о,  должен  бежать
отсюда.
   Так прошли вторник, среда и четверг после  последнего  письма  Роберты,
полученного в понедельник. А в четверг вечером (и его и Роберту весь  этот
день терзали тяжелые мысли) Клайд получил следующее письмо:

   "Бильц, среда, 30 июня.
   Дорогой Клайд!
   Предупреждаю тебя, что, если я не дождусь от  тебя  телефонного  звонка
или письма до полудня пятницы, я приеду в Ликург в тот  же  вечер,  и  все
узнают, как ты со мной поступил. Я не могу и не стану ждать и мучиться  ни
часу больше. Мне жаль, что я вынуждена сделать такой шаг, но все это время
ты так упорно молчишь, а суббота - уже третье июля, и я ничего не  знаю  о
твоих намерениях и планах. Вся  моя  жизнь  разбита,  и  твоя  тоже  будет
отчасти испорчена, но не я одна в этом виновата. Я сделала все, что могла,
чтобы облегчить тебе эту жертву, и, конечно, мне  очень  тяжело  причинять
столько горя моим родителям и друзьям и всем, кто тебе дорог, тоже.  Но  я
ни часу больше не стану ждать и мучиться.
   Роберта".

   Держа это письмо в руках, Клайд оцепенел от сознания,  что  теперь  он,
безусловно, должен действовать. Она приезжает! Если только  он  не  сумеет
успокоить  ее  и  как-нибудь  задержать,  завтра,  второго,  она  будет  в
Ликурге... Однако ни второго, ни третьего он не может  ехать  с  нею,  это
возможно лишь после четвертого июля. В праздничные дни везде будет слишком
много народу, их могут увидеть, узнать... А тут нужно все держать в тайне.
И ему нужно еще немного времени, чтобы  подготовиться.  Теперь  он  должен
быстро все обдумать и затем - действовать.  Великий  боже!  Подготовиться.
Может быть, сказать ей по телефону, что он был болен, или слишком озабочен
поисками денег, или еще что-нибудь в этом роде, и потому не мог  писать...
и что, кроме  того,  дядя  пригласил  его  на  Лесное  озеро  как  раз  на
четвертое. Дядя! Дядя! Нет, это не годится. Он слишком часто  ссылался  на
дядю. И какое теперь имеет значение для него или для нее, увидится  ли  он
лишний раз с дядей. Ведь он уезжает из Ликурга навсегда,  так  он  говорил
Роберте. Пожалуй, самое лучшее - сказать ей, что он отправляется  к  дяде,
чтобы как-то объяснить ему  свой  отъезд:  может  быть,  тогда  он  сумеет
вернуться сюда, скажем, через год. Она этому поверит. Во всяком случае, он
должен сказать ей что-нибудь, что успокоит ее и задержит в Бильце хотя  бы
до пятого, до тех пор, пока он не составит окончательного плана... пока не
приготовится сделать либо одно, либо другое... Одно либо другое...
   Не медля ни минуты, не раздумывая  больше,  он  бросился  к  ближайшему
телефону, где его вряд ли могли подслушать. Он вызвал Роберту и  приступил
к длинным, уклончивым и на сей раз вкрадчивым объяснениям; он  уверял  ее,
что был по-настоящему болен, простужен, не выходил из дому и потому не мог
добраться  до  телефона...  далее,  он  решил,  что  ему  следует   как-то
объясниться с дядей, чтобы  иметь  возможность  когда-нибудь  впоследствии
сюда вернуться... Он говорил  самым  умоляющим  и  почти  ласковым  тоном,
просил Роберту понять, в каком состоянии он был в эти дни,  -  и  в  конце
концов не только сумел заставить ее поверить,  будто  в  самом  деле  есть
какие-то оправдания его медлительности и молчанию, но и  изложил  ей  свой
новый план. Пусть она  подождет  до  шестого,  -  и  тогда  он  наверняка,
непременно встретит ее в любом месте,  какое  она  выберет,  -  в  Гомере,
Фонде, Ликурге, Литл-Фолз... Но поскольку они хотят сохранить все в тайне,
он предложил бы ей приехать шестого утром в Фонду, чтобы  дневным  поездом
выехать в Утику. Там они смогут переночевать, -  нельзя  же  им  обсуждать
свои планы и принимать решения по телефону, - а затем  поступят  так,  как
будет решено. Кроме того, он тогда сможет  рассказать  ей  подробнее,  как
именно, по его мнению, им надо действовать. У него  явилась  одна  идея  -
совершить маленькое путешествие, прежде чем они поженятся, или после,  как
ей захочется... но... во всяком случае,  это  будет  приятная  прогулка...
(При этих словах голос его стал хриплым, а колени и руки слегка задрожали,
но Роберта не могла заметить  его  внезапного  смятения.)  Она  не  должна
сейчас его расспрашивать. Он не может рассказать ей все  по  телефону.  Но
шестого в полдень он непременно будет на вокзале в Фонде. Когда она увидит
его, ей останется только купить билет до Утики и сесть в вагон, а он купит
билет отдельно и сядет в другой вагон, в соседний. Если она не увидит  его
на станции до отхода поезда, он пройдет по вагону, чтобы она  видела,  что
он здесь, но не больше: ей не следует с  ним  заговаривать.  В  Утике  она
сдаст на хранение  свой  чемодан,  а  он  пройдет  за  ней  до  ближайшего
спокойного уголка, потом сходит за ее  вещами,  они  вместе  отправятся  в
какую-нибудь скромную гостиницу, а обо всем остальном он позаботится сам.
   Она должна  сделать,  как  он  говорит.  Может  же  она  настолько  ему
поверить! Тогда он позвонит ей завтра - третьего и потом,  конечно,  утром
шестого; таким образом, оба они будут знать, что все в  порядке:  что  она
выезжает, а он будет на месте. Что? Она  хочет  взять  с  собой  сундучок?
Маленький? Конечно, раз он ей нужен, пусть возьмет. Но на ее месте  он  не
стал бы сейчас брать с собой много вещей. Когда они устроятся  где-нибудь,
нетрудно будет переслать все, что ей понадобится.
   Клайд говорил все это, стоя в телефонной будке в  маленькой  аптеке  на
окраине (аптекарь сидел в задней комнатушке, среди своих банок и  склянок,
погруженный в чтение какого-то глупого романа), и казалось, великан-джинн,
что прежде являлся в молчаливом зале в  его  мозгу,  снова  встал  за  его
плечом, -  поистине  это  он  говорил  устами  Клайда,  а  не  сам  Клайд,
застывший, оцепеневший, испуганный.
   "Поезжай на то озеро, где ты был вместе с Сондрой!
   Достань путеводитель по этой местности в отеле "Ликург" или на вокзале.
   Плыви к южному концу озера, а после оттуда иди на юг.
   Выбери лодку, которая легко опрокидывается, -  лодку  с  круглым  дном,
какие ты видел на озере Крам и на других здешних озерах.
   Купи новую шляпу, не похожую на твою, чтобы она не могла тебя выдать, и
оставь ее на воде. Можно даже вырвать подкладку,  чтобы  неизвестно  было,
где куплена шляпа.
   Уложи все свои вещи в сундук, но оставь  его  дома;  в  случае  неудачи
можно будет, вернувшись сюда, тотчас взять его и скрыться.
   Возьми с собой только такие вещи, которые ты мог бы взять  для  поездки
на дачу, на Двенадцатое озеро, а не для окончательного отъезда; если  тебя
разыщут на Двенадцатом озере, все будет выглядеть так,  словно  ты  только
туда и ехал, - никуда больше.
   Скажи Роберте, что ты намерен с ней обвенчаться, но после того, как  вы
вернетесь из этой поездки, не раньше.
   И если будет необходимо, нанеси легкий удар - только чтобы оглушить ее,
не больше... чтобы, упав в воду, она легче потонула.
   Не бойся!
   Не будь слабым!
   Пройди через лес вечером, а не днем, - чтобы тебя могли увидеть  только
в Шейроне или в Бухте Третьей мили и чтобы ты мог сказать, что  приехал  с
озера Рэкет, или с Длинного, или из Ликурга.
   Называй себя вымышленным именем и, насколько можешь, меняй почерк.
   Твердо верь в успех.
   И говори с Робертой тихо, совсем тихо, - мягко, нежно, даже  влюбленно.
Так надо, чтобы подчинить ее теперь твоей воле".
   Так говорило его второе, темное "я".



46

   И вот вторник шестого июля,  полдень,  платформа  на  станции  железной
дороги, соединяющей Утику с Фондой; Роберта  выходит  из  поезда,  который
пришел из Бильца, чтобы ждать здесь Клайда, - поезд, которым они поедут  в
Утику, придет только через полчаса.  И  спустя  четверть  часа  сам  Клайд
выходит из боковой улицы и приближается к станции с южной стороны, так что
Роберта не может его видеть, - он  же,  обойдя  западный  угол  вокзала  и
остановившись за грудой корзин, может наблюдать за ней.  До  чего  же  она
бледная и худая! И в противоположность Сондре как  плохо  одета:  в  синем
дорожном костюме и  коричневой  шляпке,  купленных  для  этого  случая,  -
предвестие скудной и  нелегкой  жизни,  так  не  похожей  на  ту,  которую
предлагает ему Сондра. И Роберта думает заставить его отказаться от Сондры
ради женитьбы на ней, - и выпутаться из этих  брачных  уз  ему  удастся  в
лучшем случае тогда, когда Сондра и все, что в ней воплощено, станет  лишь
воспоминанием. Как по-разному относятся к нему эти  две  девушки:  Сондра,
все имея, все ему предлагает и ничего не требует; Роберта, не имея ничего,
требует все.
   Глухое и горькое чувство  обиды  охватило  Клайда,  и  он  с  невольной
симпатией подумал о том неизвестном мужчине с озера Пасс и в глубине  души
пожелал ему успеха. Может быть, и он был точно в таком  же  положении.  И,
может быть, в конце концов он именно так и сделал, поэтому его и не нашли.
Нервы Клайда были  натянуты  до  предела.  Взгляд  стал  мрачным,  злым  и
тревожным. Сойдет ли успешно и на этот раз?
   И вот он на одном перроне с Робертой (результат ее упорных и неразумных
требований) и должен подумать о том, как бы  смело  и  быстро  осуществить
планы, Которые он вынашивал четыре дня - с тех пор как говорил  с  ней  по
телефону (а более смутно - еще и в  предыдущие  десять  дней).  Он  принял
решение - и теперь ничто не  должно  стать  у  него  на  пути.  Он  должен
действовать!  Он  не  допустит,  чтобы  страх  помешал   ему   осуществить
задуманное.
   И он шагнул вперед, чтобы Роберта увидела его, и при этом  взглянул  на
нее многозначительно и как  будто  дружески,  словно  говоря:  "Видишь,  я
здесь". Но что скрывалось за этим  взглядом!  Если  бы  только  она  могла
проникнуть глубже под эту маску и почувствовать  его  мрачное  и  страшное
настроение, как поспешно она убежала бы! Но теперь, когда она увидела, что
он в самом деле приехал, мрачная тень, затаившаяся в ее  глазах,  исчезла,
опущенные углы губ расправились; Не показывая вида, что  узнала  его,  она
тем не менее  вся  расцвела  и  тотчас  пошла  к  кассе,  чтобы,  согласно
наставлениям Клайда, купить билет в Утику.
   Наконец, наконец-то он приехал, думала Роберта. Теперь  он  ее  увезет.
Душа ее преисполнилась благодарности. Ведь они проживут вместе по  меньшей
мере семь или восемь месяцев. Должно быть, потребуются и такт  и  терпение
для того, чтобы все шло гладко, а все-таки, наверно, это возможно.  Отныне
она должна быть воплощенной  осторожностью  -  не  говорить  и  не  делать
ничего, что может почему-либо рассердить Клайда, - ведь,  естественно,  он
будет  сейчас  не  слишком  хорошо  настроен.  Но  он,  кажется,   немного
переменился... Может быть, он будет добрее к ней, будет ей немножко больше
сочувствовать...
   Похоже, что он наконец искренне и добровольно подчинился неизбежному. И
в то же время, увидев его светло-серый костюм, новую соломенную шляпу,  до
блеска начищенные ботинки, чемодан темной кожи и - тут он проявил странную
рассеянность и легкомыслие - штатив  недавно  купленного  фотографического
аппарата, вместе с теннисной ракеткой в  парусиновом  чехле  прикрепленный
ремнями к чемодану  (главным  образом  для  того,  чтобы  скрыть  инициалы
"К.Г."), она снова ощутила былую нежность и влечение к нему. Ей  нравились
и его внешность и его характер. Хоть он  теперь  и  равнодушен  к  ней,  а
все-таки он ее Клайд!
   Увидев, что она купила билет, Клайд, в свою очередь, подошел  к  кассе,
затем снова понимающе посмотрел в сторону Роберты, словно говоря взглядом,
что все хорошо, и вернулся на  восточный  конец  платформы;  Роберта  тоже
вернулась на прежнее место.
   (Почему этот старик в старом  Зимнем  коричневом  костюме  и  шапке,  с
птичьей клеткой в оберточной бумаге,  так  на  него  смотрит?  Неужели  он
что-то почувствовал? Неужели он  его  знает?  Может  быть,  он  работал  в
Ликурге и видел его раньше?)
   Надо купить сегодня в Утике вторую соломенную  шляпу  -  только  бы  не
забыть - соломенную шляпу со штампом местного магазина  на  подкладке;  он
наденет ее вместо той, которая на нем сейчас. Когда Роберта  не  будет  на
него смотреть, он спрячет старую шляпу в свой  чемодан  вместе  с  другими
вещами. Для этого ему придется оставить Роберту на несколько минут,  когда
они приедут в Утику, - на вокзале, в библиотеке, где-нибудь... может быть,
- таков был его первоначальный  план,  -  он  отвезет  ее  в  какой-нибудь
маленький отель и запишется там, как мистер Карл Грэхем  с  супругой,  или
Клифорд Голден, или Геринг (на фабрике была  девушка  с  такой  фамилией).
Таким образом, если их выследят, возникнет предположение, что она уехала с
каким-то мужчиной, носящим эту фамилию.
   (Вдалеке - свисток паровоза. Поезд  должен  сейчас  подойти.  Его  часы
показывают двадцать семь минут первого.)
   Надо решить, как держаться с  нею  в  Утике:  ласково  и  сердечно  или
холодно. По телефону, правда, он говорил с нею  очень  мягко,  дружелюбно,
иначе нельзя было. Пожалуй, следует продолжать в том же духе,  не  то  она
начнет раздражаться, станет подозрительной, упрямой - и  тогда  все  будет
очень трудно и сложно.
   (Да подойдет ли когда-нибудь этот поезд?)
   Но ему будет очень нелегко быть  таким  приветливым,  -  ведь  в  конце
концов она командует им, хочет, чтобы он выполнял  ее  требования,  и  еще
обращайся с нею ласково! Проклятие! Да, но если он  не  будет  ласковым?..
Вдруг она как-нибудь разгадает  его  мысли,  откажется  поехать  с  ним  и
разрушит все его планы...
   (Только бы колени и руки не дрожали так!)
   Но нет, как она может заподозрить что-либо подобное, когда он и сам еще
не вполне уверен, сможет ли это сделать. Ясно только одно: не уедет  он  с
ней никуда, и все тут. Может быть, он и не  перевернет  лодку,  как  решил
накануне, но все равно с нею не уедет.
   Но вот и поезд. Роберта поднимает свой чемодан. Не слишком ли он  тяжел
для нее в ее теперешнем положении? Вероятно, тяжел. Да, нехорошо.  К  тому
же сегодня очень жарко. Во всяком случае, он поможет ей после,  когда  они
будут в таком месте, где никто их не увидит. Она смотрит в его  сторону  -
хочет удостовериться, что он действительно поедет; как это на нее  похоже,
- в последние дни она относится к нему так подозрительно,  недоверчиво.  А
вот и свободное место в глубине вагона, на теневой стороне. Здесь недурно.
Он устроится поудобнее и будет смотреть в окно. Тут, как раз за Фондой,  в
каких-нибудь двух милях, есть река - тот самый Могаук, что протекает через
Ликург, мимо фабрики; по берегам его они с Робертой гуляли в прошлом году,
примерно в это же время. Но теперь Клайду неприятно это воспоминание, и он
переводит взгляд на купленную только что газету  и,  прикрывшись  ею,  как
щитом, снова во  всех  подробностях  представляет  себе  картину,  которая
занимает его сейчас гораздо больше, - местность вокруг озера Большой Выпи:
после того решающего разговора с Робертой по телефону она  интересует  его
больше всей остальной географии мира.
   В пятницу, после того разговора, он зашел в отель "Ликург" и  взял  там
три различных путеводителя с описаниями отелей,  дач,  гостиниц  и  других
мест, где можно остановиться в глухих окрестностях  озер  Большой  Выпи  и
Длинного. (Если бы можно  было  как-нибудь  добраться  до  одного  из  тех
совершенно безлюдных озер, о которых говорил проводник на Большой  Выпи...
Только, пожалуй, на таких озерах нет никаких лодок!) А потом в субботу  он
взял на вокзале еще четыре путеводителя (они сейчас у него в  кармане).  И
все они подтверждают, что вдоль вот этой самой железной дороги, ведущей на
север к Большой Выпи, есть множество маленьких озер и гостиниц, где они  с
Робертой могут остановиться на день-два, если она захочет, или, во  всяком
случае, на ночь, прежде чем отправиться на озеро Большой Выпи или Луговое.
Клайд обратил особое внимание на это последнее озеро -  очень  красивое  и
недалеко от станции, как говорилось в путеводителе; там есть три  недурных
маленьких пансиона, и плата за двоих всего  двадцать  долларов  в  неделю.
Значит, если они вдвоем остановятся там на ночь, это обойдется  не  дороже
пяти долларов. Итак, он скажет Роберте, как и придумал за эти дни, что  ей
необходимо немного отдохнуть перед отъездом в  чужие  места;  скажет,  что
если они съездят на Луговое озеро в тот же вечер, как приедут в Утику, или
на следующее утро и переночуют там, то это будет стоить, как  говорится  в
путеводителе, не очень дорого - около пятнадцати долларов, считая проезд и
все остальные расходы. Он изобразит это как приятную маленькую  экскурсию,
своего рода, свадебное путешествие перед тем, как они обвенчаются. И ни  в
коем  случае  нельзя  уступать,  если  она  захочет,  чтобы  они   сначала
обвенчались, - это не годится.
   (Пять птиц летят к рощице, что виднеется вон там, у подножия холма...)
   Конечно, нельзя ехать прямо  из  Утики  на  Большую  Выпь  только  ради
катания по озеру - на  один  день  -  за  семьдесят  миль.  Это  покажется
странным и Роберте и кому угодно. Это может даже вызвать у нее подозрения.
Может быть, лучше - поскольку в Утике ему нужно будет  ненадолго  оставить
ее, чтобы купить себе шляпу, - провести эту первую ночь именно в Утике,  в
каком-нибудь скромном, недорогом отеле, и только потом предложить  поездку
на Луговое озеро. А оттуда они наутро отправятся на озеро Большой Выпи. Он
скажет, что там красивее... или что они  едут  в  Бухту  Третьей  мили  (в
сущности, простую деревушку), где можно будет обвенчаться,  но  по  дороге
для развлечения заглянут на Большую Выпь. Он скажет, что хочет показать ей
озеро и сделать несколько снимков - сфотографировать ее и себя. Для  этого
он и взял аппарат... и для того чтобы потом снимать Сондру.
   Какой мрачный замысел!
   (А вот девять белых и черных коров на зеленом склоне холма.)
   Глядя на его чемодан с привязанным сбоку штативом и теннисной  ракеткой
в чехле, встречные станут думать,  что  он  и  Роберта  проезжие  туристы,
прибывшие откуда-то издалека, и если они оба исчезнут... ну  что  ж,  ведь
они нездешние... Разве не сказал проводник, что  в  этом  озере  семьдесят
пять футов  глубины,  -  как  на  озере  Пасс?  А  что  касается  чемодана
Роберты... да, как быть с чемоданом? Раньше он об этом как-то не подумал.
   (Вон три автомобиля, они мчатся почти так же быстро, как поезд.)
   Ну вот, они переночуют на Луговом озере и двинутся  дальше:  он  скажет
Роберте, что они обвенчаются в Бухте Третьей мили,  на  Сером  озере,  где
живет знакомый ему пастор; он уговорит  ее  оставить  чемодан  на  станции
Ружейной, - оттуда они поедут автобусом до озера Большой Выпи,  -  а  свой
чемодан возьмет с собой. Он просто скажет кому-нибудь - хотя бы  лодочнику
или шоферу автобуса, - что там у него фотографический аппарат, и  спросит,
где здесь самые красивые виды. Или в чемодане будет завтрак. Пожалуй,  эта
мысль лучше: взять с собой завтрак и этим  заодно  обмануть  в  Роберту  и
шофера. Это тоже может ввести в заблуждение,  не  так  ли?  Многие  кладут
фотоаппарат в  чемодан,  когда  едут  на  озеро.  Во  всяком  случае,  ему
совершенно необходимо взять чемодан с собой. Иначе для чего  этот  план  -
проплыть к острову и оттуда идти лесами на юг?
   (Какой безобразный, ужасный план! Неужели он его исполнит?)
   Но как странно кричала та птица на озере! Большая Выпь... Не  хотел  бы
он еще раз услышать ее или увидеть того проводника: проводник может теперь
его вспомнить. Правда, Клайд совсем  не  разговаривал  с  ним  и  даже  не
выходил из автомобиля, а только смотрел в окно... и,  насколько  он  может
вспомнить, проводник ни разу даже не взглянул на него, а говорил только  с
Грэнтом Крэнстоном и Харлеем Бэготом, которые вышли из машины и беседовали
с ним. А вдруг все-таки этот проводник будет там и  узнает  его?  Нет,  не
может быть, ведь проводник, в сущности, его не видел, да и не  обязательно
ему быть на Большой