шься переспать с женщиной - она сжует  твою
ногу.
   Четыре сорок шесть утра. Внизу за окном, по промерзшей  просыпающейся
улице грузовики с овощами, грохоча, несутся на Нашмаркт. Скрежет, звон и
голубая вспышка въезжающего на стрелку первого трамвая. До рассвета  еще
полчаса. Завернувшись в простыню, Сэмюэл С. сидит в кресле.  Смотрит  на
окрасившуюся в желтый цвет комнату. Выключает свет. Слышит шорох  миниа-
тюрного тела Абигайль, переворачивающегося на бок.
   - Ну ладно. Укусила я тебя. А разве у тебя никогда  не  было  желания
укусить. Может, ты слишком культурный. А я  -  примитивная.  Может,  мне
нравится вкус крови. Просто надо было заняться со мной любовью.
   - С траханьем ради траханья я завязал.
   - Очень остроумно. Чего же ты тогда раздевался.  У  тебя  извращенное
сознание.
   - Ты права.
   - Что ж, я так и думала. О Господи. О Иисусе. О Иеровоам.  О  Сид.  О
Джо. Хорошие совестливые парни с университетским образованием, перед ко-
торыми я задирала нос. Надеешься подцепить зрелости, а тут... Ты  что-то
там говорил насчет внезапных озарений. По твоей милости и на  меня  сни-
зошло одно. Я предпочитаю иметь дело с мужиком, у которого он не встает,
чем с тем, кто им вообще не хочет пользоваться. У меня  голова  разболе-
лась. Хорошо бы аспирину.
   - Я принесу.
   - Ничего страшного. Не утруждайся.
   Большие карманные часы Сэмюэла С. громко тикают на столе. Серый  свет
расползается по зданиям. Скрежещут трамваи. Вена спешит  на  работу.  За
плечами - маленькие ранцы. Выныривают из подъездов,  толпой  несутся  по
улицам, на углах собираются в кучу, ждут. Молитва за всех маленьких  ти-
хих детей, покончивших с собой в Австрии. Аплодисменты почтенным венским
матронам с ребятишками. Гудок в си-бемоле для меня.  И  крошки.  Которая
всегда будет взрослее меня.
   Скрип волосяного матраца. Маленькое лицо Абигайль - белый овал в  об-
рамлении темных волос - поворачивается к Сэмюэлу  С.  Поджав  ноги,  она
сворачивается калачиком под одеялом.
   - Сэм, что с тобой происходит. Ты не мог бы мне объяснить. Я уж и  не
знаю, что еще сказать - от тебя все отскакивает, как камешки от  айсбер-
га. Я вовсе не самонадеянна. И хотя это звучит дико, ты  мне  нравишься.
Скажи, ты действительно веришь во все, что ты выдумал. Это ведь  женщины
так мыслят. Черт. Я хочу сказать, что же я мыслю. Именно сейчас, в шесть
часов утра. Кэтрин торчит в гостинице, и ей  не  терпится  выведать  все
подробности. Мне кажется, ты ведь, наверно, догадываешься: раз я с тобой
так откровенна, значит, и о тебе разболтаю по всему свету.  Вот  что  ты
думаешь.
   - Нет.
   Зевнула.
   - Скажи мне, ты когда-нибудь гадил в самолете.
   - Нет.
   - В самолете, который несется на высоте около шести тысяч  метров,  и
ты думаешь: "Если бы это долетело до земли, не  хотелось  бы,  чтоб  оно
шлепнулось на меня, когда я слушаю тихое урчание музыки". Я спятила. Ел-
ки-палки. Как твоя рана. Кровь проступила на простыне. Мне так стыдно. Я
не думала, что укушу так сильно. Может, чем-нибудь перевязать. Я не чис-
тила зубы со вчерашнего завтрака, это плохо.
   Абигайль медленно вылезает из-под  одеяла.  Нерешительно  ступает  на
пол. Направляется к завернувшемуся в простыню Сэмюэлу С. -  левой  рукой
этот стоик  прижимает  к  бедру  тонкую  окровавленную  хлопчатобумажную
ткань. Абигайль осторожно откидывает простыню с его бледной  веснушчатой
ноги.
   - Дай-ка я посмотрю. Вот что делают мои зубки.
   - Вот что наделали твои зубки.
   - Боже, прости меня. Пожалуйста, разреши мне хоть полечить тебя.
   Абигайль осматривает рану. Склонившись, хватается за  голову,  на  ее
узкой спине проступает длинная цепочка белых выпуклых позвонков. Протяж-
ный стон, на лице - страдание. В Сэмюэле С. это  отдается  дрожью.  Аби-
гайль бухнулась на  колени.  Маленькая  фигурка  скомкалась,  стала  еще
меньше.
   - Сэм, ты можешь мне помочь. Мне нужна помощь.  Впервые  у  меня  это
случилось с моей собакой. Я делала это со своей собакой. И была укушена.
Ты должен знать, обречена ли я из-за этого.
   Ледяные пальцы вцепляются в Сэмюэла С., терзают нити ткани.  Огромная
студенистая медуза в океане страхов,  которыми  мир  обволакивает  тебя,
когда ты погружаешься все глубже и глубже. Но ты должен вырваться и  по-
бежать. Изо всех сил. Прочь по лестничной площадке,  вниз  по  ступеням,
вдоль по Strasse. Выпей залпом два литра кислого молока, чтобы  улучшить
работу кишечника, попрощайся с хозяйкиными улитками, попрощайся с Графи-
ней. Прощайте, прощайте, ненормальные. Кто же доктор, а кто пациент. Где
же страхи. Вот они. Страхи повсюду.
   Откройся Страхи твои внутри Пусть выйдут Ворота за ними запри А собе-
рутся Назад вернуться Беги Беги
   - Сэм, ты не собираешься разговаривать. Ты, наверно,  шокирован,  да.
Прости, что я смеюсь, но слушай, я кусала и других мужчин.  Странно,  но
иногда выходила такая потеха, что я хохотала до упаду. Ты встревожен.
   - Я встревожен.
   - А мне, по-твоему, надо тревожиться.
   - Не знаю.
   - Я не чувствую себя больной, но, наверно, больна.
   Шаги на лестничной площадке. Шарканье мимо двери.  Герр  Профессор  с
верхнего этажа. Утренний поход за кубиками льда. Как-то  раз  Сэмюэл  С.
столкнулся с ним в подъезде - он сообщил, что ставит  опыты.  Ищет  лед,
который бы никогда не таял. Вроде спички, которая горела бы вечно.  Раз-
бирается ли герр С. в науке. Hausfrau говорила, что он обучался  в  Гар-
варде. Герр Профессор объяснил, что кубики обычного льда  служат  в  его
опытах контрольными экземплярами. Понимает ли его герр С. Герр С. понял.
Профессор удаляется, шаги все тише и тише, вверх, на  чердак;  он  давно
погрузился в старческое  слабоумие,  но  до  сих  пор  блестяще  говорит
по-древнегречески. Один или два раза они подробно обсуждали на этом язы-
ке что-то возвышенное, прямо на лестничной площадке. Hausfrau  не  могла
понять ни единого слова и шипела: "Тише" - из-за своей двери.
   - Я писала своему отцу письма из университета, раздевшись  догола,  и
сообщала ему, в каком виде пишу. В голом виде. Не знаю,  чувствую  ли  я
себя абсолютно нормальной. А ты, Сэм.
   - Не знаю.
   - Чего ты так закутался. Боишься, что я тебе его откушу.
   - Может, у меня нет желания выступать основным блюдом после твоих за-
кусок.
   - Ты рассуждаешь как ребенок, знаешь.
   - Знаю.
   - И ты доволен этим.
   - Доволен.
   - Я думаю, что ты к тому же и вуайер.
   - Вполне может быть.
   - Быть ребенком и извращенцем в твои годы не пристало. Не знаю, зачем
это я трачу время на чтение тебе нотаций. А впрочем, если уж у наших от-
ношений нет никакой перспективы, мы могли бы хоть дать друг другу совет.
   - Яд.
   - Обязательно. Ну и в каком смысле яд.
   - Это то, что ты изрыгаешь на меня.
   - Елки-палки. Давай сменим тему. Жаль, что я не знала, под каким  уг-
лом ты смотришь на жизнь.
   Сэмюэл С. тянется к своему бедру, чтобы смахнуть каплю крови.  Ту  же
окровавленную костяшку пальца подносит к носу и утирает бусинки холодно-
го пота. Застывает. Сфинкс, верховный псих, окаменевший любовник.  Дове-
ренное лицо выдумщиц: богатых белокурых  графинь  и  обнаженных  крошек,
проводящих семинары. Распухший от гордости, к прискорбию,  подкрепленной
принципами. Разросшийся до августейшего  неудачника  мирового  масштаба.
Чтобы принять командование парадом ничтожеств: по Альпам, через  Мюнхен,
минуя Париж; отплыть на плоту  из  Бреста,  высадиться  на  побережье  в
Нью-Джерси, чуть левее Стейтен Айленда и воздвигнуть на ближайшем болоте
Пантеон Бесславия, заросший камышом. Часовню, куда  могли  бы  стекаться
друзья со всего мира, чтобы посидеть у его пьедестала и попросить проще-
ния за их земные богатства и процветание.
   - О чем ты все время думаешь, странный Сэм.
   - Я представляю себя президентом банка с капиталом в миллиард  долла-
ров.
   - А что, если бы я пришла за кредитом.
   - Я дал бы тебе.
   - Дал бы. Ой, чем все это кончится, Сэм.
   - Чем-нибудь кончится.
   - У меня в голове каша. Можешь дать мне какой-нибудь совет, а.
   - Что ты хочешь услышать.
   - Ну, например, что у меня не так.
   - То, что я говорю, не имеет никакого значения.
   Абигайль поднимается на ноги. Руки стиснуты  в  кулаки,  вытянуты  по
швам. Шелковистые завитки темно-коричневых волос в  низу  живота  -  ма-
ленькая подушечка, на которую можно положить голову.
   - Хрен ты хвастливый. И не вздумай кому-нибудь рассказывать то, что я
тебе сказала.
   - Ты считаешь, что об этом стоит рассказывать.
   - Просто никогда и никому не говори, вот и все. Я знаю, что  подобную
чушь любят выслушивать психиатры. Они упиваются этим. У них грязные мыс-
ли.
   - Ты так думаешь.
   - Я так думаю.
   - Минуту назад ты просила о помощи.
   - Правильно. Но ты же не можешь мне ее оказать. Ты берешь, но  ты  не
можешь давать. Я пугаю тебя, разве нет. Слушай, хочешь услышать новость.
Ты тоже начинаешь пугать меня. Пускай я чокнутая, но ты, ты -  чудовище.
Ты ничего обо мне не знаешь. Вообще ничего. Пойми это. Ты понял.
   - Понял.
   - Хорошо, если понял. И ты считаешь, что между нами  с  отцом  что-то
было.
   - Я ничего не говорил. Я понял. Я ничего о тебе не знаю.
   - Правильно, не знаешь. А мы с отцом любим друг друга. Боже мой, Сэм,
боже мой. У тебя есть что-нибудь выпить. Я очень прошу.
   Сэмюэл С., в простыне, направляется в ванную. Перешагивает через  че-
тырех маленьких муравьев, обследующих  кусочек  Bratwurst,  недожеванный
шестнадцать не столь веселых дней назад, во время  полоскания  в  ванне.
Дружно навалившись, муравьи волокут  его  к  себе  -  запасаются  продо-
вольствием на зиму. Я полез под умывальник, представляя, что, пока  рука
тянется в отверстие чугунного пьедестала, оттуда ужалит змея.
   Абигайль протягивает руку за выпивкой, касается  его  руки.  Подносит
стакан к губам, выпивает залпом. Возвращает  стакан  за  второй  порцией
виски. Сэмюэл С. берет бутылку за горлышко, льет. Она запрокидывает  го-
лову. Стакан пуст. Утренний свет искрится в ее слезах.
   Сэмюэл С. сидит- штук сорок шишек на один  большой  живот.  Абигайль,
качнув грудью, подается вперед, чтобы поставить пустой стакан  на  стол.
Густые темные брови приподняты, губы плотно сжаты, машинально накручива-
ет на палец прядь волос. Сдвинув ноги, она встает с постели. Достает  из
переметной сумы свое нижнее белье. Встряхивает легким черным шелком. Ог-
лядывается на Сэмюэла С.
   - Не смотри, как я буду одеваться.
   Воет сирена на соседней фабрике. Семь часов: странный, ароматно-удуш-
ливый запах просачивается сквозь закупоренные окна.  Топки  в  котельной
загружены, и дымовые трубы пробуждаются к жизни.  Абигайль,  в  замшевых
ботинках, стоит перед щербатым зеркалом и водит  по  волосам  расческой.
Поднимает свою сумку, перекидывает ремень через плечо - рядом  с  ней  в
луче солнечного света вскипает столб пыли, - застывает в дверном проеме.
   - Прощай. Прости за увечье.
   - Ты знаешь, что нужно сказать в трамвае.
   - Знаю. Einmal zur Oper, bitte.
   - Sehr gut.
   - Хотелось бы, чтобы в наших отношениях было побольше солнечного све-
та. Я пришлю тебе открытку. Знаешь. А, ладно. Прощай.
   На кухне Сэмюэл С. сварил себе кофе.  Оперся  локтями  на  деревянную
разделочную доску около плиты. Мечтает. Порубить бы тут лук и  чеснок  и
нашпиговать ими конину для нежности. Именно  так  нашпиговал  он  своими
принципами полное фиаско. Выпустил то, что  особенно  хочется  удержать.
Как всегда, опаздывает сказать: останься. Ее сердце просто бы с  треском
захлопнулось перед моим носом. А в былые времена  имелись  друзья:  было
кого навещать по субботам - отогреваться от холодного мира.
   Вместо того Чтоб плясать одному Одетому В пояс из кобры  И  муфту  Из
шерсти верблюда
   Понедельник, прохлада, чистое небо,  сияние  солнца.  Воспоминание  о
том, как он прижимается к ее маленькому крепкому заду. Сэмюэл С.  прини-
мал ванну: теплые воды омывали грудь, лизали мочки ушей. После того  как
рана была тщательно промыта и обработана, он взял курс на восток. Сделал
три мили вниз по течению реки Вена - едва различимая, она бежала по  бе-
тонному руслу и исчезала под Нашмаркт. Проследовал мимо Оперы, по запру-
женной толпой Кернтнерштрассе. Заказал чашку кофе и рогалик в том  самом
кафе, где он познакомился с Абигайль.
   В три часа он позвонил Графине. Она сообщила, что слишком измучена  и
издергана для очной ставки. Сэмюэл С. сказал, что он может перезвонить в
это же самое время. В будущем году. Церковный колокол пробил четыре,  он
сел в 71-й трамвай, который закружил по улицам, названным в честь  фило-
софов. За
   подстриженные кусты, окаймляющие опрятные зеленые газоны.  Надо  было
заронить свое семя в Абигайль.
   В этот вторник, девятого августа, Сэмюэл С. вошел во внутренний  дво-
рик дома герра Доктора. Моросит мелкий дождь, начавшийся еще вчера днем,
когда Сэмюэл С. бродил по Центральному кладбищу. Мрачный был  день:  все
время перед глазами - далекий купол крематория. Прогуливался по  пустын-
ным дорожкам еврейской части кладбища, мимо разрушенной церкви,  стен  с
оспинами от пуль, отполированных гранитных надгробий с выбоинами от  ос-
колков снарядов. Шел дождь. Он наблюдал за двумя женщинами, которые воз-
водили стену: они перемешивали цементный раствор, клали кирпичи,  слизы-
вали стекавшие с  носа  капли  дождя.  Закатанные  рукава  открывали  их
сильные загорелые руки. Такая жена могла бы сдвинуть  гору.  И  свернуть
тебе шею. А потом, в День поминовения усопших, купить  цветы  в  цепочке
ларьков у массивных кладбищенских ворот и возложить их на твою могилу. В
конце концов обретешь покой на этом квадратном километре смерти: все мо-
гилы заросли кустами, маленькие деревянные кресты сгнили - осталось пус-
тое место. И как это только приходит  в  голову  снимать  с  неприятелей
белье и перепродавать им же по нитке.
   Сэмюэл С. дотронулся до кепки и прошел мимо Hausbesorger герра Докто-
ра, выглядывающей из своего крохотного оконца, - она  держала  на  руках
кошку и водила пальцем по ее приплюснутому носу, между  огромных  желтых
глаз.
   На нижней площадке лестницы, возле статуи Святой Девы Марии он произ-
нес Gesundheit и еще раз коснулся кепки; тут уже послышалось  осуждающее
цоканье языком - чье-то лицо высунулось во двор из двери прачечной. Вена
была построена из камней с прослойкой из глаз.
   На мгновение задержаться у двери герра Доктора. Так бережно нес  сюда
одну мечту - и вот огонек с шипением побежал по ее запалу. Взрыв. Озаре-
ние. Платформа Северного вокзала такое же подходящее местечко для мечта-
ний, как и любое другое. Передай герру Доктору, который стоит у  окна  и
смотрит в сад за домом, свои кошмары.
   - Что случилось, Док. Почему вы стоите. Обычно  вы  сидите  за  своим
письменным столом. Кто-то следит за вами оттуда, из сада.  Я  слышал,  в
Вене - великая чистка среди докторов, тех,  что  запрашивают  за  работу
слишком много.
   - Вы садитесь, герр С.
   - Обязательно, Док. Сегодня у меня определенно есть для вас несколько
интересных новостей. Которые с самой  субботы  витали  вокруг  варолиева
моста, а теперь столпились прямо над девятым и пятым нервами, теми,  что
вы демонстрировали на черепе налима, помните. Итак. Это случилось.  И  я
отверг первую бесплатную бабу. Она предлагала  себя  без  дополнительных
условий и соблазняла меня всю ночь напролет. Вы слушаете, Док. Я еще со-
бирался рассказать вам об одной грандиозной мечте. Эй, вы чем-то  встре-
вожены. Вам следует выкурить сигару. На ваши  гонорары  это  можно  себе
позволить.
   - Герр С.
   - Was ist, Док.
   - Я бы предпочел, чтобы вы не говорили со мной по-немецки. Герр паци-
ент.
   - Стоп. Что-то не так, Док.
   - Да, герр пациент.
   - Может быть, вы услышали, что я создаю союз  "Пациенты  за  снижение
гонораров врачей". Так-так.
   - Я собираюсь вам кое-что сообщить, герр пациент, и я хочу, чтобы  вы
меня правильно поняли. Вы в высшей степени умный человек,  и  я  уверен,
что вы поймете.
   - Я слушаю, герр Доктор. Что у вас за проблема.
   - Герр С., вы сводите меня с ума.
   - Приехали.
   - Это признак того, что вы в полном порядке и  действительно  исцели-
лись.
   - Подождите, Док.
   - Пожалуйста. Подождите вы, если можно. Этот час бесплатный,  за  мой
счет. Именно поэтому мне хотелось бы продолжить.
   - Как вы собираетесь распорядиться полученными от меня деньгами.
   - Герр С., вы прекрасно знаете, что за эти пять лет мои расценки  по-
высились, а ваша плата - нет.
   - Верно, Док. Но все-таки, что вы делаете с моими деньгами.
   - Герр пациент, могу я напомнить, что это мое личное дело.
   - Послушайте, это только подогревает мой интерес. Я весь нетерпение и
успокоюсь, только когда узнаю.
   - Я их вкладываю.
   - Во что.
   - Пожалуйста, герр С., я ответил на ваш вопрос.
   - Нет, не ответили.
   - Какое имеет значение, во что я их вкладываю.
   - Ну если это не имеет значения, то почему бы не сказать мне.
   - Я вкладываю их в производство.
   - Производство чего.
   - Химических препаратов.
   - Каких химических препаратов.
   - Мне кажется, наша встреча окончена, герр С.
   - Нет. Я хочу выяснить, во что вы вложили мои деньги. И я буду сидеть
здесь, пока не узнаю.
   - Ну что ж, герр С. Я вкладываю их в противозачаточные таблетки и бо-
еприпасы.
   - Прекрасно.
   - Я ответил на ваш вопрос.
   - Ага.
   - Рад это слышать.
   - Что ж, Док, вы действительно решили избавить себя от моей бестолко-
вой болтовни. Это умно с вашей стороны - вышвырнуть меня  в  равнодушный
мир. Еще три месяца со мной, и вы бы обратились в соляной столб.
   - Возможно, герр С.
   Сэмюэл С. - в кресле; раскинул руки на кожаных подлокотниках. Пока он
здесь, он здесь навечно. Нависшая тишина  слушает  тиканье  часов  герра
Доктора, отсчитывающих абсолютно бесплатные минуты. Уснуть бы. Пока герр
Доктор все еще сидит по другую сторону стола. Боксерская груша.  Соляной
столб. Для разбивания моих кулаков. Последний час после сотен. И на  сей
раз бесплатный. Как стакан пива там, в Штатах. За счет заведения,  прия-
тель. Самый вкусный стакан. Чуть ли не из всех предыдущих. Эта последняя
встреча подарила мне самое величайшее озарение: если я даже исцелюсь,  я
никогда не узнаю об этом.
   - До свидания, Док.
   - Прощайте, герр С.
   Сэмюэл С. поднимается. Герр Доктор стоит. За его спиной - окно;  вни-
зу, на дворе маленькая девочка свистит в свистульку. Герр Доктор  разми-
нает большой палец. Это означает, что он хочет пожать мне руку.  Вопреки
моим принципам. Оскорблены лучшие чувства. Начинать дела с пожатия  рук,
когда знаешь, что несколько мгновений спустя они поползут  вверх,  чтобы
вцепиться тебе в горло.
   - Док, последний вопрос, прежде чем я в последний раз закрою за собой
эту дверь. Неужели вы думаете, что вы когда-нибудь исцелитесь.
   - Нет, герр С.
   - Док, можете мне не верить, но вы - классный малый. Как бы то ни бы-
ло, спасибо за все, что вы пытались для меня сделать.
   - Герр С., и я, добровольно, выскажу свое мнение. Вы  странный  чело-
век. И очень жаль, что вы собирались превратить меня  в  соляной  столб,
потому что я готов был слушать вас и дальше.
   На улице вся бравада гаснет в холоде капель летнего  дождя,  падающих
прямо в сердце. Пульсация в отметине от зубов на бедре. Слезы  наворачи-
ваются на глаза Сэмюэла С. Медленно поплелся прочь. Отсчитал сорок  сту-
пеней, дух рванулся куда-то, и он рухнул. Руки сложены, как крылья,  ла-
дони сжимают лицо - он лежит на площадке, наискосок от дверей  подъезда.
Нерассказанная мечта. Провожает Абигайль и Кэтрин  на  вокзал.  Помогает
разместить в купе их багаж. Как и подобает джентльмену. А потом  хватает
Кэтрин. За ее обширные телеса. Загоняет ей до самого горизонта. Оборачи-
вается. И видит, как заходят на вокзал. Две фигуры.  Темная  и  светлая.
Графиня и герр Доктор. Когда они проходили мимо - носильщики  тащили  их
элегантные белые ч