лицы, как ваша,  -
прибавил он восторженно. - Такие большие дома, такие прекрасные сады!
   - Да, мы все очень гордимся нашей улицей, - улыбаясь,  ответила  миссис
Грифитс; она всегда с величайшим удовольствием думала о том, как красив  и
роскошен ее дом на Уикиги-авеню. Они с мужем так  долго  добивались  всего
этого! - Наша улица, кажется, всем нравится. Она была проложена давно, еще
когда Ликург был  просто  деревней.  Но  обстроилась  она  и  стала  такой
красивой  только  за  последние  пятнадцать  лет...  А  теперь  вы  должны
рассказать мне о своих родителях. Вы знаете, мне никогда не приходилось  с
ними встречаться, хотя, конечно, муж часто говорил о них, то есть о  своем
брате, - поправилась  она.  -  Мне  кажется,  он  не  встречался  с  вашей
матушкой. Как поживает ваш отец?
   - Спасибо, он здоров, и мама тоже, - просто ответил Клайд. - Они  живут
теперь в Денвере. Раньше мы жили в Канзас-Сити,  но  года  три  назад  они
оттуда переехали. На днях я получил письмо от мамы. Она пишет, что  у  них
все благополучно.
   - Так вы с ней переписываетесь? Это очень хорошо.
   Миссис Грифитс улыбнулась Клайду; он  все  больше  интересовал  ее:  ей
понравилась его наружность. Он так изящен, так хорошо держится и, главное,
так похож на ее собственного сына... вначале она даже испугалась  немного,
а потом заинтересовалась. Пожалуй, Клайд был несколько выше, лучше  сложен
и поэтому казался красивее Гилберта, но она никогда бы этого не  признала.
Да, Гилберт порою нетерпим и высокомерен даже с матерью, и в его обращении
больше  привычного  притворства,  чем  подлинной  нежности,  -   зато   он
энергичный, способный юноша, он умеет отстаивать себя и свои мнения. Клайд
мягче, неопределеннее, неувереннее. Ее сын, должно быть, унаследовал  свою
энергию от отца и родственников по ее линии, а  Клайд,  вероятно,  получил
некоторую слабость характера в наследство от этих незначительных  людей  -
своих родителей.
   Решив, таким  образом,  этот  вопрос  в  пользу  сына,  миссис  Грифитс
собиралась расспросить Клайда о его сестрах и братьях, но тут вошел Сэмюэл
Грифитс. Окинув Клайда, который встал при  его  появлении,  проницательным
взглядом и  найдя,  что  он  вполне  приличен,  по  крайней  мере  внешне,
Грифитс-старший сказал:
   - А, вот и вы! Надеюсь, вас и без меня устроили здесь как следует?
   -  Да,  сэр,  -  ответил  Клайд  почтительно,  с  легким  поклоном.  Он
чувствовал, что находится в присутствии одного из великих мира сего.
   - Ну, вот и  прекрасно.  Садитесь,  садитесь!  Очень  рад,  что  все  в
порядке. Я слышал, вы теперь в декатировочной? Не очень приятное место, но
начинать хорошо именно оттуда, снизу! Иной раз и лучшие люди так начинают.
- Он улыбнулся и прибавил: - Меня не было в городе, когда вы  приехали,  а
то бы я с вами повидался.
   - Да, сэр, - ответил Клайд; он не решался сесть до тех пор, пока мистер
Грифитс не погрузился в широкое кресло около дивана.
   В смокинге и крахмальной сорочке с черным галстуком - костюме,  так  не
похожем на форму чикагского клуба, - Клайд еще больше понравился  Сэмюэлу,
чем при первой встрече, и совсем не показался незначительным и  ничтожным,
каким изображал его Гилберт. Однако Сэмюэл Грифитс почувствовал, что Клайд
недостаточно напорист, ему не хватает деловых качеств, которые  необходимы
молодому  человеку;  хотелось  бы  видеть  племянника  более   сильным   и
энергичным. Это было бы более по-грифитсовски и, вероятно, больше пришлось
бы по душе Гилберту.
