер руки и захохотал. - Вот тебе и Лафатер! - повторил он весело. ...Все это вспомнил Ганка, смотря на Отто Грубера, но целая пропасть была между тем молчаливым, замкнутым, но очень сильным и живым человеком и этим страшным, костлявым призраком, с которым двое солдат, очевидно, неопытных и молодых, делали что-то непонятное. Словно какой-то ветер прошел по его лицу и стер все, чем отличается живой человек от мертвеца. Именно от трупа, тронутого не тлением, а грязной желтизной медленного увядания, была окаменелая неподвижность лица: и цвет кожи, и даже то неживое спокойствие и прямота взгляда, которым он смотрел перед собой. "Лафатер?" - почему-то вспомнил Ганка, и вдруг ему показалось, что он сходит с ума... А кровь текла и текла. Теперь на полу уже была изрядная лужица, и волосы на голове Грубера были липкие и красные. Солдаты повалили его зачем-то на пол, вернее - не повалили, а как-то пригнули, и остановились, растерянно пыхтя и не зная, что же им делать дальше. Гарднер встал из-за стола. - Господин Ганка, - сказал он громко, - так как же звать этого человека? - Я не знаю, - ответил Ганка. - Но вы же сказали "да"? - нахмурился Гарднер. - Я ответил: "Да, я не знаю". - Позвольте, позвольте! Я спросил вас: "Вы знаете этого человека?" И вы мне на это ответили: "Да, я знаю". - Вы сказали, - поправил Ганка: - "Вы не знаете этого человека?" - И я вам сказал: "Да, я не знаю". - Ловко! - присвистнул Гарднер. - Выходит, что я вам и подсказал, что вы не знаете? Вот она, школа Курцера! - обратился он к офицеру. - Узнаете? Как я сказал, Ганс? - Вы спросили подследственного, - методически ответил офицер, - не знает ли он этого человека, и на это подследственный вам ответил: "Да". - Понятно! - Гарднер посмотрел на солдат - те все пыхтели и прижимали Грубера к полу. - Отпустите вы его, - с отвращением сказал Гарднер. Солдаты отошли и встали поодаль, опустив красные руки по швам. Грубер шумно вздохнул, поднял голову, оперся рукой о пол и стал подниматься. Кровь лилась. - А ну! - сказал офицер и рывком поднял его с пола. - Уведите его! - махнул рукой Гарднер. Грубер повернулся к Ганке. - Я не знаю, что вы хотели сказать, - проговорил он спокойно, - но если вы... - Да что же это?! - рявкнул Гарднер. - Что вы стоите, как истуканы! Выкиньте его!.. Ну!.. Грубера опять схватили за руки. Офицер подошел, развернулся и ударил его. Все они вышли из комнаты. Гарднер подошел к двери и посмотрел им вслед. - Ганс, опять в рубашку его! - крикнул он. - На целые сутки в рубашку. Я потом приду, посмотрю сам... Он повернулся в Ганке. - Вот этого человека видели у вас на квартире, - сказал он своим обычным тоном. - А чтобы вы не сомневались больше, я даже скажу и кто именно его видел. Видел его у вас доктор Ланэ. Он еще предупреждал, что этот человек ему весьма подозрителен, вы же засмеялись и пригрозили ему профессором Мезонье. Кто же он такой? Он снова сел за стол, поднял пресс-папье, погладил его и оставил. Потом взял обломок карандаша, посмотрел на него и бросил в корзину. Ганка весь дрожал. Лицо Гарднера в ржавых пятнах прыгало у него перед глазами. В такие минуты он понимал, что значит увидеть все в красном свете. Его передергивало от лютой ненависти и страха перед тем, что сейчас, сию секунду, должно произойти. "Боже мой, Боже мой, - заклинал он сам себя, - что я сейчас сделаю!" Он почувствовал легкую дурноту и оперся головой о стену. Гарднер сидел и гладил пресс-папье. И вдруг, вместо того чтобы броситься на Гарднера и вцепиться ему в горло - в кадык, в кадык, в самый кадык, что так омерзительно выглядывал из- под галстука! - Ганка пошатнулся, ноги у него подогнулись, и он плюхнулся на пол. Необычайная, туманная слабость охватила его. Он снова ощутил противный запах ванили, отныне неразрывный для него с подвалом, тюрьмой и желтой лампочкой. Потом вспомнил, что Грубер безмолвно стоял, стирая кровь с волос, и она пачкала ему пальцы и капала на пол. Он почувствовал такую тоску и такое отвращение ко всему, что ему показалось - сейчас у него лопнет сердце. "Лафатер! - подумал он. - Боже мой,Боже мой, ведь это я схожу с ума!" - В смирительную рубаху, - сказал тогда ктото над ним, и глаза и щеки у него сразу стали горячими. Потом он сидел почему-то