е  кадки  для
кустов и декоративных растений. Домик был белый,  с  зелеными  ставнями  и
зеленой гонтовой крышей.
   Лестер предложил было Дженни оставить за собой  дом  в  Хайд-Парке,  но
этого она не захотела. Одна мысль о том, чтобы  жить  здесь  без  Лестера,
была ей невыносима - столько воспоминаний населяло этот дом.  Сначала  она
даже не хотела ничего с собой увозить, но потом все же последовала  совету
Лестера - отобрать  нужную  для  ее  нового  жилища  мебель,  занавески  и
столовое серебро.
   - Мало ли что тебе может понадобиться, - сказал он.  -  Бери  все.  Мне
ничего не нужно.
   Коттедж был снят на два года с правом  продления  арендного  срока  или
последующей покупки. Решившись, наконец, отпустить Дженни, Лестер проявлял
большую щедрость - он не допускал мысли,  что  ей  придется  в  чем-нибудь
нуждаться. Он был озабочен тем, как объяснить перемену в их  жизни  Весте.
Он любил девочку и хотел оградить ее от тяжелых переживаний.
   - Может быть, устроим ее до весны  в  какую-нибудь  закрытую  школу?  -
предложил он однажды.
   Но учебный год был в разгаре, и  от  этой  мысли  пришлось  отказаться.
Тогда они решили сказать Весте, что Лестеру нужно надолго уехать из Чикаго
по делам,  а  вдвоем  с  матерью  им  будет  лучше  в  маленьком  городке.
Когда-нибудь Дженни объяснит дочери, что  ушла  от  Лестера,  и  придумает
причину. У Дженни было горько на душе. Она понимала, что  решение  Лестера
разумно, но какая за ним крылась бессердечность! Да, если он и  любит  ее,
то очень мало.
   В отношениях между мужчиной и женщиной, которые мы  наблюдаем  с  таким
горячим интересом, надеясь найти в  них  какую-то  разгадку  тайны  бытия,
самыми трудными и тягостными бывают минуты, когда  взаимная  привязанность
приносится в жертву внешним обстоятельствам, столь далеким  от  красоты  и
силы самого чувства. И Лестер и Дженни жестоко страдали  в  последние  дни
перед разлукой, когда рушилась их совместная жизнь в этом  доме,  где  все
было устроено с такой любовью, где они провели столько счастливых часов. У
Дженни сердце разрывалось на части, ведь она была из тех постоянных натур,
которые не ищут никаких перемен, лишь бы чувствовать, что тебя любят и что
ты нужна. Вся ее жизнь, как из невидимых нитей, состояла из привязанностей
и воспоминаний,  соединяющих  разрозненные  впечатления  в  гармоничное  и
прочное целое. И одной из таких нитей был этот дом в Хайд-Парке,  ее  дом,
украшенный ее любовью и бережным  вниманием  ко  всем  его  обитателям,  к
каждой безделушке. Теперь всему этому настал конец.
   Если бы когда-нибудь раньше Дженни владела  подобными  сокровищами,  ей
теперь было бы не  так  тяжело,  хотя  в  своих  чувствах  она  отнюдь  не
руководствовалась материальными соображениями. В ее  любви  к  жизни  и  к
людям не было и тени корысти. И вот она бродила по комнатам, отбирая здесь
ковер, там картину или столик с диваном и креслами  и  непрерывно  мучаясь
тем, что ей приходится этим заниматься.  Подумать  только  -  пройдет  еще
немного времени, и Лестер не будет больше возвращаться домой  по  вечерам!
Утром ей не нужно будет вставать первой, чтобы проверить,  готов  ли  кофе
для ее повелителя и хорошо ли накрыт стол  в  столовой.  Каждый  день  она
ставила на стол букет из самых пышных цветов, какие только были  в  зимнем
саду, всегда помня, что делает это для него.  Теперь  и  букеты  будут  не
нужны - он их не увидит.  Когда  привыкнешь  ждать  по  вечерам  знакомого
шороха  колес  по  гравию,  раздающегося  все   ближе   и   ближе,   когда
прислушиваешься и в час и в два часа ночи и легко и радостно  просыпаешься
от звука шагов на лестнице, - тогда разлука, пресекающая все одним ударом,
невыразимо мучительна. И Дженни неотступно думала о том, что каждый  день,
каждый час приближает ее к этой разлуке.
