матери!  Но,  поддавшись  своей  любви  к  Клайду,
опозорив себя, она сама воздвигла между собой и матерью преграду,  которую
- теперь она видела это - было  нелегко  разрушить.  Здесь,  в  провинции,
нравы были слишком строги - даже ее мать не составляла исключения.
   Она колебалась несколько мгновений: ей хотелось быстро и  ясно  описать
матери всю тяжесть  своего  положения  и  встретить  если  не  помощь,  то
сочувствие. Но она сказала только:
   - Как бы мне хотелось, чтобы ты все время была со мной в Ликурге, мама!
Может быть...
   Роберта   спохватилась,   чувствуя,   что   заговорила   без    должной
осторожности. Она едва не сказала, что если бы мать была с рею в  Ликурге,
она сумела бы, пожалуй, устоять против настойчивых требований Клайда.
   - Да, я верю, что тебе меня недостает, - сказала мать.  -  Но  все-таки
тебе лучше жить в городе, ведь правда? Ты же знаешь, как нам тут  живется.
А там у тебя работа, которая тебе нравится. Разве я ошибаюсь?
   - Да, работа  неплохая.  Мне  нравится.  Хорошо,  что  я  могу  немного
помогать вам, но только не слишком приятно жить одной...
   - А почему ты ушла от Ньютонов, Бобби? Разве Грейс так уж  несносна?  Я
думала, что она составит тебе компанию.
   - Сначала так и было, - ответила Роберта, - только  у  нее  совсем  нет
знакомых молодых людей, и она ужасно ревновала меня  к  каждому,  кто  был
хоть капельку внимателен ко мне. Я никуда не могла пойти одна: она  хотела
непременно всюду бывать вместе со мной. Ты же понимаешь, мама, две девушки
не могут гулять с одним молодым человеком...
   - Понимаю, Бобби, - засмеялась мать и прибавила: - А кто же он?
   - Мистер Грифитс, мама, - сказала Роберта  после  минутного  колебания.
Словно при внезапной вспышке света она ясно увидела,  как  необычайно  это
знакомство, какой разительный  контраст  со  здешним  обыденным  мирком...
Каковы бы ни были страхи Роберты, самая возможность соединить свою жизнь с
жизнью Клайда была восхитительна. - Но ты никому не  называй  это  имя,  -
прибавила она, - он не хочет,  чтобы  об  этом  знали.  Его  родные  очень
богаты, понимаешь. Им принадлежит фабрика, то есть его дяде. Но на фабрике
есть такое правило, что никто из служащих -  никто  из  начальников  -  не
должен заводить знакомства с работницами. Он ни с кем и не знакомится.  Но
он любит меня, а я - его. Это - другое дело. И потом, я  хочу  перейти  на
другое место, тогда эти правила не будут нас  касаться.  Тогда  нам  можно
будет не скрывать, что мы знакомы.
   Роберта тут же подумала, что теперь все это, пожалуй, не совсем  верно.
Клайд в последнее время так изменился  к  ней,  а  она  отдалась  ему  так
неосторожно, не получив от него обещания жениться... Может быть (это  было
пока смутное, неясное опасение), может быть, он не позволит ей говорить об
их близости не только теперь, но никогда! И ведь если он разлюбит ее и  не
женится, она тоже не захочет, чтобы  кто-нибудь  знал  об  этом.  В  какое
жалкое, трудное и позорное положение она себя поставила!
   А миссис Олден, узнав так случайно о странном  и,  по-видимому,  тайном
характере этого знакомства, не только встревожилась, но и  смутилась:  она
очень беспокоилась о счастье Роберты. Правда, говорила она  себе,  Роберта
такая хорошая, чистая  и  осторожная"  -  лучшая  из  ее  детей,  наименее
эгоистичная и самая разумная, - однако все возможно...  Но  нет,  вряд  ли
кто-нибудь может легко обмануть и обесчестить ее. Она слишком  скромная  и
порядочная девушка. И миссис Олден спросила:
   - Так ты говоришь, он родственник владельца  фабрики,  мистера  Сэмюэла
Грифитса, о котором ты писала?
   - Да, мама, племянник.
   - Этот молодой человек служит на фабрике? - с удивлением спросила мать.
   Она не понимала, как могла Роберта привлечь человека, занимающего такое
видное положение, потому что с самого начала не сомневалась, что  он  член
семьи Сэмюэла Грифитса, владельца фабрики.  Это  уже  само  по  себе  было
тревожно. Обычный результат подобных отношений  всегда  и  везде  один,  и
потому, естественно, она очень боялась за Роберту. И все же  ей  казалось,
что девушка с красотой и практичностью Роберты, пожалуй, сумеет без ущерба
для себя поддержать это необычайное знакомство.
   - Да, - просто ответила Роберта.
   - А какой он, Бобби?
   - Он ужасно милый! Такой красивый, и так мил со мной! Моя  работа  была
бы совсем не так приятна, если б он  не  был  такой  благовоспитанный.  Он
умеет поставить всех этих девушек  на  место.  Он  племянник  председателя
компании, понимаешь, и поэтому работницы очень его уважают.
   - Ну, это в самом деле очень хорошо. Лучше работать у  благовоспитанных
людей, чем невесть у каких хозяев. Я помню,  ты  была  не  очень  довольна
работой в Трипетс-Милс... И ты часто видишься с ним, Бобби?
   - Да, в общем часто, - ответила Роберта, слегка  краснея  от  сознания,
что она не может быть вполне откровенна с матерью.
   Миссис Олден заметила, что дочь покраснела, и, приписав  это  смущению,
спросила поддразнивая:
   - Видно, ты его очень любишь?
   - Очень, мама, - просто и искренне ответила Роберта.
   - А он? Он любит тебя?
   Роберта отошла к окну. За окном, на склоне, который вел к колодцу  и  к
наиболее плодородному полю фермы, тянулись полуразвалившиеся  постройки  -
их вид больше чем что-либо другое вокруг  говорил  о  жалком  материальном
положении семьи. В самом деле, за последние десять лет эти постройки стали
символом нужды и неумелого хозяйничанья. В эту минуту, унылые,  засыпанные
снегом, они олицетворяли в глазах Роберты полную противоположность  всему,
о чем  она  мечтала.  И  Не  удивительно,  что  все,  к  чему  ее  влекло,
воплощалось в Клайде. Мрачность и уныние  несовместимы  со  счастьем,  как
неудачи в любви - с успехом. Если только он  любит  ее  и  увезет  отсюда,
тогда, может быть. И мать избавится от этого беспросветного  уныния.  Если
же он не любит, то плоды ее страстных, но, быть может, ошибочных  мечтаний
падут не только на ее голову, а и на  головы  родных,  и  прежде  всего  -
матери. Роберта не знала, что сказать, и наконец ответила:
   - Он говорит, что любит.
   - Как ты думаешь, он намерен жениться на тебе? - спросила миссис  Олден
робко и выжидающе, потому что она любила Роберту  больше  других  детей  и
возлагала на нее все свои надежды.
   - Знаешь, что я тебе скажу, мама...
   Фраза осталась неоконченной, потому что в эту минуту вбежала  Эмилия  с
криком:
   - Гиф приехал! В автомобиле! Наверно, его кто-нибудь подвез, и  у  него
какие-то большие пакеты!
   И вслед за тем в комнату вошел Том со старшим братом; Гиф был  в  новом
пальто - первый результат его службы в "Дженерал электрик"  в  Скенэктеди.
Он ласково поздоровался с матерью и с Робертой.
   - Гифорд, ты? - воскликнула мать. - А мы не ждали тебя  раньше  девяти.
Как это тебе удалось приехать так рано?
   - Я и сам не думал, что так получится.  Я  зашел  к  мистеру  Ририку  в
Скенэктеди, и он предложил мне поехать вместе с ним. Знаешь,  -  обратился
он к Роберте, - старина Майерс достроил наконец второй этаж  своего  дома.
Пожалуй, еще через годик будет готова и крыша.
   - Наверно, - согласилась Роберта, вспоминая своего старого знакомого по
Трипетс-Милс.
   Она взяла у брата пальто и отнесла пакеты на обеденный стол.
   -  Руки  прочь,  Эм!  -  крикнул  Гиф  младшей  сестренке,  которая   с
любопытством стала разглядывать пакеты. - До завтрашнего  утра  нечего  их
трогать. А кто-нибудь уже  срубил  елку?  В  прошлом  году  это  была  моя
обязанность.
   - И в этом году тоже, Гифорд, - сказала мать. - Я велела Тому подождать
тебя, уж ты всегда выберешь хорошую елочку.
   В это время в кухню вошел отец с охапкой дров; сутулый,  с  изможденным
лицом, острыми локтями и коленями, он был так непохож  на  бодрых,  хорошо
сложенных молодых Олденов. Роберту  поразил  этот  контраст,  когда  отец,
улыбаясь, остановился перед сыном. Как бы ей хотелось, чтобы все они стали
наконец счастливы! Взволнованная, она подошла к отцу и обняла его.
   - А Санта-Клаус принес кое-что  моему  папочке,  и,  наверно,  это  ему
понравится, - сказала она.
   Она  привезла  отцу  непромокаемый  плащ  на  темно-красной   клетчатой
подкладке; Роберта знала, что в таком плаще старику будет  тепло  работать
на дворе, и с нетерпением ждала утра, чтобы отдать ему свой подарок.
   Потом она надела фартук, чтобы помочь матери готовить праздничный ужин.
Больше они ни минуты не оставались одни и не могли поговорить о  том,  что
так занимало  обеих:  о  Клайде.  Лишь  несколько  часов  спустя  Роберта,
наконец, улучив минуту, сумела шепнуть матери:
   - Только ты никому ничего не Говори, мама. Я обещала ему молчать, и  ты
тоже молчи.
   - Нет, я ничего не скажу, дорогая! Хотя, по-моему, это странно.  Но,  я
надеюсь, ты  знаешь,  что  делаешь.  Ты  уже  достаточно  взрослая,  чтобы
позаботиться о себе. Правда, Бобби?
   - Ну конечно. И ты не должна беспокоиться обо мне, мамочка, - прибавила
она, заметив, что по родному лицу прошла тень - не то чтобы недоверия,  но
тревоги. Надо быть осторожнее, не нужно тревожить мать: у нее и  без  того
немало забот.
   На  следующее  утро  приехала  сестра  Агнесса  с  мужем,  и   начались
бесконечные рассказы об их жизни в Гомере, о материальных и иных  успехах.
Сестра была не так хороша собой, как Роберта, и Фред Гейбл,  ее  муж,  был
отнюдь  не  таким  человеком,  которым   Роберта   могла   бы   когда-либо
заинтересоваться. И, однако, после Всех  тревожных  мыслей  о  Клайде  вид
Агнессы - спокойной, любимой и довольной скромным  благополучием,  которым
ее сумел окружить скучный, заурядный супруг, - вновь  пробудил  в  Роберте
тягостные мысли и сомнения, угнетавшие ее второй день. Не лучше ли, думала
она, выйти замуж даже за такого  неэнергичного  и  непривлекательного,  но
постоянного в своих чувствах человека, как Фред  Гейбл,  чем  оказаться  в
таком ненормальном положении, в каком оказалась  она  теперь  из-за  своих
отношений с Клайдом?  Гейбл  оживленно  рассказывал  о  том,  чего  они  с
Агнессой достигли за год, прошедший со времени их свадьбы. Он отказался от
должности учителя в Гомере  и  стал  совладельцем  небольшого  книжного  и
писчебумажного  магазина.  Это  хорошее  дело,  больше  всего  дохода  они
получают от продажи игрушек  и  содовой  воды.  Если  все  пойдет  хорошо,
Агнесса сможет будущим летом заново обставить гостиную. Фред уже купил  ей
на  рождество  граммофон.  В  доказательство  своего  благосостояния   они
привезли всем Олденам неплохие подарки.
   Гейбл захватил  с  собой  ликургскую  газету  "Стар"  и  за  завтраком,
необычно поздним из-за гостей, читал различные новости о Ликурге  (в  этом
городе жила семья его компаньона).
   - Я вижу, в вашем городе жизнь бьет ключом, - сказал он Роберте. -  Вот
"Стар" сообщает, что "Компания Грифитс" получила  заказ  на  сто  двадцать
тысяч воротничков  из  одного  только  Буффало.  Как  видно,  они  здорово
загребают деньги.
   - В моем отделении всегда много работы, - отозвалась Роберта. -  Уж  не
знаю, идут дела хорошо или плохо, а мы  всегда  заняты.  Мне  кажется,  на
фабрике дела всегда хороши.
   -  Везет  же  этим  фабрикантам,  -  сказал  Гейбл.  -  Им  не  о   чем
беспокоиться. Мне говорили, что они строят  в  Илионе  новую  фабрику  для
производства рубашек. Ты что-нибудь слышала об этом?
   - Нет, не слыхала. Может быть, это другая фирма.
   -  Кстати,  как  зовут  молодого  человека,  который   заведует   вашим
отделением? Ты говорила, кажется, что  он  тоже  Грифитс?  -  спросил  он,
переворачивая лист газеты и просматривая светскую хронику города Ликурга.
   - Да, его зовут Грифитс, Клайд Грифитс. А что?
   - Кажется, я только что видел его имя. Я просто хотел проверить, тот ли
это. Вот смотри: это он?
   Гейбл  передал  газету  Роберте,  указав  пальцем  заметку.  И  Роберта
прочитала:
   "У мисс Ванды Стил (Гловерсвил) в пятницу состоялся танцевальный вечер,
на  котором  присутствовали  некоторые  видные  представители  ликургского
общества, в том числе  мисс:  Сондра  Финчли,  Бертина  Крэнстон,  Джил  и
Гертруда Трамбал и Перли Хайнс и мистеры: Клайд  Грифитс,  Фрэнк  Гарриэт,
Трейси Трамбал, Грэнт Крэнстон и Скотт  Николсон.  Как  всегда  бывает  на
собраниях молодежи, танцы затянулись до поздней ночи, и гости  из  Ликурга
выехали домой только на заре. По слухам, то же общество собирается  весело
встретить Новый год у Эллерсли (Скенэктеди)".
   - Видно, он там важная особа, - заметил Гейбл, пока Роберта читала.
   Прочитав эту заметку, Роберта прежде всего подумала,  что  описанная  в
ней вечеринка совсем не похожа на ту, где Клайд, по  его  словам,  был  со
своими двоюродными сестрами. Здесь вовсе не упоминалось о  Майре  и  Белле
Грифитс. С другой стороны, здесь  были  названы  все  имена,  которые  она
раньше очень часто слышала от Клайда:  Сондра  Финчли,  Бертина  Крэнстон,
сестры Трамбал, Перли Хайнс; Клайд сказал ей, что вечер был  неинтересный,
а тут говорится, что было очень весело. Его называют в числе  приглашенных
на другую такую же вечеринку под Новый год, то есть в тот  вечер,  который
она рассчитывала  провести  с  ним,  а  он  даже  не  сказал  ей  Об  этом
приглашении.  И,  наверно,  в  последнюю  минуту  придумает   какое-нибудь
оправдание, как было в пятницу. О, господи! Что же все это значит?
   И мгновенно рождество в семейном кругу утратило для  Роберты  всю  свою
романтическую прелесть. Она спрашивала себя, действительно ли Клайд  любит
ее так, как говорит. Отчаянное положение, в котором  она  оказалась  из-за
своей безрассудной страсти к Клайду, невыразимо ее мучило. Если у  нее  не
будет Клайда, не будет мужа, дома и детей и достойного места в  окружающем
скромном мирке, в котором она живет, - что тогда останется у нее в  жизни?
И, кроме его любви к ней, - если она не угасла! - в чем найти поруку,  что
он в конце концов не бросит ее, раз он  может  вот  так  обманывать  ее  и
оставлять одну? Если так, что ждет ее впереди! Едва ли  она  сможет  выйти
замуж за кого-нибудь другого, и никакой уверенности в Клайде...
   Она была не в силах говорить, и хотя Гейбл спросил у нее: "Ведь это тот
самый Грифитс?" - она, не отвечая, встала из-за стола.
   - Простите, я на минутку, - сказала она. - Мне нужно достать кое-что из
чемодана, - и бросилась вверх по лестнице в бывшую свою комнату.
   Здесь она села на кровать и оперлась подбородком на руки: ее  привычная
поза в минуты тревожного  раздумья.  Пристально,  невидящими  глазами  она
глядела в пол.
   Где сейчас Клайд?
   С какой именно из этих девушек он  ездил  к  Стил?  Очень  ли  она  ему
нравится? До этого дня Роберта была уверена в  любви  Клайда  и  вовсе  не
задумывалась над тем, что его внимание может привлечь какая-нибудь  другая
девушка.
   Но теперь, теперь...
   Она встала, подошла к окну и поглядела в сад, где  еще  подростком  так
часто трепетала пред красотою жизни. Теперь все было мрачно и голо. Тонкие
обледенелые ветви деревьев,  серые  качающиеся  прутья,  кое-где  одинокий
дрожащий лист... и снег... И жалкие полуразрушенные постройки...  И  Клайд
становится равнодушен к ней... Внезапно она подумала, что ей нельзя  здесь
оставаться. Надо уехать как можно скорее, даже сегодня, если удастся.  Она
должна вернуться в Ликург и  быть  вблизи  Клайда  хотя  бы  затем,  чтобы
напомнить ему о его  прежней  привязанности  и  самим  своим  присутствием
удержать от сближения с другими девушками. Неразумно было уехать вот  так,
да еще в праздничные дни. В ее отсутствие он может совсем покинуть ее ради
другой девушки, и если это случится, то не по ее ли собственной вине?  Она
уже начала обдумывать,  под  каким  предлогом  можно  вернуться  в  Ликург
сегодня же, но сообразила, что теперь, накануне праздника, всем, и  прежде
всего матери, ее отъезд покажется  необъяснимым  и  бессмысленным.  И  она
решила, как и предполагала раньше, дотерпеть  до  завтрашнего  вечера.  Но
больше никогда она не будет расставаться с Клайдом на такой долгий срок.
   И в то же время она упорно думала о том, как  убедиться,  любит  ли  ее
Клайд, будет ли он поддерживать ее и намерен ли на ней жениться? И если он
солгал ей, как добиться, чтобы он больше этого не делал? Как заставить его
почувствовать, что лжи не должно быть места между ними? И прежде всего,  -
как утвердиться в его сердце и вытеснить  мечты,  порожденные  очарованием
другой?
   Как?



30

   Но рождественский вечер, когда Роберта вернулась в Ликург, не принес ей
ни встречи с Клайдом, ни хотя бы записки с объяснением. Дело в том, что  в
семье Грифитсов произошло  событие,  которое  очень  заинтересовало  бы  и
Клайда и Роберту, если бы они о нем узнали. Та самая  газетная  заметка  о
танцах у Ванды Стил, которую прочитала  Роберта,  попала  также  на  глаза
Гилберту. В воскресенье утром он сидел за завтраком и уже поднес  к  губам
чашку кофе, как вдруг увидел эту заметку. Зубы его внезапно щелкнули,  как
крышка закрываемых карманных часов. Вместо  того  чтобы  выпить  кофе,  он
отставил чашку и внимательно прочитал газетное  сообщение.  За  столом  не
было никого, кроме матери, и он, зная,  что  она,  более  чем  кто-либо  в
семье, разделяет его мнение о Клайде, протянул ей газету.
   - Посмотри, кто теперь делает успехи в обществе, - сказал  он  резко  и
язвительно, и во взгляде его отразились  гнев  и  презрение.  -  Скоро  он
появится и у нас!
   - Кто? - спросила миссис Грифитс,  беря  газету;  она  спокойно  прочла
заметку; имя Клайда удивило ее, хотя она и постаралась этого не показать.
   Правда, до семьи Грифитс доходили слухи  о  том,  что  Сондра  подвезла
как-то Клайда в своем автомобиле, а затем - что он был приглашен на обед к
Трамбалам, но заметка в светской хронике - это совсем другое дело.
   - Не представляю, кто мог пригласить  его  туда?  -  задумчиво  сказала
миссис Грифитс: она хорошо понимала, как относится ко всему этому сын.
   - Конечно, эта кривляка и  болтушка  Финчли,  кто  же  еще,  -  фыркнул
Гилберт. - Она вообразила почему-то, -  наверно,  под  влиянием  Беллы,  -
будто мы недостаточно внимательны к нему,  и  сочла,  что  это  остроумный
способ отплатить мне за все, в чем я перед ней провинился. То есть это она
полагает, будто я провинился перед ней. Во всяком случае, она считает, что
я ее не люблю. И в самом деле не люблю. Белла тоже это знает. И,  наверно,
тут не обошлось без этой выскочки Крэнстон.  Она  и  Сондра  неразлучны  с
Беллой. Они чересчур зазнаются и швыряют деньгами - и  эти  девицы,  и  их
братья тоже - Грэнт Крэнстон и Стюарт Финчли, - словом, вся эта  компания.
Я готов держать пари,  что  не  сегодня-завтра  кто-нибудь  из  них  плохо
кончит. Попомни мое слово! Все они ничего не делают,  круглый  год  только
играют, танцуют, разъезжают туда и сюда, как будто  на  свете  нет  других
занятий. Не могу понять, почему вы  с  отцом  позволяете  Белле  проводить
столько времени в этой компании!
   Тут мать запротестовала. Она не  может  запретить  Белле  знакомство  с
одной половиной здешнего общества  и  заставить  ее  сблизиться  с  другой
половиной. В светских кругах Ликурга все связаны между собой  и  постоянно
встречаются. Белла уже становится взрослой и может поступать по-своему.
   Но оправдания матери  нисколько  не  уменьшили  враждебности  Гилберта,
которого возмущало, что Клайд стремится проникнуть в общество и,  судя  по
заметке, получает для этого кое-какие возможности. Несносно!  Этот  жалкий
нищий  двоюродный  брат  уже  нанес   ему   непростительное   оскорбление,
во-первых, тем, что осмелился быть похожим на него,  Гилберта,  во-вторых,
тем, что явился сюда, в Ликург, и вторгся в их  благородное  семейство.  И
ведь Гилберт с самого начала ясно показал этому Клайду, что не желает  его
знать и, будь его, Гилберта, воля, ни минуты не  потерпел  бы  присутствия
такого братца!
   - У него нет н