этого   безумного
сближения), так как без него она беспомощна. Однако о браке  ничего  прямо
сказано  не  было.  И  Клайд,  совершенно  порабощенный  своим   желанием,
необдуманно дал слово, что никогда не оставит ее, никогда,  -  в  этом  по
крайней мере она может на него положиться. Но и тут мысли о браке  у  него
не было. На это он не пошел бы. И вот,  откинув  на  время  все  сомнения,
сколько бы ни терзалась и ни упрекала себя Роберта днем, они ночь за ночью
предавались своей страсти. А потом безрассудно мечтали о  новой  блаженной
ночи и жадно  ждали,  когда  же  кончится  длинный  день  и  наступит  все
скрывающая, за все вознаграждающая, лихорадочная ночь.
   И Клайд чувствовал то, в чем была твердо, мучительно убеждена  Роберта:
что это грех, великий, смертный грех; не раз он слышал речи матери и  отца
о соблазнителе, прелюбодее,  что  подстерегает  жертву  вне  священных  уз
брака. А Роберта, тревожно  всматриваясь  вперед,  в  безвестное  будущее,
гадала, что станет с нею, если Клайд охладеет или оставит ее. Но приходила
ночь, ее настроение  снова  менялось  -  и  она,  как  и  он,  спешила  на
условленное место встречи, чтобы позже, в полуночной тишине  проскользнуть
вместе с ним в эту темную комнату, которая казалась им таким  раем,  какой
обретаешь лишь однажды в жизни: безумный жар юности неповторим.
   А Клайда одолевало еще немало всяких сомнений и страхов,  но  благодаря
тому, что Роберта так внезапно покорилась его желаниям, он порой,  впервые
за все эти лихорадочные годы, чувствовал себя  наконец  настоящим  опытным
мужчиной, который теперь и впрямь знает женщин. Весь его вид,  его  манеры
яснее  слов  говорили:  "Смотрите,  я  уже  не  тот  неопытный,  ничтожный
простачок, каким был несколько недель назад: я теперь важная особа, я знаю
кое-что о жизни. Чем могут удивить меня все эти самодовольные молодые люди
и веселые, вкрадчивые, кокетливые девушки? И если б я захотел,  если  б  я
был не таким верным и постоянным, - чего бы я только не добился!" Случай с
Робертой доказал ему, что он ошибался, думая (это  убеждение  сложилось  у
Клайда после истории с Гортензией Бригс, а более поздняя неудача  с  Ритой
его укрепила), будто он обречен злосчастной судьбой на всегдашний  неуспех
у девушек. В сущности,  наперекор  всевозможным  неудачам  и  запретам  он
настоящий донжуан, неотразимый сердцеед!
   Если Роберта добровольно жертвует собой, отдаваясь ему,  то  почему  бы
этого не сделать и другим?
   И хотя Грифитсы, видимо, совсем забыли о нем, он теперь  важничал,  как
никогда прежде. Ни они, ни кто-либо из их знакомых не признавали  его,  но
он нередко смотрел на себя в зеркало с  уверенностью  и  восхищением,  что
раньше ему вовсе не было  свойственно.  Этому  способствовала  и  Роберта:
чувствуя, что все ее будущее зависит теперь от его  воли  и  прихоти,  она
непрерывно льстила ему и восхищалась им. Ведь  согласно  своим  воззрениям
она  теперь  принадлежала  ему,  только  ему,  как  всякая  жена   всецело
принадлежит своему мужу, и должна была во всем покоряться его воле.
   И Клайд на время забыл о пренебрежении  своих  родственников  и  охотно
посвятил себя Роберте, не слишком задумываясь о будущем. Лишь  одно  порою
тревожило его: мысль о возможных последствиях их отношений; этого с самого
начала очень боялась Роберта; она так сильно привязана  к  нему,  что  это
может оказаться очень неприятным  осложнением.  Однако  Клайд  не  слишком
углублялся в эти размышления. У него есть Роберта. Их отношения, насколько
оба могут судить, -  тайна  для  всех.  Радости  их  не  совсем  законного
медового месяца были в полном разгаре. И последние теплые, часто солнечные
дни ноября и первые дни декабря прошли как во сне: райские восторги  среди
условностей мелкого мирка и мизерной, плохо оплачиваемой работы.
   А Грифитсы, уехавшие в середине июня, все еще не возвратились в  город;
за это время Клайд часто думал о них, о том, какую они играют роль  в  его
жизни и жизни Ликурга. Их большой  дом,  запертый  и  безмолвный  (проходя
мимо, можно было видеть только садовников да изредка  шофера  или  слугу),
казался Клайду чуть ли не священным ковчегом, символом той высоты, которой
и он еще думал достигнуть  благодаря  какому-нибудь  повороту  судьбы.  Он
никак не мог отказаться от надежды каким-то образом приобщиться в  будущем
ко всему этому величию.
   Но пока о  жизни  Грифитсов  он  узнавал  только  из  заметок,  которые
печатались в двух местных газетах, в разделе, отведенном светской хронике,
где почти подобострастно описывался каждый шаг самых  знаменитых  семейств
Ликурга. Порою, прочитав эти отчеты (даже если они с Робертой в это  время
были вдвоем где-нибудь в скромном  загородном  парке),  Клайд  представлял
себе, как разъезжает в  своем  большом  автомобиле  Гилберт  Грифитс,  как
Белла, Бертина и Сондра танцуют, играют в теннис, катаются  на  лодке  при
луне или  скачут  верхом  в  фешенебельной  дачной  местности,  о  которой
упоминали газеты. Тогда  порой  совсем  в  особом  свете,  с  уничтожающей
ясностью представали перед Клайдом его отношения с Робертом, и  сравнивать
было горько, мучительно,  почти  невыносимо.  В  конце  концов  что  такое
Роберта? Фабричная работница! Ее родители живут и работают на ферме, и она
должна сама зарабатывать свой хлеб. Тогда как он... он...  Если  б  только
судьба улыбнулась ему! Неужели  же  конец  всем  его  мечтам  о  блестящей
будущем?
   Такие мысли посещали его в минуты мрачного настроения, особенно  с  тех
пор, как Роберта ему отдалась. В самом деле, она девушка не его круга,  во
всяком случае - не круга Грифитсов, к которому он все еще жадно стремился.
Однако, какое бы настроение в  нем  ни  пробуждали  статьи  в  "Стар",  он
все-таки находил Роберту милой, очаровательной, в нее стоило влюбиться  за
ее красоту, нежность, веселый нрав  -  свойства  и  прелести,  с  которыми
отождествляется всякий источник наслаждения.
   Но Грифитсы и  их  друзья  вернулись  в  город,  и  Ликург  снова  стал
оживленным, полным кипучей деятельности, каким он всегда  бывал  не  менее
семи месяцев в году. И Клайда все больше влекла жизнь ликургского  высшего
общества. Как красивы дома на Уикиги-авеню и в ближайших к ней  кварталах!
Как необычна и заманчива жизнь их обитателей! О, если  б  ему  быть  среди
них!



23

   В один ноябрьский  вечер  Клайд  шел  по  Уикиги-авеню,  неподалеку  от
Сентрал-авеню, - с тех пор как он переселился к миссис Пейтон,  он  всегда
проходил по этому фешенебельному кварталу, идя на работу и с работы; и тут
случилось нечто, повлекшее за собой ряд важных для Клайда и для  Грифитсов
событий, которых никто из них не мог предвидеть. В эти дни Клайд был очень
жизнерадостен, - таков удел честолюбивой юности в  пору  умирания  старого
года. У него хорошее положение. Его здесь все уважают. И  зарабатывает  он
достаточно: после расходов на комнату и на стол у него остается не  меньше
пятнадцати долларов в  неделю,  которые  он  может  истратить  на  себя  и
Роберту.  Это,  конечно,  гораздо  меньше,  чем  он  зарабатывал  в  отеле
"Грин-Дэвидсон" или в "Юнион клубе", но зато здесь он не  связан  с  вечно
нуждающейся семьей, как было в Канзас-Сити, и не страдает от  одиночества,
как в Чикаго. У него  есть  Роберта,  ее  тайная  любовь.  И,  к  счастью,
Грифитсы ничего об этом не знают и не должны знать. Впрочем, он  не  давал
себе труда подумать, как сохранить это в тайне, если возникнут осложнения.
Ему вовсе не хотелось  утруждать  себя  какими-либо  заботами,  разве  что
самыми неотложными.
   Правда, Грифитсы и их друзья не желали вводить его в свой круг, но  все
чаще другие видные люди,  хотя  и  не  принадлежащие  к  сливкам  здешнего
общества, оказывали ему внимание. Как раз в этот день (наверно, потому что
Клайд с весны стал начальником  отделения  и  к  тому  же  Сэмюэл  Грифитс
недавно при всех немного поговорил с  ним)  к  нему  подошел  сам  Рудольф
Смилли, один из вице-председателей компании, и любезно спросил, не  играет
ли он  в  гольф,  и  если  играет,  то  не  запишется  ли  весной  в  клуб
"Эймоскинг",  один  из  двух  широко   известных   здешних   гольф-клубов,
находящихся в нескольких милях от города. Это могло значить  только  одно:
что мистер Смилли начинает видеть в нем будущую величину и, подобно многим
другим, начинает смотреть на него как на  человека  не  безразличного  для
Грифитсов, хотя и не очень высоко стоящего на фабрике.
   Клайд радовался, думая об этом и  еще  о  том,  что  сегодня  он  снова
увидится с Робертой у нее дома, и притом скоро - в  одиннадцать  или  даже
раньше, и его походка и движения стали по-новому быстры, легки  и  веселы.
Вообще, привыкнув немного к своим тайным встречам, и Клайд и Роберта, сами
того не сознавая, стали смелее. Не разоблаченные до сих пор,  они  решили,
что и не будут разоблачены. Если их увидят вдвоем, Роберта представит  его
как своего брата или кузена - в ту минуту этого  будет  достаточно,  чтобы
избежать  скандала.  А  потом,  решили  они,  во   избежание   сплетен   и
разоблачения Роберта могла бы переехать на  другую  квартиру,  и  там  все
пойдет по-старому. Это легче или, во всяком случае, лучше,  чем  вовсе  не
иметь возможности встречаться. И Роберте пришлось согласиться.
   Однако как раз в этот вечер произошла встреча, которая направила  мысли
Клайда совсем в другую сторону. Проходя мимо первого из самых великолепных
особняков на Уикиги-авеню (он не имел ни малейшего  представления  о  том,
кто здесь живет), Клайд с любопытством поглядел  сквозь  высокую  чугунную
решетку ограды на лужайку перед домом, слабо освещенную уличными  фонарями
и покрытую сухими опавшими  листьями,  которые  шуршали  и  кружились  под
порывами  ветра.  Все  здесь  казалось  непоколебимо  строгим,  спокойным,
замкнутым и прекрасным, и Клайд был  поражен  благородством  и  богатством
этого особняка. Когда он подошел к главному входу, над которым  сияли  два
фонаря, отбрасывая широкий круг света, у  самых  ворот  вдруг  остановился
большой закрытый автомобиль. Шофер  соскочил  и  открыл  дверцу,  и  Клайд
мгновенно узнал выглянувшую из автомобиля Сондру Финчли.
   - Ступайте к боковому входу, Дэвид, и скажите Мириам, что я не могу  ее
ждать, потому что еду на обед к Трамбалам, но вернусь к  девяти.  Если  ее
нет дома, оставьте эту записку - да поскорее, слышите?
   В ее голосе и манерах было что-то властное и все же чарующее,  что  так
поразило его прошлой весной.
   А Сондре в это время показалось, что по тротуару идет Гилберт Грифитс.
   - Привет! - окликнула она. - Гуляете? Если подождете  минутку,  я  могу
вас подвезти. Я послала Дэвида с запиской, он сейчас вернется.
   Сондра Финчли дружила с Беллой, признавала богатство  и  престиж  семьи
Грифитс, но отнюдь не питала симпатии к Гилберту. Он с самого начала был к
ней  равнодушен  и  остался  равнодушным,  хотя  она  и  пробовала  с  ним
кокетничать. Ее гордость была уязвлена. Тщеславная и  самовлюбленная,  она
не могла простить ему оскорбления. Она не  выносила  эгоизма  в  других  и
особенно не терпела тщеславного, холодного и самовлюбленного брата  Беллы.
Уж слишком он высокого мнения о своей особе, слишком надут и  высокомерен,
только о себе и думает. "Фу, какой гордый! И что он только из себя строит?
Воображает, что он ужасно важная персона... Прямо Рокфеллер или Морган! И,
по-моему, он ни чуточки не интересный. Мне нравится Белла. Она очень мила.
Но этот фат!.. Ему, наверно, хочется, чтобы девушки ухаживали за ним.  Ну,
от меня он этого не дождется!" Так заявляла Сондра всякий раз, как  с  ней
заговаривали о Гилберте.
   А Гилберт, выслушивая от Беллы рассказы о  выходках  и  затеях  Сондры,
обыкновенно говорил: "Что? Эта самоуверенная девчонка? Что она  только  из
себя строит? И откуда такая самонадеянность!"
   Но так узки были  рамки  ликургского  общества  и  так  немногочисленны
великие мира сего, что немногим избранным поневоле приходилось встречаться
и поддерживать дружеские отношения. Вот  почему  Сондра  сейчас  окликнула
Гилберта, - вернее, того, кого  принимала  за  Гилберта.  Она  подвинулась
немного, давая ему место в автомобиле, и Клайд,  который  сперва  чуть  не
окаменел от неожиданности и совершенно  растерялся,  не  зная,  верить  ли
своим ушам, подошел к машине, всем своим видом напоминая породистого  пса,
ласкового и немного грустного.
   - Добрый вечер, - сказал он, снимая шляпу и кланяясь. - Как поживаете?
   Он понял, что это действительно та самая прелестная Сондра, которую  он
встретил весной у дяди и о чьих светских успехах читал летом в газетах.  И
вот она здесь, перед ним, как всегда очаровательная, сидит в  великолепном
автомобиле  и,  видимо,  обращается  к  нему...   Однако   Сондра   тотчас
сообразила, что ошиблась и что это не Гилберт; на мгновение она смутилась,
не зная, как выйти из неловкого положения.
   - Ах, простите! - наконец сказала она. - Теперь я узнала вас, вы мистер
Клайд Грифитс. Я приняла вас за Гилберта. Вы стояли в тени...
   Она говорила сбивчиво, запинаясь; Клайд  заметил  ее  замешательство  и
понял, что Сондра ошиблась и эта ошибка неприятна ей самой  и  не  слишком
лестна для него. В свою очередь, он смутился, ему хотелось поскорее уйти.
   - Простите! Это ничего... Я не хотел навязываться... Я думал...
   Он покраснел и сделал шаг назад, очень огорченный.
   Но Сондра сразу заметила,  что  Клайд  гораздо  привлекательнее  своего
двоюродного брата, несравненно почтительней и что на него явно  производит
сильное впечатление ее красота и положение в обществе. Она быстро овладела
собой настолько, чтобы сказать с очаровательной улыбкой:
   -  Нет,  нет,  что  вы!  Позвольте,  я  подвезу  вас  куда  вам  нужно.
Пожалуйста, садитесь! Мне будет очень приятно!
   Как только Клайд понял, что с ним заговорили просто по  ошибке,  приняв
его за другого, его манеры сразу изменились,  и  Сондра  увидела,  что  он
огорчен, смущен и разочарован. Глаза  его  омрачились,  на  губах  дрожала
извиняющаяся, печальная улыбка.
   - Отчего же, я с радостью, - сбивчиво начал он,  -  то  есть  если  вам
угодно.  Я  понимаю,  как  это  вышло.  Это  ничего,  вы,  пожалуйста,  не
беспокойтесь, если вам не хочется... Я думал...
   Он хотел уже уйти, но его так влекло к ней, что он невольно замешкался,
и Сондра повторила:
   - Ну, пожалуйста, садитесь, мистер Грифитс!  Очень  вас  прошу.  И  мне
очень жаль, что вышло так неловко. Понимаете,  мне  ничего  не  стоит  вас
подвезти, и я совсем не хочу, чтобы вы думали, что раз вы не Гилберт...
   Помедлив, Клайд в растерянности шагнул  к  автомобилю  и  сел  рядом  с
Сондрой. А она  сразу  же  с  интересом  стала  его  рассматривать,  очень
довольная, что это оказался не Гилберт.  Чтобы  лучше  разглядеть  его,  а
заодно и показать  себя  (она  не  сомневалась,  что  ее  чары  неотразимо
действуют на Клайда), она  включила  лампочку  на  потолке  машины.  Когда
вернулся шофер, она спросила  Клайда,  куда  его  отвезти,  и  он  не  без
колебания назвал свой адрес, - его улица была  так  малоаристократична  по
сравнению с той,  где  жила  Сондра.  Когда  автомобиль  помчался,  Клайда
охватило лихорадочное  желание  воспользоваться  этим  кратким  случаем  и
произвести на Сондру хорошее впечатление, -  кто  знает,  быть  может,  ей
захочется еще как-нибудь встретиться с ним... Он так страстно хотел  войти
в это избранное общество.
   - Так мило с вашей стороны, что вы пожелали подвезти меня, - сказал  он
с улыбкой. - Я не знал, что вы приняли меня за моего двоюродного брата,  а
то бы не подошел.
   - Ах, это все равно, не стоит об этом говорить,  -  кокетливо  и  томно
ответила Сондра (она находила  теперь,  что  плохо  рассмотрела  Клайда  в
первый раз). - Это моя ошибка, не ваша. Но теперь я рада, что ошиблась,  -
прибавила она решительно, с  чарующей  улыбкой.  -  Мне  гораздо  приятнее
подвезти вас, чем Гилберта. Знаете, мы с ним не очень  ладим,  каждый  раз
ссоримся при встрече.
   Она улыбнулась, вполне оправившись теперь от своего минутного смущения,
и грациозно откинулась назад, с интересом  рассматривая  правильные  черты
его лица. "У него такие ласковые, улыбающиеся глаза, - думала она. -  И  в
конце концов ведь он  Двоюродный  брат  Беллы  и  Гилберта  и  не  кажется
бедняком".
   - Вот  как?  Очень  жаль,  -  чопорно  сказал  Клайд;  он  хотел  в  ее
присутствии казаться самоуверенным и смелым, но это ему плохо удавалось.
   - Но это, конечно, несерьезно. Просто мы  иногда  спорим  из-за  всяких
пустяков, вот и все. - Сондра видела, что он нервничает и  теряется  в  ее
присутствии, и ей нравилось смущать его и кружить ему голову. - Вы все еще
работаете у своего дяди?
   - О да, - с живостью ответил Клайд, словно сообщая  весьма  важную  для
Сондры новость, - я теперь заведую отделением.
   - Вот как, я не знала. Я ведь ни разу не видела вас с тех пор, помните?
Вы нигде  не  бываете,  вам,  наверно,  некогда?  -  Она  многозначительно
посмотрела на него,  как  бы  собираясь  сказать:  "Ваши  родственники  не
слишком вами интересуются". Но он  определенно  начинал  ей  нравиться,  и
потому она спросила только: - Вы все лето оставались в городе, да?
   - Да, пришлось! - просто и весело ответил  Клайд.  -  Видите  ли,  меня
удерживала работа. Но я часто встречал ваше имя в газетах, читал  о  ваших
экскурсиях, о теннисных состязаниях и видел вас в июне во время  праздника
цветов. Вы были прекрасны, прямо как ангел!
   В его глазах светилось такое восхищение, что она была совсем очарована.
Какой милый молодой человек, совсем не то что Гилберт! Подумать только, он
так явно и безнадежно увлечен ею, а у нее он может вызвать лишь мимолетный
интерес! Ей стало немножко  грустно  и  жаль  Клайда.  А  что  подумал  бы
Гилберт, если бы узнал, что она совершенно покорила его двоюродного брата?
Как бы он разозлился... он ведь считает ее пустой девчонкой. Для него было
бы хорошим уроком, если бы кто-нибудь помог Клайду и проявил к нему  такое
внимание, на какое  самому  Гилберту  нечего  и  рассчитывать.  Эта  мысль
привела ее в восторг.
   На беду, в эту минуту автомобиль остановился  у  двери  миссис  Пейтон.
Интересное для обоих приключение, по-видимому, окончилось.
   - Ужасно мило, что вы так говорите! Я этого не забуду.
   Она лукаво  улыбнулась,  шофер  открыл  дверцу,  и  Клайд  выскочил  из
автомобиля; он был глубоко взволнован столь важной и необычной встречей.
   - Так вот где вы живете... Вы собираетесь всю зиму пробыть в Ликурге?
   - Да, безусловно. Во всяком случае, надеюсь, - прибавил он мечтательно,
и глаза его ясно выразили его мысль.
   - Ну, тогда, может быть, мы с вами еще встретимся как-нибудь! Во всяком
случае, надеюсь!
   Она кивнула ему и с самой очаровательной и  лукавой  улыбкой  протянула
руку, а он, до безумия обрадованный, воскликнул:
   - Я тоже!
   - Всего хорошего! - крикнула она, когда автомобиль уже тронулся.
   А Клайд, глядя вслед, спрашивал себя,  увидит  ли  он  ее  когда-нибудь
снова так близко, наедине? Неужели они еще  когда-нибудь  встретятся,  как
сегодня? И она говорила с ним теперь совсем не так, как в первый раз, - он
хорошо помнил, что тогда она не проявила к нему никакого интереса.
   Задумчивый, полный надежд, он направился к своей двери.
   А Сондра... Почему это, - старалась она понять, пока автомобиль мчал ее
по улицам Ликурга, - почему Грифитсы, видимо, так мало интересуются  своим
родственником?..



24

   Влияние этой нечаянной встречи во многих отношениях оказалось  поистине
гибельным. Как ни много удовлетворения и радости давала Клайду близость  с
Робертой, перед ним теперь снова в упор встал волнующий вопрос:  может  ли
он добиться положения в  обществе?  И  странно,  это  произошло  благодаря
встрече с  богатой  светской  девушкой,  которая  воплощала  и  неизмеримо
увеличивала в его глазах значение  своего  круга.  Что