   Лестер  тоже  страдал,  но  по-иному.  Его  терзала   не   отвергнутая,
растоптанная  любовь,  а  тягостное  сознание  вины,  которое   испытывает
человек,  зная,  что  ради  низменного  расчета  он  поступился  добротой,
преданностью,  чувством.   Теперь   перед   ним   открывались   широчайшие
перспективы, Не связанный больше с Дженни, щедро обеспечив  ее,  он  волен
пойти своим путем, отдаться  многообразным  обязанностям,  какие  налагает
большое богатство. Но он все время думал о том, как много сделала для него
Дженни, как она всегда старалась, чтобы жизнь его была удобной,  приятной,
красивой. Он знал наперечет все  ее  достоинства  и  отдавал  им  должное.
Теперь он был вынужден признать за ней еще одно неоценимое качество -  она
умела страдать не жалуясь. Эти последние дни она держалась по отношению  к
нему как всегда - не лучше,  не  хуже.  Она  не  закатывала  истерик,  как
поступала бы на ее месте  другая  женщина;  не  старалась  казаться  более
стойкой, чем была на самом деле, или делать веселое лицо с одной мыслью  -
чтобы он все же догадался  о  ее  страданиях.  Она  оставалась  спокойной,
мягкой, внимательной, по-прежнему интересовалась его планами и делами,  но
не раздражала лишними вопросами. Лестер был поражен ее  благородством,  он
восхищался ею. Что бы ни говорили люди, она - замечательная женщина. Жалко
и стыдно, что жизнь ее сложилась так несчастливо. И в то же  время  Лестер
слышал зов другого, широкого мира. Этот мир не  всегда  был  гостеприимен,
Лестер помнил его звериный оскал. Так смеет ли он ослушаться этого зова?
   И вот они уже оповестили кое-кого из соседей, что уезжают за границу, и
Лестер уже снял себе номер в отеле "Аудиториум", и сдана на  хранение  вся
лишняя обстановка, и настала пора распрощаться  с  Хайд-Парком.  Дженни  в
сопровождении Лестера несколько  раз  побывала  в  Сэндвуде.  Он  подробно
осмотрел городок и остался при своем первом впечатлении, что там  красиво,
но скучновато. Однако приближалась весна, а Дженни так любила  цветы.  Она
собиралась нанять садовника.
   - Прекрасно, - сказал Лестер. - Все что хочешь, лишь бы тебе здесь было
хорошо.
   Тем временем он энергично  занимался  и  своими  делами.  Через  своего
поверенного мистера Уотсона он дал знать конторе "Найт, Китли и  О'Брайн",
чтобы к такому-то числу ему была передана его  доля  отцовских  акций.  Он
решил, что, раз обстоятельства вынудили его пойти на это, он предпримет  и
ряд других, не менее бессердечных шагов. По всей вероятности,  он  женится
на миссис Джералд. Он войдет в  правление  "Каретного  треста"  -  теперь,
когда у него в руках такой пакет акций, они не смогут этому помешать. Если
в его распоряжении будут деньги миссис Джералд, он  заберет  в  свои  руки
"Тракторную компанию" в Цинциннати, с которой  связывает  большие  надежды
его братец, а также "Западную Сталеплавильную", при которой Роберт состоит
главным консультантом. Да, это будет не то положение, какое он  занимал  в
последние годы!
   Дженни не находила себе места от одиночества  и  тоски.  Этот  дом  так
много для нее значил. Когда они сюда переехали и соседи стали приходить  в
гости, она вообразила, что для нее начинается новая жизнь, что со временем
Лестер на ней женится. А потом посыпались удар за ударом, и нет больше  ее
мечты, и нет больше дома. Умер  отец,  отпущена  Жаннет  и  другие  слуги,
мебель свезена на склад, и Лестер - Лестер ушел из ее жизни.
   Дженни ясно понимала, что он не вернется. Раз он мог уйти от нее сейчас
- пусть с колебаниями, с болью, - чего же ждать от того времени, когда  он
будет свободен и вдали от нее? Увлеченный своими важными делами, он просто
забудет о ней. И правильно сделает. Она не годится ему в жены. Сколько раз
она в этом убеждалась. Любви в этом мире недостаточно. Это  всякому  ясно.
Нужно еще воспитание, богатство, умение добиваться своего и интриговать. А
заниматься этим она не хочет. Да и не сумела бы.
   Наконец большой дом был заперт, и прежняя жизнь осталась позади. Лестер
проводил Дженни в Сэндвуд и немного  побыл  с  ней  в  коттедже,  стараясь
внушить ей, что домик отличный и она легко привыкнет к  новой  обстановке.
Он обещал скоро навестить  ее,  а  потом  он  собрался  уезжать,  и  перед
неизбежностью разлуки его слова сразу  потеряли  всякое  значение.  Дженни
поцеловала его на прощанье, пожелала ему счастья, успехов, душевного покоя
- и ушла к себе в спальню. Увидев в окно, как  он  удаляется  от  дома  по
кирпичной дорожке, плотный и элегантный, в новом  костюме,  с  перекинутым
через руку пальто, - воплощение  самоуверенности  и  благополучия,  -  она
почувствовала, что сейчас умрет. Однако когда через некоторое время к  ней
заглянула Веста, глаза ее были сухи. Осталась только тупая,  ноющая  боль.
Так начиналась ее новая жизнь - жизнь  без  Лестера,  без  отца,  с  одной
только Вестой.
   "Удивительная у меня все-таки судьба!" - думала она, спускаясь в кухню.
Она решила, что часть домашней  работы  будет  выполнять  сама.  Ей  нужно
отвлечься. Нельзя все время думать. Если бы не  Веста,  она  поступила  бы
куда-нибудь на работу. Только не уходить в  себя,  не  то  можно  лишиться
рассудка.



55

   В последующие год или два деловые и светские круги Чикаго,  Цинциннати,
Кливленда и других  городов  были  свидетелями  своеобразного  возрождения
Лестера Кейна. За время связи с Дженни он  отдалился  от  многих  людей  и
начинаний  и,  казалось,  потерял  к  ним  всякий  интерес;   теперь   же,
расставшись с нею, он вновь появился на сцене во всеоружии своих  огромных
средств, стал вникать в любое дело как человек, уверенный в своей силе,  и
быстро был признан авторитетом в области коммерции и финансов. Правда,  он
постарел. В некоторых отношениях это был уже не прежний Лестер. До встречи
с Дженни его отличала самоуверенность, свойственная всякому, кто  не  знал
поражений. Когда ты воспитан в роскоши, когда ты видишь общество только  с
его приятной стороны, такой убедительно-обманчивой, когда  имеешь  дело  с
крупными предприятиями не потому, что ты их создал, а потому, что  ты  сам
являешься частью их и они при тебе от рождения,  как  воздух,  которым  ты
дышишь,  -  тогда,  естественно,  создается  иллюзия  нерушимости   бытия,
способная затуманить самый светлый ум. Трудно иметь представление  о  том,
чего мы не видели, почувствовать то,  чего  самим  не  пришлось  пережить.
Подобно вселенной, которая кажется нам вечной и незыблемой только  потому,
что мы ничего не знаем о создавших ее силах, мир  Лестера  казался  ему  и
незыблемым и вечным. Лишь когда сгустились грозовые тучи и налетел ураган,
когда на него пошли войной все силы общественных условностей - лишь  тогда
он понял, что, возможно, переоценил себя, что его личные желания и взгляды
- ничто перед мнением общества, что он не прав.  Ему  представлялось,  что
дух времени - Zeitgeist, как называют его немцы, - стоит на  страже  некой
системы,  что  наше  общество  организовано  по   какому-то   загадочному,
недоступному для человеческого понимания образцу. Он  не  мог  вступить  в
единоборство с этим обществом. Не мог  отмахнуться  от  его  велений.  Его
современники считали такое общественное устройство необходимым,  и  Лестер
убедился,  что,  нарушив  его  законы,  легко  оказаться  за  бортом.  Все
отвернулись  от  него  -  отец,  мать,  сестры,  знакомые,  друзья.   Боже
милостивый! Какую бурю вызвал его поступок! Сама судьба словно решила  его
покарать. Его операция с недвижимостью  окончилась  неслыханным  провалом.
Почему? Неужели боги стоят на страже законов общества, которыми  он  хотел
пренебречь? Очевидно. Так или иначе его вынудили сдать позиции, и  вот  он
снова в своем прежнем мире, полный энергии и решимости, несколько  помятый
после всего пережитого, но все же достаточно крупная и влиятельная фигура.
   Эта сдача после долгой борьбы не прошла  для  него  безнаказанно  -  он
сильно ожесточился, Он чувствовал, что его толкнули на первый в его  жизни
некрасивый и жестокий поступок. Дженни заслуживала  лучшей  доли.  Позорно
было бросить ее, получив от нее так много. Что и говорить,  она  превзошла
его в благородстве. А  главное  -  нельзя  оправдать  себя  безвыходностью
положения. Он мог бы прожить на десять тысяч в год; мог  бы  обойтись  без
полутора миллионов,  которыми  теперь  владеет.  Мог  бы  обойтись  и  без
светского общества, которое,  оказывается,  не  потеряло  для  него  своей
притягательной силы. Мог бы, но не захотел и еще усугубил свою вину мыслью
о другой женщине.
   Чем она лучше Дженни? Вот вопрос, постоянно встававший перед  Лестером.
Добрая ли она? Разве не делала она самых откровенных попыток отнять его  у
женщины, которую обязана была считать его женой? И  разве  это  похвально?
Разве  женщина  с  большим  сердцем  поступила  бы  так?  В  конце  концов
достаточно ли она хороша для него? Может, ему не следует на ней  жениться?
Может, ему вообще не следует жениться, поскольку он если не юридически, то
морально еще связан с Дженни? Какой из  него  выйдет  муж?  Эти  мысли  не
давали ему покоя, и  он  не  мог  отделаться  от  сознания,  что  идет  на
бессердечный и неблаговидный поступок.
   Он сделал ложный шаг, следуя материальным соображениям, а теперь  готов
поступиться  соображениями  нравственными.  Второй  ошибкой  он   пытается
исправить первую. Но  даст  ли  это  ему  удовлетворение,  окупится  ли  с
материальной и моральной точки зрения, принесет ли ему душевный покой?  Он
упорно думал  об  этом,  пока  перестраивал  свою  жизнь  применительно  к
прежним,  вернее,  к  новым  условиям,  но  покоя  не  было.  Скорее   ему
становилось хуже, им  овладело  мрачное,  мстительное  чувство.  Порою  он
думал, что если женится на Летти, так только для того, чтобы при помощи ее
денег жестоко расправиться со своими врагами, и тут же  начинал  презирать
себя за такие мысли. Он жил в отеле "Аудиториум", ездил  в  Цинциннати  на
заседания правления, где держал себя  надменно  и  вызывающе;  мучился  от
внутреннего разлада и собственного равнодушия ко  всему  на  свете.  Но  с
Дженни он по-прежнему не встречался.
   Само  собой  разумеется,  миссис  Джералд  с  живым  интересом  приняла
известие о новом повороте в жизни Лестера. Немного  выждав  для  приличия,
она написала ему на  его  адрес  в  Хайд-Парк,  словно  не  зная,  что  он
переехал. "Где вы скрываетесь?" -  спрашивала  она.  Лестер  в  это  время
только-только стал привыкать к происшедшей  с  ним  перемене.  Он  говорил
себе, что нуждается в понимании и  сочувствии  -  разумеется,  женском.  В
гости его стали приглашать, как только выяснилось, что он живет один и его
финансовое положение восстановлено. Он уже побывал в нескольких загородных
домах в сопровождении одного только слуги-японца -  лучший  признак  того,
что он снова стал холостяком. О его прошлом никто не упоминал ни словом.
   Получив письмо миссис Джералд, Лестер решил, что нужно навестить ее. Он
перед ней виноват  -  последние  месяцы  до  отъезда  Дженни  он  даже  не
заглядывал к ней. Но и сейчас он не стал спешить.  Через  некоторое  время
она по телефону пригласила его на обед, и тогда он, наконец, поехал.
   Миссис Джералд была великолепна в роли гостеприимной хозяйки. Среди  ее
гостей были пианист Альбони, скульптор Адам  Раскевич,  английский  ученый
сэр Нельсон Киз, а также, к удивлению Лестера, мистер и миссис Берри Додж,
с которыми он не встречался,  кроме  как  мимоходом,  уже  несколько  лет.
Лестер и хозяйка дома весело обменялись приветствиями, как люди  прекрасно
понимающие друг друга и радующиеся случаю провести время вместе.
   - И не совестно вам, сэр? - сказала она, чуть Лестер появился в дверях.
- Разве можно забывать старых друзей? Выбудете за это наказаны.
   - Я был страшно занят, - ответил он. - А  какое  меня  ждет  наказание?
Надеюсь, девяносто плетей хватит?
   - Девяносто плетей - как бы не так - возразила она. - Вы  хотите  легко
отделаться. Я забыла, как это наказывают преступников в Сиаме?
   - Наверное, бросают в кипящее масло.
   - Вот это скорей подойдет. Я уж придумаю для вас какую-нибудь  страшную
казнь.
   - Ну, когда придумаете - сообщите мне, - засмеялся он, но тут миссис де
Линкум, помогавшая хозяйке принимать гостей, увела его, чтобы  представить
знатным иностранцам.