на полу, - почему? почему? почему? - смотрел на Гарднера и плакал. Слезы текли у него по лицу, - это было очень неприятно, он не стыдился и не стирал их. Гарднер наклонился, крепко обхватил его под мышки и легко оторвал от пола. - Опля! - сказал он весело. Потом Ганка увидел себя на стуле, и около него на столе лежали та же полоска бумаги и остаток карандаша. - А вы закурите, закурите, это очень помогает, - суетливо советовал Гарднер и все совал ему папиросу. Потом он зажег спичку, дал закурить и смотрел, как Ганка, посапывая, всей грудью вдыхал дым. - Что, хорошие папиросы? - спросил Гарднер. - Очень! - ответил Ганка. - Так как звать этого человека? - Ганка молчал. - Молчите? Тогда я вам скажу: Войцик, Войцик. Карл Иоганн Мария Войцик, вот как его зовут. И вы отлично знаете это. Ну что, угадал я? - Нет, - ответил Ганка и отвернулся. - Не угадали. Ничего я не знаю про этого человека. Глава шестая Сколько времени прошло с этих пор? Шли часы, может быть, дни, а может быть, и недели. Он просыпался, тупо смотрел на потолок, на противную желтую лампочку, большой, видимо, цинковый сосуд, обмазанный чем-то черным и пахучим, - дегтем ли, смолой ли, сам черт не разберет чем, - на вторую постель, что стояла напротив, и его сейчас же снова поглощало без остатка мутное, расплывчатое пятно без образа и звуков. Он так-таки ничего и не осознавал из происходящего. Впрочем, нет, он каким-то верхним чутьем не принимал, а знал, что камера эта не та и положение его уже не то, другое какое-то, и сам он уже не тот, что раньше. Как это произошло и что он сделал - этот вопрос никак не приходил ему в голову. ЭРаз, очнувшись, он увидел, что его сосед поднялся с койки. Но ему даже не пришло в голову поинтересоваться, кто он такой и откуда взялся. Потом он видел, как сосед стоит под лампочкой, держит рубашку и что-то делает с ее воротом - зашивает, наверное, - а потом, сколько он ни приходил в себя, камера опять была пуста - сосед спал, свернувшись калачиком и прикрывшись с головой одеялом. Значит, была уже ночь. Так чередовался и сосуществовал этот ясный, простой и страшный в своей простоте кошмар с глубоким и мутным забытьем. Желтая лампочка, серые, шершавые стены, вторая кровать напротив и на ней его сосед - вот и все, что он помнил. В первый раз, когда он пришел в себя окончательно, сосед сидел на кровати и смотрел на него. Ганка поднял голову и улыбнулся. - Ну, как? - спросил сосед, и только сейчас Ганка узнал его: это был Карл Войцик. - Вам лучше? Ганка помолчал, соображая, потом вдруг в ужасе вскочил с койки, сделал движение бежать, но сейчас же сел опять. Глаза его были широко открыты, он часто дышал. - Что это с вами? - спросил Карл Войцик. Ганка молчал. - Воды хотите? - Разве вас не расстреляли? - спросил наконец Ганка совсем тихо. - А что, вы дали такие показания? - без особого возбуждения, но с интересом осведомился Карл Войцик. - Ничего я не давал, - сказал Ганка. - Ну, а почему же... "В самом деле - почему? Во сне, что ли, приснилось?" - Мне показалось, - с трудом выговаривая слова, ответил Ганка, - что вас расстреляли еще вчера, но теперь я вижу, что вы и тот совсем не похожи. Войцик смотрел на него, не сводя глаз, с какой-то трудно уловимой иронией или насмешкой. - Так вас водили смотреть расстрел? - спросил он. Ганка опять задумался: что-то все время всплывало и сейчас же снова исчезало из его памяти. - На расстрел? - спросил он, морщась от усилия вспомнить все. - Водили? Нет, никуда меня не водили, я и вообще не выходил из кабинета... но вот из окна... - Ага! - сейчас же понял все Войцик. - Они подвели вас к окну и сказали: "Смотри! Вот что будет с тобой, если ты будешь упрямиться и не слушать добрых советов". Так? - Так! - ответил Ганка. Но сейчас же закричал: - Нет, нет, совсем не так! То есть так, но... - Все так! - Войцик очень твердо сказал это, показывая, что разговор на эту тему он считает оконченным. - Ну и тогда вы сделали все, что от вас потребовали? Не так ли? Ганка схватился за голову и заходил по камере. - Я что-то подписывал, - сказал он жалобно. - Я, верно, что-то подписывал... бумагу какую-то, потом письмо, потом декларацию: "Коммунизм является только нашим первым противником, за ним пойдет и борьба со всякой демократией! Мы расисты!.." Что-то в этом роде! - Очень хорошо, - усмехнулся Войцик, - достойнейший документ! И после того, как вы его подписали, вас послали ко мне и приказали: "А теперь запоминай все, что тебе будет говорить твой сосед, - в этом твой последний шанс". Так? Ганка молчал. - Видите? Опять так. Я не хочу притворяться и поэтому играю с вами в открытую. Так вот, давайте договоримся наперед: из этого... - Боже мой, боже мой! - сказал Ганка в ужасе. - Этого не было... Но ведь можно и так подумать! Как же я не сообразил всего этого! - Ну вот, - кивнул головой Войцик, - а раз сейчас вы все соображаете, давайте договоримся наперед: ничего у вас не получится. Конечно, от такого поручения вы отказаться не можете... Скажите, они сильно вас били? Ганка с величайшим напряжением смотрел на него и молчал. Что-то смутно припоминалось ему, но все время ускользало, и он никак не мог уловить то основное и единственно важное, что следовало поймать и вырвать из этой путаницы. - Я писал, я, верно, что-то много писал! - повторил он уже почти бессмысленно. - Ну, понятно! - Войцик грубо расхохотался. - Иначе разве вы были бы тут? - Он отвернулся и лег на кровать, спиной к Ганке. Потом Ганка снова спал, вернее - не спал, а впадал в тяжелое полузабытье, во время которого он помнил, однако, что он находится в тюрьме, в новой камере, что рядом с ним лежит Карл Войцик, считающий его предателем, и это, пожалуй, верно, потому что не зря, вовсе не зря его посадили в эту камеру. Сколько времени это продолжалось, он опять-таки не помнил, но его разбудила чья-то грубая рука, которая трясла его за ворот. Он приподнялся, сильным движением плеча сбросил эту руку и сел на кровати. Перед ним стоял солдат и держал в руке какую-то бумажку. - На допрос! - сказал он, а так как Ганка продолжал сидеть неподвижно, нетерпеливо добавил: - Давай, давай пошевеливайся! Ты не один у меня! ... Когда Ганка возвратился, на столе стояла довольно большая оловянная миска, по дну которой было разлито немного мутной жидкости. Рядом лежал кусок серого хлеба. - Ваша порция, - сказал Войцик, не глядя на него. Он сидел на кровати, а перед ним на табуретке стояли какие-то фигурки, слепленные из хлебной мякоти. - Ганка не сразу даже понял, что это шахматы. - Что, хоть покормили они вас там? - небрежно спросил Войцик, передвигая какую-то фигурку. Ганка стоял, молча смотря на него, но Войцик сейчас же и забыл о своем вопросе. Он сосредоточенно смотрел на шахматную доску, начерченную на табуретке, и думал. - Да! - сказал он наконец громко сам себе и усмехнулся. - И так не выходит, и так не выходит... - Войцик! - робко позвал его Ганка. - Да? - он все смотрел на шахматы. - Да, говорите, я вас слушаю. - Вы знаете, что они мне сказали? Войцик двинул было какую-то фигурку, но сейчас же покачал головой и поставил ее обратно. - Да, что же они вам сказали? - спросил он равнодушно. Ганка глубоко вздохнул и ничего не ответил. - Что за черт! - выругался Войцик, не сводя глаз с шахматной фигуры. - А если... Нет, так тоже нельзя... Ну, ну, что же они вам сказали?.. Это Гарднер, что ли, сказал? - поднял он глаза на Ганку. - Да, Гарднер. Он мне сказал: "Раз вы подписали декларацию от имени работников института против псевдоучения профессора Мезонье, значит вы наш". А если бы вы знали, какая это гнусность! Войцик молчал. - Мне осталось только одно! - сказал Ганка и облизал пересохшие губы. - Именно? -поинтересовался Войцик. Ганка нерешительно посмотрел на него. - Но вы... - заикнулся он. Войцик молчал. - Я выйду и убью Гарднера! - вдруг выпалил Ганка. Войцик поднял голову - до сих пор он все переставлял шахматы - и посмотрел ему в яйцо, быстро, внимательно и злобно, и снова стал смотреть на табуретку. - Ну конечно, вы мне не верите! - жалобно сказал Ганка, и слезы у него потекли по лицу. - Не покупайте, не покупайте меня, Ганка, так дешево! - вдруг раздраженно заговорил Войцик и повернул к нему свое ненавидящее лицо. - Вы в этих делах еще новичок. И они вас очень... понимаете, просто очень нехорошо проинструктировали. Вы спешите и путаетесь. Это же грубая и топорная работа, как вы этого сами не понимаете! Скажите им, что они от меня ничего не получат! Сегодня или завтра они меня выведут и расстреляют, только этим дело и кончится, - и он злобно смешал шахматы. - Гарднер сказал, что я должен предложить вам передать на волю записку. Сказать, что меня скоро выпустят, и если вы желаете что-нибудь передать... - Господи! - вдруг взмолился Войцик. - И это Гарднер! Но вы-то, вы-то, Ганка... Ведь вы же умный человек, вы же должны понимать... - Гарднер мне сказал, - продолжал Ганка: - "Конечно, он вам сначала не поверит, но внушите ему, что вас скоро выпустят, - серьезных обвинений против вас нет, и декларацию вы уже подписали, а дело вел ваш университетский товарищ Людовик Дофинэ". - Как? - очень удивился и даже испугался Войцик. - Вы и про декларацию должны были сказать мне? - Да, да, и про нее, и даже именно про нее. Он несколько раз повторил мне и про декларацию и про то, что Людовик Дофинэ, мой университетский товарищ, был моим следователем: "Так вот Войцику и скажите". Войцик покачал головой. - Ах, какая сволочь этот Гарднер! - сказал он задумчиво. - Ах, какая сволочь! Вы знаете, Ганка, он только кажется ограниченным, а на самом деле он очень умный, он умнее всего гестапо. Он знает, что врать и как врать, и вот на этом, именно вот на этом, они действительно могли бы поймать какого-нибудь юнца. - А вас? - спросил Ганка. Он спросил потому, что последние слова Войцика для него прозвучали так: - "Но меня, сударь, вы и на этом не поймали бы". - А меня... - в раздумье повторил Войцик и остановился. - Нет, то есть, может быть, да... То есть, конечно, нет. Но это не потому, что я не поверил бы вам, - возможно, поверил бы, и даже конечно поверил бы, но записку и адреса не дал бы. Он еще подумал. - А когда вас должны выпустить? - Да я ведь не знаю, выпустят ли, - сказал тускло Ганка. У него опять начала болеть голова и становилось душно и мутно. - Он сказал мне: "Сегодня или завтра отпустим". - Понятно! Выпустят, Ганка, обязательно выпустят! Вы им теперь нужны... - Он криво усмехнулся. - А вот Людовика-то Дофинэ, очевидно, уже...он не договорил и щелкнул себя по затылку. Ганс посмотрел на него с удивлением. - Вы меня не так поняли, - сказал он. - Какой Людовик Дофинэ? Никто со мной, кроме Гарднера, не говорил. А Дофинэ и на свете-то не существует. - Не существует? - переспросил Войцик. - Да, теперь, конечно, уже не существует. Раз Гарднер вам назвал его фамилию, значит, больше его не существует. - А разве?.. - начал Ганка испуганно. - "Разве он был?" - хотите вы спросить. В том-то и дело, что был... И университет окончил, и сторонником народного фронта был, и работал следователем в гестапо но нашему поручению. Видите, все это Гарднер учел вполне трезво. И если ошибся, то только в одном. - В чем же? - спросил Ганка. - В том, что ни адреса, ни письма я вам все-таки не дам. - Вы не доверяете мне по-прежнему? - спросил Ганка после некоторого молчания. - Нет, не по-прежнему! - ласково улыбнулся Войцик и дотронулся до его руки. - Теперь я не доверяю вам больше прежнего, потому что знаю, что вы непременно попадете опять в руки Гарднера. Войцик откинулся на стену и закрыл глаза. Вид у него был очень утомленный. Так прошло много времени. Потом он провел рукой по лицу, посмотрел на Ганку и улыбнулся. - Да, - сказал он. - Это уже все. Кто-то выдает, и умело выдает. Что, вам велели с моей запиской сейчас же прийти к ним? Ганка покачал головой. - Нет, просто сказали, чтоб я выполнил как можно лучше ваше поручение и больше ни о чем не думал. - Умно! - усмехнулся Войцик. - И умно, и дальновидно! Чем дальше знакомлюсь с Гарднером, тем больше отдаю ему должное. Ясно, что он серьезно рассчитывает на вас, и какое счастье, что он ошибается. В этом и есть залог его гибели, Ганка! - Господи! - крикнул Ганка и бросился к Войцику. - Если бы вы только знали... Если бы вы только знали, что я сделал, подписав эту подлость... Я же... я же погубил профессора! Он не выдержит, когда увидит мою подпись рядом с подписью Ланэ, и если бы вы знали еще... - Знаю, все знаю, голубчик, - ласково сказал Войцик. - И не рассказывайте мне ничего больше, не надо, я и так все понимаю. Ганка встал, провел рукой по лицу и тяжело сел опять на табуретку. - Что же мне делать? - спросил он тихо и к

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору