Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Доннер Флоринда. Шабоно -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -
х колючки. -- Надо быть круглым дураком, чтобы наступить на змею, -- сказала она, сталкивая мои ноги со своих колен. -- А по сравнению с москитами колючки тоже не так уж плохи. Тебе еще повезло, что эти мелкие твари не кусают тебя так, как этих racionales. Она потерла мои ладони и руки, словно надеясь отыскать в них ответ на эту загадку. -- Интересно, почему это? Еще в миссии Анхелика изумлялась тому, как я, подобно индейцам, сплю без москитной сетки. -- У меня зловредная кровь, -- сказала я с усмешкой. Встретив ее озадаченный взгляд, я пояснила, что еще ребенком часто уходила с отцом в джунгли искать орхидеи. Он неизменно бывал искусан москитами, мухами и вообще всякими кусачими насекомыми. Но меня они почему-то никогда не донимали. А однажды отца даже укусила змея. -- И он умер? -- спросила Анхелика. -- Нет. Это вообще был очень необычный случай. Та же змея укусила и меня. Я вскрикнула сразу вслед за отцом. Он решил было, что я его разыгрываю, пока я не показала ему крохотные красные пятнышки на ноге. Только моя нога не распухла и не побагровела, как у него. Друзья отвезли нас в ближайший город, где моему отцу ввели противозмеиную сыворотку. Он болел много дней. -- А ты? -- А со мной ничего не было, -- сказала я и добавила, что именно тогда его друзья и пошутили, что у меня зловредная кровь. Они, в отличие от доктора, не верили, что змея истощила весь запас, яда на первый укус, а того, что осталось, было недостаточно, чтобы причинить мне какойто вред. Еще я рассказала Анхелике, как однажды меня искусали семь ос, которых называют mata caballo -- убийцами лошадей. Доктор подумал, что я умру. Но у меня только поднялась температура, и несколько дней спустя я поправилась. Никогда прежде я не видела, чтобы Анхелика так внимательно слушала, слегка наклонившись вперед, словно боясь упустить каждое слово. -- Меня тоже однажды укусила змея, -- сказала она. -- Люди подумали, что я умру. -- Она помолчала немного, задумавшись, потом ее лицо сморщилось в робкой улыбке. -- Как по-твоему, она тоже успела на кого-то извести свой яд? -- Конечно, так оно и было, -- сказала я, тронув ее иссохшие руки. -- А может, у меня тоже зловредная кровь, -- сказала она, улыбнувшись. Она была так тщедушна и стара. На мгновение мне показалось, что она может растаять среди теней. -- Я очень старая, -- сказала Анхелика, посмотрев на меня так, словно я произнесла свою мысль вслух. -- Мне давно уже пора бы умереть. Я заставила смерть долго ждать. -- Она отвернулась и стала смотреть, как муравьиное войско уничтожает какой-то куст, отгрызая целые куски листьев и унося их в челюстях. -- Я знала, что именно ты доставишь меня к моему народу, знала с той самой минуты, как тебя увидела. -- Наступило долгое молчание. Она либо не хотела говорить больше, либо пыталась найти подходящие слова. Она посмотрела на меня, загадочно улыбаясь. -- Ты это тоже знала, иначе тебя бы здесь не было, -- наконец сказала она с полной убежденностью. На меня напал нервный смешок; всегда ей удавалось смущать меня этим своим особым блеском глаз. -- Я не знаю толком, что я здесь делаю, -- сказала я. --Яне знаю, зачем иду вместе с тобой. -- Ты знала, что тебе предназначено сюда приехать, -- настаивала Анхелика. Было в этой ее уверенности нечто такое, что пробудило во мне охоту поспорить. Согласиться с нею было не так просто, особенно если учесть, что я и сама не знала, с какой стати бреду по джунглям Бог весть куда. -- Честно говоря, у меня вообще не было намерения куда-либо идти, -- сказала я. -- Ты же помнишь, я даже не отправилась, как планировала, с друзьями вверх по реке охотиться на аллигаторов. -- Вот об этом я и говорю, -- убеждала она меня так, словно разговаривала с бестолковым ребенком. -- Ты нашла повод отменить поездку, чтобы получить возможность пойти со мной. -- Она положила костлявые ладони мне на голову. -- Поверь мне. Мне-то не пришлось долго над этим раздумывать. И тебе тоже. Решение пришло в ту минуту, когда ты попалась мне на глаза. Чтобы подавить смех, я уткнулась лицом в колени старой женщины. Спорить с ней было бесполезно. К тому же она, возможно, права, подумала я. Я и сама не находила этому объяснения. -- Я долго ждала, -- продолжала Анхелика. -- Я уже почти забыла, что ты должна ко мне приехать. Но как только я тебя увидела, я поняла, что тот человек был прав. Не то чтобы я в нем когда-нибудь сомневалась, но он сказал мне об этом так давно, что я уже начала думать, что упустила свой случай. -- Какой человек? -- спросила я, подняв голову с ее колен. -- Кто тебе сказал, что я приеду? -- В другой раз расскажу. -- Анхелика пододвинула корзину и достала большую лепешку. -- Давай-ка поедим, -- добавила она и открыла банку с сардинами. Настаивать не было смысла. Если уж Анхелика решила молчать, нечего было и думать заставить ее заговорить снова. Не утолив любопытства, я довольствовалась изучением аккуратного ряда жирных сардин в густом томатном соусе. Я видела такие же в супермаркете Лос-Анжелеса; одна моя подруга обычно покупала их для своего кота. Я подцепила одну пальцем и размазала по куску белой лепешки. -- Где, интересно, может быть Милагрос, -- сказала я, вгрызаясь в сэндвич с сардинкой. На вкус он был совсем неплох. Анхелика не ответила; она и есть ничего не стала. Время от времени она лишь пила воду из тыквенного сосуда. В уголках ее рта держалась едва заметная улыбка, и мне захотелось узнать, о чем таком могла задуматься эта старая женщина, что пробудило такую тоску в ее глазах. Внезапно 46 она уставилась на меня, словно очнувшись от сна. -- Смотри, -- сказала она, толкнув меня локтем. Перед нами стоял мужчина, совершенно нагой, за исключением повязок из хлопковой пряжи на предплечьях и шнурка поперек талии, петлей охватывавшего крайнюю плоть и подвязывавшего таким образом пенис к животу. Его тело сплошь было покрыто коричневато-красными узорами. В одной руке он держал лук и стрелы, в другой -- мачете. -- Милагрос? -- наконец выдавила я, когда первый шок миновал. Все-таки узнала я его с трудом. И не только из-за его наготы; он как бы стал выше ростом, мускулистее. Красные зигзагообразные полосы, спускающиеся со лба по щекам, поперек носа и вокруг рта, заострили черты его лица, напрочь стирая всякую уязвимость. Помимо чисто физической перемены было что-то еще, чего я не могла точно определить. Словно избавившись от одежды racionales, он сбросил какой-то невидимый груз. Милагрос расхохотался во все горло. Смех, вырывавшийся, казалось, из самой глубины его существа, сотрясал все тело. Раскатисто разносясь по лесу, он смешался с тревожными криками испуганно взлетевшей стайки попугаев. Присев передо мной на корточки, он резко оборвал смех и сказал: -- А ты меня почти не узнала. -- Он придвинул свое лицо к моему, так что мы коснулись друг друга носами, и спросил: -- Хочешь, я тебе раскрашу лицо? -- Да, -- сказала я, доставая фотоаппарат из рюкзака. -- Только можно я сначала тебя сфотографирую? -- Это мой фотоаппарат, -- решительно заявил он, потянувшись за ним. -- Я думал, что ты оставила его для меня в миссии. -- Я хотела бы им воспользоваться, пока буду находиться в индейской деревне. Я стала учить его, как пользоваться фотоаппаратом, с того, что вставила кассету с пленкой. Он очень внимательно слушал мои пояснения, кивая головой всякий раз. когда я спрашивала, все ли он понял. Вдаваясь во все подробности обращения с этим хитроумным устройством, я надеялась сбить его с толку. -- А теперь давай я тебя сфотографирую, чтобы ты видел, как надо держать камеру в руках. -- Нет, нет. -- Он живо остановил меня, выхватив камеру. Без каких-либо затруднений он открыл заднюю крышку и вынул пленку, засветив ее. -- Ты же пообещала, что он мой. Только я один могу делать им снимки. Лишившись дара речи, я смотрела, как он вешает фотоаппарат себе на грудь. На его нагом теле камера выглядела настолько нелепо, что меня разобрал смех. А он принялся карикатурными движениями наводить фокус, ставить диафрагму, нацеливать объектив куда попало, разговаривая при этом с воображаемыми объектами съемок, требуя, чтобы те то подошли поближе, то отодвинулись. Мне ужасно захотелось дернуть за шнурок на его шее, на котором висели колчан со стрелами и палочка для добывания огня. -- Без пленки у тебя никаких снимков не получится, -- сказала я, отдавая ему третью, последнюю кассету. --А я не говорил, что хочу делать снимки. -- Он с ликующим видом засветил и эту пленку, потом очень аккуратно вложил фотоаппарат в кожаный футляр. -- Индейцы не любят, когда их фотографируют, -- серьезно сказал он, повернулся к корзине Анхелики и, порывшись в ее содержимом, вытащил небольшой тыквенный сосуд, обвязанный вместо крышки кусочком шкуры какого-то животного. -- Это оното,-- сказал он, показывая мне пасту красного цвета. На вид она была жирной и издавала слабый, не поддающийся определению аромат. -- Это цвет жизни и радости, -- сказал он. -- А где ты оставил свою одежду? -- поинтересовалась я, пока он откусывал кусочек лианы длиной с карандаш. -- Ты живешь где-то поблизости? Занятый разжевыванием одного из кончиков лианы, пока тот не превратился в подобие кисточки, Милагрос не счел нужным отвечать. Он плюнул на оното и стал размешивать кисточкой красную пасту, пока та не размякла. Точной твердой рукой он нарисовал волнистые линии у меня на лбу, по щекам, подбородку и шее, обвел кругами глаза и разукрасил руки круглыми точками. -- Где-то неподалеку есть индейская деревня? --Нет. -- Ты живешь сам по себе? -- Почему ты задаешь так много вопросов? -- Раздраженное выражение, усиленное резкими чертами его раскрашенного лица, сопровождалось возмущением в голосе. Я открыла рот, что-то промямлила, но побоялась сказать, что мне важно узнать о нем и об Анхелике побольше: чем больше я буду знать, тем мне будет спокойнее. -- Меня учили быть любопытной, -- сказала я чуть погодя, чувствуя, что он не поймет того легкого беспокойства, которое я пыталась сгладить своими вопросами. Мне казалось, что узнав их ближе, я приобрету в какой-то мере чувство владения ситуацией. Пропустив мимо ушей мои последние слова, Милагрос искоса с улыбкой взглянул на меня, придирчиво изучил раскраску на лице и разразился громким хохотом. Это был веселый, заразительный смех, смех ребенка. -- Светловолосая индеанка,-- только и сказал он, утирая слезы с глаз. Все мои мимолетные опасения улетучились, и я расхохоталась вместе с ним. Внезапно смолкнув, Милагрос наклонился и прошептал мне на ухо какое-то непонятное слово. -- Это твое новое имя, -- с серьезным видом сказал он, прикрыв мне ладонью рот, чтобы я не повторила его вслух. Повернувшись к Анхелике, он шепнул это имя и ей на ухо. Покончив с едой, Милагрос знаком велел нам идти дальше. Я быстро обулась, не обращая внимания на волдыри. То взбираясь на холмы, то спускаясь в долины, я не различала ничего, кроме зелени, -- бесконечной зелени лиан, листвы, ветвей и острых колючек, где все часы были часами сумерек. Я уже не задирала голову, чтобы поймать взглядом небо в просветах между листвой, а довольствовалась его отражением в лужах и ручьях. Прав был мистер Барт, когда говорил мне, что джунгли -- это мир, который невозможно себе представить. Я все еще не могла поверить, что шагаю сквозь эту бесконечную зелень неведомо куда. В моем мозгу вспыхивали жуткие рассказы антропологов о свирепых и воинственных индейцах из диких племен. Мои родители были знакомы с несколькими немецкими исследователями и учеными, побывавшими в джунглях Амазонки. Ребенком я завороженно слушала их истории об охотниках за головами и каннибалах; все они рассказывали разные случаи, когда им удавалось избежать верной смерти, лишь спасая жизнь больному индейцу, как правило, вождю племени или его родственнику. Одна немецкая супружеская пара с маленькой дочерью, вернувшаяся из двухлетнего путешествия по джунглям Южной Америки, произвела на меня самое сильное впечатление. Мне было семь лет, когда я увидела собранные ими в странствиях предметы материальной культуры и фотографии в натуральную величину. Совершенно очарованная их восьмилетней дочерью, я ходила за ней по пятам по уставленному пальмами залу в фойе "Сирз Билдинг" в Каракасе. Не успела я толком разглядеть коллекцию луков и стрел, корзин, колчанов, перьев и масок, развешанных по стенам, как она потащила меня к укромной нише. Присев на корточки, она вытащила изпод кучи пальмовых листьев красный деревянный ящик и открыла его ключом, висевшим у нее на шее. -- Это дал мне один мой друг-индеец, -- сказала она, доставая оттуда маленькую сморщенную голову. -- Это тсантса, ссохшаяся голова врага, -- добавила она, поглаживая, словно кукле, длинные темные волосы. Преисполнившись благоговения, я слушала ее рассказы о том, как она не боялась находиться в джунглях, и что на самом деле все было не так, как рассказывали ее родители. -- Индейцы не были ни ужасными, ни свирепыми, -- серьезно сказала она, взглянув на меня большими глубокими глазами, и я ни на секунду не усомнилась в ее словах. -- Они были добрые и очень смешливые. Они были моими друзьями. Я не могла вспомнить имя девочки, которая, пережив все то, что пережили ее родители, не восприняла этого с их страхами и предубеждениями. Фыркнув от смеха, я едва не споткнулась об узловатый корень, затаившийся под скользким мхом. -- Ты разговариваешь сама с собой? -- голос Анхелики прервал мои воспоминания. -- Или с лесными духами? -- А такие есть? -- Да. Духи живут среди всего этого, -- сказала она негромко, поведя вокруг рукой. -- В гуще сплетенных лиан, вместе с обезьянами, змеями, пауками и ягуарами. -- Ночью дождя не будет, -- уверенно заявил Милагрос, втянув в себя воздух, когда мы остановились у какихто валунов на берегу мелкой речушки. По ее спокойным прозрачным водам здесь и там плыли розовые цветы с деревьев, стоявших на другом берегу, словно часовые. Я сняла обувь, стала болтать стертыми в кровь ногами в благодатной прохладе и смотреть, как небо, вначале золотисто-алое, становилась постепенно оранжевым, потом багряным и, наконец, темно-фиолетовым. Вечерняя сырость принесла с собой запахи леса, запах земли, жизни и тления. Еще до того, как темнота вокруг нас сгустилась окончательно, Милагрос сделал два лубяных гамака, обоими концами привязав их к веревкам из лиан. Не скрывая удовольствия, я смотрела, как он подвешивает мой веревочный гамак между этими очень неудобными на вид лубяными люльками. Предвкушая интересное зрелище, я присматривалась к действиям Милагроса. Он снял со спины колчан и палочку для добывания огня. Велико же было мое разочарование, когда сняв кусок обезьяньей шкурки, прикрывавшей колчан, он достал из него коробок спичек и поджег собранный Анхеликой хворост. -- Кошачья еда, -- проворчала я, принимая из рук Милагроса жестянку сардин. Мой первый ужин в джунглях, как я себе представляла, должен был состоять из мяса только что добытого на охоте тапира или броненосца, отлично пропеченного над жарким потрескивающим костром. А эти тлеющие веточки лишь подняли в воздух тонкую струйку дыма, слабый огонек едва освещал наше ближайшее окружение. Скупой свет костра заострил черты Милагроса и Анхелики, заполнив впадины тенями, высветив виски, выдающиеся надбровные дуги, короткие носы и высокие скулы. Интересно, подумала я, почему свет костра делает их такими похожими? -- Вы не родня друг другу? -- спросила я наконец, озадаченная этим сходством. -- Да, -- сказал Милагрос. -- Я ее сын. -- Ее сын! -- повторила я, не веря своим ушам. А я-то думала, что он ее младший родной или двоюродный брат; на вид ему было лет пятьдесят. -- Тогда ты только наполовину Макиритаре? Оба они захихикали, словно над ведомой лишь им одним шуткой. -- Нет, он не наполовину Макиритаре, -- сказала Анхелика, давясь от смеха. -- Он родился, когда я еще была с моим народом. -- Больше она не сказала ни слова, а лишь придвинула свое лицо к моему с вызывающим и в то же время задумчивым выражением. Я нервно шевельнулась под ее пристальным взглядом, заволновавшись, не мог ли мой вопрос ее обидеть. Должно быть, любопытство -- это моя благоприобретенная черта, решила я. Я жаждала узнать о них все, а они ведь никогда не расспрашивали меня обо мне. Казалось, для них имеет значение лишь то, что мы находимся вместе в лесу. В миссии Анхелика не проявила никакого интереса к моему прошлому. Ни она не хотела, чтобы и я что-нибудь знала о ее прошлом, за исключением нескольких рассказов о ее жизни в миссии. Утолив голод, мы растянулись в гамаках; наши с Анхеликой гамаки висели поближе к огню. Вскоре она уснула, подобрав ноги под платье. В воздухе потянуло прохладой, и я предложила взятое с собой тонкое одеяло Милагросу, которое тот охотно принял. Светляки огненными точками освещали густую тьму. Ночь звенела криками сверчков и кваканьем лягушек. Я не могла заснуть; усталость и нервное напряжение не давали мне расслабиться. По ручным часам с подсветкой я следила, как медленно крадется время, и вслушивалась в звуки джунглей, которые уже не в состоянии была различать. Какие-то существа рычали, свистели, крякали и выли. Под моим гамаком прокрадывались тени -- так же беззвучно, как само время. Пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь тьму, я села в гамаке и часто замигала, не соображая, то ли я сплю, то ли бодрствую. За колючим кустарником бросились врассыпную обезьяны со светящимися в темноте глазами. Какие-то звери с оскаленными мордами уставились на меня с нависающих ветвей, а гигантские пауки на тонких, как волосинки, ногах ткали у меня на глазах свою серебристую паутину. Чем больше я смотрела, тем сильнее меня охватывал страх. А когда моему взору предстала нагая фигура, целящаяся из натянутого лука в черноту неба, по спине у меня покатились калачи холодного пота. Явственно услышав характерный свист летящей стрелы, я прикрыла рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. -- Не надо бояться ночи, -- сказал Милагрос, коснувшись ладонью моего лица. Это была крепкая мозолистая ладонь; она пахла землей и корнями. Он подвесил свой гамак над моим, так что сквозь полоски луба я чувствовала тепло его тела. Он тихонько повел разговор на своем родном языке; потекла длинная вереница ритмичных, монотонных слов, заглушившая все прочие лесные звуки. Мною постепенно овладело ощущение покоя, и глаза начали смыкаться. Когда я проснулась, гамак Милагроса уже не висел над моим. Ночные звуки, теперь еле слышные, все еще таились где-то среди окутанных туманом пальм, бамбука, безымянных лиан и растений-паразитов. Небо еще было бесцветным; оно лишь слегка посветлело, предвещая погожий день. Присев над костром, Анхелика подкладывала хворост и раздувала тлеющие угли, возрождая их к новой жизни. Улыбнувшись, она жестом подозвала меня. -- Я слышала тебя во сне, -- сказала она. -- Тебе было страшно? -- Ночью лес совсем другой, -- ответила я чуть смущенно. -- Должно быть, я слишком у

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору