ести  сокрушительный
удар почтенной, видимо, семье? Тут надо учесть  политическую  ситуацию.  И
хотя следователь имеет право действовать самостоятельно и  выдвинуться  на
этом деле, нужно принять  во  внимание  общее  положение  партии:  сильный
человек, безусловно, должен стать во главе партийного  списка  и  укрепить
позиции партии на осенних выборах, трагедия на озере - для этого блестящая
возможность. Значит, второй вариант наиболее разумен: для прокурора, друга
Хейта, это  -  великолепный  случай!  С  такими  мыслями  Хейт  приехал  в
Бриджбург и торжественно явился в  кабинет  к  прокурору  Орвилу  Мейсону,
который мгновенно насторожился, почувствовав по поведению следователя, что
произошло нечто значительное.
   Мейсон был  человек  небольшого  роста,  плечистый  и  физически  очень
сильный; но в юности он, к несчастью, случайно  сломал  себе  нос;  и  это
очень испортило его приятное и даже своеобразное лицо, придав ему мрачное,
почти зловещее выражение. Но Мейсон был личностью  отнюдь  не  мрачной,  а
скорее чувствительной и романтичной. В детстве он испытал нужду и унижения
и поэтому позднее, в более счастливые годы, смотрел на  людей,  к  которым
жизнь была снисходительнее,  как  на  баловней  судьбы.  Его  мать,  вдова
бедного фермера, с великим трудом сводила концы с концами, и к  двенадцати
годам он отказался чуть ли не от всех ребяческих игр и удовольствий, чтобы
ей помогать. А в четырнадцать лет, катаясь  на  коньках,  он  упал  и  так
разбил нос, что  это  навсегда  его  обезобразило.  Поэтому  он  постоянно
оказывался  побежденным  в  юношеском  соперничестве  из-за  девушек:   их
внимание, которого он так жаждал, доставалось другим  -  и  постепенно  он
стал крайне чувствителен  к  своему  уродству.  Дело  кончилось  тем,  что
фрейдисты обычно называют психосексуальной травмой.
   Однако в  семнадцать  лет  Мейсон  сумел  завоевать  симпатию  издателя
бриджбургской газеты "Республиканец"  и  стал  ее  постоянным  хроникером.
Позже его корреспонденции  по  округу  Катараки  печатались  уже  в  таких
газетах, как "Таймс юнион" в Олбани и "Стар" в  Утике,  а  к  девятнадцати
годам он уже имел возможность  изучать  юриспруденцию  в  конторе  бывшего
бриджбургского судьи Дэвиса Ричофера. Еще через несколько лет  он  получил
право  заниматься  адвокатской  практикой,  завоевал  симпатии   некоторых
местных политиков и коммерсантов, и они позаботились о том, чтобы провести
его в законодательное собрание штата; там он заседал  шесть  лет  кряду  и
своей скромной, но дальновидной и честолюбивой готовностью поступать,  как
прикажут, добился благосклонности столичных заправил, сохранив при этом  и
симпатии своих покровителей  в  родном  городе.  Он  обладал  и  кое-каким
ораторским даром и, когда  вернулся  в  Бриджбург,  получил  сперва  место
помощника прокурора, затем, через четыре года,  был  избран  аудитором  и,
наконец, на два четырехлетия подряд  -  прокурором.  Заняв  столь  высокое
положение в обществе, он женился на дочери местного аптекаря, человека  со
средствами, и стал отцом двоих детей.
   О происшествии на озере Большой Выпи Мейсон уже слышал от мисс Саундерс
все, что она узнала сама, и, как и  следователь  Хейт,  сразу  понял,  что
шумиха, которая наверняка подымется вокруг этого преступления,  будет  ему
очень на руку. Возможно, она  поможет  укрепить  его  шаткий  политический
престиж и даже, пожалуй, разрешит проблему всего его будущего.  Во  всяком
случае, он был чрезвычайно заинтересован и  теперь,  при  виде  Хейта,  не
скрыл своего живейшего интереса к этому происшествию.
   - Ну, что нового, Хейт?
   - Так вот, Орвил, я только что с Большой Выпи. Мне кажется, я нашел для
вас дело, на которое вам придется потратить толику времени.
   Большие выпуклые глаза Хейта говорили гораздо больше, чем это ни к чему
не обязывающее вступление.
   - Вы имеете в виду несчастный случай на озере?
   - Да, сэр, именно.
   - У вас есть основания думать, что тут что-то нечисто?
   - Видите ли, Орвил, я нимало не  сомневаюсь,  что  это  -  убийство.  -
Хмурые глаза Хейта мрачно сверкнули. - Конечно, осторожность прежде всего,
и все это пока между нами. Я, правда, еще  не  вполне  убежден,  что  тело
молодого человека не отыщется на дне озера. Но все  это,  по-моему,  очень
подозрительно, Орвил. Не меньше пятнадцати человек вчера и  сегодня  целый
день обшаривали баграми южную  часть  озера.  Я  велел  нескольким  парням
измерить глубину в разных местах - нигде нет больше двадцати пяти футов. И
до сих пор - никаких следов мужчины. А ее вытащили вчера, около часу  дня,
не так уж долго искали. Очень красивая девушка, Орвил, совсем молоденькая,
лет восемнадцать -  двадцать,  не  больше.  И  тут  есть  несколько  очень
подозрительных обстоятельств, почему я и думаю, что трупа ее спутника  там
нет. По правде говоря, я еще не видел случая, который бы  так  походил  на
дьявольское преступление.
   Сказав это, он начал рыться в правом кармане своего изрядно поношенного
и мешковатого пиджака и наконец извлек оттуда письмо Роберты; протянув его
другу, он придвинул стул и  уселся;  тем  временем  прокурор  принялся  за
чтение.
   - Да, все это выглядит довольно подозрительно, - сказал Мейсон, дочитав
письмо. - И вы говорите, его до сих пор не нашли... Ну, а мать покойной вы
уже видели? Что она знает об этом деле?
   - Нет, Орвил, я ее не видел, - медленно и задумчиво ответил Хейт,  -  и
скажу вам почему. Я еще вчера решил, что лучше мне  сперва  потолковать  с
вами, а потом уже предпринимать что-либо по этому делу.  Вы  сами  знаете,
какая у нас сейчас политическая ситуация. Такое дело, если  его  правильно
повести, может изрядно повлиять на общественное  мнение  этой  осенью.  Я,
конечно,  не  думаю,  что  мы  должны  примешивать   политику   к   такому
преступлению, а все-таки почему бы нам не вести это дело  так,  чтобы  его
поставили нам в заслугу? Вот я и решил сначала поговорить с вами. Конечно,
если хотите, я туда съезжу. Но только, по-моему, лучше бы вы поехали  сами
и выяснили, кто этот парень и что он собою представляет.  Сами  понимаете,
что может означать такое дело с политической точки зрения, если только  мы
доведем его до конца. А я знаю, что вы можете это сделать, Орвил.
   - Спасибо, Фред, спасибо, -  торжественно  ответил  Мейсон,  постукивая
письмом по столу и косясь на приятеля. - Очень вам благодарен  за  лестное
мнение обо мне. Думаю, что вы избрали самый верный путь. А вы уверены, что
никто, кроме вас, не видел этого письма?
   - Только конверт. Да и его видел только  один  мистер  Хаббард,  хозяин
гостиницы. Он мне сказал, что нашел письмо в кармане ее пальто,  побоялся,
как бы оно не исчезло или не было распечатано до моего приезда,  и  потому
забрал его к себе. Он говорит,  что  сразу  почуял  неладное,  как  только
услышал о несчастье. По его словам, молодой человек очень нервничал и  вел
себя как-то странно.
   - Очень хорошо, Фред. И пока никому больше ничего не говорите  об  этом
деле, ладно? Я сейчас же еду туда.  Но,  может  быть,  вы  еще  что-нибудь
узнали?
   Мистер Мейсон был теперь очень  оживлен  и  полон  энергии,  непрерывно
задавал  вопросы  и  даже  со  своим  старым  другом  стал   разговаривать
повелительным тоном.
   - Да, узнал немало, - глубокомысленно и важно ответил следователь. - На
лице девушки есть подозрительные  синяки  и  ссадины,  Орвил:  под  правым
глазом и над левым виском и еще на губе и на носу;  похоже,  что  бедняжку
чем-то ударили - камнем, или палкой, или, может быть, одним из весел;  они
там плавали неподалеку. На вид она еще совсем ребенок, такая маленькая,  и
знаете, Орвил, очень хорошенькая девушка...  но  вела  себя  не  так,  как
полагается. Сейчас я вам объясню. - Тут следователь замолчал,  вытащил  из
кармана огромный носовой платок и шумно  высморкался,  а  затем  тщательно
расправил бороду. - Там у меня не было времени  достать  врача,  и,  кроме
того, я постараюсь организовать здесь в понедельник вскрытие и  следствие.
Я уже распорядился:  братья  Луц  сегодня  перевезут  ее  сюда.  Но  всего
подозрительнее показания двух охотников  и  мальчугана,  которые  живут  в
Бухте Третьей мили: они шли в четверг вечером на Большую Выпь охотиться  и
ловить рыбу. Я велел Эрлу записать их имена, заполнить повестки и  вызвать
их в понедельник для допроса.
   И следователь подробно передал показания этих  людей  об  их  случайной
встрече с Клайдом.
   - Так, так! - то и дело восклицал прокурор, глубоко заинтересованный.
   - И еще одно, Орвил, - продолжал следователь. - Я поручил Эрлу  навести
по  телефону  справки  в  Бухте  Третьей  мили  -  у  хозяина   гостиницы,
почтмейстера и тамошнего начальника полиции, но как будто того юнца  видел
только один человек. Это капитан пароходика, который  ходит  между  Бухтой
Третьей мили и Шейроном, - капитан Муни, вы, наверно, его знаете. Я  велел
Эрлу вызвать его тоже. По его словам,  в  пятницу  утром,  около  половины
девятого, как раз,  когда  его  "Лебедь"  отправлялся  в  первый  рейс  до
Шейрона, этот самый молодой человек или кто-то очень похожий  по  описанию
сел на пароход и взял билет до Шейрона. Он был с чемоданом и  в  кепке,  а
когда те трое встретили его в лесу, на нем была соломенная шляпа.  Капитан
говорит, что это очень красивый малый. Ладно скроен, хорошо одет, по  виду
- человек из светского общества. Держался особняком.
   - Так, так, - заметил Мейсон.
   - Я поручил Эрлу позвонить в Шейрон, расспросить кого только можно,  не
видали ли  там  такого  приезжего.  Правда,  там  его,  видимо,  никто  не
припомнил, - по  крайней  мере  до  вчерашнего  вечера,  когда  я  уезжал,
сведений не было. Но я распорядился, чтобы Эрл по  телеграфу  сообщил  его
приметы во все здешние гостиницы, дачные местности  и  на  железнодорожные
станции, так что, если он где-нибудь в этих краях, его быстро выследят.  Я
считал, что вам будут по душе мои действия. А теперь, если вы  дадите  мне
ордер, я бы доставил вам тот чемодан со  станции  Ружейной.  В  нем  могут
оказаться такие вещи, о которых нам следует знать. Я сам за ним съезжу.  И
потом я хочу сегодня же побывать на Луговом озере, в Бухте Третьей мили  и
в Шейроне, если успею. Посмотрю, что там еще можно  выяснить.  Боюсь,  что
здесь самое настоящее убийство. Подумайте, он привез ее сперва в гостиницу
на Луговое озеро, а потом на Большую Выпь и записался под разными именами!
Ее  чемодан  оставил  на  станции,  а  свой  взял  с  собой!  -  Тут  Хейт
многозначительно покачал головой. - Вы  же  понимаете,  Орвил,  порядочные
люди так не поступают. Одного не  пойму,  как  ее  родители  позволили  ей
уехать с этим человеком, не узнав сперва, что он собой представляет.
   - Это верно, - тактично согласился Мейсон.
   С жгучим любопытством он думал о том, что эта девушка, как видно,  была
отнюдь не безупречного поведения. Незаконное сожительство!  И  конечно,  с
каким-то  богатым  молодым  горожанином,  откуда-нибудь   с   юга.   Какую
популярность, какое положение может приобрести он, Мейсон, в связи с  этим
делом! Он порывисто встал, ощущая прилив энергии. Только  бы  ему  поймать
этого преступного негодяя! Такое жестокое убийство, конечно, вызовет  бурю
негодования. А тут  августовская  конференция,  выдвижение  кандидатов!  И
осенние выборы!
   - Пусть меня повесят! -  воскликнул  он;  присутствие  Хейта,  человека
верующего и степенного, заставило его удержаться от выражения покрепче.  -
Мы наверняка напали на след чего-то  очень  серьезного,  Фред.  Я  в  этом
просто убежден. По-моему, тут скверная история - гнуснейшее  преступление.
Первым делом, я думаю, надо связаться по телефону с Бильцем и узнать, есть
ли там семья Олден и где именно они живут. Автомобилем напрямик до  Бильца
всего миль пятьдесят, а то и  меньше.  Правда,  дорога  отвратительная,  -
прибавил он. - Несчастная мать! Я просто боюсь встречи с нею. Конечно, это
будет очень тяжело...
   Он позвал Зиллу и попросил проверить, живет ли  в  окрестностях  Бильца
некто Тайтус Олден и как его найти. Затем прибавил:
   - Но сначала вызовите сюда Бэртона (Бэртон Бэрлей, его помощник,  уехал
за город на субботу и воскресенье).  Он  будет  вам  полезен,  Фред,  если
понадобится отдать какое-нибудь предписание и прочее, а  я  поеду  к  этой
бедной женщине. И буду вам очень признателен,  если  вы  пошлете  Эрла  за
чемоданом. А я привезу сюда отца девушки, чтобы установить ее личность. Но
только, пока я не вернусь, никому ни слова - ни о письме, ни о том, что  я
уехал в Бильц, понимаете?  -  Он  пожал  руку  приятелю.  -  А  сейчас,  -
продолжал он немного высокопарно,  уже  предвкушая  свою  роль  в  великих
событиях, - я должен поблагодарить вас, Фред. Я очень вам обязан и никогда
этого не забуду, поверьте. - Он посмотрел старому другу прямо в  глаза.  -
Все это может для нас обернуться лучше, чем мы думаем.  Мне  кажется,  это
самое большое, самое серьезное дело за всю мою службу, и  если  мы  сумеем
быстро и успешно разобраться в нем до осенних событий, это всем нам  очень
пригодится, как по-вашему?
   - Верно, Орвил, совершенно верно,  -  согласился  Хейт.  -  Я  уже  вам
говорил, по-моему, не следует примешивать политику к таким делам,  но  раз
уж это само собой получается... - И он в раздумье умолк.
   - А пока что, - продолжал прокурор, - поручите Эрлу  сделать  несколько
снимков: пусть точно зафиксирует, где нашли лодку, весла, шляпу и в  каком
месте найдена утонувшая девушка. И вызовите как можно больше свидетелей. Я
договорюсь с аудитором, чтобы вам были возмещены все расходы. А завтра или
в понедельник я буду здесь и сам примусь за работу.
   Он сжал руку Хейта и похлопал его по плечу. А  Хейт,  очень  польщенный
его вниманием и, следовательно, преисполненный надежд  на  будущее,  надел
свою  чудовищную  соломенную  шляпу,   застегнул   широчайшее   пальто   и
возвратился в канцелярию, чтобы вызвать по междугородному телефону верного
Эрла, дать ему инструкции и известить, что и сам он, Хейт, снова выедет на
место преступления.



4

   Орвил Мейсон сразу проникся сочувствием к Олденам, потому что с первого
же взгляда понял: этой семье,  должно  быть,  как  и  ему,  знакомы  удары
судьбы, унижения и  оскорбления.  В  субботу,  около  четырех  часов  дня,
приехав на своем служебном автомобиле из Бриджбурга, он увидел перед собою
старый, жалкий и ветхий дом и у подножия холма, в дверях  хлева  -  самого
Тайтуса Олдена в рубашке с короткими рукавами  и  комбинезоне;  его  лицо,
фигура, весь облик говорили, что это - неудачник, который  хорошо  сознает
бесплодность своих усилий. И теперь Мейсон пожалел,  что  не  позвонил  по
телефону перед отъездом из Бриджбурга: он понял, что для  такого  человека
известие о смерти дочери  будет  страшным  ударом.  Тем  временем  Тайтус,
увидев шедшего к нему Мейсона, подумал, что это  приезжий,  который  хочет
спросить дорогу, и из вежливости пошел ему навстречу.
   - Вы мистер Тайтус Олден?
   - Да, сэр, это я.
   - Мистер Олден, моя фамилия Мейсон, я из  Бриджбурга,  прокурор  округа
Катараки.
   - Так, сэр, - ответил Тайтус, недоумевая, для чего он мог  понадобиться
прокурору, да еще из такого далекого округа.
   А Мейсон смотрел на  Тайтуса,  не  зная,  с  чего  начать.  Трагическое
известие, которое он привез, будет, пожалуй, убийственно  для  этого  явно
слабого и беспомощного человека. Они стояли под одной  из  высоких  темных
елей, росших перед домом. Ветер в ее иглах нашептывал свою песню,  старую,
как мир.
   - Мистер Олден, - начал Мейсон с  необычной  для  него  серьезностью  и
мягкостью. - У вас есть дочь по имени Берта или, может быть,  Альберта?  Я
не совсем точно знаю ее имя.
   - Роберта, - поправил Тайтус Олден, внутренне  вздрогнув  от  недоброго
предчувствия.
   И Мейсон, опасаясь,  что  потом  этот  человек  будет  не  в  состоянии
рассказать ему толком все, что он хотел узнать, поспешно спросил:
   - Кстати, вы случайно  не  знаете  здесь  молодого  человека  по  имени
Клифорд Голден?
   - Насколько помню, никогда  не  слыхал  о  таком,  -  медленно  ответил
Тайтус.
   - Или Карл Грэхем?
   - Нет, сэр. И с таким именем человека не припомню.
   - Так я и думал, - воскликнул Мейсон, обращаясь не столько  к  Тайтусу,
сколько к самому себе, и продолжал строго  и  властно:  -  А  кстати,  где
сейчас ваша дочь?
   - В Ликурге. Она теперь там работает. Но почему вы  спрашиваете?  Разве
она сделала что-нибудь плохое... или просила вас о чем-нибудь?
   Он криво, с усилием  улыбнулся,  но  в  его  серо-голубых  глазах  было
смятение и тревожный вопрос.
   - Одну минуту, мистер Олден, - продолжал Мейсон мягко, но в то же время
решительно. - Сейчас я вам все объясню. Но сначала  я  должен  задать  вам
два-три вопроса. - И он посмотрел на Тайтуса серьезно  и  сочувственно.  -
Когда вы в последний раз видели вашу дочь?
   - Да вот, она  уехала  во  вторник  утром,  потому  как  ей  надо  было
возвращаться в Ликург. Она там работает на фабрике воротничков  и  рубашек
Грифитса. Но...
   - Еще минуту, - твердо повторил  прокурор,  -  я  сейчас  все  объясню.
Вероятно, она приезжала домой на субботу и воскресенье. Так?
   - Она приезжала в отпуск и прожила у нас примерно с месяц, - медленно и
подробно объяснил Тайтус. -  Она  не  совсем  хорошо  себя  чувствовала  и
приехала домой немножко отдохнуть. Но когда она уезжала, она  была  совсем
здорова. Вы ведь не привезли дурных вестей, мистер Мейсон?  С  ней  ничего
неладного не случилось? - С недоумевающим видом  он  поднес  свою  длинную
загорелую руку к подбородку. -  Да  нет,  не  может  этого  быть...  -  Он
растерянно провел рукой по редким седым волосам.
   - А вы не имели от нее вестей, с тех пор как  она  уехала?  -  спокойно
продолжал Мейсон с твердым намерением получить возможно  больше  сведений,
прежде чем нанести тяжелый удар. -  Она  не  сообщала,  что  поедет  не  в
Ликург, а еще куда-нибудь?
   - Нет, сэр, мы ничего не получали.  Но  скажите,  с  нею  не  случилось
никакой беды? Может быть, она сделала что-нибудь такое... Да  нет  же,  не
может этого быть! Но вы так спрашиваете... Вы так говорите...
   Его пробирала дрожь, и он бессознательно дотрагивался рукой  до  тонких
бледных губ. Но прокурор, не отвечая, достал из кармана письмо  Роберты  к
матери, и, показывая старику одну только надпись на конверте, спросил:
   - Это почерк вашей дочери?
   - Да, сэр, это ее почерк, - ответил Тайтус, слегка возвышая голос. - Но
в чем же дело, господин прокурор? Почему это письмо попало к  вам?  Что  в
этом письме? - Он судорожно стиснул руки, уже ясно читая в глазах  Мейсона
весть о каком-то страшном несчастье. - Что это? Что там?.. Что она пишет в
этом письме? Вы должны мне сказать, что случилось с моей дочерью!
   Он в волнении оглянулся, словно собираясь  бежать  в  дом,  позвать  на
помощь, поделиться с  женой  своим  ужасом...  И  Мейсон,  видя,  в  какое
состояние привел он несчастного старика, с силой, но дружески схватил  его
за руки.
   - Мистер Олден, - начал он, - у каждого из нас  бывают  в  жизни  такие
тяжелые минуты, когда необходимо собрать все свое мужество. Я  не  решаюсь
сказать вам, в чем дело, потому что я и  сам  многое  испытал  в  жизни  и
понимаю, как вы будете страдать.
   - Она ранена! Может быть, она умерла? - пронзительно  закричал  Тайтус,
расширенными глазами глядя на прокурора.
   Орвил Мейсон кивнул.
   - Роберта! Дитя мое! Господи! - Старик  согнулся,  точно  от  удара,  и
прислонился к дереву, чтобы не упасть. - Но как? Где? Ее убило машиной  на
фабрике? Боже милостивый!
   Он повернулся, чтобы пойти  домой,  к  жене,  но  прокурор,  человек  с
изувеченным лицом и сильными руками, удержал его:
   - Одну минуту, мистер Олден, одну минуту! Вы  не  должны  пока  идти  к
жене. Я знаю, это очень тяжело, это ужасно, Но позвольте объяснить.  Не  в
Ликурге и не машиной, нет. Она утон