   - Нравится вам ваша работа? - снисходительно спросил Грифитс-старший.
   - Да, сэр, то есть, вернее сказать, не особенно, -  откровенно  ответил
Клайд. - Но это не важно. Для начала, по-моему, всякая работа хороша.
   Он думал в эту минуту, что хорошо бы  произвести  на  дядю  впечатление
человека, способного на нечто лучшее, и, так как Гилберта здесь  не  было,
нашел в себе смелость ответить откровенно.
   - Вот это правильная мысль, - сказал Сэмюэл Грифитс, очень довольный. -
Я знаю, это не очень приятная часть нашего производственного процесса,  но
для начала необходимо с ней познакомиться. И, конечно, в  наши  дни  ни  в
одном деле нельзя выдвинуться сразу, на это нужно время.
   Тут Клайд мысленно спросил себя, надолго ли еще его оставят  в  мрачном
подвале под лестницей.
   Пока он раздумывал об этом, вошла Майра; она с  любопытством  взглянула
на него и очень обрадовалась, что он совсем не такой незначительный, каким
его  изображал  Гилберт.  Она   уловила   во   взгляде   Клайда   какое-то
беспокойство, выражение не то мольбы, не то тревожного испуга,  и  это  ее
тронуло; может быть, она почувствовала в нем  что-то  близкое,  свое:  она
ведь и сама пользовалась не слишком большим успехом в обществе.
   - Это твой двоюродный брат Клайд  Грифитс,  Майра,  -  сказал  небрежно
Сэмюэл, когда Клайд встал. - Тот самый молодой человек, о котором  я  тебе
говорил. Моя дочь Майра, - прибавил он, обращаясь к Клайду.
   Клайд поклонился и,  пожимая  холодную,  несколько  вялую  руку  Майры,
почувствовал, что она отвечает ему более  искренним,  дружеским  пожатием,
чем все остальные.
   - Надеюсь, вы не жалеете, что приехали сюда, - приветливо начала она. -
Мы все любим наш Ликург, но  после  Чикаго,  я  думаю,  он  показался  вам
довольно жалким. - Она улыбнулась.
   Клайд, который в  присутствии  своих  именитых  родственников  держался
несколько официально и натянуто, ответил ей церемонным "благодарю  вас"  и
уже готов был сесть, но в это  время  открылась  дверь,  и  вошел  Гилберт
Грифитс. (Перед этим на улице был слышен шум мотора, замолкший как  раз  у
главного входа.)
   - Одну минуту. Додж! - крикнул он кому-то в дверь. - Я сейчас! - Затем,
повернувшись к своим, прибавил: - Простите, я сейчас вернусь. -  И  быстро
направился к лестнице, ведущей наверх.
   Через минуту он вернулся и, по обыкновению, бросил на  Клайда  ледяной,
пренебрежительный  взгляд,  от  которого  Клайду  и  на   фабрике   всегда
становилось не по себе. На Гилберте было светлое в  яркую  полоску  пальто
для автомобильной  езды,  перехваченное  поясом,  черное  кожаное  кепи  и
большие  кожаные  перчатки  с  крагами,  которые  делали  его  похожим  на
военного. Он сухо кивнул Клайду, сказал: "Здравствуйте", - потом подошел к
отцу и покровительственно положил руку ему на плечо:
   - Привет, папа. Добрый вечер, мама! Очень жаль, но я не могу посидеть с
вами. Мы  с  Доджем  и  Юстисом  только  что  приехали  из  Амстердама  за
Констанцией и Жакелиной и сейчас едем к Бриджменам. Но я вернусь  к  утру.
Во всяком случае, буду завтра в конторе. Надеюсь, у  вас  все  в  порядке,
мистер Грифитс? - прибавил он, обращаясь к отцу.
   - Да, мне не на что жаловаться, - сказал отец. - А ты, кажется, намерен
веселиться всю ночь?
   - Совсем нет, -  ответил  Гилберт,  не  обращая  никакого  внимания  на
Клайда. - Я просто хотел сказать, что если не смогу вернуться к  двум,  то
переночую где-нибудь, вот и все.
   Он снова ласково похлопал отца по плечу.
   - Пожалуйста, не езди  так  быстро,  как  всегда,  -  попросила  миссис
Грифитс. - Это вовсе не безопасно.
   - Пятнадцать миль в час, мама, пятнадцать миль в час, я знаю правила! -
Гилберт надменно улыбнулся.
   Клайд не мог не заметить, каким снисходительным  и  авторитетным  тоном
Гилберт разговаривает с родителями. Ясно, что и здесь, как на фабрике,  он
важная персона, с которой все считаются. По-видимому, он ни к кому,  кроме
отца, не питает особого уважения. "До чего высокомерен", - подумал Клайд.
   Должно быть, это великолепно -  быть  сыном  богатого  человека  и  без
труда, без всякого усилия занять вот такое положение, держаться так гордо,
пользоваться такой властью и таким авторитетом. Да, конечно, этот  молодой
человек смотрит на Клайда свысока и говорит  с  ним  пренебрежительно.  Но
подумать только: такой молодой и обладает такой властью!



10

   В эту минуту горничная  доложила,  что  ужин  подан  и  Гилберт  тотчас
простился. Все встали; миссис Грифитс спросила у горничной:
   - Белла не звонила?
   - Нет еще, сударыня, - ответила та.
   - Тогда скажите миссис Трюсдейл, чтобы она позвонила к Финчли и вызвала
Беллу. Пусть она сейчас же едет домой.
   Горничная вышла, а все общество проследовало в столовую, находившуюся в
том же  этаже,  рядом  с  гостиной.  Клайд  увидел  еще  одну  великолепно
обставленную комнату,  всю  в  светло-коричневых  тонах;  посредине  стоял
длинный стол  орехового  дерева,  очевидно,  предназначавшийся  для  особо
торжественных случаев, вокруг него -  стулья  с  высокими  спинками.  Стол
освещали  канделябры,  расставленные  на  нем  на  равном  друг  от  друга
расстоянии. В глубине комнаты, в просторной полукруглой нише  с  окнами  в
сад, был накрыт для ужина другой, небольшой стол на шесть  персон.  (Клайд
почему-то представлял себе это совсем иначе.)
   За столом Клайду  пришлось  отвечать  на  множество  вопросов,  главным
образом о его семье, о том, как его родные жили прежде и как живут теперь.
Сколько лет его отцу? А матери? Где они жили до переезда в Денвер? Сколько
у него братьев и сестер? Сколько лет его  старшей  сестре  Эсте?  Чем  она
занимается? А остальные дети? Доволен ли отец своим делом - ведь он теперь
содержит отель? А чем именно он занимался раньше, в  Канзас-Сити?  Сколько
времени они там жили?
   Клайд не на шутку смутился  и  растерялся  под  градом  этих  вопросов,
которые с важным  видом  задавали  ему  Сэмюэл  Грифитс  и  его  жена.  По
сбивчивым ответам Клайда оба они поняли, что  вопросы  эти  -  особенно  о
жизни семьи в Канзас-Сити - ставят его в затруднительное  положение.  Они,
разумеется, приписали это чрезвычайной бедности своих родственников. Когда
Сэмюэл Грифитс спросил:  "Кажется,  вы  начали  работать  в  отеле  еще  в
Канзас-Сити, когда окончили школу?" - Клайд густо покраснел,  вспомнив  об
истории с украденным автомобилем и о том, как мало, в  сущности,  пришлось
ему ходить в школу. Больше всего  ему  не  хотелось,  чтобы  здесь  узнали
что-нибудь о его жизни в качестве рассыльного  в  Канзас-Сити  и  особенно
чтобы его имя связали с отелем "Грин-Дэвидсон".
   К счастью, в это время дверь отворилась, и вошла Белла в  сопровождении
двух девушек,  которые,  как  сразу  понял  Клайд,  также  принадлежали  к
избранному обществу. Какой контраст между ними и Ритой и Зеллой, о которых
он еще совсем недавно думал с  таким  волнением!  Он  узнал  Беллу  по  ее
фамильярному обращению с  Грифитсами.  Одна  из  ее  спутниц  была  Сондра
Финчли, о которой так часто говорили Белла и ее мать. Клайд никогда еще не
видал такой  изящной,  красивой  и  гордой  девушки,  -  она  была  совсем
особенная, никто не мог сравниться с нею! Английский костюм плотно облегал
ее гибкую фигуру, и с ним прекрасно гармонировала маленькая темная кожаная
шапочка, кокетливо надвинутая на глаза. Через руку у нее  перекинуто  было
элегантное пальто в черную и серую клетку, модного, почти мужского покроя,
и она вела за собой  на  кожаном  ремешке  французского  бульдога.  Клайду
показалось, что он в жизни своей не встречал такой очаровательной девушки.
Она сразу произвела на него необычайное,  потрясающее  впечатление,  точно
его пронизал электрический ток, и он с жгучей  болью  ощутил,  что  значит
жаждать недостижимого, мечтать о любви и мучительно чувствовать,  что  ему
не суждено добиться от этой девушки  хотя  бы  ласкового  взгляда.  Это  и
терзало и пьянило его. Ему до боли хотелось то закрыть глаза и  больше  не
видеть ее, то смотреть на нее без конца, не отводя глаз,  -  так  она  его
пленила.
   А Сондра сначала ничем не показала, что заметила его; она  была  занята
только своей собакой:
   - Ну же, Биссел, веди себя как следуем, а то я  выведу  тебя  отсюда  и
привяжу у лестницы. О, боюсь, мне придется сейчас  же  уйти,  если  он  не
будет вести  себя  прилично!  (Биссел  увидел  кошку  и  старался  до  нее
добраться.)
   Вторая девушка далеко не так сильно  поразила  Клайда,  хотя  она  была
по-своему не менее изящна, чем Сондра, и многим,  наверно,  показалась  бы
столь  же  прелестной.  У  нее  были  белокурые,  почти  льняные   волосы,
миндалевидные  серо-зеленые  глаза,  маленькая,   грациозная   фигурка   и
вкрадчивые, кошачьи манеры. Едва войдя, она  скользнула  через  комнату  к
столу, склонилась над миссис Грифитс и замурлыкала:
   - Как вы себя чувствуете, миссис Грифитс? Я так рада  вас  видеть!  Как
давно я у вас не была! Знаете, я уезжала с мамой. Сегодня  они  с  Грэнтом
поехали в Олбани, а я как раз встретила Беллу и Сондру у Лэмбертов. А  вы,
я вижу, сегодня ужинаете в  семейном  кругу?..  Как  поживаете,  Майра?  -
спросила она и, протянув руку из-за плеча миссис Грифитс,  слегка,  просто
по долгу вежливости, дотронулась до руки Майры.
   Тем временем Белла, которая показалась бы Клайду  самой  очаровательной
из этих девушек, не будь Сондры, воскликнула:
   - Ах, я опоздала! Мамочка, папочка,  прошу  прощения!  Ну,  пожалуйста,
простите меня на этот раз!
   Потом, как будто только сейчас заметив Клайда, хотя он поднялся,  когда
девушки вошли в комнату, и все еще стоял, она, как и ее подруги, замолчала
с притворно скромным видом.
   А  Клайд,  всегда  чрезмерно  чувствительный  к  подобным  оттенкам   в
обращении и к разнице в материальном положении, ждал, пока его представят,
и с мучительной остротой сознавал  свое  ничтожество.  Юность  и  красота,
стоящие  столь  высоко  на  общественной  лестнице,  казались  ему  высшим
торжеством женщины. Его слабость к Гортензии Бригс (не говоря уже о  Рите,
далеко не такой привлекательной, как любая из этих трех девушек) показала,
что он не в силах устоять  перед  женским  изяществом,  даже  если  у  его
победительниц нет иных достоинств.
   - Белла, - сказал внушительно Сэмюэл Грифитс, видя, что Клайд  все  еще
стоит, - это твой двоюродный брат Клайд.
   - Вот как, - сказала Белла; она сразу заметила, до чего Клайд похож  на
Гилберта. - Здравствуйте! Мама мне говорила, что вы на  днях  приедете.  -
Она протянула ему  два  пальца,  потом  обернулась  к  своим  спутницам  и
представила: - Мои подруги - мисс Финчли и мисс Крэнстон.
   Обе девушки сухо и чопорно кивнули, внимательно и довольно бесцеремонно
разглядывая Клайда.
   - Как похож на Гила! - шепнула Сондра подошедшей к ней Бертине.
   И Бертина ответила:
   - Я  никогда  не  видела  подобного  сходства.  Но  только  он  гораздо
красивее, правда?
   Сондра кивнула. Она в первое же мгновенье с удовольствием заметила, что
Клайд красивее брата Беллы (она не любила Гилберта) и что он явно восхищен
ею. Она приняла это как должное, - ведь она всегда покоряла молодых  людей
с первого взгляда. Но, увидев, что глаза Клайда  неотступно  и  беспомощно
следят за ней, она решила, что пока не стоит обращать на него внимания. Уж
слишком легкая победа.
   Миссис Грифитс, не ожидавшая этого визита, немного сердилась на  Беллу:
привела с собой подруг, когда здесь Клайд, и теперь придется  упомянуть  о
том, что он не принадлежит к хорошему обществу.
   - Может быть, вы обе положите пальто и присядете? - предложила она. - Я
скажу, чтобы поставили еще два прибора. Белла, садись рядом с отцом.
   - Нет, нет, нам пора домой! Мы не можем оставаться ни минуты, - в  один
голос заявили Сондра и Бертина.
   Однако теперь, когда они увидели  Клайда  и  убедились,  что  он  хорош
собой, им непременно хотелось узнать, будет ли  он  блистать  в  обществе.
Гилберт Грифитс не пользовался особым успехом, и они обе  не  любили  его,
хотя очень дружили с его  сестрой:  для  самовлюбленных  красавиц  он  был
слишком самоуверен и упрям, держался порой чересчур высокомерно. А  Клайд,
насколько можно судить по внешности, гораздо мягче и податливее.  Остается
только узнать, какое положение он занимает и что думают  о  нем  Грифитсы:
если в этом доме он принят как равный, то почему бы и местному обществу не
принять его? А главное, интересно знать, богат ли он... На это  они  почти
немедленно получили ответ, так как миссис Грифитс решительно и  с  умыслом
сказала Бертине:
   - Мистер Грифитс - наш племянник,  он  приехал  с  Запада;  он  пробует
работать  на  фабрике  моего  мужа.  Этот  молодой  человек  вынужден  сам
пробивать себе дорогу, и  муж  мой  так  добр,  что  дал  ему  возможность
испытать свои силы.
   Клайд вспыхнул: ему ясно указывали, что по сравнению с Грифитсами  и  с
этими девушками он  ничто.  Он  заметил,  как  на  лице  Бертины  Крэнстон
любопытство мгновенно сменилось  полнейшим  равнодушием;  ее  интересовали
только молодые люди со средствами. Но Сондра Финчли, хоть и стояла в своем
кругу ступенькой выше (она была гораздо красивей Бертины, а ее родители  -
еще богаче Крэнстонов), не отличалась такой  практичностью,  как  подруга.
Она снова взглянула на Клайда, и на  лице  ее  ясно  отразилось,  что  она
огорчена услышанным. Такой красивый и симпатичный юноша!
   В это время Сэмюэл Грифитс, который был особенно  расположен  к  Сондре
(Бертину он не любил, как не любила ее  и  миссис  Грифитс,  считавшая  ее
слишком хитрой и неискренней), позвал:
   - Идите-ка сюда, Сондра! Привяжите собаку к креслу. Пальто  бросьте  на
тот стул и садитесь вот здесь. - Он указал ей место рядом с собой.
   - Никак не могу, дядя Сэмюэл, -  немного  рисуясь,  воскликнула  Сондра
таким фамильярно-ласковым тоном, словно ее с Сэмюэлом Грифитсом  связывала
самая нежная дружба. - Уже поздно, да  и  с  Бисселом  никак  не  сладишь.
Правда же, нам с Бертиной пора домой.
   - Знаешь, папа, - вдруг вмешалась Белла,  -  лошадь  Бертины  наступила
вчера на гвоздь и теперь хромает. И ни Грэнта, ни  мистера  Крэнстона  нет
дома. Бертина хотела с тобой посоветоваться.
   - Которая нога? - спросил заинтересованный  Грифитс.  (Во  время  этого
разговора  Клайд   продолжал   украдкой   рассматривать   Сондру.   "Какая
очаровательная, - думал он. - Носик такой маленький и чуть  вздернутый,  а
верхняя губа так лукаво изогнута".)
   - Левая передняя, - пояснила Бертина Грифитсу.  -  Вчера  я  ездила  по
Ист-Кингстонской дороге. Джерри потерял подкову и, наверно, занозил  ногу,
но Джон не может найти занозу.
   - А вы долго ехали после этого?
   - Весь обратный путь. Миль восемь, я думаю.
   - Ну, скажите Джону, пусть смажет ногу какой-нибудь смягчающей мазью  и
забинтует. И надо позвать ветеринара.  Ничего  страшного.  Я  уверен,  что
лошадь скоро поправится.
   А Клайд, на время предоставленный самому себе, все думал о  том,  какой
приятной, легкой жизнью живут люди этого круга. Как видно, ни  у  кого  из
них нет никаких забот. Они только и говорят, что о своих домах и  лошадях,
о встречах с друзьями,  прогулках  и  развлечениях.  Его  двоюродный  брат
Гилберт только что укатил куда-то с приятелями на автомобиле. Белла  и  ее
подруги легкомысленно и весело живут  в  великолепных  домах  на  красивой
улице, а он, Клайд, заперт в комнатушке на третьем этаже в пансионе миссис
Каппи, и ему некуда пойти, и  он  получает  всего  пятнадцать  долларов  в
неделю - и на это должен существовать!  И  завтра  утром  он  снова  будет
работать в подвале, а эти девушки встанут с мыслью о новых развлечениях. А
в Денвере его родители с их жалкими  меблированными  комнатами  и  миссией
живут так, что он даже не смеет здесь рассказать о них правду.
   Внезапно обе девушки спохватились, что им пора идти. Клайд  и  Грифитсы
остались одни, и Клайд ясно почувствовал, что ему здесь совсем не место: и
сам Грифитс, и его жена, и Белла  -  все,  кроме  Майры,  своим  небрежным
обращением показывали,  что  ему  позволено  только  мельком  заглянуть  в
общество, к которому он не принадлежит. Он понимал, что бедность  помешает
ему войти в это общество, сколько бы он ни мечтал  ближе  познакомиться  с
этими очаровательными девушками. Ему сразу стало очень грустно, и взгляд и
настроение его так омрачились, что не только Сэмюэл