зимних сумерках уже зажигались фонари. Мать не  могла
вставить ни слова, пока Белла  не  исчерпала  потока  своего  красноречия;
тогда она сказала:
   - Да? Вот как! Ну, а как же Энтони, и Николсоны, и Тэйлоры? Я что-то не
слыхала, чтобы они собирались покинуть Лесное озеро.
   - Ну конечно, ни Энтони, ни Тэйлоры  не  переезжают.  Разве  они  могут
сдвинуться с места? Они слишком старо" модны. Не  такие  это  люди,  чтобы
переехать куда-нибудь. Никто от них этого и не ждал. Но все  равно  Лесное
озеро не Двенадцатое, ты сама знаешь. И все, кто хоть что-нибудь значит  в
обществе,  наверно,  переселятся  на  Двенадцатое.  Сондра  говорит,   что
Крэнстоны переезжают в будущем  году.  А  тогда,  конечно,  Гарриэты  тоже
переедут.
   - И Крэнстоны, и Финчли, и  Гарриэты,  и  Сондра!  -  воскликнула  мать
Беллы, полусмеясь,  полусердито.  -  Я  только  и  слышу  все  эти  дни  о
Крэнстонах, о тебе, о Бертине и о Сондре.
   Крэнстоны и Финчли, недавно разбогатевшие выскочки, хоть и пользовались
некоторым успехом в ликургском обществе, но  в  то  же  время,  более  чем
кто-либо другой,  постоянно  служили  предметом  самых  недоброжелательных
пересудов. Это  они  перевели  сюда  из  Олбани  "Крэнстоновскую  компанию
плетеных изделий", а  из  Буффало  -  "Электрические  пылесосы  Финчли"  и
выстроили огромные  фабрики  на  южном  берегу  реки  Могаук,  грандиозные
особняки на Уикиги-авеню и  летние  коттеджи  на  Лесном  озере,  милях  в
двадцати к северо-западу от Ликурга. Они жили  на  широкую  ногу,  слишком
напоказ, и это не  нравилось  богатым  старожилам  Ликурга.  Эти  выскочки
одевались по последней моде,  вводили  всякие  новшества  в  автомобильный
спорт и в развлечения, и с ними было нелегко  тягаться  тем,  кто  доныне,
обладая меньшими средствами, считал свое  положение  и  свой  уклад  жизни
достаточно прочными и приятными и не желал лучшего.  Словом,  Крэнстоны  и
Финчли чересчур задавали тон и были  слишком  напористы,  а  потому  стали
бельмом на глазу для остальной части ликургского "света".
   - Сколько раз я тебе говорила, Белла, что мне не нравится твоя дружба с
Бертиной и с этой Леттой Гарриэт и ее братом. Они слишком  дерзкие,  вечно
суетятся, слишком много говорят и слишком любят  выставляться  напоказ.  И
твой отец относится к ним так же, как я. А Сондра Финчли напрасно  думает,
что можно дружить сразу  со  всеми.  Если  она  не  перестанет  дружить  с
Бертиной, тебе придется с ней расстаться. И потом, я не уверена, что  отец
позволит  тебе  поехать  куда-нибудь  без  старших.  Ты  еще  недостаточно
взрослая, а что касается дачи Финчли на  Двенадцатом  озере,  то  либо  мы
поедем туда все вместе, либо никто из нас не поедет.
   Миссис Грифитс были больше по  душе  образ  жизни  и  манеры  семейств,
издавна живущих в Ликурге, хотя и не таких богатых, как все  эти  недавние
пришельцы, и теперь она укоризненно смотрела на дочь.
   Однако  Белла  нисколько  не  была  смущена  или  раздосадована   этими
замечаниями. Она знала мать, знала, что та безумно любит ее,  гордится  ее
красотой и очень довольна ее успехами в обществе, так же как  и  отец:  он
считал Беллу совершенством и никогда не мог устоять перед ее улыбкой,  чем
она часто пользовалась.
   - Недостаточно взрослая, недостаточно взрослая, - с  упреком  повторила
Белла. - Не угодно ли! В июле мне будет восемнадцать. Хотела бы  я  знать,
когда вы с папой сочтете наконец, что я достаточно взрослая и не  нуждаюсь
в няньках? До каких пор вы меня не будете никуда  пускать  одну?  Неужели,
если вы едете куда-нибудь, мне непременно надо ехать  с  вами,  а  если  я
захочу поехать куда-нибудь, так и вы должны ехать со мной!
   -  Белла!  -  предостерегающе  воскликнула  мать.  Наступило   короткое
молчание; Белла нетерпеливо ждала; затем миссис Грифитс прибавила: - Ну, а
что же нам, по-твоему, делать? Вот когда тебе исполнится двадцать один или
двадцать два года, - если ты к тому времени еще не выйдешь замуж, -  тогда
мы подумаем, как отпускать тебя одну. А пока об этом и говорить нечего.
   В эту минуту Белла приподняла свою хорошенькую головку и  прислушалась;
внизу хлопнула дверь, и на лестнице послышались  шаги  Гилберта  Грифитса,
единственного сына в семье ликургских Грифитсов, - лицом и  сложением  (но
не  манерами  и  не  характером)  он  очень  походил  на  Клайда,   своего
двоюродного брата, живущего на Западе.
   Это был крепкий двадцатитрехлетний юноша, тщеславный и себялюбивый.  Он
казался более жестким, чем сестры, и куда более практичным.  Вероятно,  он
был сообразителен и энергичен в делах - область, к которой его  сестры  не
питали ни малейшего интереса. Он был резок и нетерпелив. Свое положение  в
обществе считал незыблемым и относился с полнейшим  презрением  ко  всему,
кроме делового успеха. И, однако, он очень интересовался  жизнью  местного
общества, причем считал себя и свою семью важнейшей его частью. Никогда не
забывая о достоинстве и общественном положении своей семьи,  он  тщательно
взвешивал каждый свой шаг, каждое  слово.  Случайного  наблюдателя  обычно
поражали в нем надменность и  резкость,  отсутствие  юношеской  веселости,
казалось бы, свойственной его возрасту. И все же он был молод, интересен и
недурен собой, притом обладал острым языком и умел подчас вставить если не
блестящее, то злое и меткое словцо. В Ликурге, благодаря положению семьи и
своему собственному, он считался одним из самых завидных  женихов.  Но  он
был настолько поглощен собственной особой, что Вряд ли  в  его  внутреннем
мире нашлось бы место для тонкого, подлинного понимания другого человека.
   Услышав, что он поднялся по лестнице и вошел  к  себе,  -  его  комната
находилась в глубине дома, рядом с ее комнатой, - Белла выбежала от матери
и постучалась к нему.
   - Гил, можно к тебе? - окликнула она.
   - Конечно.
   Весело посвистывая и, очевидно, собираясь куда-то, он доставал фрак.
   - Ты куда?
   - Никуда. Переодеваюсь к обеду. Вечером поеду к Вайнантам.
   - Ах, Констанция, конечно.
   - Нет, не Констанция, конечно. С чего ты взяла?
   - Как будто я не знаю!
   - Перестань. Ты для этих разговоров пришла?
   - Вовсе нет. Ты подумай, Финчли собираются на  будущее  лето  построить
дачу на Двенадцатом озере, на самом берегу,  рядом  с  Фэнтами,  и  мистер
Финчли покупает для Стюарта моторную  лодку  длиной  в  тридцать  футов  и
строит для нее сарай и солярий. Вот номер, а?
   - Что за выражения у тебя! Неужели ты не можешь отучиться  от  жаргона?
Говоришь, как фабричная девчонка. Это все, чему вас учат в школе?
   - Ну, уж не тебе говорить о жаргоне! А  ты  сам?  По-моему,  ты  первый
подаешь пример!
   - Во-первых, я старше тебя на пять лет. Во-вторых, я мужчина. Лучше  бы
ты брала пример с Майры - разве она когда-нибудь так разговаривает?
   - Ах, Майра!.. Ну, хватит. Ты лучше подумай, они выстроят дачу, и летом
у них будет так весело. Хочешь, мы туда поедем?  Мы  можем  поехать,  если
захотим... только если папа и мама согласятся.
   - Ну, не знаю, так ли уж это заманчиво, - ответил брат, хотя  на  самом
деле его очень заинтересовала эта новость. -  Мало  ли  мест,  куда  можно
поехать, кроме Двенадцатого озера.
   - Да, конечно, но только не для тех, кого мы знаем. Скажи,  пожалуйста,
куда еще едут лучшие семьи из Олбани  и  Утики?  Сондра  говорит,  что  на
Двенадцатое озеро съедется все лучшее общество, на западном  берегу  будут
самые лучшие дачи. Во всяком случае, Крэнстоны,  и  Ламберты,  и  Гарриэты
очень скоро туда поедут, - прибавила Белла решительно и  вызывающе.  -  На
Лесном озере почти никого не  останется  из  нашего  общества,  даже  если
Энтони и Николсоны не двинутся с места.
   - А кто сказал, что Крэнстоны переселяются на Двенадцатое?  -  с  живым
интересом спросил Гилберт.
   - Ну конечно, Сондра.
   - А ей кто сказал?
   - Бертима.
   - Да, эти семейства стали весело  жить,  -  странным  тоном  и  не  без
зависти заметил Гилберт. - Скоро им станет тесно в Ликурге.  -  Он  резким
движением  дернул  галстук  бабочкой,  который  ему  никак  не   удавалось
приладить, и слегка поморщился - воротничок был тесен.
   Хоти Гилберт и вошел недавно в дело своего  отца  в  качестве  главного
контролера над производством, а вскоре рассчитывал стать  во  главе  всего
предприятия,  он  все  же  завидовал  молодому  Грэнту  Крэнстону,  своему
ровеснику, юноше очень красивому и привлекательному, который  был  гораздо
смелее в обращении с  девушками  и  пользовался  у  них  большим  успехом.
Молодой Крэнстон, видимо, считал, что помощь  отцу  на  предприятии  можно
прекрасно сочетать с некоторой долей светских  развлечений,  -  Гилберт  с
этим  не  соглашался.  В  сущности,  молодой  Грифитс,  если  б   мог,   с
удовольствием обвинил бы молодого Крэнстона в распущенности, но тот до сих
пор не выходил за рамки благоразумия. И "Крэнстоновская компания  плетеных
изделий" явно выдвигалась в ряд крупнейших предприятий Ликурга.
   - Да, - прибавил Гилберт, помолчав,  -  они  слишком  быстро  расширяют
дело, я бы на их месте вел себя осторожнее. В конце концов, они  не  самые
богатые люди на свете.
   При этом он  подумал,  что  Крэнстоны  не  похожи  на  него  и  на  его
родителей: они в самом деле смелее, хотя, может быть, и не больше  гонятся
за успехом в обществе. Он им завидовал.
   - И знаешь, - восторженно заявила Белла, - Финчли  еще  устраивают  над
сараем для яхты веранду с паркетным полом для танцев.  И  Сондра  говорит,
Стюарт хотел бы, чтобы ты этим летом погостил у них подольше.
   - Да неужели? - сказал Гилберт саркастически и не без зависти. - Вернее
сказать, он надеется, что это ты погостишь у них подольше.  Я  буду  занят
все лето.
   - Ничего подобного он не говорил. И потом, ничего с нами  не  случится,
если мы туда съездим. На Лесном, как я понимаю, хорошего будет  мало.  Там
останутся одни мокрые курицы!
   - Вот как! Маме будет очень приятно это слышать.
   - А ты, конечно, ей скажешь?
   - Нет, не скажу. Только я не думаю, чтобы мы так сразу взяли и  поехали
за Крэнстонами и Финчли на Двенадцатое озеро, по крайней мере, сейчас.  Но
ты можешь погостить у них, если тебе так хочется и если папа позволит.
   В эту минуту внизу снова раздался стук входной двери, и Белла, забыв  о
споре с братом, побежала встречать отца.



2

   Родоначальник  ликургской  ветви   Грифитсов   был   с   виду   гораздо
примечательнее,  чем   отец   семейства   Грифитсов   в   Канзас-Сити.   В
противоположность своему коротенькому и мешковатому брату из миссии "Врата
упования", которого он не видел лет  тридцать,  Сэмюэл  Грифитс  был  выше
среднего  роста,  крепок  и  строен,  с  пронизывающим  взглядом,  резкими
манерами и речью. Давно уже он привык считать себя  человеком  незаурядной
проницательности, обладателем выдающихся деловых качеств - не случайно  же
он столь многого достиг! - и подчас бывал нетерпим к тем, кого нельзя было
назвать незаурядными людьми. Он не был груб или неприятен в обращении,  но
всегда старался сохранять спокойный и бесстрастный вид.
   И, оправдывая эту свою манеру держаться, он говорил  себе,  что  просто
ценит себя так, как все окружающие ценят его  и  тех,  кто,  подобно  ему,
преуспевает в жизни.
   Сэмюэл Грифитс переселился в Ликург лет двадцать пять назад с небольшим
капиталом  и  с  решением  вложить  его  в  новое  предприятие  -  фабрику
воротничков; успех превзошел самые смелые его ожидания, и, естественно, он
этим гордился. Теперь, спустя двадцать пять лет, ему принадлежал бесспорно
один из самых лучших и со вкусом построенных особняков в городе.  Грифитсы
занимали видное  место  среди  здешней  аристократии,  они  были  если  не
старейшей, то, во всяком случае, одной из самых солидных, самых  уважаемых
и преуспевающих семей  в  Ликурге.  Старшая  дочь  Сэмюэла  Грифитса,  как
известно, держалась обособленно, но двое младших его детей  играли  видную
роль в кружке богатой и веселой ликургской  молодежи,  и  до  сих  пор  не
случалось ничего такого, что могло бы поколебать его положение или бросить
тень на его имя.
   В этот день, возвратившись домой из Чикаго, где ему  удалось  заключить
несколько сделок,  обеспечивших  благополучие  и  процветание  фабрики  по
меньшей мере на год, Сэмюэл Грифитс был настроен весьма благодушно и очень
доволен собой и всем светом. Ничто не  омрачило  его  путешествия.  В  его
отсутствие дела на фабрике шли не хуже, чем при нем. Заказов было много.
   Войдя в дом, он бросил на пол тяжелый саквояж, скинул модное пальто  и,
обернувшись, увидел, как и ожидал, бегущую к нему Беллу.  Разумеется,  она
была его любимицей. Он считал ее очаровательной, несравненной, своего рода
произведением искусства, лучшим, что подарила ему жизнь: юность, здоровье,
веселье, ум и любовь - все воплощалось в образе прелестной дочери.
   - Это ты, папочка? - нежно и радостно крикнула Белла.
   - Как будто я, кто же еще! Ну, как поживает моя дочурка?
   Он открыл объятия, и Белла кинулась ему на шею.
   - Что за славная, крепкая, здоровая девочка! -  провозгласил  он  после
нежного поцелуя. - А как вела себя негодница,  пока  меня  не  было  дома?
Только говори правду!
   - О папочка, я была паинькой. Спроси кого хочешь. Вела себя как  нельзя
лучше.
   - А мама здорова?
   - Здорова, папочка! Она у себя наверху. Наверное, она не  слышала,  как
ты вошел.
   - А Майра? Она уже вернулась из Олбани?
   - Да. Она у себя. Я сейчас слышала, как она играла. Я сама  только  что
пришла.
   - Ай-ай! Опять бегала по гостям. Знаю я тебя.
   Он весело погрозил ей пальцем, а Белла уже повисла у него  на  руке  и,
стараясь шагать с ним в ногу, начала подниматься по лестнице.
   - И вовсе я никуда не бегаю, - лукаво и ласково ворковала она. - Ты  ко
мне просто придираешься, папочка! Я только на минутку забежала к Сондре. И
знаешь, Финчли больше не поедут летом  на  Лесное  озеро.  Они  собираются
строить большую красивую дачу  на  самом  берегу  Двенадцатого.  И  мистер
Финчли купит Стюарту большую моторную лодку. Они будут жить там все  лето,
с мая до октября. И Крэнстоны, наверно, тоже.
   Мистер Грифитс давно уже привык к уловкам своей младшей дочери, и его в
эту минуту мало интересовало то, что  ему  хотела  внушить  Белла,  -  что
Двенадцатое  озеро  стало  более  модным  местом,  нежели   Лесное;   куда
существеннее, думал он, что Финчли могут позволить себе  такой  большой  и
неожиданный расход только ради светских развлечений.
   Не отвечая Белле, он поднялся по лестнице и вошел в  комнату  жены.  Он
поцеловал миссис Грифитс, заглянул к Майре, которая подошла к двери, чтобы
поцеловать его, и стал рассказывать о своей удачной поездке. По тому,  как
он поздоровался с женой и дочерью, было ясно, что супруги живут  в  полном
согласии и взаимопонимании и что, хотя отцу, быть может, не совсем по душе
характер и взгляды старшей дочери, все же он и на нее щедро изливает  свою
нежную привязанность.
   Пока супруги беседовали, появилась миссис Трюсдейл  и  возвестила,  что
обед подан, и тут же вошел Гилберт, уже успевший переодеться.
   - Послушай, папа, - сказал он, - я бы хотел завтра утром  поговорить  с
тобой по одному интересному вопросу. Можно?
   - Разумеется. Я буду на фабрике. Приходи к двенадцати.
   - Пойдемте вниз, обед простынет, - строго напомнила миссис  Грифитс,  и
Гилберт немедленно направился к лестнице.
   За ним двинулся мистер Грифитс под руку с  Беллой  и,  наконец,  миссис
Грифитс и Майра, тотчас вышедшая из своей комнаты.
   Как только  все  уселись  за  стол,  завязалась  оживленная  беседа  на
злободневные Темы ликургской жизни. Главным источником всяких сплетен была
Белла: она собирала  их  в  школе  Снедекер,  куда  все  светские  новости
проникали с поразительной быстротой; и теперь она вдруг объявила:
   - Послушай, мама, что я расскажу про Розету  Николсон.  Это  племянница
миссис Дистон Николсон,  она  приезжала  сюда  прошлым  летом  из  Олбани,
помнишь? Она еще приходила на наш школьный праздник...  такая,  с  желтыми
волосами и раскосыми  голубыми  глазами.  У  ее  отца  оптовый  бакалейный
магазин в Олбани. Ну, так вот, она обручена с Гербертом Тикхэмом из Утики.
Знаешь, который прошлым летом гостил у миссис Ламберт. Ты не помнишь  его,
а я помню. Такой  высокий,  темноволосый  и  немножко  нескладный.  Ужасно
бледный, но очень красивый - прямо как герой из кино!
   - Вот, обратите внимание, миссис Грифитс, - колко и насмешливо  вставил
Гилберт. - Воспитанницы Образцовой школы сестер Снедекер иной  раз  тайком
бегают в кино, чтобы освежить свои познания о героях.
   Но тут заговорил Грифитс-старший.
   - В Чикаго со мной произошел любопытный случай, - сказал он. - Я думаю,
всем вам будет интересно.
   Два дня назад в Чикаго  он  неожиданно  встретился  с  юношей,  который
оказался старшим сыном его младшего  брата  Эйсы;  сейчас  мистер  Грифитс
хотел рассказать домашним об этой встрече и о решении, которое он принял в
связи с нею.
   - А что такое, папа? Расскажи скорее! - тотчас же заторопила Белла.
   - Выкладывай свои великие новости, - прибавил  Гилберт:  он  знал,  что
отец очень привязан к нему, и поэтому держался с ним свободно и на  равной
ноге.
   - Ну, так вот, - начал мистер Грифитс.  -  В  Чикаго  я  остановился  в
"Юнион  клубе"  и  там   встретил   одного   молодого   человека,   нашего
родственника; это ваш двоюродный брат, дети, - старший  сын,  моего  брата
Эйсы, который теперь живет в Денвере. Я не видел его уже  лет  тридцать  и
ничего  о  нем  не  слышал...  -  Он  замолчал,  задумавшись,   словно   в
нерешительности.
   - Это тот, который проповедник? - спросила Белла, взглянув на отца.
   -  Да,  тот  самый.  По  крайней  мере,  насколько  я  знаю,   он   был
проповедником некоторое время после того, как ушел из  дому.  Но  его  сын
сказал мне, что теперь он это оставил. У него  какое-то  дело  в  Денвере,
отель как будто.
   - А какой у него сын? - спросила Белла.
   Ей были  знакомы  только  те  щеголеватые,  внешне  степенные  юноши  и
мужчины, с которыми ей позволяли встречаться ее  положение  в  обществе  и
родительский надзор, и поэтому  новый  родственник,  сын  владельца  отеля
где-то на Западе, живо заинтересовал ее.
   -  Двоюродный  брат?  А  сколько  ему  лет?  -  вставил  Гилберт;   его
интересовало,  что  представляет  собой  этот  родственник,   каковы   его
положение и способности.
   - По-моему, он очень приятный молодой человек, - отвечал мистер Грифитс
не слишком уверенно, так как до сих пор,  в  сущности,  не  составил  себе
определенного мнения о Клайде. - У него привлекательная внешность, хорошие
манеры; он примерно твоих лет, Гил, и похож на тебя, очень  похож:  те  же
глаза, рот, подбородок. - Грифитс внимательно  посмотрел  на  сына.  -  Он
немного выше тебя и, кажется, худощавее, а может быть, я и ошибаюсь.
   Мысль о двоюродном брате, который похож на него, носит ту  же  фамилию,
и, быть может, обладает теми же достоинствами, была малоприятна  Гилберту.
До сих пор здесь, в Ликурге, он был хорошо известен как единственный  сын,
будущий глава фирмы и наследник по меньшей  мере  трети  всего  отцовского
состояния. И вдруг теперь в обществе узнают, что у него есть  родственник,
двоюродный брат, такого же возраста и даже похожий на  него...  При  одной
мысли об этом Гилберта передернуло.
   Он тут же решил (психологическая реакция, которой он сам не понимал и с
которой не мог совладать), что этот двоюродный  брат  ему  не  нравится  и
никогда не понравится.
   - Чем же он занимается? - отрывисто и  довольно  кислым  тоном  спросил
Гилберт, хотя и старался скрыть досаду.
   - Ну, положение его не из завидных, надо сказать, - с  улыбкой  ответил
Сэмюэл Грифитс. - Он сейчас всего-навсего рассыльный в  "Юнион  клубе"  "в
Чикаго, но производит впечатление весьма приятного и  воспитанного  юноши.
Мне он очень понравился. Он сказал, что там у него