Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
тесь, что соседи услышат.
- Пожалуйста, продолжайте.
- Нет, вы ответьте мне. Вы боитесь, что соседи услышат.
- Нет, герр С., я не боюсь, что соседи услышат. Пожалуйста, продол-
жайте. И позвольте мне предупредить вас: все признаки выздоровления у
вас налицо.
- Док, не надо говорить этого. Я так одинок. На самом деле, очень
одинок. Как же мне заполучить эту крошку.
- Здесь нет готовых рецептов.
Сэмюэл С. подтянул плотные коричневые носки, вздохнул. Тихое жужжание
вентилятора. Тиканье часов. За окном заливается свистулька той самой ма-
ленькой голубоглазой девочки с длинными каштановыми волосами и в белос-
нежных перчатках; ей разрешили издавать подобные звуки, когда приходит
домой ее папа. Ежедневный маленький праздник ровно в пять пятнадцать.
Которого она с нетерпением дожидалась, катая по гравийным дорожкам игру-
шечную коляску и мысленно разговаривая с куклой.
- Кажется, на сегодня хватит, Док. Но я хотел бы посидеть здесь до
скончания отведенного мне часа.
- Этот час - ваш, герр С.
- Я знаю, что этот час - мой. И знаю, что это вас раздражает. Я прос-
то хочу посидеть здесь и помолчать. Мое говорение ни к чему не приводит.
Дело в том, Док, что мне не дают найти хорошую работу, хорошую женщину.
Возьмите, например, здешнее крупное международное агентство. Это же нас-
тоящая большая грудь. И хочется к ней припасть. Но когда замечают, что я
разглядываю ее и уже подбираюсь поближе, меня останавливают: "Пошел вон.
Мы сами тут сосем, давай-давай, проваливай". Они урвали все лучшее на
пиршестве жизни. А меня отпихнули локтем - ползаю под столом и подбираю
крошки. Увертываясь от их каблуков - они, ради смеха, давят мои растопы-
ренные пальцы.
Сэмюэл С. стоял у закрытых дубовых дверей подъезда герра Доктора.
Кепка плотно сидит на голове этим августовским вечером, без пяти шесть,
в четверг, в Вене. Можно спуститься по Гольдеггассе, чувствуя, что тебя
только что отделали. Именно здесь, к востоку от Мюнхена, Парижа и Гали-
факса (Новая Шотландия). Спокойным, размашистым шагом - по улочкам, при-
легающим к Св.Стефану: его большой колокол как раз бьет шесть. На углах
по всей Кернтнерштрассе ранние "уличные пташки" уже занимают свои пози-
ции. Бледно-голубые и розовые хлопчатобумажные платья, на плечи наброше-
ны свитера - вечером работать прохладно. Сэмюэл С. сворачивает в узкий
серый переулок, заходит в какое-то подобие мавзолея, отделанного дымча-
то-желтым мрамором. Уселся в отдельную кабинку, положил руки на столик,
уткнулся лбом в запястье. Официантка наклоняется к его унылой фигуре.
- Добрый вечер, герр С. Вам плохо.
- Я собираюсь спустить свои синапсы в сливовицу. В противном случае
все кончится тем, что я, в голубых парусиновых туфлях, буду играть на
электропианино на берегу студеного моря.
Большой колокол пробил восемь. Сэмюэл С., стоя на столике, расклани-
вался после исполнения замысловатого танца под названием "глупейший га-
вот" - разнообразные ужимки и вихляние отдельными частями тела. Хозяин
остолбенел - Сэмюэл С. стал обучать американскому футболу. Урок третий:
введение мяча в игру; вместо мяча - рюмка со сливовицей. Потом задавал
вопросы восхищенным зрителям, слизывающим со своих лиц сливовую влагу:
"Каждого ли из вас любят. О каждом ли нежно заботятся". За вопросами
последовала песенка:
Окропи меня Пыльцой, Осыпь мне лютиком Макушку, Высади-ка На лужок
После всей Петрушки.
На стол полетели шиллинги и приветственные крики. Присутствующие вен-
цы ограничились сдержанными аплодисментами. Зато заулыбались во весь
рот, когда Сэмюэл С. скинул пиджак, намотал на шею желтые подтяжки, взял
сигару и, раскинув крестом руки, исполнил в этом гвалте четыре умиротво-
ряющие арии из Моцарта. Собрав даже случайных прохожих - они столпились
в дверях и на тротуаре, чтобы разглядеть в облаке дыма Сэмюэла С., под-
нимающего флаг на большом пальце ноги и складывающего из складок своего
живота детскую попку. Дикая история. Менее стойкие стыдливо отворачива-
лись и закрывали лицо руками, подсматривая сквозь пальцы. Сэмюэл С. воз-
вестил на английском языке, что он оказался в глубокой жопе - без респи-
ратора, без фонарика, без компаса: помашите мне на прощанье.
