Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Домбровский Юрий. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -
ь?! Перед кем Склоняюсь и безмолвствую влюбленно? Громка моя размеренная речь, Вся в плавной неподвижности покоя. Есть стих, как конь, есть стих, как бранный меч, Есть стих, как слон перед началом боя! Такой мой стих, да я-то не такой Пред Вашей равнодушной красотой. Вот отчего, рассудок разлюбя, Мгновенно забывая все на свете, Одну лишь Вас имею я в предмете, Лишь Вас одну. - Тебя, тебя! Тебя!" Отходит от трюмо и вперевалку Берет свой плащ, разыскивает палку - И в дверь бегом. На берегу реки Над камнями расселись рыбаки, Достали где-то щепок на растопку, Над огоньком повесили похлебку И разговором занялись простым. И вдруг глядят: развалистый и рябый, Большой и желтокожий, словно жаба, Высокий человек подходит к ним. На нем убор блестящий, плащ крылатый; Взглянул на них, поближе подошел, Цилиндр снял, поправил свой хохол И говорит: - Как здравие, ребята? - Спасибо, ничего. - Вы чьи? - Да чьи? Мы из деревни Светлые Ручьи. - А, из деревни! - и единым оком Он смотрит неподвижно и жестоко. - Так из деревни? - подошел к воде, И жадно мочит лоб, лицо и шею. - Что ж, выпивши? - Да пить-то не умею, А помогает, говорят, в беде. - Что ж за беда-то? Вдруг взмахнул рукою, Сквозь зубы выругался и пошел, И вдруг Омир, огромен и тяжел В колокола ударил над Невою. Бежит, спешит, тяжелый и большой, Все выше, выше поднимая спину, И слышат рыбаки, как он запел: "Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына". ВЕНЕВИТИНОВ Внимайте; чтоб сего кольца С руки холодной не снимали, Пусть с ним умрут мои печали И будут с ним схоронены. "Завещание" Века промчатся и, быть может, Что кто-нибудь мой прах встревожит И в нем тебя откроет вновь. "К моему перстню" Среди могильной пыли И сами все в пыли, Мы гроб его открыли И перстень извлекли. Среди могильной пыли Кладбищенской земли. Из тесной домовины Мы вынесли на свет Его большой и длинный Мальчишеский скелет. Из тесной домовины, Тесней которой нет; И вот два музыканта, Девица знойных лет, Два франта-аспиранта И дед - пушкиновед, Священники без шапок, И в шапке землекоп, И мы, две мелких шавки, Разглядываем гроб. Там чуждый нашим спорам Лежит уж столько лет Тот мальчик, о котором У нас суждений нет. Тот мальчик, о котором Конца нет нашим спорам, Но правды тоже нет. И шептались духовные лица: "Если руки простерты на бедра, Это значит: самоубийца..." Ах, молчите, духовные лица! Спи, мой юный, мой чистый, мой гордый, Не достать их догадливой сплетне До любви твоей двадцатилетней. У нее ни морщин, ни седины, И ни повода, ни причины, Ни начала, ни окончанья, Только радуги, только звучанья, Только свет из глазничных отверстий Все светлей озаряет твой перстень, Да шумит покрывало у милой, Что пришла погрустить над могилой. Что ж грустить? Не звала, не любила, Только перстень она подарила, Только перстнем она одарила, Только гибелью благословила. Осветила мучительным взглядом, Напоила любовью, как ядом; И твое утомленное тело, Словно яблочный цвет, облетело, Оставляя на старом погосте Черный перстень да белые кости. Так лежи, возлагая на бедра В отверженьи, в бессмертьи пустом Эти руки, простертые гордо, - Но не сложенные крестом! Пусть плюются духовные лица, Негодующей верой полны, И над черепом самоубийцы Видят синий огонь сатаны! Пусть трясут они гривою конскою, Вспоминают евангельский стих, - _Там_ посмотрят княгиню Волконскую И не очень послушают их! КЛЮШНИКОВ Однажды, поднимаясь от залива, На памятник наткнулся я красивый: Средь горных сосен в узком их кругу Стоял он, ангел отрешенный, белый, И девушка в хитоне, паче мела, Грустила на высоком берегу. Ее лицо, бровей ее дугу, Все для полета собранное тело И эту невесомость без предела - Власть мрамора и розы на снегу. Воспоминанье общее об этом Я сохранил доныне. Пьедестал Тяжеловесным золотом блистал И отдан был лирическим поэтам: Некрасов, Майков, Тютчев, Пушкин, Блок, Конечно, Надсон, Лермонтов, Плещеев... Кто притащил строку, кто десять строк, Невесту провожая в дом Кащеев. И говорил лирический букет: Люблю тебя, хотя тебя и нет! Как вдруг с высокой глыбы пьедестала Совсем иная надпись проблистала: "Я не люблю тебя, мне суждено судьбою Не полюбивши разлюбить. Я не люблю тебя моей больной душою, Я никого не буду здесь любить. Я не люблю тебя, я обманул природу, Тебя, себя, знакомых и чужих, Когда свою любовь и бедную свободу Я положил у милых ног твоих. Я не люблю тебя, но, полюбив другую, На сотни мук я б осудил себя - И, как безумный, я и плачу, и тоскую - Все об одном: я не люблю тебя". И подпись: "Клюшников". Да кто же он такой, Обвивший крест у Южного залива? Но как ни напрягаю разум свой, Я многого не вырву из архива! Да, при Белинском был такой поэт, Одна из звездочек его плеяды, Его и в словарях искать не надо, И в сборниках его, конечно, нет, - Но кости, погребенные в могиле, Его стихов, конечно, не забыли. А тишина! А тишина кругом! Лишь зелень утомленная, да море, Да девушка на камне гробовом, Парящая в оранжевом просторе, Да власть стиха! Немного лет назад (Немного лет, раз есть стихи из Блока), Стихами отправляли в Рай и в Ад, И грозен был тяжелый ямб пророка. Стихами убивали, и стихи Врезали в мрамор, как эпиграф к смерти. Их не стирали ни дожди, ни мхи, Не заслоняли ни кресты, ни жерди. Был стих суров, как воинский приказ, И в оный день отчаянья и гнева Он прогремел, и даже Бог не спас Его лучом пронизанную деву, А был ли то литературный жест, Слеза ли Демона пробила камень, - Ей все равно: над ней разводит крест Недоуменно белыми руками. Спускаюсь вниз - закат уже погас, Знакомая актриса в пестрой шали Идет навстречу: "А мы ждали, ждали, Мы совершенно потеряли вас." Гляжу на губы, на лиловый грим, На тонкие и выспренные брови: "Там на горе..." Мы долго говорим О странной ненавидящей любови. Когда искусство превратилось в кровь, Тогда собьешься и не скажешь сразу, Где жест актера перешел в любовь, А где любовь переродилась в фразу! КОЗЛОВ Певец! Когда перед тобой Во мгле сокрылся мир земной. Пушкин. "Козлову" "Ночь весенняя дышала Светло-южною красой, Тихо Брента протекала, Серебримая луной." {*} Тихо в сумрачном канале, Отражающим луну, Дева в черном покрывале Молча смотрит на волну. Он гребет, на лодке стоя, Быстрый, яркий, как волна, Но красавца за фатою Не заметила она. И не слышит, как в палаты Бьет напевная волна. . . . . . . . . . . . . . . . Ночь и грязь. Домов квадраты Крестит дождик полосатый. Тучи мчатся, ночь темна. Заиграл сверчок на печке, Ветер кинулся в окно; Оплывают тихо свечки, Утомленные давно. Мелкий дождик нудит, нудит... Дочка борется со сном. Может, хватит, может, будет? Может, тоже отдохнем? Но вперяя взгляд лучистый И сжимая пальцы рук, "Заструился пар душистый!" - Ты приказываешь вдруг. И опять цветы и маски, И рапиры, и щиты, И корсеты, и подвязки - Все взбесившиеся краски Разъяренной красоты. Знаешь? Я с тобой согласен: Из скворешен и квартир До нелепости ужасен Этот вылинявший мир. Так хватай же кисти смело И не бойся ничего - Только синим, только белым, Только красным крой его! И тогда средь одиночки, Вдохновенной слепоты, Из тугой и жесткой почки Хлынут липкие цветы. Ты увидишь на мгновенье, Неподвижно и светло Все, что гибнущее зренье В темноту перенесло. То, стыдясь и хорошея, Вновь вошла в свои права Абсолютная идея - Неподвижность божества. Светлый рай олеографий - Красота добра и зла, Все, что нам на мокрый гравий С неба Муза принесла. {* "Венецианская ночь".} АНРИ РУССО 1 Мир этот многоцветен и нечист, Мерцающий, безумный, исступленный; Но ты пришел, ты свет зажег зеленый, А солнце осветило каждый лист, А там еще трепещут жемчуга Змеиных тел, там дым и свет пожара - На голубых танцовщицах Дега, На розовых животных Ренуара. Там есть еще багровый жирный цвет Страстей и чувств кровавые изнанки. Там так нежна фигура Таитянки. Струящая почти лиловый свет... Там чертово вертится колесо, И бледный от томления и страсти, Вселенную там рушит Пикассо, Чтоб вновь срастить рассыпанные части. Там словно висельник застыл в дверях Потусторонним холодом овеян Суровый католический монах С ключом в руках и вервием на шее. Взгляни - и мимо, около окна, Стоит поэт твой - прост, многотелесен, {*} С улыбкою он смотрит с полотна В тот скорбный мир, где не хватает песен. А рядом Муза - край ее плаща Касается зеленого хвоща; И море, недоступное для бури, Несется здесь из тюбика лазури. {* Картина "Поэт и Муза".} 2 Море, море, пароход, Маленький кораблик. Отразились в ряби вод Розовые сабли. Из высоких труб идет Голубая вата, Где же этот пароход Видел я когда-то? Где я видел кудри скал, Чаек в красном свете? Для кого я рисовал Пароходы эти? О, далекий край земли, Где по ровной глади Проплывают корабли В детские тетради? Где в раскрашенный блокнот Желтый, словно репа, Пробирался хитрый кот, Выгнутый свирепо. 3 Оглушительно дыша, Вышел он из камыша И глядит стрелою в цель. Устремляется газель Специально, чтоб упасть В поджидающую пасть. Тигр расправил для красы Африканские усы, Встал во весь звериный рост И раскручивает хвост. 4 Точка, точка, бугорок, Пара рог да пара ног... Неужели, неужели Это все, что от газели? 5 Ира! Ира! Ира - план, Посади меня в карман, Разверни свои бока, Подними под облака! С воротом распоротым Мы парим над городом, Наблюдая с высоты, Как горбатятся мосты, Как ложится ловко Синяя штриховка: То у круглой арки Разлеглися парки. То, косматей медвежат, Ели город сторожат. То идет по улице Лошадь меньше курицы, С белою попоною, С черною короною, С красною каретою, С гривою-кометою. 6 Точка, точка, запятая, Минус, рожица кривая. Ручка, ножка, огуречик - Вышел к морю человечек, И сияют на картинке Человечкины ботинки, И цилиндр, и часы, И кудрявые усы. И, подумав, я рисую Рядом даму голубую - Тонкую, унылую, Бледную и милую. Точки, точки, точки, точки, Черный пудель на цепочке. Дом, труба и из трубы - Дыма черные клубы. 7 А на пестром рынке Кринки да корзинки, Ходят да толкуют, Спорят да торгуют... Рыбьими салатами, Утками пернатыми, Виноградом, розами, Яйцами розовыми. 8 Шел однажды я по рынку, Спотыкнулся о корзинку... В этой маленькой корзинке Все товары хороши: Пудра, кружево, ботинки - Что угодно для души. 9 Ах, угодны для души Ваши мне карандаши! Молодые игры, Пожилые тигры, Храмы голубые, Дамы молодые, Небо, в небе колесо... Вы создатель их, Руссо... * * * Увы, весь этот мир не для меня! Неискренний, двуличный и пытливый, Я полюбил змеиные отливы И радуги угарного огня. Я полюбил разъятый, словно труп, Мой страшный мир в палитре увяданья; Но в оный час, когда из жестких губ Вдруг вылетит склерозное дыханье, И будет взгляд мой искренен и туп, Но страстного исполнен ожиданья, И я увижу смерть - совсем не ту, Что с детства мне обещана преданьем, - А дикий свет, нагую высоту, Вне образов, времен и очертань

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору