назвать стариком. Скажите ему, что в его возрасте
лошади уже дохнут. Причем давно.
 
ОН. Скажу.
 
ОНА. Я все-таки поставлю чайник.
 
ОНА выходит, Он встает, бродит по комнате.
 _
Пауза.
 _
ОН (Развал... Разруха... Розетка вырвана из стенки, висит на честном слове...
Пыль всюду... На зеркале можно писать... Не смотрит она на себя, что ли? Внизу
обои обглоданы... Интересно, кто же их глодал? Собаки вроде нет... Кота
тоже...)
 _
Входит Она.
 _
ОНА. Что вы ищите?
 
ОН. Ничего.
 
ОНА. Лучше скажите честно, что вам нужно, я сама покажу.
 
ОН. Я смотрю... Вот розетка у вас в опасном положении. Ежели бы вы дали мне
отверточку и винтики... Инструменты есть в этом доме?
 
ОНА. Сейчас принесу.
 _
Уходит.
 _
ОН. (Когда я был пацаном, мне в голову приходили всякие неординарные идеи,
которые я тут же пытался реализовать, не допуская никаких сомнений. Когда я
еще не позволял МЫСЛИ сделать меня трусом, я вошел однажды в отношения с
испорченной розеткой и оторваться от нее уже сам не смог. По всему моему
маленькому телу пошли ужасные конвульсии, и я не знаю, что бы я представлял из
себя в данный момент, если бы не оттащила меня мама. С тех пор у меня с
розетками странные отношения: если вдруг бросается в глаза какая-нибудь...
старенькая, жалкая, да еще и вырванная насильно с насиженного места... сердце
сжимается и так и тянет к ней... так и тянет...)
 _
Входит Она с ящиком.
 _
ОНА. Привычка - страшная вещь. По привычке может тянуть туда, куда совсем не
нужно. Ищите сами.
 
ОН (Ищу. Какое богатство! Сколько нужных, прекрасных вещей... Винтики, гаечки,
гвоздики...)
 
ОНА. Скажите, что возврата нет.
 
ОН. Куда?
 
ОНА. Сюда.
 
ОН. Кому сказать?
 
ОНА. Ему.
 
ОН. Скажу.
 
ОНА. А когда человек знает, что возврата нет, он постепенно успокаивается.
Спокойствие - это то, что нам всем сейчас нужно более всего. Вы согласны со
мной?
 
ОН. Да. (Я как-то органически буквально начал кое-то понимать. Со мной такое
бывает иногда: не понимаю ни черта, в голове туман, а потом начну что-то
делать руками, и ситуация проясняется. История банальная... Что-то похожее я
где-то раньше уже слыхал. Главное сейчас как-то сбить ее с НЕГО и вставить
свой вопрос.) Если возврата нет, так не стоит о НЕМ и говорить.
 
ОНА. Я не хотела, само вышло.
 
ОН. Плюнуть, растереть и забыть, если нет возврата.
 
ОНА. Не надо меня провоцировать.
 
ОН. На что я вас провоцирую?
 
ОНА. Вы сами прекрасно знаете.
 _
Слышен свист чайника, Она выходит.
 _
ОН (Люблю я, грешник, чайник со свистком и часы с кукушкой.)
 _
Входит Она.
 _
ОНА. Он может плевать на меня, топтать, уничтожать, но я не буду делать ЭТОГО
ни за что.
 
ОН. Он не уничтожает вас.
 
ОНА. Пытается уничтожить, я знаю. Я очень плохо чувствую себя вечерами и
понимаю, что это его рук дело... То есть, головы, - он посылает мне злые
мысли. Но я ни в коем случае не буду уподобляться ему. Вас не ударит током?
 
ОН. Не ударит.
 
ОНА. Я ни одной плохой мысли не допускаю о нем, и о женщине думаю только
хорошо. Я каждый вечер, когда мне плохо, молюсь за нее: дай ей Боже силы, -
раньше я несла тяжкий крест, теперь несет она.
 
ОН (Вот когда доходит дело до креста, я всегда обычно замолкаю.)
 _
Пауза.
 _
ОНА. Спасибо вам.
 
ОН. Не стоит благодарности.
 
ОНА. Стоит. Более чем. Я совершенно потеряна между этим всем: проводкой,
трубами... Они прогнили все... Кран в ванной течет... Иногда хочется самой
бежать, бежать отсюда, как можно дальше бежать и никогда не возвращаться. Но
что делать? Кому-то надо и остаться.
 
ОН (Сидим. Молчим. А где-то кто-то играет. Рядом совсем.) Кто это играет?
 
ОНА. Не знаю. Наверное, сосед какой-то за стеной.
 
ОН. Вы не общаетесь с соседями?
 
ОНА. Почему? Общаюсь. С теми, кто напротив. Но за этой стеной я никого не знаю
- она капитальная. Там уже другой подъезд.
 
ОН. Тогда здесь коридор был общий туда. Длинный, на десять квартир, а туалет
один...
 
ОНА. Да. Я переставила все. Сразу, как только не стало здесь его. Я не могла
оставить все по-прежнему...
 
ОН. Здесь вообще не комната, а кухня была. А там, откуда мы вошли, - черный
ход. Парадный был всегда закрыт. Там прямо перед ним жил один злодей... То
есть, как я понимаю сейчас, никакой он был не злодей, просто комната его
оказалась проходной. Кому приятно, если ходят через тебя. А изначально это был
очевидно вестибюль...
 
ОНА. Переставила один раз, потом другой, чувствую, легче становится,
переставляю третий, и вдруг вижу, что все вернулось на прежние места, как было
до перемен... Кое-чего, конечно, не хватает: кровать я продала, и кресло, и
бюро...
 
ОН. А зачем вы продали бюро?
 
ОНА. Я так и знала, что вы спросите об этом. Признайтесь, вы пришли за ним?
 
ОН. За кем?
 
ОНА. За бюро?
 
ОН. А что мне с ним делать? С бюро?
 
ОНА. Не знаю... Может, он велел как-то переправить... Прошлый раз два
подсвечника уже кто-то забрал. Он сказал, что будет периодически кого-то
присылать. Я предполагала, что дело в конце концов дойдет и до бюро. Иначе и
быть не могло.
 
ОН (Опять Он всплыл, теперь уже вместе с бюро.) Я понятия не имею ни о каком
бюро. Если честно сказать, смутно представляю, что такое бюро.
 
ОНА. О! Это замечательная штука из красного дерева. В нем есть много всяких
ящичков и даже зеркало есть, за ним работать можно, а само оно у стенки стоит.
То есть, раньше стояло.
 
ОН. Раньше!
 
ОНА. Бюро - его уязвимое место, ахиллесова пята. Он мне с первого дня
постоянно твердил о нем: бюро, бюро, мое бюро... Я сначала тоже смутно
представляла, что это за извращение такое... А потом привыкла и даже к нему
привязалась...
 
ОН (Кретин какой-то. Как он мне надоел! Не могу больше слышать о нем ни
слова.) Послушайте! Я вам соврал. Зачем соврал - не знаю. Делайте со мной что
хотите. Казните! Но я понятия не имею об этом обо всем.
 
ОНА. Понимаю. Мне самой даже трудно осознать, что было со мной и как я это все
так долго выносила...
 
ОН. Со мной в последнее время случилось что-то. Я начал всем направо и налево
задавать один вопрос...
 
ОНА. Поверьте, я раньше была совсем другая!
 
ОН. Вот! Именно это слово прицепилось как репейник к волосам, ни вынуть, ни
отодрать, только отрезать, но в таком случае лишишься слова. Согласитесь,
все-таки жаль.
 
ОНА. Та прежняя не продала бы бюро ни за что. Зачем же любимое продавать, тем
более чужое? Я понимаю степень его утраты. Я сама сначала страдала без него.
Но жить было не на что.
 
ОН. И это долго продолжалось! Ну вдувайтесь: если я спрашивал всех направо и
налево, значит, отвечали мне что-то или вообще ни разу никто не ответил, кроме
того?..
 
ОНА. Повторите, пожалуйста, вопрос.
 
ОН. Не могу. (Молчим.)
 _
Пауза.
 _
ОН. Вы одна живете?
 
ОНА. Где?
 
ОН. Здесь.
 
ОНА. Передайте ему, что я одна. Я не хочу ничего придумывать. Я никому не
нужна, не боюсь уже этого и смело в этом себе признаюсь. Если я умру в один
прекрасный день как попугай, то, пожалуй, долго буду здесь лежать одна, и
никто об этом не будет знать.
 
ОН. Какой попугай?
 
ОНА. Наш общий. Они очень любили друг друга. Напрасно я, конечно, его не
отдала, но он и не собирался его брать. Куда же в новую жизнь со старым
попугаем? Передайте, что попугай скончался. Мама пока жива...
 
ОН. А моя умерла.
 
ОНА. Знаю. Я же ее хоронила. Передайте, что теща его пока еще скрипит: стоит
на паперти в Эстонии, с протянутой рукой. Я пишу, зову: приезжай, сделаю визу,
будем вместе страдать... А может, и не будем, может, вскоре кончится и наше
страдание - ведь все имеет конец. И зарплата теперь у меня уже есть, а у дочки
японец, хоть это все еще вилами по воде, но чего только в жизни не бывает, -
возможно, и мы когда-то будем богаты...
 
ОН (Чувствую - тону. Караул! Я знаю это чувство, когда теряешь дно - я раньше
однажды тонул.) Так вот я про что, дорогая моя! Может, вы знаете, случайно,
конечно, кого-нибудь, кто знает меня? Вы слышите?
 
ОНА. Конечно.
 
ОН. Я был тут раньше.
 
ОНА. У нас в гостях?
 
ОН. Нет. Я жил тут еще до всего. Намного раньше...
 
ОНА. Вы изменились, наверное?
 _
Пауза.
 _
ОН (Безумная радость меня вдруг охватила. Не думал я никогда, чтоб из-за такой
мелочи мог обрадоваться человек. И не из-за мелочи даже. Мелочи-то нет
никакой. Если вдуматься, вообще нет ничего. Пустое место. А радость безумная.
Просто поэма экстаза.) Так я про это именно и говорю. Возможно, вы сами родом
отсюда, чья-то дочь из тех времен, и я вас просто не узнаю?
 
ОНА. Дочь?
 
ОН. Да. Маленькая девочка из нашего двора?
 
ОНА. Ну, она уже далеко не маленькая. Метр семьдесят пять. Влюблена в японца,
а тот метр шестьдесят. Летает туда-сюда, конечно, на деньги его. Не
представляю, чем кончится дело. Неужели я когда-нибудь буду на руках качать
япончика своего? А что? Еще все может быть... Пока мы живы, надо надеяться. Но
сейчас ее трогать нельзя.
 
ОН. Нельзя?
 
ОНА. Категорически. Он может даже нехотя сглазить все. Она сейчас влюблена, а
когда человек любит, он очень уязвим. Я чайник ставила?
 
ОН. Не помню.
 
ОНА. Я тоже.
 
ОН. Проведите меня, пожалуйста, в ванную.
 
ОНА. Зачем?
 
ОН. Я кран посмотрю.
 
ОНА. Пойдем.
 
ОН. Инструменты берем с собой.
 
ОНА проводит его в ванную, а сама идет на кухню.
 
ОН (А дело было так. Вошел я в море. И было оно спокойно более-менее. И вдруг
в какие-то пару минут вздулась одна волна, потом другая, и начался шторм. Меня
схватило, перекрутило, подняло, понесло и выбросило на берег, только я встал
на четвереньки, меня сзади схватило и опять унесло. И так меня хватало, и
несло, и уносило, и бросало уже не помню сколько раз. Я перестал соображать
что-либо. А с берега кричат: "Параллельно плыви! Параллельно!" Что такое
"параллельно"? Как это понять, если человек не соображает? А меня опять
уносит. И я уже голый совсем, как новорожденный. А с берега кричат: "Дурак!
Вдоль берега плыви! Вдоль, кретин! Вдоль, дорогой! Вдоль, родной!" И это слово
"вдоль" вдруг дошло до меня. Я краем глаза ухватил, где этот самый берег
проклятый и дорогой, и погреб вдоль по-собачьи. Гребу, а в голове одна только
мысль: "Господи, вынеси!") Все! Дело сделано: кран не течет.
 
ОНА. Сюда! Идите сюда!
 
ОН. Куда сюда?
 
ОНА. На кухню.
 
Он заходит на кухню.
 
ОНА. Простите меня.
 
ОН. За что?
 
ОНА. Не предложила вам ничего.
 
ОН. А что вы могли мне предложить?
 
ОНА. Выпить и закусить. Вы же с дороги?
 
ОН (С дороги. Вот он - берег. Теперь надо пристроиться и грести вдоль.) Вот
именно, с дороги. Я прямо с поезда и к вам.
 
ОНА. С поезда?
 
ОН. Ну конечно. Я ехал на поезде старом-престаром. Он дрожал, как параноик.
Окна все в копоти и пыли. В них ничего не было видно. (Вижу, начинает она
включаться в меня. Какая-то новая мысль у нее в голове блуждает... Взгляд
проясняется. Улыбается. Режет что-то, мешает, крутит, наливает. А я на нее
смотрю.)
 
ОНА. Как мне раньше эта мысль в голову не пришла? Почему мы сразу не пошли
сюда? Сколько времени потратили зря!
 
ОН. Почему зря?
 
ОНА. Говорить мы могли бы и здесь.
 
ОН. А розетка? (Она смеется. Смех очень мелодичный. А где-то
 
между тем продолжают играть.)
 
ОНА. Ну разве что розетка.
 
ОН (Кухня маленькая, как импортный гробик. Здесь раньше был туалет.)
 
ОНА. Он рядом. Сразу дверь налево.
 
ОН. А дальше коридор был тот самый длиннющий. Мы ездили по нему на
велосипедах. На всю квартиру было пять штук.
 
ОНА. У нас два. Свой он забрал, а дочкин я продала, когда пришла нищета. Я
вообще никогда не любила ездить, даже в лучшие времена. У меня какая-то беда с
вестибулярным аппаратом от рождения. Короче, я не балерина, вам уже наверное
это ясно.
 
ОН. Певица?
 
ОНА. Бывшая. Впрочем, и теперь я пение преподаю в школе и в гимназии. В двух
местах. Это уже что-то, согласитесь. Более того! Не было ни гроша, да вдруг
алтын.
 
ОН (Развеселилась. Раскраснелась. Оживилась. Нет, очень приятная женщина. На
кой черт он ее бросил? А может и не он ее, а все совсем наоборот?)
 
ОНА. Что ж вы стоите?
 
ОН. А что мне делать?
 
ОНА. Идите скорее в туалет, вы же хотели.
 
ОН. Ничего. Я потерплю.
 
ОНА. Какой вы смешной! Зачем терпеть? Нельзя терпеть.
 
ОН. Почему?
 
ОНА. Потому что это вредно для здоровья. Идите немедленно.
 
ОН (Иду, захожу, выхожу, мою руки, садимся за стол, она наливает, чокаемся,
выпиваем).
 
ОНА. Так значит, он уехал оттуда?
 
ОН. Да. (Это мое вечное "да". Вот он, этот проклятый нерв. Вечно я соглашаюсь
с тем, с чем соглашаться нельзя. То есть, не вечно. Раньше этого не было.
Когда же это случилось со мной? Когда я начал говорить "да" там, где надо
кричать "нет"? Или просто сказать тихо... Зачем кричать? Или на худой конец
промолчать.) Да. Уехал.
 
ОНА. Куда?
 
ОН. В другое место.
 
ОНА. Смешно. Опять бежит зигзагами, как заяц. Но я его не догоняю. А от себя
не убежишь, я это поняла давно. И вы оттуда?
 
ОН. Если я от него, а он уехал туда, так откуда же я? (Смеюсь. Почему-то вдруг
все стало смешно.)
 
ОНА. Не смейтесь надо мной. Будьте снисходительны. Я выпила, а пить не умею. Я
плохо соображаю сейчас.
 
ОН. Я тоже. (Теперь наливаю я, пьем, почему-то не чокаясь.)
 _
Пауза.
 _
ОНА. Он тосковать начал сразу. Временами становился прежним - разговорчивый,
веселый. Потом опять начинал хандрить. И вот буквально за пару дней до вас
стал прятать головку под мышку, то покачивался, то застывал, глазки пленочкой
закрывал, потом вдруг упал, и его не стало.
 
ОН (Я все понимал.) Попугай.
 
ОНА. И когда я завернула его в тряпочку, мне стало ясно, что это намек.
 
ОН. На что?
 
ОНА. На вас.
 
ОН. Почему на меня? Не понял.
 
ОНА. Всегда так бывает: когда один уходит, приходит кто-то другой.
 
ОН (Молчу. И чувствую, что берег остался сзади. И гребу я в открытое море. На
спине у меня рюкзак, а в рюкзаке бюро, японец, два велосипеда, клетка с
попугаем, чужая теща и что-то еще. Очень вместительная вещь.) А у меня раньше
кенар был. Знаете, как кенары поют?
 
ОНА. Нет.
 
ОН (Свищу тихонько кенаром. А кто-то играть продолжает.) Нет, это не за стеной.
 
ОНА. Почему вы так думаете?
 
ОН. Во-первых, если та капитальная, как вы говорите, - через нее не может быть
так слышно. А во-вторых, здесь слышно тоже. А мы уже не там. Значит, это
наверху.
 
ОНА. Да. Похоже.
 _
Пауза.
 _
Вам не холодно?
 
ОН. Нет.
 
ОНА. Может, форточку закрыть?
 
ОН. Ни в коем случае.
 
ОНА. Вас передернуло.
 
ОН. Не обращайте на меня внимания. Плывем параллельно. Вы понимаете?
 
ОНА. Да. Только куда?
 
ОН. Какая разница, если нет возврата? (А за окном темным-темно. Я в доме
родном и чужом. Идти мне сейчас некуда. Пальцами стучу по столу.) А хорошо
плыть в открытом море без ничего. Без РАНЬШЕ и без ПОТОМ. Вдвоем. И не страшно
совсем. (Сидим. Очень долго молчим. Слушаем.)
 
_Конец_
 
_На страницу "Оглавление"_



                                  --======--

_Сергей Носов_
 
_ВРЕМЕНИ ВАГОН_
 
Комедия в четырех положениях
 __
*Действующие лица*
 
_Игорь Сергеевич_ - человек с большим жизненным опытом
 
_Тамара_ - женщина, способная ему нравиться
 
_Антонина_ - другая
 
_Филипп Семеныч_ - дед
 
 
 
-------------------------------------------------------------------------------

 
 
Действие происходит в прицепном вагоне.
 
Станция Новосокольники. Тупик.
 
 
 __
_ПЕРВОЕ_
 _
Четверо в одном купе. Трое в карты играют, один спит. Это дед. Больше нет
никого... Птички поют за окном; иногда поезд где-то далеко прогрохочет; петух
прокукарекает... Отголоски вокзала.
 _
АНТОНИНА. ...Плохо дело. Она к сестре. Тот следом, уже в дверь барабанит. Она
сестре - прости, говорит, я тебе зла не хотела, сестрица... что так
получилось... прыгай в окно, беги в милицию. Сестра прыгнула, а ей не
успеть... он дверь выломал, и ножом ее... без объяснений... А потом себе
вены... Этим же... которым ее... Так вместе и лежали на полу... Король и дама.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Крыто.
 
ТАМАРА. Страшная история. У меня козырей нет.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Валет, валет...
 
АНТОНИНА. И еще валет.
 
ТАМАРА. Разве мы в переводного?
 
АНТОНИНА. А как же?
 
ТАМАРА. Себя-то зачем зарезал? Где логика?
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Подкидывайте, подкидывайте.
 
ТАМАРА. Ага. А я с чем останусь?
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. У вас, Тамарочка, туз козырной. Можно я вас Тамарой называть
буду, Тамара Ивановна?
 
ТАМАРА. Тем более, что Алексеевна.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну да. Извините. Я... прошу прощения... вышел. Семерка
сыграла.
 
АНТОНИНА. А меня Тоней зовите... А то "Антонина Павловна, Антонина
Павловна"... Не такая уж я старая... Меня все Тоней зовут.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы Антониной Павловной, Тонечка, сами представились...
Отбиваетесь, кажется, да?
 
АНТОНИНА. Туз-то не пригодился.
 
ТАМАРА. Я опять в дураках.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Еще?
 
ТАМАРА. Нет, увольте. В подкидного... да еще втроем... Что-нибудь
поинтеллектуальнее...
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В козла, например, или девятку... Только тут четвертого надо.
 
ТАМАРА. Четвертый спит.
 
АНТОНИНА. Дедуся, ку-ку?
 
ТАМАРА. Да оставьте его, пусть спит.
 
АНТОНИНА. Что-то долго он спит... Может, и не спит вовсе...
 
ТАМАРА. Ну не притворяется же...
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Во-во, зашевелился.
 
АНТОНИНА. Утро доброе, здрасьте.
 
ТАМАРА. Здрасьте, дедушка, приехали.
 
ДЕД. Куда приехали?
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В Новосокольники.
 
ДЕД. В Москву?
 
АНТОНИНА. В какую Москву... дед? Проснулся...
 
ТАМАРА. Он прав. В Москве тоже Сокольники.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, в Москве другие Сокольники. Эти Новосокольники. Далеко
от Москвы. До Москвы ехать и ехать.
 
АНТОНИНА. Если вы хотите в Москву, тогда вам надо было сесть в другой вагон...
Основной состав в Москву сразу ушел... давно уже мы в Новосокольниках стоим. У
нас отцепной вагон.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Прицепной.
 
ТАМАРА. Отцепной-прицепной. Отцепили от рижско-московского, постоим... и
прицепят - с южного направления.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Если прицепят.
 
АНТОНИНА. Кто подберет, к тому и прицепят... Киевский там или кишиневский...
 
ТАМАРА. А что, бывает, не прицепляют?
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жить без надежды нельзя.
 
ДЕД. Я в Питер еду.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это справедливо. Тогда правильно, в прицепном. Тогда нас
вместе прицепят.
 
АНТОНИНА. Будем надеяться.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А в картишки сыграть не желаете?
 
ДЕД. У меня дочь живет... в Санкт-Петербурге. А сын за границей, в Киеве.
Одного внука зовут Леня. А другого Вася, Василий. Он в школу пойдет. Сам я
живу в Нащекино. Мы, как на пенсию ушли с женой, сразу же в Нащекино
переехали. А газет я в этом году не выписывал. Ни одной.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо, хорошо. На вас... как?.. сдавать?
 
ДЕД. Нет. Я спать лягу... (Зевает.) Досплю маленько.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вон ведь какой... (Зевает.) Какой несговорчивый.
 
АНТОНИНА. Да отстаньте от него... пусть выспится... (Зевает.) Может, не
выспался человек...
 
ТАМАРА. Однако, не зевайте, пожалуйста. (Зевает.) У меня скулы сводит.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну вот, зазевали... Так нельзя. Опять.
 
ТАМАРА. Нельзя. Конечно, нельзя.
 _
Все зевают.
 _
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Между тем мы и часа не простояли. Меньше часа стоим.
 
АНТОНИНА. Сидим, слава Богу. Сидим.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А я бы даже лечь согласился... в проходе. Вот здесь. Лишь бы
ехали. Вот тут бы и лег, честное слово.
 
АНТОНИНА (вздыхая). Новосокольники.
 
ТАМАРА. Кстати, о чае. Ведь нам чай должны принести.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Чай??
 
АНТОНИНА. Чего захотела - чай? Тут чая, голубушка, не бывает.
 
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы, наверное, давно в поездах не ездили.
 
АНТОНИНА. Чай, говорит...
 
ТАМАРА. Но ведь он производит впечатление предприимчивого человека.
 
АНТОНИНА. Проводник-то наш? Этот своего не упустит. Он за проводницами вон как
бегал по поезду.
 
ТАМАРА. То есть как за проводницами? Когда?
 
АНТОНИНА. Когда ехали, тогда и бегал. Вы же сели в Пустошке, не все видели, а
я от самого Себежа еду, только мы от Себежа отъехали, он и давай