Пятница. Раннее утро. После весьма бурного четверга Сэмюэл С., расп-
ластанный, в беспамятстве лежит под столом, подтяжки так и висят на шее.
В левой руке зажата монахиня - маленькая черная куколка. С воплем "боже
правый" зашвыривает ее в дальний угол. Все вокруг желтого цвета. Боли в
ахилловом сухожилии, липкая проспиртованная слюна во рту. Ночь прогулок
по канату над бездной, курс на Одессу (Техас), через заледеневшие прос-
торы, с богатым выбором расчесок для продажи. А теперь - утро. Солнце
медленно ползет по стене, тоненький луч заглядывает в щель между зана-
весками. Сэмюэл С. с трудом встает на колени. Выползает по хлюпающему
мокрому ковру в коридор сделать пи-пи. Мир дожидается, когда же печень
выдавит по капле весь яд. Теперь назад, на скрипучий волосяной матрац.
Подбирается к маленькой монахине - под ее белый воротничок подсунута за-
писка:
Вам необходимо обследовать свои мозги
Искренне Ваша,
гражданка Австрии
Сэмюэл С. повалился на кровать. Перед глазами заляпанные темными пят-
нами брюки из кавалерийской саржи, ободранные носы стоптанных туфель,
обвисшие подтяжки - сломанные золотые крылья. Уставился в потолок. Трес-
нутый гипсовый медальон - впишешься в него, когда придет время отправ-
ляться на небеса. Прямо так, лежа на спине. Отсюда - в никуда. И никако-
го риска, да-да. В любом случае все уже потеряно. Мозги вареные, а не
обследованные. Глаза смотрят внутрь, а не наружу. Уши едва улавливают
внешний мир. Гневная Агнесса прокралась мимо двери. Пытается выяснить,
стою ли я хоть одного содрогания. Пронзительный визг трамваев удаляется.
Погружение в сон. Снится разъяренный бык, вырывающий маргаритки и реву-
щий: "Я - царь зверей". Естественно, приближаюсь к нему, чтобы вступить
в переговоры, - животное нападает. Несется за мной через двор, загоняет
в сарай - я стою, дрожа от страха, на тюках сладко пахнущего прессован-
ного сена. Шепчу ему оттуда - животное выпускает из ноздрей клубы дыма.
"Слушай, бычок, может, мы договоримся. Я свожу тебя на травку". Рога
просвистели прямо под носом. Очередное пробуждение. Капельки пота на
лбу. Пора пи-пи. Исключительное напряжение всех сил - скатился на пол.
Поднялся с колен и, тряхнув головой, покачиваясь, побрел в ванную.
Сэмюэл С. осторожно пролавировал между вечно занятыми маленькими му-
равьями по их заболоченному миру ворсистого ковра. Выполз из одежды,
будто из старой кожи. Наполнил ванну до краев кипятком. Закрыл кран.
Скомкал туалетную бумагу и обложил дверной звонок. Закопал телефон в ги-
гантской куче грязного белья. Сколол булавками занавески, везде включил
свет. Разложил на кресле простыню, полотенце. Сгреб книги в стопку -
так, чтобы дотянуться до них рукой. Один том прихватил с собой в ванну.
Сэмюэл С. медленно погрузился в горячую воду. Один муравей, отбивший-
ся от стада, полз по его ноге. Взобрался на колено и заметался по кругу
- этот островок безопасности постепенно уходил под воду. Муравей поплыл:
судорожно барахтаясь, пытался добраться до берега. Он был в отчаянии.
Усики отчаянно шевелились. Сэмюэл С. великодушно подставил ему палец.
Поборов инстинктивное желание убить его. Муравей остановился у самой
большой на руке веснушки, двигая челюстями. Легким щелчком Сэмюэл С.
отправил его в безопасное место. В ту же секунду раздались два отчетли-
вых удара во входную дверь.
Сэмюэл С. похолодел в горячей воде. Хозяйка. Или полиция - если тебя
и не арестуют, будут выяснять, какой зубной пастой ты пользуешься. Еще
три удара.
Это не местный. Обычно венцы, пользуясь твоим отсутствием, расспраши-
вают о тебе соседей и, если те знают достаточно, уходят вполне удовлет-
воренные. Еще четыре удара. Полиция. Выследили меня без всяких церемо-
ний. И хотят заставить оплатить все мои пьяные проделки. На которые я
спустил все деньги, полученные из Амстердама.
- Отзовитесь.
Слишком уж жарко в ванной, чтобы оставаться хладнокровным. Услышав
голос Абигайль. Есть ли какой-нибудь смысл или нужда усугублять мучения.
Человек чувствует себя виноватым в том, что отверг тебя, и потом являет-
ся, чтобы сообщить тебе об этом в подробностях.
- Отзовитесь. Я знаю, что вы здесь. У вас горит свет. Это я, Аби-
гайль.
Сэмюэл С. с усилием вылез из ванны, роняя капли, прошлепал по коридо-
ру. Завернулся в простыню и полотенце, разложенные на кресле, и двинулся
к входной двери, чтобы прервать крики, проникающие сквозь тонкие, как
картон, стены.
- Чего вы хотите.
- Я хочу поговорить.
- А я нет. Я не одет.
- Я только хочу вам кое-что сказать.
- Что именно вы хотите сказать.
- Еще не знаю. Но я хочу поговорить.
- Не хочу повторять все сначала. Вы победили. С меня хватит.
- Что за тупое упрямство. Почему вы не посмотрите на вещи трезво.
- На что смотреть трезво.
- Я хочу узнать вас поближе.
- Придумайте для меня хоть один повод узнать вас поближе.
- Вы могли бы положить свою голову мне на плечо.
Чтобы найти ответ на это, на Шпицбергене потребуется шесть месяцев
совещаний с группой бомбейских дантистов на дрейфующей льдине. И двад-
цать секунд в Вене.
- Сколько вам лет.
- Достаточно.
- Я почти вдвое вас старше.
- Тогда не ведите себя как ребенок. Откройте дверь. Давайте дружить.
- Это самые чреватые отношения в мире.
- В чем дело. Вы что, трус.
- Да. А вы кто.
- Я - еврейка. На три четверти.
- А я - антисемит. На четыре четверти.
- Отлично. Я избавлю вас от расовых предрассудков.
Придерживая простыню зубами, Сэмюэл С. отомкнул дверные запоры. Его
первая посетительница. Во всем коричневом: узорчатая шелковая блузка,
кожаная юбка. Большая переметная сума через плечо. На ногах - замшевые
ботинки. Остановилась на пороге затхлой полутемной гостиной и пронзи-
тельно присвистнула.
- Елки-палки.
- Вы же хотели войти.
- Я читала о европейской нищете, но это прямо для романа. У вас в
прихожей мокро. Вы похожи на привидение.
- Если вам что-то не нравится - вон дверь.
- Что вы такой обидчивый.
- Я никого не зазываю к себе в гости. Если сами приходят, я не несу
ответственности за те ощущения, которые здесь испытывают.
- Вы шарлатан, самый натуральный шарлатан.
- Я уже сказал - вон дверь.
- Да я бы сама не прочь свалить отсюда. Но не сделаю этого только по
одной причине. Это самое грязное жилище из всех, что я видела. Здесь
правда очень грязно. И нужно что-то сделать. Зачем вы везде электричес-
кий свет включили. А дневной загородили занавесками. Сейчас три часа
дня.
- Для меня сейчас полночь.
- Можно я присяду.
- Садитесь.
Сэмюэл С. вразвалку прошел в ванную. Смочил голову холодной водой,
продрал расческой спутанные волосы, прочертил неровный пробор по левому
склону черепа. Жизнь сделала новый поворот. Прямо в маленький оазис. На-
фаршированный фальшивыми фигами, которые тают в воздухе, как только про-
тянешь к ним руку. И в довершение всего - хозяйка, разводящая в подвале
улиток в стеклянном садке. Те с хрустом жуют виноградные листья. Графиня
сообщила, что с наступлением темноты с ней произошло что-то странное:
она в ярости билась над своей escargot - а утром, кажется, опять пришла
в себя.
Сэмюэл С. вышел из ванной - подбородок вздернут, плечи расправлены,
глаза сияют, как солнце. Белый накрахмаленный воротничок, рубашка в го-
лубую полоску. Абигайль сидит нога на ногу. Листает справочник по бан-
ковскому делу. Поднимает карие глаза; при электрическом освещении ее гу-
бы кажутся пунцовыми.
- Простите за то, что я сказала тогда, на Каленберге. Я познакомилась
с вашими друзьями, и они объяснили мне, что вы проходите курс лечения.
Если бы я знала это, я никогда не сказала бы то, что сказала.
- Люди говорят то, что хотят сказать. И говорят всерьез. А поступают
совсем наоборот.
- Черт, мне стыдно. Даже и не знаю, что ответить. Может быть, откроем
окно.
- Окна заклеены.
- Не могу привыкнуть к этим европейским запахам.
- Такой воздух здесь уже четыре месяца. И я не вижу причин его ме-
нять. Мне дурно от свежего воздуха.
- Неужели вам нравится это пещерное существование.
- Нет.
- Почему же вы так живете.
- Потому что нет средств жить по-другому. И потом, никто не станет
наводить здесь порядок.
- Вы сами должны навести здесь порядок.
- У меня нет желания наводить здесь порядок.
- Извините, что вмешиваюсь не в свое дело.
Сэмюэл С. с неприступным видом застыл у импровизированного письменно-
го стола, заваленного кипами бумаг. Подожми все форпосты жизни, честолю-
бивые замыслы, далекие проекты. Чтобы какой-нибудь случайный налетчик,
размахивающий кривым ятаганом, не поотрубал их все. Подойди к финишу жи-
вым - это единственное, что имеет значение. Тщательно прощупывай свой
путь, пока все зубы на месте. Остерегись протягивать руку к тому ма-
ленькому цветочку: он врос корнями в подземный электрический кабель и
шарахнет тебя так, что отлетишь в другой конец лужайки. Я протягиваю ру-
ку.
- Зачем вы пришли сюда.
- Переспать с тобой.
Сэмюэл С. отослал кровь вниз, в пальцы ног, но кровь снова подпрыгну-
ла вверх. В половине четвертого дня. Мечтаю, чтобы она замялась. Мечтаю,
чтобы она размякла. А сам малодушно медлю и мямлю.
- Послушай, как ты можешь такое говорить.
- Уже сказала, Сэм.
- Дай-ка я присяду на минутку. Сложившуюся ситуацию надо обмыслить.
- Ничего, если я встану.
- Да, вставай, подожди, я расчищу тебе место.
- Все нормально. Я стою.
- Нет-нет, минуточку, тебе нужно место. Отодвинь это кресло.
- Да все нормально.
- Только сброшу полотенце и простыню.
- Не надо утруждаться.
- Я не утруждаюсь.
Сэмюэл С. стоит на задних лапках. В отличие от тех многих случаев,
когда он прижимал женщин к ногтю, предварительно накрыв их остальными
частями тела. Отыскать собственное место, открыть свою собственную
дверь. Пахнуло студенческими годами: тщательно обдуманные процедуры,
чистый, промытый вид, штанишки благоухают, как новогодняя елка.
- Можно я буду называть тебя Сэм.
- Называй как хочешь.
- Я слышала, что ты хотел заняться любовью, Сэм.
- Давай пока займемся чем-нибудь другим.
- Слушай, что за странный разговор. Если хочешь, я заберу назад свое
предложение.
- Не надо.
- Ладно, но вроде как неприлично предлагать себя еще раз.
Абигайль стоит, втянув живот, выставив грудь. Маленький изящный мус-
кул подрагивает на ее смуглом локте. Сэмюэл С. снова откидывается в свое
кресло. Подносит руку к сочащемуся влагой лбу. В комнате цвета морской
волны. Сразу после войны ее снимал изготовитель глазных протезов. Возле
окна у него стоял специальный верстак; за ним он споро работал все дни
напролет: выдувал маленькие, изящные стеклянные пузыри; заказчик сидел
рядом и сверкал при дневном свете здоровым глазом. Мастер тем временем
наносил легкие мазки, подлаживая мертвый глаз под живой. Хозяйка говори-
ла, что он сделал и ей.
- Ты будешь что-нибудь говорить, Сэм.
- Съешь кекс. Он уже засох, но еще не заплесневел. Я весь в холодном
поту.
- Ты раскрываешь все свои карты.
- Потому что хочу жить со всеми в ладу.
- Слушай, Сэм, тогда я сяду. Подожду, пока мы поладим. И ты рассчиты-
ваешь, что все будут этого дожидаться и никто не даст тебе в челюсть.
Для твоего же собственного блага, чтобы не слишком долго раздумывал.
- У меня есть свои собственные методы ведения боя.
