детельское место.
   С удивлением увидев,  что  Клайд,  сопровождаемый  Джефсоном,  выступил
вперед, публика снова возбужденно зашепталась невзирая  на  резкие  окрики
судьи и приставов. Даже Белнеп, увидев приближающегося  к  нему  Джефсона,
несколько удивился, так  как  первоначально  предполагалось,  что  он  сам
проведет допрос Клайда.  Но  пока  Клайда  приводили  к  присяге,  Джефсон
подошел вплотную к Белнепу и прошептал:
   - Предоставьте его мне, Элвин. По-моему, так будет лучше.  Он  держится
слишком напряженно и трусливо, но я уверен, что сумею его вытянуть.
   Публика тоже обратила внимание на смену адвокатов и перешептывалась  по
этому  поводу,  а  Клайд  большими  глазами,  полными   тревоги,   обводил
окружающих и думал: "Ну вот, наконец я - свидетель и, конечно, все на меня
смотрят. Надо казаться совсем спокойным, как будто я ни капли не волнуюсь,
потому что я не убивал ее. Ведь я не убил ее, это правда". И все же он был
иссиня-бледен, веки его покраснели и  опухли,  и  руки,  несмотря  на  все
усилия, слегка дрожали. И вот длинная,  сильная  и  гибкая,  точно  хлыст,
фигура Джефсона поворачивается к нему, голубые  глаза  пристально  смотрят
прямо в карие глаза Клайда, и адвокат начинает:
   - Итак, Клайд, прежде всего надо, чтобы присяжные и  все  в  зале  ясно
слышали мои вопросы и ваши ответы. А теперь подумайте немного  и  спокойно
расскажите нам все, что помните о своей жизни: откуда  вы,  где  родились,
чем занимались ваши отец и мать и, наконец, чем вы сами занимались, с  тех
пор как начали жить своим трудом и  до  настоящего  времени.  Возможно,  я
изредка буду прерывать вас и задавать кое-какие  вопросы,  но  в  основном
предоставлю вам самому все рассказать, так как знаю, что вы  сделаете  это
лучше, чем кто бы то ни было.
   Но, чтобы Клайд был спокоен и все время помнил, что защитник  находится
рядом, подобно стене, бастиону между ним и  нетерпеливой,  недоверчивой  и
враждебной толпой, Джефсон  придвинулся  почти  вплотную  к  нему,  совсем
близко: время от времени он даже ставил ногу  на  ступеньки  свидетельской
трибуны или, наклоняясь к Клайду, опирался рукою на ручку его  кресла.  Он
то и дело повторял: "Да-да-а... Так-так... А дальше что?.. А потом?"
   И его уверенный, ободряющий, дружеский голос неизменно придавал  Клайду
силы, так что он сумел связно, твердо, не  запинаясь,  рассказать  краткую
повесть своей жизни.
   - Я родился в Грэнд-Рэпидс, штат  Мичиган.  В  то  время  мои  родители
руководили в этом городе религиозной миссией и выступали с проповедями  на
улицах...



24

   Клайд дошел в своих показаниях до  той  поры,  когда  из  Куинси,  штат
Иллинойс (там его родители одно время работали в  Армии  спасения),  семья
переехала в  Канзас-Сити,  где  он,  начиная  с  двенадцати  и  вплоть  до
пятнадцати лет, пытался найти  какую-нибудь  работу,  потому  что  ему  не
нравилось  учиться  в  школе  и  одновременно  участвовать  в  религиозной
деятельности, как того хотели родители.
   - И успешно шло ваше ученье в школе?
   - Нет, сэр. Нам приходилось слишком часто переезжать.
   - В каком классе вы учились, когда вам было двенадцать лет?
   - Видите ли, мне уже полагалось перейти в седьмой, но я  был  только  в
шестом. Поэтому мне и не нравилось в школе.
   - А как вы относились к религиозной деятельности родителей?
   - Да что ж, это дело хорошее... только  я  не  любил  по  вечерам  петь
псалмы на улицах.
   И так он рассказывал дальше: о том, как служил в дешевой лавчонке,  как
продавал содовую воду и разносил газеты, пока, наконец, не стал рассыльным
в "Грин-Дэвидсон" - лучшем отеле в Канзас-Сити, пояснил он.
   - Ну, вот что... - произнес Джефсон. (Он боялся, что  Мейсон,  стремясь
вызвать недоверие к Клайду  как  свидетелю,  станет  чересчур  копаться  в
происшествии с разбитым автомобилем и  убитой  девочкой  в  Канзас-Сити  и
испортит впечатление от показаний Клайда, - и решил опередить  противника.