   Завязался оживленный разговор. Лестер, который всегда чувствовал себя в
такой обстановке, как рыба в воде, ощущал необыкновенный прилив  бодрости.
Обернувшись, он вдруг увидел рядом с собой Берри Доджа.
   Додж расплылся в любезнейшей улыбке.
   - Где ты обретаешься? - спросил он.  -  Мы  тебя  не  видели  не  помню
сколько лет. Пойдем к миссис Додж, она хочет с тобой поговорить.
   - Да, давненько не видались, - беззаботно подтвердил  Лестер,  вспомнив
их последнюю встречу  и  тон  Доджа,  так  непохожий  на  его  сегодняшнее
обхождение. - Живу я в "Аудиториуме".
   - А я только на днях о тебе справлялся. Ты Джексона Дюбуа  знаешь?  Ну,
конечно,  знаешь.  Так  вот,  мы  с  ним  собираемся  махнуть  в   Канаду,
поохотиться. Ты нам не составишь компанию?
   - Сейчас не могу, - ответил Лестер.  -  Я  очень  занят.  Как-нибудь  в
другой раз - с удовольствием.
   Додж не отходил от него. Совсем недавно он прочел, что Лестер избран  в
правление еще одной компании, - видимо, человек опять пошел в гору. Но тут
доложили, что обед подан, и Лестер  оказался  по  правую  руку  от  миссис
Джералд.
   - Вы не собираетесь побывать у меня  с  менее  официальным  визитом?  -
спросила она вполголоса, пользуясь минутой, когда беседа за  столом  стала
особенно оживленной.
   - Собираюсь, - отвечал он, - и в самом  скором  времени.  Право  же,  я
давно хотел к вам зайти. Но вы знаете, как сейчас обстоят мои дела?
   - Знаю. Я многое слышала. Поэтому я и хочу, чтобы вы пришли. Нам  нужно
поговорить.
   Через десять дней он к ней пришел. Ему хотелось повидать ее; он скучал,
не находил себе места; после долгих лет, проведенных под  одним  кровом  с
Дженни, жизнь в отеле казалась ему невыносимой, нужно было излить  кому-то
душу, а где же искать сочувствия, как не  здесь?  Летти  только  о  том  и
мечтала, чтобы его утешить. Будь ее  воля,  она  обняла  бы  его  и  стала
гладить по голове, как ребенка.
   - Ну-с, - сказал он, после того как они по привычке обменялись шутками,
- никаких объяснений вы от меня не ждете?
   - Вы сожгли свои корабли? - спросила она?
   - Ох, не знаю, - ответил он задумчиво. -  И  вообще  не  могу  сказать,
чтобы все это меня особенно радовало.
   - Я так и думала, - вздохнула миссис Джералд. - Я  же  вас  знаю.  Могу
представить себе все, что вы перечувствовали. Я следила  за  каждым  вашим
шагом и хотела только одного - чтобы вы обрели душевный покой. Такие  вещи
всегда даются трудно, но я сейчас убеждена, что это к лучшему. То было  не
для вас. И все равно вы бы не выдержали. Нельзя вам  жить,  как  улитке  в
своей раковине. Вы не созданы для этого, так же как и я. Вы жалеете о том,
что сделали, но если бы вы этого не сделали, то жалели бы еще больше. Нет,
продолжать такую жизнь вам было невозможно - разве вы не согласны со мной?
   - Право, не знаю, Летти. Я ведь давно хотел к вам  прийти,  но  считал,
что не имею права. Внешне борьба окончена - вы меня понимаете?
   - Понимаю, - сказала она ласково.
   - Но внутри она продолжается. Я еще не во всем разобрался. Мне не ясно,
насколько меня связывает мое финансовое положение. Скажу вам откровенно, я
даже не знаю, люблю ли я ее. Но мне ее жаль, а это уже немало.
   - Она, разумеется, хорошо обеспечена. - Это прозвучало не как вопрос, а
как мимолетное замечание.
   - Конечно. Но Дженни - человек особого склада. Ей много не  нужно.  Она
по натуре домоседка, внешний блеск  ее  не  привлекает.  Я  снял  для  нее
коттедж в Сэндвуде, это на озере, к северу от Чикаго; но  она  знает,  что
может жить где ей угодно; денег в ее распоряжении вполне достаточно.
   - Я понимаю, каково ей, Лестер. И понимаю, каково вам. Первое время она
будет жестоко страдать - все мы страдаем, когда лишаемся того, что  любим.