нами, некоторое время назад он, вследствие трагической случайности, ушел
из жизни в самом расцвете лет, не успев осуществить всего задуманного. И
часто, когда я иду по длинному коридору издательства,  мне  чудится  его
чуть хрипловатый голос:
   - Грушка! Наш вам привет! Опять принесли  бедным  издательским  детям
рукопись? Ну спасибо, теперь намажем на хлеб  маслице!  Ты  пиши,  пиши,
глядишь, у нас и икорка появится!
   Он так разговаривал со мной: то на "ты", то на "вы". Дико осознавать,
что он ушел навсегда и не вернется.  Но  если  разговоры  про  тот  свет
правда и Алексей имеет возможность увидеть нас, пусть услышит то, что  я
не успела сказать ему при жизни:
   - Лешик, я люблю тебя, спасибо тебе за  все.  То  место,  которое  ты
занимал в моем сердце, не  будет  занято  другими.  Мне  горько,  что  я
потеряла друга.
   Но в тот  день,  когда  я  вывалила  на  стол  к  Ольге  Вячеславовне
рукописи, естественно, не знала, кто такой Брагинский.
   Редактор аккуратно сложила папки стопкой, смахнула ладонью  невидимую
пыль с верхней и очень серьезно сказала:
   - Теперь решим некоторые формальности, вы сейчас  посмотрите  договор
и, если никаких возражений не найдется, подпишите. Деньги получите после
того, как договор скрепим подписями.
   - Какие деньги? - изумилась я.
   - Гонорар, - пояснила Ольга Вячеславовна.
   Потом она помолчала немного и поинтересовалась:
   - А вы разве не знаете, что писатели за книги получают деньги? Хотели
бесплатно издаваться?
   Я в замешательстве смотрела на Рубис.  Мне,  дочери  писателя,  очень
хорошо было известно волшебное  слово  "гонорар".  В  раннем  детстве  я
считала, что имеется это человек, с  фамилией  Гонорар,  у  которого  на
службе состоит мой папа. Потом, конечно, я разобралась, в чем дело.  Но,
относя книгу в "ЭКСМО", я думала, что времена  изменились  и  мне  самой
придется платить за издание рукописи.
   - И еще, - завершила  беседу  Ольга  Вячеславовна,  -  подумайте  над
псевдонимом. Ваше имя не подходит, фамилию можно оставить.
   Надо сказать, что имя Агриппина мне никогда не нравилось. В 60-е годы
оно было совершенно уникальным, даже эпатажным. Это сейчас  детей  стали
называть Евдокимами, Анастасиями, Ксениями... Во времена  моего  детства
были популярны другие имена: Светлана, Татьяна, Елена... У нас  в  школе
имелась лишь одна Агриппина, впрочем, на журфаке и в "Вечерке" тоже.
   Иногда со мной приключались  комические  ситуации.  Однажды,  стоя  в
очереди за продуктами в переделкинском сельпо,  я  услышала  сзади  себя
дребезжащий тенорок:
   - Грунь, ну купи бутылку!
   Я оглянулась и увидела плюгавенького дедушку самого простецкого вида,
в ватнике и сапогах. Решив, что это чей-то сторож, который знает меня  с
детства,  я  сердито  отвернулась,  посчитав  ниже  своего   достоинства
общаться  с  пьянчужкой.  Честно  говоря,  я  надеялась,  что  алкоголик
отстанет, но он продолжал тупо ныть:
   - Грунь, возьми беленькой, ну че  тебе,  жалко?  Знаю,  у  тебя  есть
деньги, вон ту купи, дешевую. Грунь, а Грунь! Вот ты зараза какая!
   Я разозлилась, резко повернулась к нему и очень сердито сказала:
   - Не понимаю, по какой причине  я  обязана  подносить  вам  спиртное,
немедленно оставьте меня в покое.
   Дедок вытаращил блеклые глазки:
   - А ты тут при чем?
   - Но вы же все время стонете: "Груня, купи бутылку".
   - Ну и чего? - спросил дедок. - Я с женой балакаю, с Грунькой!
   Я  поглядела  чуть  вбок  и  заметила  возле   алкоголика   крохотную
старушонку, ростом чуть выше кошки, ее тоже звали Агриппиной.
   В другой раз я шла домой и услышала крик:
   - Груня, Груня!
   Сами понимаете, что я моментально  пошла  на  зов.  Я  привыкла  быть
единственной Груней в компании и решила, будто окликнули меня.  Мужчина,
оравший: "Груня, Груня", был мне совершенно незнаком.
   Я кашлянула и спросила:
   - Зачем я вам понадобилась?
   - Кто? - изумился дядька.
   - Я.
   - Вы мне не нужны!
   - Но ведь вы кричите: "Груня, Груня", - возмутилась я.
   - И чего? - захлопал глазами незнакомец. - Я собаку свою зову, Груню,
усвистала из двора, да еще вместе с Кешей!
   - С кем? - еще больше возмутилась я, - вы надо мной издеваетесь, да?
   - Что я сделал такого? - воскликнул мужчина, -  вас  знать  не  знаю,
никому не мешаю, зову Груню и Кешу, удрали они, весна по голове ударила,
вот и намазали пятки салом.
   - Кто такой Кеша? - растерялась я.
   - Так щенок Груньки, - пояснил дядька, - она пятерых родила,  четырех
пристроили, а этот остался. Во гляди, идут!
   Я посмотрела вглубь двора и, сдерживая хохот, прижалась к стене дома.
По дорожке вышагивала парочка: маленькая, тощая, беленькая  болоночка  и
нечто крупное,  темно-коричневое...  Груня  и  Кеша,  такого  просто  не
бывает. Мало того, что болонку зовут как меня, так еще у нее сын Кеша, и
если бы мы с Аркашкой уродились собаками, то выглядели  бы  именно  так:
маленькая, беленькая мамуська и большой черно-коричневый сынишка.
   И уж совсем смешно вышло в лечебнице, куда я приволокла  на  прививку
Черри. Ветеринар начал заполнять регистрационную карточку и спросил:
   - Как зовут? - Агриппина, - ответила я.
   "Айболит" покачал головой:
   - Вы меня не правильно поняли. Не кличка собаки, а ваше имя!
   В сочетании с отчеством  "Аркадьевна",  Агриппина  звучит  совсем  уж
отвратительно. Начав работать в "Вечерней  Москве",  я  поняла,  что  не
каждому удается с первого раза правильно назвать меня. Народ обращался к
корреспондентке "Алевтина", "Рина", "Ирена", "Арина", - кто  как.  Лучше
всего меня обозвали в объединении "Мосводопровод". Я явилась туда, чтобы
взять интервью у старейшего работника,  который  прослужил  в  ведомстве
пятьдесят лет. Главный водопроводчик Москвы усадил журналистку  в  своем
кабинете и торжественно заявил:
   - Извините, Аргентина Аркадьевна, подождать пару минут придется.
   Я вздрогнула,  но  постеснялась  поправить  его,  так  он  ко  мне  и
обращался во время беседы - Аргентина.
   Но еще большие трудности я обрела, став репетитором. Практически  все
дети, сразу потерпев фиаско, переставали обращаться к училке  по  имени.
Я, смирившись с этим, предлагала:
   - Можете звать меня на немецкий манер - фрау Донцова, - но у  нас  не
принято называть педагогов по  фамилии  и  это  не  прижилось.  Особенно
насмешил меня маленький Ваня Ромашин, старательно  пытавшийся  запомнить
имя  "Агриппина".  Отчество  он  освоил  быстро,  а  вот  имя  никак  не
укладывалась в его голове.
   Один раз он встретил меня на пороге с абсолютно  счастливым  лицом  и
заявил:
   - Я знаю, как тебя называть! Выучил! Как кашу!
   Мне стало интересно.
   - Какую кашу, милый?
   Ванечка встал в торжественную позу и голосом глашатая воскликнул:
   - Дорогая Гречка Аркадьевна, здравствуйте!
   Так что с именем у меня были сложные отношения, оно мне совершенно не
нравилось и даже раздражало. Поэтому предложение Ольги Вячеславовны было
встречено мною с восторгом.
   - Как вам нравится Дарья? - спросила редактор. - Коротко, красиво,  и
в сочетании с фамилией отлично  смотрится:  Дарья  Донцова,  Д.Д.  Легко
запоминается, что для писателя важно...
   Я подскочила на стуле. Господи,  как  она  догадалась?  Дарья  -  мое
любимое имя. В подростковом возрасте я прочитала роман Алексея  Толстого
"Хождение по мукам" и навсегда влюбилась в одну из  главных  героинь,  в
Дашу. Я всегда завидовала женщинам с именем  Дарья,  и  вот  теперь  мне
предлагали поменять на него противную Агриппину.
   Домой  я  явилась  пьяная  от  новостей  и   положила   перед   мужем
издательский договор. Мгновенно собралась  вся  семья  и  уставилась  на
бумаги.
   - Они не шутят? - спросила Машка.
   - Небось обманут, - предостерег Дима.
   -  Ты  абсолютно  уверена,  что  тебя  ни  с  кем  не  перепутали?  -
поинтересовался Кеша. - Может, еще какая-нибудь Донцова рукописи сдала.
   Александр Иванович молчал, он спокойно читал документ, потом сказал:
   - Это надо подписать, кое-что мне  не  нравится,  но  альтернативы-то
нет. Однако...
   Я испугалась.
   - Что?
   Муж помялся, потом все же решился:
   - Имей в виду, многие книги, несмотря на то что их  авторы  заключили
договор с издательством, так и не вышли в свет. Не  расстраивайся,  если
"Поездка в Париж" так и останется в рукописи.
   Я взяла договор, ушла к себе в комнату, заперла  дверь  и  заплакала.
Никто в целом свете не верит, что я могу стать писательницей, одна Машка
принимает мать за Агату Кристи.
   Позвольте  сделать  небольшое  отступление.  Принеся  свою  работу  в
"ЭКСМО", я ничего не знала об этом издательстве,  кроме  того,  что  оно
выпускает обожаемых мною Маринину, Полякову и Дашкову.  Я  была  наивна,
как новорожденный кролик, и совершенно не  понимала,  что  моя  рукопись
катастрофически выбивается  из  всех  существовавших  до  того  канонов.
Издательства выпускают литературу сериями. Очень часто начинающий  автор
слышат от редактора:
   - Ваша книга вполне достойна быть напечатанной, но она не подходит ни
для одной из наших серий, простите, мы не станем ее публиковать.
   Расстраиваться в этом случает не стоит, надо  просто  потолкаться  по
другим издательствам, где-нибудь да и придетесь ко двору.
   Так вот, моя "Поездка в Париж" поставила "ЭКСМО"  в  тупик.  С  одной
стороны - детектив, с другой - семейная история. До меня все  российские
криминальные книги были очень  серьезными,  настоящими.  Авторы  успешно
продолжали традиции Адамова, Леонова, братьев Вайнеров. А тут  не  пойми
что: хихоньки, хахоньки, собаки, кошки, глуповатая Даша Васильева,  гора
трупов, и не страшно. Было еще одно  обстоятельство,  работавшее  против
меня. Действие первых двух книг разворачивается в Париже,  а  в  "ЭКСМО"
существовала установка:  детективы  должны  быть  только  на  российской
почве. То есть все складывалось так, чтобы  указать  мне  на  дверь.  Но
таинственное НЕЧТО, решившее, что Груня должна обязательно  превратиться
в  Дарью  Донцову,  распростерло  надо  мной  свое  крыло.  Мне   трижды
феерически повезло.
   Все рукописи, попавшие в "ЭКСМО", читают рецензенты.  Если  они  дают
благожелательный отзыв, за будущую книгу берется редактор.
   "Поездка в Париж" попала на рецензию  к  преподавателю  Литературного
института Татьяне  Сотниковой.  Вы  скорей  всего  знаете  ее  как  Анну
Берсеневу, под этим псевдонимом Таня пишет великолепные книги,  любовные
романы, настоящие, а не те, которые похожи на ведро с розовыми слюнями.
   Прочитав рукопись, Татьяна пришла к Рубис и сказала:
   - Сыро, много ошибок, но необычно, думаю, может понравиться людям, вы
посмотрите.
   Это было моим первым везением. Вторым оказалось то,  что  Рубис  сама
решила заняться "Поездкой в Париж".
   Сейчас все мои книги доводит до ума Ольга Вячеславовна.  Человек  она
скромный,  поэтому,  естественно,  попытается  вычеркнуть  нижеследующие
абзацы, но я сделаю то, чего не совершала никогда  раньше  и  не  сделаю
впредь: поставлю условие. Эта автобиография появится на свет лишь в  том
случае, если в ней сохранят все, посвященное "ЭКСМО".
   Так вот, об Ольге Вячеславовне. Не слушайте  тех  писателей,  которые
ворчат:
   - Мне не нужен редактор!
   Да, редактура  бывает  разной:  плохой,  хорошей  и  гениальной.  Мне
повезло: я получила третий вариант. У Ольги  Вячеславовны  острый  глаз,
великолепная память, безупречный вкус и огромное желание выпустить  вашу
книгу. Именно вашу, а не нечто, переписанное собственной рукой.
   Сколько глупостей выловила она в моих рукописях! В "Даме с коготками"
действие начиналось в ноябре,  а  потом,  через  месяц,  продолжалось  в
апреле, затем отчего-то в книге наступил декабрь... В "Жене моего  мужа"
действовала Анна Семеновна, папу которой звали Анатолий. Вот так просто:
Анна Семеновна и папа ее Анатолий, родной, не отчим. Кое-кто  из  героев
на первых страницах сверкал голубыми очами, в середине  рукописи  глядел
карими, а в конце  из  его  серых  глаз  текли  слезы.  Один  раз  Ольга
Вячеславовна спросила:
   - Агриппина Аркадьевна, вы когда-нибудь видели "Вольво"?
   - Сто раз, - заверила я ее.
   - Так вот, -  покачала  головой  редактор,  -  у  вас  тут  написано:
"...быстро залезла под "Вольво". Это невозможно!
   Я вышла на улицу, отыскала глазами  нужный  автомобиль  и  вздохнула.
Опять Рубис права! Под "Вольво" ни за что не протиснется даже Даша, с ее
сорока пятью килограммами веса. Не знаю, что было бы попади  моя  первая
рукопись в другие руки.
   Прочитав "Поездку в Париж",  Ольга  Вячеславовна  пошла  к  Сопикову,
показала ему рецензию Сотниковой. Игорь  Вячеславович  заколебался  и  в
конце концов решил рискнуть. И это было моим третьим огромным везением.
   Приняв решение печатать меня в "ЭКСМО", Ольга  Вячеславовна,  Татьяна
Сотникова и Игорь Вячеславович начали "воспитывать" нового автора.  Меня
элементарно учили писать, терпеливо  исправляли  неточности.  На  каждую
рукопись имелась рецензия Татьяны, где педантично указывалось:  а)  стр.
25 - Героиня стреляет из винтовки, где она ее взяла? б) стр. 28 -  фраза
"...вынула суп из СВЧ-печки", - это невозможно, в СВЧ-печке жидкость  не
кипит, она взлетает вверх, когда достаешь тарелку. в)  стр.  42  -  Даша
хромает, она сильно порезала ногу. Стр. 43 - она же ловко прыгает  через
забор. Так не бывает.
   Получив листок, я хваталась за голову  и,  ругая  себя  за  глупость,
принималась  устранять  неточности.  Потом   за   дело   бралась   Ольга
Вячеславовна.
   Собственно говоря, Дарью Донцову родили три человека: Таня Сотникова,
Ольга Вячеславовна Рубис и Игорь Вячеславович Сопиков.
   Уж  не  знаю,  как  им  понравится  такое  заявление,  но   они   мои
литературные отец и мать.
   Впрочем, хочу  заметить,  что  очень  многие  писатели  были  любовно
выпестованы этими людьми. В этом издательстве говорят:
   - Мы не переманиваем чужих авторов, а выращиваем своих.
   В отношении меня это стопроцентная правда. Впрочем, уже будучи хорошо
известной детективщицей с многомиллионными  тиражами,  я  столкнулась  с
другими представителями издательского бизнеса.
   Однажды в моей квартире раздался  звонок  и  приятный  мужской  голос
сказал:
   - Дарья Аркадьевна, мы очень хотим обсудить  с  вами  одну  проблему,
можно подъехать?
   Я, не ожидая ничего плохого, согласилась. Через час у меня в гостиной
сидел человек самой интеллигентной наружности. Решив не тянуть  кота  за
хвост, он мгновенно приступил к делу:
   - Сколько вам платит "ЭКСМО"?
   Я улыбнулась:
   - Честно на такой вопрос я отвечаю только в налоговой инспекции. А  в
чем дело?
   Дядька хмыкнул:
   - Тоже мне секрет Полишинеля, цифра хорошо известна.
   - Вы приехали, чтобы сообщить ее? - удивилась я.
   Мужчина ухмыльнулся, открыл "дипломат",  я  увидела  внутри  портфеля
деньги.
   - Предлагаю вам лучшие условия, - сообщил гость, - пересчитайте,  тут
в два раза больше, чем вам отстегивает "ЭКСМО"!
   Я поперхнулась и поинтересовалась:
   - Хотите отдать мне эти деньги?
   - Да.
   - А за что?
   - Рукопись, которая лежит сейчас на вашем столе, - наша.
   Я молча глядела в его противную физиономию. Так,  главное  сейчас  не
треснуть  дядечку  кулаком  в  нос,  но  издатель  понял  мое   молчание
по-своему.
   - Берите, берите, - заулыбался он.
   - Понимаете, - протянула я, - в мои планы не входит покидать "ЭКСМО".
Честно говоря, я надеюсь издаваться у  них  всю  свою  жизнь.  Если  они
выгонят сами, буду плакать на  крылечке  и  зашвыривать  им  рукописи  в
окошко!
   - Они вас обманывают, - фыркнул нахал, - платят копейки, я даю в  два
раза больше.
   Я хотела было ехидно заметить, что две копейки тоже не слишком много,
но удержалась и попыталась объяснить наглецу свою позицию.
   - "ЭКСМО" взяло меня с улицы и превратило в  известную  писательницу,
ну представьте, что вы бедная, не слишком красивая девочка, вышли  замуж
за пожилого  богатого  человека,  который  дал  вам  все:  имя,  деньги,
положение. И вот, став светской львицей, вы решаете поменять этого  мужа
на молодого хахаля. В системе моих координат это называется подлостью.
   Что же касается денег, то я никогда не скрывала, что не слишком в них
нуждаюсь. Если "ЭКСМО" не сможет выплачивать мне гонорары, я  все  равно
стану отдавать им  рукописи.  Не  все  в  нашем  мире  меряется  звонкой
монетой. Понимаете, я замужем за "ЭКСМО" и, как порядочная  женщина,  не
намерена изменять супругу.
   Издатель захлопнул портфель.
   - Дура, - заявил он.
   - Идиот, - не осталась в долгу я.
   - Всю жизнь в нищете проведешь, кретинка!
   - Пошел вон, мерзавец, - зашипела я, - немедленно поднимай жирный зад
и ковыляй отсюда, а  то  нажму  "тревожную"  кнопку,  явится  патруль  и
запихнет тебя в обезьянник.
   Далее мы перешли на совсем  уже  неприличные  выражения,  и  в  конце
концов мужик ушел, унося "подкупные".
   Самое интересное, что мы встретились с ним  потом  в  эфире  передачи
"Звездная гостиная", и этот пакостник соловьем  заливался  у  микрофона,
негодуя.
   - Некоторые издатели, люди без совести и  чести,  нагло  переманивают
чужих авторов.
   К сожалению, под рукой у меня не оказалось тяжелого  предмета,  чтобы
дать ему по башке.
   Прошло несколько  месяцев  после  подписания  договора,  потом  Ольга
Вячеславовна  позвонила  и,  как  всегда,  ровным,   спокойным   голосом
сообщила:
   - Агриппина Аркадьевна, заберите авторские.
   - Что? - не поняла я.
   - Вам  положено  десять  бесплатных  книг,  как  автору,  -  пояснила
редактор.
   - Книга вышла? - заорала я.
   - Конечно.
   Я побежала в "ЭКСМО", побросав все дела. Когда в моих руках  оказался
томик в светло-сером переплете, из глаз хлынули слезы. Я прижала книгу к
груди. Это не правда, мне снится сон!
   - Как вам обложка? - озабоченно поинтересовалась Ольга Вячеславовна.
   - Великолепная, - простонала я, обнимая книжку, -  лучше  не  бывает,
потрясающе, удивительно, необыкновенно...
   Ольга Вячеславовна покачала головой:
   - А мне не очень, опять художники напортачили!
   Я вышла на улицу  и  пошла  к  метро.  У  входа  на  станцию  "Сокол"
толпились лотки. На одном я увидела свою книгу, не передать словами, что
я ощутила, когда глаза прочли - "Дарья Донцова. Крутые наследнички".
   - Сколько стоит вон  та,  в  сереньком  переплете?  -  спросила  я  у
торговки.
   Та буркнула цену.
   - Не  знаете,  интересная  книжка?  -  продолжала  я,  вертясь  перед
лоточницей.
   Честно говоря, я надеялась, что она узнает меня, на  обороте-то  есть
фотография, всплеснет руками и заголосит:
   - Ой, ой! Это вы автор!
   До жути хотелось славы. Но женщина устало сказала:
   - Донцова какая-то! Фиг ее знает, развелось их, как собак  нерезаных.
Берете?
   Я покачала головой и поехала домой. Когда мои родные  увидели  книгу,
реакция их была странной.
   - Надо же! - воскликнул Кеша, - и такое печатают.
   - Смотри-ка, - восхитился  Димка,  -  книжка!  Почему  обложка  такая
страхолюдская?
   - Имей в виду, - назидательно сказал Александр Иванович, - одну книгу
может в принципе написать любой человек, а вот вторую...
   Я заскрипела зубами. Между прочим, я уже сдала в  издательство  шесть
рукописей.  Отчего  никто  не  верит  в  то,  что  я   стану   известной
писательницей. И только Маруся, обняв меня, закричала:
   - Мусенька! Ты гениальнее всех! Я же говорила, что ты  затмишь  Агату
Кристи!
   Потом наступил тяжелый год. Каждый месяц  я,  словно  по  расписанию,
двадцатого числа появлялась в "ЭКСМО" с  новой  рукописью.  Мне  ласково
кивали, заключали договор, брали папку, платили деньги и... не  печатали
книги.
   Я пребывала в крайнем замешательстве. Ольга Вячеславовна на  все  мои
вопросы загадочно отвечала:
   - Подождите, Агриппина Аркадьевна, нам надо принять решение.
   Сыновья издевались надо мной, как могли.
   - Я знаю, - хитро улыбался Аркашка, - отчего  тебе  платят  деньги  и
берут