дном поту опустился на землю и в  страхе
съежился у подножия высокого ветвистого дерева, оцепеневший и недвижимый.
   Ужасный крик!
   Да это же сова! Он слышал ее крик несколько недель назад, когда был  на
даче Крэнстонов. Но здесь! В этой чаще! В этой  тьме!..  Надо  идти,  надо
поскорее выбраться отсюда, это ясно. Надо прогнать эти страшные, ужасающие
мысли, иначе у него вовсе не останется ни сил, ни мужества.
   Но взгляд Роберты! Тот последний  молящий  взгляд!  Боже!  Ее  глаза  и
сейчас перед ним. И эти отчаянные, ужасные крики! Неужели  они  будут  все
время звучать у него в ушах... до тех пор, пока он не выберется отсюда?
   Поняла ли она,  когда  он  ее  ударил,  что  это  случилось  без  злого
умысла... что это было только мгновение гнева и протеста? Знает ли она это
теперь, где бы она ни была - на дне озера или, быть может, здесь, в темной
чаще, с ним рядом? Ее призрак!.. Нет, нужно скорей бежать прочь...  прочь!
Нужно... и все же... здесь, в чаще, он в безопасности! Надо взять  себя  в
руки, не следует выходить на большую  дорогу.  Там  прохожие.  Там,  может
быть, люди, которые ищут его!.. Но верно ли, что  человек  живет  и  после
смерти? Что существуют приведения? И  они  знают  всю  правду?  Тогда  она
должна знать... но тогда они знает и  о  его  прежних  замыслах.  Что  она
подумает! Может быть, это она  сейчас  с  мрачным  укором  преследует  его
своими ошибочными обвинениями? Ошибочными - хоть и правда, что  сперва  он
хотел ее убить. Он замышлял это! Замышлял! И это, конечно, великий грех. И
хотя он и не убил ее, но что-то сделало это за него. Все это правда.
   Но привидения!.. Боже, призраки тех, кто  уже  умер...  они  преследуют
тебя, чтобы разоблачить и наказать... быть может, они стараются  направить
людей по твоему следу... как знать? Мать когда-то призналась ему,  Фрэнку,
Эсте и Джулии, что она верит в привидения.
   И, наконец, луна (к  этому  времени  уже  три  часа  он  шел  вот  так,
спотыкаясь, прислушиваясь, выжидая, весь дрожа и обливаясь потом). Кругом,
слава богу, никого! И высоко над головой звезды, яркие и ласковые, как над
Сосновым мысом, где Сондра... Если бы она видела его сейчас, как он  бежит
от Роберты, погребенной в водах озера, на поверхности которого плавает его
шляпа! Если бы она слышала крики  Роберты!  Странно...  никогда,  никогда,
никогда он не сможет рассказать ей, что из-за нее - ее красоты, страсти  к
ней, из-за всего, что она для  него  значит,  -  он  мог...  мог...  ну...
_попытаться_ совершить это ужасное дело - убить  девушку,  которую  прежде
любил. И всю жизнь его будет преследовать эта мысль. Никогда он не  сможет
от нее отделаться - никогда, никогда, никогда! Прежде он об этом не думал.
А ведь это ужасно!
   И вдруг во мраке, около одиннадцати часов, как он потом сообразил -  от
воды его часы остановились, - когда он уже  выбрался  на  большую  дорогу,
ведущую "на запад, и прошел милю или две, из  темной  чащи  внезапно,  как
призраки, вышли те трое! Сперва он подумал, что они видели его в тот  миг,
когда он ударил Роберту, или  сразу  после  этого,  и  теперь  пришли  его
схватить. Какая страшная минута! А  мальчик  поднял  фонарь,  чтобы  лучше
рассмотреть его лицо! И, несомненно, увидел на  этом  лице  подозрительный
испуг и смятение, ибо как раз в ту минуту Клайд был поглощен самым мрачным
раздумьем  о  случившемся:  его  неотступно  преследовала  мысль,  что  он
нечаянно оставил какую-нибудь улику, которая легко может  его  выдать.  Он
отпрянул, уверенный, что это люди, посланные его изловить. Но в эту минуту
высокий тощий человек,  шедший  впереди,  запросто  окликнул,  словно  его
только  позабавила  явная  трусость  Клайда:  "Здорово,  прохожий!"  -   а
мальчуган, не проявляя ни малейшего удивления, шагнул  вперед  и  прибавил
света в фонаре. И тут только Клайд понял, что это просто здешние крестьяне
или проводники, а вовсе не отряд, посланный за ним в погоню,  и,  если  он
будет спокоен и вежлив, они никогда не заподозрят в нем убийцу.
   Но потом он сказал себе: "А ведь они запомнят меня. Запомнят, что я шел
по пустынной дороге в такой час с чемоданом..." И тут же решил, что должен
спешить... спешить... и никому больше не попадаться на глаза.
   А через несколько часов, когда луна уже заходила и от изжелта-бледного,
болезненного  света,  разлитого  в  лесу,  ночь  стала  еще  тоскливее   и
тягостней, Клайд подошел к Бухте Третьей мили -  селению,  состоявшему  из
кучки убогих хижин и  дачных  коттеджей,  лепившихся  на  северном  отроге
Индейских гор. С поворота дороги  он  увидел,  что  кое-где  в  окнах  еще
мерцают слабые огоньки. Лавки. Дома. Уличные фонари. Но  в  бледном  свете
луны они казались совсем тусклыми - тусклыми и призрачными. Ясно  одно:  в
этот час, в таком костюме, с чемоданом в руке, ему нельзя появиться здесь.
Своим видом он, несомненно, возбудит любопытство и  подозрения,  если  его
кто-нибудь  заметит.  Пароходик,  который  ходит  между  этим  поселком  и
Шейроном (откуда Клайд должен был отправиться дальше, к  Сосновому  мысу),
отойдет  только  в  половине  девятого,  -  значит,  пока  нужно  скрыться
где-нибудь и по возможности привести себя в приличный вид.
   И Клайд вновь вошел в лес, подступавший к самой окраине поселка,  думая
там дождаться утра; оттуда он мог следить за  часами  на  башне  маленькой
церквушки, чтобы знать, когда настанет время выйти.  А  пока  он  старался
сообразить, благоразумно ли поступает. Вдруг кто-нибудь уже поджидает  его
здесь? Те трое... или,  может  быть,  еще  кто-нибудь,  кто  видел...  Или
извещенный кем-нибудь полицейский агент?.. И немного погодя он решил,  что
все же  лучше  спуститься  в  поселок.  Стоит  ли  пробираться  лесами  по
западному берегу  озера...  да  еще  ночью,  потому  что  днем  его  могут
увидеть... Ведь если сесть на этот пароходик, он через полтора часа, самое
большее через два будет у Крэнстонов в Шейроне! А пешком он  попадет  туда
только завтра - это глупо, это гораздо опаснее. И, кроме того,  он  обещал
Сондре и Бертине приехать во вторник, а  сегодня  уже  пятница.  И  притом
завтра, может быть, уже поднимется шум, начнется погоня...  во  все  концы
сообщат его приметы... а сегодня утром... разве Роберту  могли  найти  так
быстро? Нет, нет. Это  лучший  путь.  Кто  здесь  знает  его,  кто  сможет
установить, что он и есть Карл Грэхем  или  Клифорд  Голден?  Лучше  всего
поспешить, прежде чем станет известно  что-либо  о  Роберте.  Да,  так.  И
наконец, когда башенные часы показывали десять минут  девятого,  с  сильно
бьющимся сердцем он вышел из лесу.
   Улица вела к пристани, откуда должен был  отойти  пароходик  в  Шейрон.
Клайд медлил и вдруг увидел подъезжающий автобус  с  озера  Рэкет.  И  ему
подумалось, что, если на пристани или на палубе он столкнется с кем-нибудь
из знакомых, можно будет сказать, что он только  сейчас  приехал  с  озера
Рэкет, где у Сондры и Бертины много Друзей: а если  он  встретит  одну  из
них, то скажет, что был на озере Рэкет третьего дня. Назовет любую фамилию
или дачу, в крайнем случае вымышленную.
   Итак, он направился к пароходу и взошел на  палубу,  а  потом  сошел  в
Шейроне и при этом, как ему казалось, не привлек к себе ничьего  внимания.
На пароходе было с десяток пассажиров, но ни одного знакомого, и никто  из
них, если не считать молодой девушки в голубом платье и  белой  соломенной
шляпе, по-видимому, здешней жительницы, не обратил внимания на  Клайда.  А
взгляд  этой  девушки  выражал  скорее  восхищение.  Впрочем,  этого  было
достаточно, чтобы Клайд, старавшийся поменьше бросаться в глаза,  ушел  на
корму, тогда как остальные предпочитали носовую часть палубы.
   По прибытии в Шейрон, зная, что большинство  пассажиров  направится  на
железнодорожную станцию к первому утреннему поезду,  он  быстро  пошел  за
всеми, но свернул в первое попавшееся кафе в надежде замести  следы.  Хотя
он прошел пешком немалый путь от озера Большой Выпи, а  перед  тем  полдня
греб и, завтракая с Робертой, только притворялся, что ест, он даже  теперь
не был голоден. Потом, увидев кучу идущих со станции  пассажиров  -  среди
них не было никого знакомого, - он присоединился к  ним,  делая  вид,  что
тоже направляется прямо с поезда к гостинице и на пристань. Это,  наверно,
пришел поезд с юга, из Олбани  и  Утики,  подумал  он,  и,  следовательно,
покажется вполне правдоподобным, что он приехал с этим поездом. Он  сделал
вид, будто идет со  станции,  но  По  дороге,  разыскав  телефон,  сообщил
Бертине и Сондре о своем  приезде  и,  услышав,  что  за  ним  пришлют  не
моторную лодку, а автомобиль, предупредил,  что  будет  ждать  на  веранде
гостиницы. По пути он купил утреннюю газету, хотя и понимал, что  там  еще
не может быть, никаких сообщений о случившемся. Как  только  он  дошел  до
гостиницы и сел на веранде, подъехал автомобиль Крэнстонов.
   На приветствие и  гостеприимную  улыбку  хорошо  знакомого  ему  шофера
Крэнстонов  Клайд  все-таки   сумел   ответить   веселой   и   как   будто
непринужденной улыбкой, хотя в глубине души  и  сейчас  терзался  страхом.
Несомненно, твердил он про себя, те трое, что встретились с  ним  в  лесу,
уже пришли на озеро Большой Выпи. А там теперь, конечно, уже хватились его
и Роберты, и, может быть - кто знает, - уже обнаружены опрокинутая  лодка,
его шляпа, ее вуаль. И те трое,  может  быть,  уже  сообщили,  что  видели
молодого человека с чемоданом, пробиравшегося ночью по направлению к  югу.
А если так, независимо от того, найдено ее тело или нет, могут  возникнуть
сомнения, действительно ли они оба утонули.
   А что, если по  какой-нибудь  странной  случайности  тело  Роберты  уже
всплыло на поверхность? Что тогда? Может быть,  на  лице  у  нее  остались
следы от удара - он ведь сильно ударил ее. Если так,  станут  подозревать,
что тут убийство. И раз его тело не найдут, а эти  люди  опишут  внешность
повстречавшегося им мужчины, не сочтут ли  убийцей  Клифорда  Голдена  или
Карла Грэхема?
   Но Клифорд Голден или Карл Грэхем  -  не  Клайд  Грифитс.  Разве  можно
установить, что Клайд Грифитс и Клифорд Голден или Карл Грэхем одно  и  то
же лицо? Ведь он принял все меры предосторожности и,  когда  они  были  на
Луговом озере, даже обыскал чемодан и сумочку Роберты,  пока  она  по  его
просьбе выходила, чтобы позаботиться о  завтраке.  Правда,  он  нашел  два
письма от одной девушки, Терезы Баузер, адресованные Роберте в  Бильц,  но
он их уничтожил еще перед отъездом на Ружейную. Туалетный прибор в футляре
с клеймом "Уайтли, Ликург" пришлось оставить, но ведь  миссис  Голден  или
миссис Грэхем могла сама купить этот прибор в магазине Уайтли, такая  вещь
никак не может навести на  его  след.  Разумеется,  нет.  Да,  еще  платья
Роберты. Но даже если они помогут опознать ее, разве ее  родители,  как  и
все прочие, не подумают, что она отправилась в это путешествие с  каким-то
неизвестным  человеком  по  фамилии  Голден  или  Грэхем?   Пожалуй,   они
предпочтут не предавать огласке эту историю. Так  или  иначе  Клайд  решил
надеяться на лучшее, сохранять самообладание, держаться спокойно, бодро  и
весело, чтобы здесь никто не мог ни в чем его заподозрить, тем  более  что
ведь, в сущности, он и не убивал Роберту!
   И вот он едет в великолепном автомобиле. Сондра  и  Бертина  его  ждут.
Придется сказать, что он приехал прямо из Олбани: ездил туда по  поручению
дяди, которое отняло у него все  время,  начиная  со  вторника.  Он  будет
наслаждаться обществом Сондры, и все же ему  придется  всегда,  все  время
думать об этих ужасах... Вдруг он  совершил  какую-нибудь  оплошность,  не
сумел скрыть все следы, которые могут привести к нему...  Что,  если  так?
Разоблачение! Арест! Быть может, его второпях несправедливо осудят... даже
покарают... если только он не сумеет  объяснить,  что  это  был  нечаянный
удар. Тогда конец всем его мечтам о Сондре...  о  Ликурге...  надеждам  на
блестящее будущее. Но сумеет ли он объяснить? Сможет ли? О боже!



7

   С утра пятницы до полудня следующего понедельника Клайда окружало  все,
что раньше так восхищало и радовало его, и все же он  непрерывно  терзался
мучительнейшими страхами и опасениями. С той минуты, как Сондра и  Бертина
встретили его у входа на дачу Крэнстонов и проводили в отведенную для него
комнату, он не переставая думал о контрасте между всеми здешними радостями
и грозящей ему близкой и безвозвратной гибелью.
   Едва он вошел, Сондра, надув губки, шепнула ему,  так  чтобы  не  могла
услышать Бертина:
   - Гадкий! Сидел там целую неделю, когда мог быть здесь.  А  Сондра  для
него все устроила! Надо бы вас хорошенько отшлепать. Я уже хотела  звонить
вам сегодня, чтобы узнать, где вы!
   А глаза ее говорили, что она в него страстно влюблена.
   И, несмотря на свои тревожные мысли, Клайд весело улыбнулся ей,  потому
что в ее присутствии все ужасы - и смерть Роберты и  опасность,  грозившая
ему самому, - казалось, разом отошли на задний план. Только бы  все  сошло
благополучно, только бы ничего его  не  выдало!  Впереди  широкая  дорога!
Великолепное будущее! Красавица Сондра! Ее любовь! Богатство!  И,  однако,
пройдя в свою комнату, куда еще раньше доставили его чемодан, Клайд  сразу
стал нервничать из-за костюма. Ведь он  мокрый  и  мятый,  его  необходимо
спрятать, хотя бы в шкаф, на верхнюю полку. Как только Клайд остался  один
и запер дверь на ключ, он вынул костюм из чемодана - непросохший, измятый,
с грязью берегов озера Большой Выпи на брюках  -  и  тут  же  решил,  что,
пожалуй, лучше оставить его в запертом чемодане до ночи: тогда можно будет
лучше обдумать, как с ним быть. Но все остальное, что было на  нем  в  тот
день, он связал в узелок, чтобы отдать в стирку. И, делая  это,  ясно,  до
ужаса, до тошноты  сознавал  всю  таинственность,  весь  трагизм  и  пафос
жизни... сколько он пережил после переезда в  восточные  штаты,  как  мало
хорошего видел в юности! И как мало, в сущности, дано  ему  теперь.  Какой
контраст между этой просторной,  роскошной  комнатой  и  его  комнаткой  в
Ликурге. Как странно, что он вообще здесь после вчерашнего... Голубые воды
этого сверкающего озера за окном  так  непохожи  на  темные  воды  Большой
Выпи!.. А на зеленой лужайке, расстилающейся от этого светлого, прочного и
просторного дома с его широкой верандой и полосатыми маркизами  до  самого
озера, Стюарт Финчли, Вайолет  Тэйлор,  Фрэнк  Гарриэт  и  Вайнет  Фэнт  в
шикарных спортивных костюмах играют в теннис, а  Бертина  и  Харлей  Бэгот
отдыхают в тени навеса.
   И вот Клайд, приняв ванну и переодевшись,  делает  веселое  лицо,  хотя
нервы его по-прежнему натянуты и его терзают страхи,  и,  выйдя  из  дому,
подходит к Сондре, Бэрчарду  Тэйлору  и  Джил  Трамбал:  они  хохочут  над
каким-то забавным приключением,  которое  произошло  во  время  вчерашнего
катанья на моторной лодке.
   Джил встречает его веселым возгласом:
   - Привет, Клайд! Где вы пропадали? Я вас, кажется, сто лет не видела.
   А он, многозначительно улыбнувшись Сондре  -  никогда  еще  он  так  не
жаждал ее понимания и любви, - подтянулся  на  руках,  уселся  на  перилах
веранды и ответил насколько мог спокойно:
   - Со вторника работал в Олбани. Жарко там! Ужасно рад, что  попал  сюда
сегодня. А кто здесь есть?
   - Почти все,  по-моему,  -  улыбнулась  Джил.  -  Вчера  у  Рэнделов  я
встретила Ванду. А Скотт писал Бертине, что  приедет  в  будущий  вторник.
Похоже, что на Лесном в этом году будет не очень-то много народу.
   Тут начался долгий и оживленный спор: почему Лесное озеро теперь уже не
то, что прежде. Вдруг Сондра воскликнула:
   - Боже, я совсем забыла! Я должна сегодня позвонить Белле. Она  обещала
на будущей неделе поехать в Бристол на выставку лошадей.
   Заговорили о лошадях и собаках. Клайд внимательно слушал, изо всех  сил
стараясь казаться таким, как все, но продолжая мучительно думать все о том
же. Те трое встречных... Роберта... Может быть, ее  тело  уже  нашли...  А
впрочем, уговаривал он себя, к чему столько страхов? Вряд ли  можно  найти
ее на такой глубине - ведь там футов пятьдесят! И как могут узнать, что он
и есть Клифорд Голден и Карл Грэхем? Как узнают?  Ведь  он  же  замел  все
следы... вот только те трое встречных... _те трое встречных_! Он  невольно
вздрогнул, словно в ознобе.
   И Сондра почувствовала, что он чем-то  угнетен.  Еще  в  первый  приезд
Клайда она заметила, как скуден его гардероб, и теперь решила, что причина
его плохого настроения - недостаток средств.  Она  непременно  сегодня  же
возьмет семьдесят пять долларов из своих сбережений и заставит его принять
их, пускай на этот раз, пока он здесь, его не  смущают  всякие  неизбежные
мелкие расходы. А через несколько минут, подумав, что небольшая  партия  в
гольф дает массу удобных случаев  для  мимолетных  объятий  и  поцелуев  в
укромном уголке, она вскочила с возгласом:
   - Кто на партию в гольф? Джил, Клайд, Бэрч! Давайте сыграем  вчетвером?
Пари держу, что вам двоим не одолеть нас с Клайдом.
   - Согласен! - воскликнул Бэрчард Тэйлор, вставая и оправляя свой желтый
в синюю полоску свитер. - Хоть я и вернулся сегодня домой в четыре утра. А
как вы,  Джилли?  Сонни,  условие:  проигравший  угощает  всех  завтраком,
согласны?
   Клайд  вздрогнул  и  похолодел,  он  подумал  о  жалких  двадцати  пяти
долларах, которые остались у него после всех его  ужасных  приключений.  А
завтрак на четверых будет стоить в клубе долларов восемь  или  десять,  не
меньше! А может быть, и больше!  Но  тут  Сондра,  заметив  его  смущение,
воскликнула: "Идет!" -  и,  подойдя  ближе  к  Клайду,  легонько  стукнула
кончиком туфли по его ботинку.
   - Но мне надо переодеться. Это одна минута! А вы вот что,  Клайд...  вы
пока найдите Эндрью и скажите, чтобы он принес палки для гольфа, ладно? Мы
поедем в вашей лодке, правда, Бэрчи?
   Клайд побежал искать Эндрью, раздумывая о  том,  сколько  будет  стоить
завтрак, если они с Сондрой проиграют, но Сондра догнала его и схватила за
руку:
   - Подождите здесь, милый, я сию минуту вернусь!
   Она бросилась по лестнице наверх, в свою комнату  и  тотчас  вернулась,
крепко сжимая в маленькой руке пачку кредиток.
   - Вот, милый, скорее, - шепнула она и торопливо сунула деньги в  карман
его пиджака. - Шш... ни слова! Скорее! Это  чтобы  заплатить  за  завтрак,
если мы проиграем, и для всяких прочих вещей... я скажу  после.  А  как  я
люблю вас, мальчик мой маленький!
   Секунду она с восхищением смотрела  на  него  своими  ласковыми  карими
глазами, потом снова взбежала по лестнице и уже сверху крикнула:
   - Да не стойте вы тут, глупенький! Идите за палками! Быстро!
   И она исчезла. А Клайд, потрогав карман, понял, что она дала ему  очень
много денег, - несомненно, хватит не только на все траты здесь,  но  и  на
бегство, если понадобится. "Дорогая! Милая девочка!" - воскликнул  он  про
себя. Прелестная, нежная, щедрая Сондра! Она так любит его,  по-настоящему
любит. Но если она когда-нибудь узнает... О боже!  И  ведь  все  это  ради
нее... если бы только она знала! Все ради нее! Потом он отыскал  Эндрью  и
вернулся к остальным, неся палки. И вот снова появилась Сондра. Она  бежит
к ним в модном зеленом вязаном спортивном костюме. Джил в шапочке и блузе,
похожая на жокея, смеется и шутит с Бэрчардом, уже сидящим у руля моторной
лодки. А Сондра на берегу кричит Бертине и Харлею Бэготу:
   - Эй, друзья! Не хотите ли с нами?
   - Куда?
   - В гольф-клуб при "Казино"!
   - Нет, слишком далеко. Увидимся после завтрака на пляже.
   И Бэрчард сразу берет такую скорость, что лодка прыгает, как дельфин. А
Клайд смотрит на все как во сне, то с блаженством и  надеждой,  то  словно
сквозь темное облако ужаса, - за этой  тьмой,  быть  может,  уже  вплотную
подкрались к нему арест и смерть!
   Несмотря на все его прежние рассуждения, ему теперь стало казаться, что
он сделал ошибку, когда, не с