Несомненно, правильно ведя допрос, можно будет объяснить  и  смягчить  всю
эту историю, а если предоставить это Мейсону, он, конечно, сделает из  нее
нечто чрезвычайно мрачное.) И потому Джефсон продолжал:
   - Сколько же времени вы там служили?
   - Немного больше года.
   - А почему ушли?
   - Видите ли, тут случилось одно несчастье...
   - Какое именно?
   И Клайд, заранее подготовленный и вымуштрованный, подробнейшим  образом
рассказал обо всем, включая смерть девочки и свое  бегство,  -  всем  этим
Мейсон, конечно, собирался заняться  сам.  И  теперь,  слушая  Клайда,  он
только покачал головой и проворчал иронически:
   - Сам преподнес... недурно сделано!
   А Джефсон, понимая все значение происходящего (похоже, что он вывел  из
строя одно из лучших орудий мистера Мейсона!), продолжал:
   - Сколько, вы сказали, вам тогда было лет?
   - Шел восемнадцатый.
   - Стало быть, вы хотите сказать следующее, - продолжал он, покончив  со
всеми вопросами, какие мог придумать в связи с этим происшествием, - вы не
знали, что могли вернуться, поскольку машину взяли не вы, и не знали,  что
после ваших объяснений родители могли взять вас на поруки.
   - Заявляю протест! - крикнул Мейсон. - Ничем не доказано,  что  он  мог
вернуться в Канзас-Сити и что родители могли взять его на поруки.
   - Протест принят! - прогремел судья со  своего  возвышения.  -  Попрошу
защиту при допросе свидетеля держаться ближе к делу.
   - Снимаю вопрос, - отозвался со своего места Белнеп.
   - Нет, сэр, я этого не знал, - все-таки ответил Клайд.
   - Во всяком случае именно по этой причине,  уехав  из  Канзас-Сити,  вы
стали называть себя Тенет, как вы мне говорили? - продолжал Джефсон.
   - Да, сэр.
   - Кстати, Клайд, откуда вы взяли фамилию Тенет?
   - Так звали мальчика, с которым я играл в Куинси.
   - И это был хороший мальчик?
   -  Заявляю  протест!  -  крикнул  с  места   Мейсон.   -   Неправильно,
несущественно, не относится к делу.
   - Однако он мог дружить с хорошим мальчиком, наперекор всему, в чем  вы
хотели бы уверить присяжных,  и  в  этом  смысле  мой  вопрос  очень  даже
относится к делу, - ехидно заметил Джефсон.
   - Протест принят! - загремел судья Оберуолцер.
   - А вам тогда не приходило в голову, что настоящему Тенету это может не
понравиться и что вы можете доставить ему  неприятности,  раз  его  именем
пользуется человек, вынужденный скрываться?
   - Нет, сэр... я думал, что Тенетов ужасно много...
   Тут слушателям полагалось бы снисходительно улыбнуться, но публика была
так враждебно настроена, с таким ожесточением относилась к Клайду, что  не
могло быть и речи о подобном легкомыслии в зале суда.
   - Послушайте, Клайд, - продолжал Джефсон, поняв,  что  ему  не  удалось
смягчить настроение толпы, - вы ведь любили свою мать, не так ли?
   Протест, перепалка, и  в  конце  концов  вопрос  признан  допустимым  и
законным.
   - Да, сэр, конечно, я любил ее,  -  ответил  Клайд,  но  после  легкого
колебания, которое не прошло незамеченным: что-то стиснуло  ему  горло,  и
грудь его поднялась и опустилась в тяжелом вздохе.
   - Очень?
   - Да, сэр... очень.
   Теперь он не смел поднять глаз.
   - Она всегда делала для вас все, что могла и что считала правильным,  -
так?
   - Да, сэр.
   - Но в таком случае, хоть вас и постигло страшное несчастье, как же  вы
все-таки могли убежать и столько времени жить вдали от матери?  Почему  вы
ни слова не сказали ей о том, что вы вовсе не так виноваты, как кажется, и
что ей не нужно тревожиться, так как вы снова работаете и стараетесь вести
себя как порядочный юноша?
   - Так ведь я писал ей, только не подписывался настоящим именем.
   - Понимаю. А еще как-нибудь давали о себе знать?
   - Да, сэр. Я однажды послал ей немножко денег. Десять долларов.
   - И вы совсем не думали о возвращении домой?
   - Нет, сэр. Я боялся, что меня арестуют, если я вернусь.
   - Иными словами, - с особенной выразительностью отчеканил Джефсон, - вы
были умственным и нравственным  трусом,  как  сказал  мой  коллега  мистер
Белнеп.
   -  Я  протестую  против  попыток  растолковывать  присяжным   показания
обвиняемого! - прервал Мейсон.
   -  Показания  обвиняемого,  право  же,  не   нуждаются   в   каком-либо
истолковании. Они очень просты и правдивы, это понятно каждому,  -  быстро
вставил Джефсон.
   - Протест принят! - объявил судья. - Продолжайте, продолжайте.
   - Значит, Клайд, как я  понимаю,  так  вышло  потому,  что  вы  были  в
нравственном и умственном отношении трусом. Но я вовсе не осуждаю  вас  за
то, в чем вы неповинны (в конце концов вы не сами себя сделали, верно?).
   Но это было уже слишком, и судья предостерег Джефсона, чтобы он  впредь
осторожнее выбирал выражения.
   - Стало быть, вы переезжали  с  места  на  место  -  в  Олтон,  Пеорию,
Блюмингтон, Милуоки, Чикаго, забирались в какие-то  каморки  на  окраинах,
мыли посуду, продавали содовую воду,  работали  возчиком,  скрывались  под
именем  Тенета,  в  то  время  как  могли  бы,  в  сущности,  вернуться  в
Канзас-Сити, на свою прежнюю службу? - продолжал Джефсон.
   - Протестую! Протестую! - завопил Мейсон. - Нет никаких  доказательств,
что он мог вернуться и поступить на прежнее место.
   - Протест принят, - решил Оберуолцер, хотя в эту  минуту  в  кармане  у
Джефсона лежало письмо  Френсиса  Скуайрса,  работавшего  начальником  над
рассыльными в отеле "Грин-Дэвидсон" в то время, когда  там  служил  Клайд:
Скуайрс писал, что, помимо происшествия, связанного с  катанием  на  чужом
автомобиле, он не замечал за Клайдом  ничего  плохого:  юноша  всегда  был
исполнителен, честен, послушен, проворен  и  вежлив.  Когда  случилось  то
несчастное происшествие, мистер Скуайрс был убежден, что  Клайд  мог  быть
лишь одним из самых пассивных его участников и что, если бы он вернулся  и
толком рассказал о случившемся, его бы оставили в отеле. И все  это  сочли
не относящимся к делу!
   Дальше Клайд рассказал о том, как, сбежав от  неприятностей,  грозивших
ему в Канзас-Сити, и проведя два года в скитаниях с  места  на  место,  он
наконец нашел работу в Чикаго - сначала возчиком,  а  потом  рассыльным  в
"Юнион-клубе"; о том, что с первого же места, где он  получил  работу,  он
написал матери, а потом, по ее настояниям, собирался написать  дяде,  -  и
тут как раз встретил его в клубе, и дядя предложил ему приехать в  Ликург.
Далее по  порядку  изложены  были  все  подробности  того,  как  он  начал
работать, как  получил  повышение  и  двоюродный  брат  и  начальник  цеха
сообщили  ему  существующие  на  фабрике  правила  и,  наконец,   как   он
познакомился с Робертой, а потом и с мисс X. Клайд подробно рассказал, как
он ухаживал за Робертой Олден и как,  добившись  ее  любви,  чувствовал  и
считал себя счастливым, но появление мисс Х и  ее  неотразимое  очарование
вызвали резкую перемену в его отношении  к  Роберте:  она  все  еще  очень
нравилась ему, но он уже не мог, как прежде, желать брака с нею.
   Тут поспешно вмешался Джефсон: обнаруженное Клайдом непостоянство  было
слишком неприятным свойством, чтобы можно было так быстро заговорить о нем
в показаниях, и Джефсон захотел отвлечь внимание присяжных.
   - Клайд, - прервал он, - вы сначала в самом деле любили Роберту Олден?
   - Да, сэр.
   - Тогда вы должны были знать или хотя бы сразу понять по ее  поступкам,
что она глубоко порядочная, чистая и набожная девушка, так?
   - Да, сэр, я именно так о ней  и  думал,  -  повторил  Клайд  заученный
ответ.
   -  Тогда  не  можете  ли  вы  в  самых  общих  чертах,  не  вдаваясь  в
подробности, объяснить самому себе и присяжным, как, почему, где  и  когда
возникла перемена в ваших чувствах, приведшая к отношениям, которые все мы
(тут Джефсон обвел публику, а затем и присяжных дерзким, проницательным  и
холодным взглядом) сурово осуждаем. Если вы вначале  были  столь  высокого
мнения о ней,  как  же  случилось,  что  вы  так  быстро  дошли  до  столь
недозволенных отношений? Разве вы не  знали,  что,  с  точки  зрения  всех
мужчин, а также  и  всех  женщин,  отношения  эти  греховны  и  вне  брака
непростительны, что это преступление?
   Смелость и едкая ирония Джефсона вызвали в растерянно притихшей публике
беспокойное движение, - заметив это, и Мейсон и судья Оберуолцер  опасливо
нахмурились. Что за наглый, циничный мальчишка!  Как  он  смеет  коварными
намеками под видом серьезного допроса внушать подобную  мысль,  в  которой
скрыто посягательство на самые основы общества, на религиозные и моральные
устои! Вот он стоит, дерзкий, бесстрастный и надменный,  и  слушает  ответ
Клайда:
   - Да, сэр, мне кажется, я  это  знал...  конечно...  но,  право  же,  я
никогда не старался ее соблазнить ни сначала, ни потом. Просто я был в нее
влюблен.
   - Вы были влюблены в нее?
   - Да, сэр.
   - Очень?
   - Очень.
   - И она тоже была сильно влюблена в вас?
   - Да, сэр.
   - С самого начала?
   - С самого начала.
   - Она говорила вам это?
   - Да, сэр.
   - А в то время, когда она переезжала от Ньютонов,  -  вы  ведь  слышали
все, что говорили об этом свидетели, - вы не уговаривали ее, не  старались
любым способом, обманом или какими-нибудь доводами убедить ее переехать от
них?
   - Нет, сэр. Она сама захотела переехать. Она только  просила,  чтобы  я
помог ей найти комнату.
   - Попросила, чтобы вы помогли найти комнату?
   - Да, сэр.
   - А почему, собственно?
   - Потому, что она не очень хорошо знала город и думала,  что  я,  может
быть, посоветую ей, где найти хорошую, не слишком дорогую для нее комнату.
   - И вы указали ей комнату, которую она сняла у Гилпинов?
   - Нет, сэр. Я ей никаких комнат не указывал. Она нашла  ее  сама.  (Это
был в точности заученный им ответ.)
   - А почему же вы ей не помогли?
   - Потому что я был занят по целым дням и почти все вечера.  И  потом  я
думал, что ей  самой  лучше  знать,  чего  она  хочет,  -  у  каких  людей
поселиться и все такое.
   - А вы сами когда-нибудь бывали в доме Гилпинов до того, как  она  туда
переехала?
   - Нет, сэр.
   - Были у вас с нею до ее переезда какие-нибудь разговоры о  том,  какую
именно комнату ей следует снять - с  каким  входом  и  выходом,  насколько
уединенную и прочее?
   - Нет, сэр, я никогда с ней об этом не говорил.
   - И никогда не настаивали, к примеру, чтобы она  сняла  такую  комнату,
куда вы могли бы проскользнуть и откуда могли бы  выйти  ночью  или  днем,
никому не попадаясь на глаза?
   - Никогда. И, кроме того, в этот дом очень трудно было  войти  и  очень
трудно выйти незаметно.
   - Почему же?
   - Потому что дверь ее комнаты  была  рядом  с  Парадной  дверью,  через
которую все входили и выходили, и каждый  мог  заметить  чужого  человека.
(Этот ответ тоже был заучен наизусть.)
   - Но вы ведь все-таки пробирались в дом потихоньку?
   - Да, сэр... то есть, видите ли, мы оба с самого  начала  решили,  что,
чем меньше нас будут видеть вместе где бы то ни было, тем лучше.
   - Из-за того фабричного правила?
   - Да, сэр, из-за того правила.
   За  этим  последовал  рассказ  о  различных  затруднениях  с  Робертой,
причиной которых было появление в его жизни мисс X.
   -  Теперь,  Клайд  нам  придется  поговорить  немного  о  мисс  X.   По
договоренности между защитой и обвинением,  -  основания  для  этого  вам,
господа присяжные, разумеется, понятны, - мы можем лишь  слегка  затронуть
эту тему, поскольку речь идет о совершенно ни в чем не повинной особе, чье
настоящее имя нет никакой надобности здесь называть. Но  некоторых  фактов
придется коснуться, хотя мы будем обращаться с ними возможно деликатнее  -
столько же ради той, что жива и ни в  чем  не  виновата,  сколько  и  ради
покойной. И я уверен, что мисс Олден согласилась бы с этим, будь она жива.
Так вот, относительно мисс X, - продолжал Джефсон, обернувшись к Клайду. -
Обе стороны уже признали, что вы познакомились с нею в Ликурге примерно  в
ноябре или декабре прошлого года. Верно это?
   - Да, сэр, это верно, - грустно ответил Клайд.
   - И вы тотчас безумно влюбились в нее?
   - Да, сэр. Это правда.
   - Она богата?
   - Да, сэр.
   -  Красива?  Это,  я  полагаю,  признано  всеми,  -  прибавил  Джефсон,
обращаясь к суду в целом и вовсе  не  ожидая  ответа  Клайда,  но  тот,  в
совершенстве вымуштрованный, все же ответил:
   - Да, сэр.
   - В то время, когда вы впервые встретились с мисс X, вы  двое  -  вы  и
мисс Олден, хочу я сказать, - уже вступили в незаконную связь,  о  которой
шла речь?
   - Да, сэр.
   - Тогда, принимая все это во внимание... нет, вот что, одну  минуту,  я
сперва хочу спросить вас о другом... дайте сообразить... Скажите, когда вы
встретились с мисс X, вы все еще любили Роберту Олден?
   - Да, сэр, я любил ее.
   - До этого времени вы никогда не чувствовали, что она становится вам  в
тягость?
   - Нет, сэр.
   - Ее любовь и дружба были вам так же дороги и отрадны, как и прежде?
   - Да, сэр?
   Говоря это, Клайд вспоминал прошлое, и  ему  казалось,  что  он  сказал
чистую  правду.  Да,  правда,  как  раз  перед  встречей  с   Сондрой   он
действительно был очень спокоен и счастлив с Робертой.
   - А скажите, до встречи с мисс Х были у вас с мисс  Олден  какие-нибудь
планы на будущее? Вы же, наверно, задумывались над этим, - так?
   - Н-не совсем (и Клайд нервно облизнул пересохшие от волнения  губы)...
Видите ли, я вообще ничего не обдумывал заранее, то  есть  ничего  плохого
для Роберты... И она, конечно, тоже ничего такого не думала. Просто нас  с
самого начала несло по течению. Наверно, так вышло  потому,  что  мы  были
очень одиноки. У нее в Ликурге никого не было, у меня тоже. И тут еще  это
правило, - из-за него я нигде не  мог  бывать  с  нею...  а  уж  когда  мы
сблизились, так все и пошло само собой, и мы  не  очень  задумывались  над
этим - ни она, ни я.
   - Вы просто плыли  по  течению,  потому  что  пока  с  вами  ничего  не
случилось и вы не думали, что может случиться? Так?
   - Нет, сэр. То есть да, сэр. Так оно и было. -  Клайд  ужасно  старался
безукоризненно повторить эти много раз прорепетированные  и  очень  важные
ответы.
   - Но должны же вы были о чем-то думать, кто-нибудь  один  или  вы  оба.
Ведь вам был двадцать один год, а ей двадцать три.
   - Да, сэр. Мне кажется, мы... кажется, я думал иногда.
   - Что же именно вы думали? Не припомните?
   - По-моему, да, сэр, я помню. То есть я знаю точно, я иногда думал, что
если все пойдет хорошо и я  начну  побольше  зарабатывать,  а  она  найдет
работу в другом месте, то я смогу всюду бывать с  ней  открыто,  а  после,
если мы с  ней  будем  все  так  же  любить  друг  друга,  можно  будет  и
пожениться.
   - Вы в самом деле думали тогда, что женитесь на ней?
   - Да, сэр. Определенно думал - именно так, как я сказал.
   - Но это было до того, как вы встретили мисс X?
   - Да, сэр, это было раньше.
   ("Здорово  сделано!"  -  язвительно  заметил  Мейсон  на  ухо  сенатору
Редмонду.
   "Великолепный спектакль", - театральным шепотом ответил Редмонд.)
   - А говорили вы ей на этот счет что-нибудь  определенное?  -  продолжал
Джефсон.
   - Нет, сэр, не помню... Как будто ничего определенного не говорил.
   - Что-нибудь одно - либо говорили, либо нет. Что же именно?
   - Да, право же, ни то, ни другое. Я часто говорил, что люблю ее и хочу,
чтобы мы всегда были вместе, и надеюсь, что она никогда меня не оставит.
   - Но вы не говорили, что хотите на ней жениться?
   - Нет, сэр, что хочу жениться, не говорил.
   - Так, так, хорошо... А она? Что она говорила?
   - Что она никогда меня не оставит, - с усилием, несмело ответил  Клайд,
вспоминая последний крик Роберты и  ее  последний  взгляд.  И,  достав  из
кармана платок, он принялся вытирать  лицо  и  ладони,  покрытые  холодным
потом.
   ("Отличная постановка!" - с издевкой пробормотал Мейсон.
   "Неглупо, неглупо!" - небрежно заметил Редмонд.)
   - Но скажите, - ровным тоном невозмутимо п