- Только на тот случай, если ты уверен, что можешь победить противни-
ка.
- Понятно.
- О господи, прости за то, что я сказала.
- Затем я и торчу здесь все эти пять лет. Чтобы выправиться. Так что
я могу принять к сведению эти замечания.
- Надо же, пять лет.
- Мог бы и еще пять лет.
- Ты можешь себе это позволить.
- Я не позволяю себе этого. Я на мели. Живу на подачки богатых друзей
- им больно мне отказывать.
Молчание. Ее карие глаза и мои голубые. Хрупкие суставы пальцев обтя-
нуты нежной кожей. Берет рукой кекс, купленный на обед в момент слабости
и малодушия, и запивает прохладной прозрачной венской водой.
- Сэм, ты честный человек. Угощаешь меня кексом, хотя он и черствый.
Думаю, я смогла бы привыкнуть. Знаешь, главной целью моего приезда в Ев-
ропу было расширение границ жизненного опыта. Ну мы его и набрались.
Прямо уже в Гавре. То есть через час после высадки, по дороге в Париж
один француз, водитель грузовика, пытался уломать нас с Кэтрин. Так, го-
ворит, вы изучите Европу. Я сказала ему, что у него воняет изо рта. Тог-
да он сделал наглое предложение. Меня это даже развеселило, ну а Кэтрин
заехала ему по физиономии. Он-то не ожидал, что мы так хорошо знаем
французский. Тогда он выкинул нас из своего грузовика. Я считаю европей-
цев грязными и неотесанными. Ты европеизировался. Это неправильно.
- А что.
- Европейцам следует повзрослеть. Они считают, что у них есть духов-
ные ценности. Им бы надо стать мудрее.
- Ты так думаешь.
- Свои проблемы надо решать. Куча людей с поврежденной психикой реша-
ют их через какое-то время. Возьми меня.
- Мы возьмем тебя.
- Из меня пытались сделать фортепьянного вундеркинда. Мои родители
богатые. Я выросла в тепличных условиях. Моя мать старалась высосать из
моего отца все соки. Но не успела - на арене появилась другая куколка,
тоже заинтересованная в его соках; пока они воевали, отец получил корот-
кую передышку.
- Продолжай, пожалуйста.
- Не высокомерничай.
- Я просто слушаю, продолжай.
- Так что у меня тоже были свои проблемы. Моя мать устроена как опу-
холь. Ну, может, не совсем так, но иногда казалось, что, поглощая от-
цовские соки, она расцветает. Омерзительный образ. А отец говорил, что
любит меня по-настоящему, то есть как мужчина женщину, представляешь.
Ну, я сказала, что это отклонение. Вообще-то мой отец неплохой мужик:
смеется, острит и все такое. У него отличное чувство юмора. Так что мы
могли и пошутить. Его беда в том, что он еврей только наполовину.
Августовская пятница. Вдалеке пять раз мерно прогудел колокол. Сэмюэл
С. вглядывается через стол в эти темные глаза. Изготовителю глазных про-
тезов понадобилась бы крупинка черного стекла на крупной капле коричне-
вого. Ее американская попка при ходьбе готова лопнуть от спелости. Одна
ее нога смуглее и тоньше другой. Крошка, вынырнувшая из самой глубины и
гущи венского туристического сезона. Эта хрупкая фигурка. Эти узкие пле-
чи. Все будет погребено под моим жиром. Тонкие пальцы, темно-розовые
ногти. Первобытная чистота деревяшек, прибитых осенью к песчаному океа-
ническому побережью в Мэне. Улыбки умирают на ее губах и вновь возвраща-
ются к жизни, как только загрустишь об их исчезновении. О, крошка. Крош-
ка.
- Знаешь, Сэм, я из Балтимора. Не знаю, может, и не верится, но мой
отец вырос на задворках кафе-мороженого, а его родители не знали анг-
лийского; и если бы мои подружки познакомились с моими дедом и бабкой,
то перестали бы водиться со мной. Я ходила в престижный университет, и
знаешь, если бы у меня не было денег, те девицы отшили бы меня. Америка
набита снобами. Ты ведь давно там не был. Ты не знаешь.
- Знаю.
- Это тебе так кажется. Тебе надо съездить и посмотреть, как там все
переменилось. Подчиняется общественному мнению. В смысле, массам. Я даже
и не знаю, как это у меня глаза открылись. Их выпускают из колледжей
пачками. Ты ведь не представляешь. Дядин приятель сказал, что ты изоли-
ров
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -