й даже пошло на пользу. Не в меру она
растолстела. А теперь вон какая. Не то что я. - Х-арн посмотрел на свое
отощавшее, ставшее жилистым (и, наверное, невкусным - почему-то пошутил он)
тело. - Ну ничего, - злорадно подумал он про толстяка. - Этого съедят в первую
очередь, вон сколько сала". Лидия тем временем, наплевав на запрет, бухнулась
в воду и поплыла. Ничего особенного не случилось, кроме того, что Лидия плыла
в реке, в которой еще никто никогда не плавал, и, кроме того, что от ее
плывущего (она хорошо плавала) тела расходились самые обыкновенные круги. И
круги были круглые.
 
- Во дает, - восхищенно сказал восторженный толстячок. - Прямо африканская
лягушка.
 
- Что значит африканская? - почему-то обиделся Х-арн, словно ему не все равно
было, какая Лидия лягушка.
 
- А похоже, - ответил толстячок. - Ох, щас вон тот веслом ей даст по башке.
 
Чахоточный снова закхакал и поддержал товарища:
 
- Ну. И сразу утопнет. Лягуха-то.
 
Лидия не слышала или делала вид, что не слышала. Х-арну захотелось врезать ей
как следует, а заодно и этим двоим.
 
- Немедленно вылазь! - крикнул он, понимая, что сморозил чушь перед этими
двумя.
 
Отдуваясь, как морж, гребя перед собой, она повернулась к Х-арну и приветливо
помахала рукой.
 
- Послушайте, вы что, женофоб? - взглянув исподлобья на толстяка, спросил его
Х-арн.
 
- Да ну вас, - весело ответил тот. - Что это у вас все выводы какие-то? Стоит
поругать бабу, и уже в женофобы записали, правда, Толя? - обратился он к
товарищу.
 
- Ну, - согласился охотно тот.
 
- Мне кажется, милейший, - продолжал толстячок, - что у вас парадоксальные
взгляды на жизнь.
 
- На жизнь? - злорадно усмехнулся Х-арн, довольный промашкой собеседника. Тот
смутился.
 
- Ну, не знаю, как это назвать... Впрочем, если вы читали Лао-Цзы...
 
- Читал, читал, - уже охотнее заговорил Х-арн. Ему впервые попадался такой
разговорчивый собеседник. - А вы что же, и Лао-Цзы знаете?
 
- И Лао-Цзы, и Кришнамурти, и Раджнеша почитывали, - потирая от удовольствия
руки, почему-то шепотом сказал собеседник.
 
- Ну, этого я не знаю, - сказал Х-арн. 
 
- Да бросьте вы эти старые замашки, сейчас не те времена, - укоризненно сказал
толстячок, но при этом сам невольно зыркХнул по сторонам глазами.
 
- Нет, я в самом деле не читал и не знаю, - искренне ответил Х-арн.
 
- Совершенно напрасно, дружочек, - он подмигнул Х-арну. - Тантра, знаете ли,
забавная вещь. Хитрая такая штучка. Объемная. Правда, Толя? - обратился он к
своему спутнику, который, видимо, на все случаи жизни был у него под рукой.
 
- Ну, - ответил тот.
 
- Э-э... простите, - снова начал Х-арн, - это тантра вам сказала, что женщина
гадость?
 
- Вы какую женщину имеете в виду? - мило улыбнувшись, начал толстячок, и
ямочки на его щеках засияли. - Женщину вообще, как идею, в платоновском смысле
слова или конкретно проявленную женщину, скажем, плавающую в водах священной
реки? - При этом он повернулся и с долгим любопытством посмотрел на лежащую на
спине Лидию. При этом он даже сделал кулаки биноклем, чтобы лучше ее
рассмотреть. Х-арн смутился. Он не ожидал увидеть в своем случайном
собеседнике философа. Тот с видимым удовольствием пережидал конфузливость
Х-арна.
 
- Ну, я вообще, - замявшись, сказал Х-арн.
 
- Ну а если вообще, так знайте, что женщину как идею я очень даже люблю и чту
и ничего выше женщины в идейном смысле слова не поставлю, даже идея
государственности для меня на втором месте после женщины. Но, простите,
конкретное проявление женственности в конкретных обстоятельствах... сами
понимаете...
 
- Да, да, конечно, - согласился Х-арн, смутно понимая, с чем он соглашается, и
злясь на себя за эту торопливость, в которой он усмотрел свою подчиненность
ученому толстячку.
 
- Так что, какой же я вам женофоб, милейший? Я в свое, знаете ли, время
страшно обожал... Особенно вот таких... - Он снова навел на Лидию самодельный
бинокль и, помолчав, добавил: - Я вот таких особенно... Это ваша женщина?
 
- Моя, - осторожно, нейтрально ответил Х-арн, не зная, сказать об этом с
гордостью или с сожалением.
 
- Да, это заметно, - с глубокой задумчивостью в голосе произнес собеседник. И
опять было непонятно, порицал он Х-арна или...
 
- Спорим на что угодно, - продолжал толстячок, - что ее зовут как-нибудь Лидия
или Фидия, или Мидия... в общем, что-то в этом роде? Спорим? - улыбнулся он
Х-арну. Причем улыбнулся так мило и настойчиво, что Х-арн, которого поразила
проницательность толстячка, ответил ему такой же улыбкой.
 
- Вы угадали. Ее зовут Лидия.
 
- Почему это угадал, - обиделся толстячок. - Я просто знаю женщин, а этих в
особенности, этих Лидий. Вот их-то я и любил больше всего.
 
- Зачем же вы назвали Лидию гадостью? - съязвил Х-арн.
 
- А вы считаете женщину чем-то иным? - искренне удивился тот. - Человек вообще
так устроен, что обожает всякую гадость. А эту, - он ткнул пальцем в
выходившую из воды Лидию, - в особенности. Так вот, как всякий нормальный
человек... ничто человеческое мне не чуждо.
 
- Простите, - возразил ему Х-арн, - мне кажется, что это у вас парадоксальные
взгляды...
 
- А мне наплевать, - равнодушно ответил тот, - как хотите, так и считайте.
Впрочем, вы счастливый человек, - и он еще раз с видом знатока оглядел Лидию.
 
Она только что вышла из воды и, вся золотисто-бронзовая, выкручивала длинные,
почти до пояса отросшие волосы.
 
- Диадема, венец, елочная игрушка! - с форсированным восхищением заключил
толстячок. - А, Толя?
 
Толя покашлял в знак согласия, и черты его плохо очерченного лица, точнее
перечеркнутого различного рода и направления морщинами, смялись всмятку. По
всей вероятности, Толя улыбнулся. К тому же восхищенный толстячок толкнул его,
и он, схватившись за грудь, как китайский болванчик, закивал головой, зайдясь
в приступе кашля.
 
- Нет, нет, вы счастливчик, - окончательно заключил толстячок, и глаза его
завистливо сверкнули.
 
- Вы это серьезно? - скептически ухмыльнулся Х-арн, задетый тем, что в его
положении его еще могут считать счастливым.
 
- Конечно. Расположились как на пляже, загорают себе... голенькие.
 
- Так в чем же дело, - мрачно сказал Х-арн. - присоединяйтесь. Места много.
 
- Э нет, голубчик, это вы можете, а мы свое дело знаем. - И он еще раз
взглянул на Лидию. - Русалка. Богиня. Эллада.
 
- Вы, наверное, чего-то недопонимаете, - попытался объяснить ему Х-арн то,
чего и сам не понимал, вдруг поймав себя на тоскливой мысли, что ему очень
хочется кому-то пожаловаться. - Нас не берут с ней вместе, понимаете?
 
- А по отдельности? - с любопытством спросил словоохотливый толстячок. И,
противно рассмеявшись, тут же добавил: - Впрочем, меня это не касается.
 
- Вы шутите, - со злой обидой сказал ему Х-арн, - а я-то думал, вы поможете
мне выпутаться из положения.
 
- Смешной человек. Ничего я не шучу. И выпутывайтесь сами как знаете. Устал я
с вами. И мухи загрызли. - Толстяк сорвал веточку и яростно стал отбиваться от
мух и слепней, потеряв всякий интерес к Х-арну. Х-арн не стал навязываться.
 
Лидия, распластавшись, лежала рядом, обнаженная, влюбленная в солнце и песок,
влюбленная, как всегда, в себя. Она ничего не понимает и не хочет понимать,
она не делает никакого различия. Толстячок со своим человекообразным Толей
сидели на корточках и с любопытством смотрели, что делается на том берегу.
Х-арн был на редкость самолюбив, и это неожиданное равнодушие к нему
философствующего толстячка, к которому он даже успел уже привыкнуть и
почувствовать какую-то симпатию, больно его ударило. Он тоже перевел глаза на
тот берег, с тоской почувствовав, что с толстячком ему больше не видеться и не
говорить.
 
На том берегу лодочник высадил людей, вытащил на песок лодку и, сполоснув в
реке руки, вытер их о свою густую шевелюру. Потом отстегнул от пояса кожаный
мешок с деньгами. Встряхнув им, он направился к стоящему невдалеке дощатому
домику, напоминающему миниатюрную летнюю дачку. Одним пинком ноги он открыл
дверь и скрылся.
 
Люди, которых он высадил, все как один повернулись лицами к реке, прощаясь
взглядом с дорогой, которой они пришли к переправе, грустно повздыхали и
побрели туда, куда лежал их новый путь. Молчаливая суровость лодочника не
предвещала никому из них ничего хорошего.
 
Лодочник вышел из своей летней дачки (Х-арну почему-то вспомнилась Рига, река
Лиелупе, один из ее рукавов, сплошь покрытый малюсенькими дачками, наподобие
этой). К поясу лодочника теперь был пристегнут пустой мешок, а в руках он
держал какой-то сверток. Лодочник сел в лодку. В свертке оказались бутерброды,
на которые он с жадностью набросился.
 
На этом берегу все замолчало, сраженное зноем. Лидия лениво лежала, отдыхая
после купания, собеседник Х-арна сидел в знакомой Х-арну йоговской позе
Сиддхасана, и лицо его выражало блаженство. По-видимому, он медитировал. Может
быть, он медитировал на своих воспоминаниях о женщинах, которых он ставил
превыше государства. Подошедшие новые лица негромко приветствовали сидящих,
но, видя, что те не отвечают, тоже уселись ждать, стараясь быть по возможности
незаметнее. Постепенно и Х-арн отдался во власть полудреме, полувидениям.
По-настоящему задремать Х-арну никогда не удавалось. Но в таком вот состоянии
(видимо, это было состояние предельной усталости), когда ему удавалось
отключаться от своих переживаний, перед ним вставала смена реалистически
виденных картин, а может быть, событий (он не знал, как правильно определить
виденное). Вот и сейчас их легковая машина неслась по Загородному проспекту в
направлении Силеногорска. Они ехали на свою дачу. Машину вела Лидия. Виноват,
конечно, он: нельзя доверять руль раздраженной женщине. Впрочем, он хотел
поменяться. Она не согласилась. "За жизнь свою дрожишь? Успокойся. Оставлю я
тебе твою жизнь, оставлю". В этот раз они ссорились из-за мебели. Она хотела
продать гамбургский гарнитур, резной, черного дерева, и купить венецианский,
светлый, для чего нужно было переклеить обои в комнате. Этот гарнитур в
единственном экземпляре хранился на мебельном складе для дипломатического
корпуса Республики Мали. Но мэр города Бомако, с которым она познакомилась на
вечере в Доме ученых, где Лидия работала главным бухгалтером, пообещал
похлопотать, и хлопоты его увенчались успехом. Платите и берите. А какой
гарнитур? А? Роскошь?
 
- Анекдот, - сказала Х-арну Лидия в ту же ночь в постели. - Фантастика.
Какой-то черножопый эфиоп... одно слово, и гарнитур наш. Скажи, Х-арн?
 
- Они не эфиопы.
 
- Какая разница, Х-арн, все равно черножопый.
 
- Хотел бы я быть таким "черножопым", - со злостью ответил Х-арн и погасил
лампу.
 
Но Х-арна не интересовал венецианский гарнитур. Х-арн сейчас был увлечен
машинами и последней маркой видеомагнитофона, который ему привезли из Японии.
За видеомагнитофон он еще не выплатил последнего взноса. Отдать надо было
русской иконой. И Х-арн колебался. Он боялся продешевить. Он боялся, что икона
уйдет за границу. Он боялся криминала. Если бы не эта ссора, он, может быть,
что-нибудь заметил, а так он увлекся, раздраженный и злой, потерял
бдительность. Вечно они ссорились с Лидией то из-за кооператива, то из-за
машины, то из-за дачи, а чаще всего из-за тещи.
 
Когда они доехали до мраморной скульптуры Силена, они все еще ссорились. Силен
держал на коленях по голенькой нимфетке, одна из которых вцепилась ему в
бороду, а другая прижимала руку пьяного божества к своей каменной груди.
Второй рукой мраморный фавн прикрыл нежный бугорок Венеры одной из нимфеток,
отчего на лице ее нарисовалось неописуемое блаженство. Даже сквозь мрамор
чувствовалось, как в бугорке этом пульсирует юная, жаркая кровь. Силен
улыбался и словно подмигивал Х-арну, как бы говоря: "Бросай старух, приятель,
и переходи на школьниц. Коротенькие платьица и крутые ягодицы - вот высшая
поэзия чувственного мира". Х-арн завидовал Силену, однако Лидию бросать не
собирался.
 
От Силена, обозначавшего начало Силеногорска, дорога сворачивала влево и вниз
к морю. У самого моря располагалась их дача. По дороге к даче и до самой дачи
они все еще ругались. И, конечно же, в этой бестолковой ругани он ничего не
заметил. Да и что он мог заметить? Эти люди работают так, как вилами на воде
пишут: никаких следов. Это, пожалуй, единственный аппарат в государстве,
который работает четко и бесшумно, как мотор самой комфортабельной
американской марки. Правда, теща потом на свидании давала ему понять, что она
якобы делала знаки глазами, и даже руками махала с риском для жизни (она
всегда все делала с риском для жизни: мужа отхватила с риском для жизни,
кооператив - с риском для жизни, заграничную путевку - ну, это понятно, тут
никто не спорит). Но теща врет. Впрочем, черт ее знает, может, и не врет...
Хотя теще, знаете, верить. В общем, их взяли с Лидией тут же, на даче, как
только они въехали в ворота. Да и в том ли суть, что они не заметили? Какая
разница, где бы их взяли: на даче или в кооперативной квартире, или, ну это
вряд ли, на вечере в Доме ученых.
 
Х-арн очнулся. Стук копыт вспугнул его видения, чему Х-арн был очень рад.
Видения эти, как кошмарный сон, преследовали его даже здесь. Зной висел в
воздухе, и, казалось, он повис навеки. Ничего не изменилось за это время, что
Х-арн пребывал в каком-то другом, дурном, как ему теперь казалось, мире,
представления о котором он имел теперь смутные, нереальные и болезненные. Он
даже совсем хотел бы искоренить память о нем, но знал, что это невозможно и
что за все придется предъявлять счет.
 
Стук копыт, похожий на лошадиный, окончательно вернул Х-арна в реальность. Он
увидел возле себя лежащую Лидию, расслабленную, как кошка, и снова мокрую
(значит, она успела за это время еще раз выкупаться). К толстячку и его
спутнику, все так же задумчиво глядящим на тот берег и утратившим свою
веселость, присоединились три женщины, одна из них совсем молодая. Женщины
сидели на песке в скорбных позах, обхватив головы руками в ожидании переезда.
Стук копыт раздался отчетливее и уже не прекращался. Он доносился с
противоположного берега. Потом он стал громче (Х-арн еще не успел подумать
изумленно, откуда в таком месте лошади), и на белую, раскаленную зноем дорогу
вышел кентавр. Х-арн подумал, что у него галлюцинации и что, может быть, ему и
правда не мешает искупаться. Но видение не рассеивалось. Это был настоящий
кентавр. Он постоял некоторое время на дороге, как это делают дикие животХные,
потом подошел к реке, согнул передние ноги и, подломившись, стал пить прямо из
речки, припав к ней ртом.
 
- Лидия, - воскликнул Х-арн. - Ты погляди! - Лидия привстала и посмотрела в
сторону, куда указывал Х-арн. Она увидела кентавра и радостно вскрикнула.
 
- Ой, Х-арн, какая прелесть! Это же кентавр. Какая прелесть!
 
"Нет, - подумал Х-арн, - женщину ничем не удивишь. Эту женщину, - поспешил
добавить он, зная по собственному опыту, что другие женщины удивляются часто и
охотно, особенно если удивление их хорошо оплачено. - Нет, но Лидия, Лидия-то
какова. Прелесть. Словно мы в зоопарке".
 
Кентавр тем временем напился, поплескал в лицо водой и, поднявшись, направился
к лодочнику. Лодочник к этому времени уже кончил трапезу и стряхивал с голых
колен крошки, которые прилипли к телу. Они с кентавром пожали друг другу руки,
после чего лодочник сходил в свою дачку и вышел оттуда через минуту уже с
огромным мешком, который он нес как куль муки, на загривке. Мешок, так же, как
и маленький поясной, был из кожи и так тяжел, что, когда лодочник взвалил его
на кентавра, у того слегка подогнулись передние ноги. Кентавр обхватил мешок
руками, сказал что-то лодочнику. Тот кивнул. И кентавр неторопливой гарцующей
походкой удалился в лес. Причем если лодочник нес мешок на загривке, как это
делают грузчики, то кентавр, у которого мешок лежал на крупе, придерживал его
вывернутыми назад руками, что поразило Х-арна из-за неестественности
положения. Но потом, когда звучные шаги кентавра растаяли в сухом воздухе,
Х-арн понял, что это положение неестественно для людей. А кентавру так,
наверное, было удобно.
 
- А что в мешке, Х-арн? - почему-то заинтригованным шепотом спросила Лидия.
 
- Не знаю. - Х-арн пожал плечами. - Быть может, деньги.
 
- Лопатой они прямо гребут. Вот тебе бы, Х-арн.
 
- И что было бы? - иронично спросил Х-арн.
 
- Глупый человек. Деньги были бы.
 
Лодочник столкнул лодку на воду и, лениво помахивая веслом, направился к
берегу, где столпились ожидающие. Он греб, стоя в лодке, едва окуная весло в
воду, почти не делая никаких усилий для толчка, тем не менее, лодка шла ровно,
плавно, без рывков, а весло совсем не оставляло брызг. "Мастер!" - подумал
Х-арн. И вдруг ему захотелось вскочить в лодку, взять в руки весло и вот точно
так же, как этот... легко, без усилий, плавно, неторопливо. Не боясь зноя, в
одной шкуре на голое тело, таким же могучим, красивым, угрюмым, диким.
Воспаленными от зноя глазами сквозь едкие от пота слезы смотрел Х-арн на
лодочника и по мере приближения того к берегу чувствовал, что этот человек
несет ему что-то новое, неожиданное, суровое. Сердце его болезненно сжалось.
 
На этот раз Х-арн решил быть более настойчивым. Чутье подсказывало ему, что
промедление может оказаться для него роковым. Что, собственно, произошло? Он
не понравился лодочнику? Или за лодочником стоит какая-то высшая сила и
лодочник - только ее орудие? За ними следят? Их действия направляют? Так ли уж
необходимо ему, Х-арну, на тот берег? Стремятся туда люди по своей воле или их
влечет чужая воля? Все эти вопросы, рождавшиеся в мозгу Х-арна, тут же и
умирали, не получив ответа. Главное - переехать, а там уж все пойму, упрямо
подумал Х-арн. И, крикнув: "Лидия, пошли", схватил за руку Лидию и растолкал
скопившихся.
 
- Сейчас наша очередь! - с вызовом сказал он. Ему никто не возразил. Лидия
вырвала руку. В пылу азарта Х-арн даже не обратил внимания, что она так и
осталась обнаженной.
 
- Дай одежду-то взять, - сказала она и пошла за своей мешковиной. Лодка с
приятным шорохом потерлась о песок и остановилась.
 
- Вот так! - сказал Х-арн лодочнику, стараясь унять разволновавшееся сердце. -
Понял? Сейчас наша очередь. Моя и... - он поискал глазами Лидию, которая
подходила с мешковиной в руках, - и ее. Понял? Все. Мы едем.
 
- Деньги! - коротко сказал лодочник, не глядя на Х-арна.
 
Все стали рыться в карманах. Х-арн тоже. Дрожащими руками он не мог найти
монету, его пронзил ужас: неужели потерял?! Наконец монета нашлась.
 
- Вот! - вытащил ее Х-арн и повертел перед носом у лодочника. Тот отстранил
его руку и приказал:
 
- В лодку!
 
- Лидия! - крикнул Х-арн. От волнения он весь засуетился, словно ловил и никак
не мог поймать такси.
 
- Не кричи, здесь я.
 
Толпа молча расступилась, пропустив Лидию вперед. Она вошла, так и не накинув
свою мешковину, не обращая ни на кого внимания, с загадочной усмешкой на
губах. Шла красивая сорокалетняя нерожавшая женщина, в меру похудевшая,
сохранившая рост и формы, что выделяло ее среди всех присутствующих особ едва
различимого пола. Она шла, аппетитно подергивая половинками круглого
загорелого зада, тугие груди вздрагивали при каждом шаге. Лодочник длинным
взглядом прошелся по Лидии, но по лицу его нельзя было сказать, какое
впечатление произвела на него Лидина красота. Тем не менее, Лидия вглядывалась
в его лицо. Ей важно было узнать, увидел ее лодочник или не увидел. Лидия
подошла и стала плечом к плечу с Х-арном.
 
- А, ты здесь, - удовлетворенно сказал Х-арн и приготовился войти в лодку.
Легким нажимом руки лодочник оттеснил Х-арна так, что, если бы толстячок,
бывший собеседник Х-арна по женскому вопросу, не поддержал его, он упал бы.
 
- Насилие! - шепотом сказал Х-арн, чувствуя, что губы его покрылись шелухой.
Он рванулся из рук толстячка и встретился своим взглядом со взглядом
лодочника. В том взгляде не было никакого зла и никакой личной ненависти или
неприязни. Была только непреклонная решимость