огромный  сумрачный  свод
вокзала, где только что начали зажигаться огни. Все пассажиры были уже  на
ногах и толпились у выхода.
   - Ну, вот мы и приехали, - сказал  Друэ,  направляясь  к  двери.  -  До
свиданья, до понедельника.
   - До свиданья! - ответила Керри и пожала его протянутую руку.
   - Помните, я не выпущу вас из виду, пока вы не найдете сестру!
   Она улыбнулась, глядя ему в глаза.
   Пассажиры один за другим стали покидать вагон. Друэ сделал  вид,  будто
не обращает на Керри внимания. На перроне какая-то  невзрачная  женщина  с
изможденным лицом узнала Керри и поспешила к ней навстречу.
   - А, здравствуй, Керри! - сказала она и небрежно обняла сестру.
   Керри  почувствовала,  как  мгновенно   исчезла   атмосфера   ласкового
внимания.  Среди  суматохи,  шума   и   новизны   она   ощутила   холодное
прикосновение действительности. Какой уж там мир яркого света  и  веселья!
Какой уж там  вихрь  развлечений  и  удовольствий!  На  лице  сестры  была
написана вся история ее тяжелой жизни, полной забот и труда.
   - Ну, как поживают все наши? - спросила она. - Как отец, как мама?
   Керри отвечала на вопросы, но глаза ее были устремлены вдаль.  В  конце
перрона, у прохода, который вел в зал ожидания и на улицу, стоял Друэ.  Он
тоже оглянулся. Убедившись, что она видит его  и  что  она  находится  под
охраной сестры, он слегка улыбнулся ей  и  двинулся  дальше.  Одна  только
Керри заметила это. И тут при виде  его  удаляющейся  фигуры  ее  охватило
такое чувство, словно она чего-то лишилась. Когда же он совсем скрылся  из
виду, она поняла, что ей недостает его. Она чувствовала  себя  куда  более
одинокой в обществе сестры,  -  и  теперь  она  одна,  совсем  одна  среди
бурного, равнодушного моря.



2. ЧЕМ ГРОЗИТ НИЩЕТА. ГРАНИТ И БРОНЗА

   Квартирка  Минни   была   расположена   в   третьем   этаже   дома   на
Ван-Бьюрен-стрит, где ютятся семьи рабочих и конторских  служащих,  людей,
прибывших и  продолжавших  прибывать  в  Чикаго  с  тем  потоком,  который
ежегодно увеличивал население  города  на  пятьдесят  тысяч  человек.  Две
комнаты выходили окнами на улицу,  где  по  вечерам  ярко  горели  витрины
гастрономических магазинов и на тротуаре играли дети. Девушке было внове и
понравилось треньканье звонков конки,  то  приближавшееся,  то  замиравшее
вдали. Когда Минни привела сестру в отведенную ей комнатку, Керри  подошла
к окну и стала смотреть на освещенную улицу,  дивясь  звукам,  движению  и
рокоту  необъятного  города,  простиравшегося  на  многие  мили  во   всех
направлениях.
   Дома, после первых же приветствий, миссис  Гансон  дала  Керри  нянчить
ребенка, а сама  принялась  готовить  ужин.  Мистер  Гансон,  задав  Керри
несколько вопросов, углубился в чтение вечерней газеты. Это был молчаливый
человек, швед по отцу, родившийся в Америке; сейчас он  работал  на  бойне
уборщиком вагонов-ледников. К приезду свояченицы  он  отнесся  равнодушно.
Внешность  девушки  не  произвела  на  него   особого   впечатления.   Его
интересовало лишь одно - найдет ли Керри работу в Чикаго.
   - Город велик, - заметил он.  -  Через  несколько  дней  ты  где-нибудь
пристроишься. Рано или поздно все пристраиваются.
   Еще до ее приезда в семье Гансонов молчаливо подразумевалось, что Керри
поступит на работу и будет платить  за  свое  содержание.  Гансон  был  по
натуре человеком высокопорядочным  и  бережливым;  уже  несколько  месяцев
подряд он выплачивал взносы за два  участка  земли,  купленные  далеко,  в
западной части города. Он мечтал когда-нибудь построить на этой земле дом.
   Пока шли приготовления к ужину, Керри успела осмотреть квартиру сестры.
Девушка не лишена была наблюдательности и вдобавок обладала ценным  даром,
присущим каждой женщине, - интуицией.
   Она угадывала, что здесь живут скудной, однообразной жизнью. Стены были
оклеены безвкусными обоями. Полы устланы дешевыми дорожками, а в  гостиной
лежал тонкий лоскутный коврик. И  сразу  бросалось  в  глаза,  что  мебель
грубая, кое-как сколоченная, купленная, очевидно, в рассрочку.
   С ребенком на руках Керри прошла на кухню к Минни и посидела там,  пока
он не разревелся. Тогда она встала и, что-то напевая, принялась  ходить  с
ним по комнате. Наконец Гансон, которому ее пение мешало читать, пришел  и
взял у нее малютку. В этом сказалась хорошая черта его характера:  он  был
терпелив. К тому же сразу видно было, что он обожает свое чадо.
   - Ну, ну! - говорил он, шагая с ребенком по комнате. - Полно, тише! - И
в его произношении ясно слышался шведский акцент.
   - Ты, наверное, захочешь прежде всего посмотреть город,  -  сказала  во
время  ужина  Минни.  -  Вот  мы  в  воскресенье  поедем  и  покажем  тебе
Линкольн-парк.
   Керри заметила, что  Гансон  ничего  на  это  не  ответил.  Его  мысли,
по-видимому, были заняты чем-то другим.
   - Я завтра же пойду искать работу, - сказала  Керри.  -  Где  находится
торговая часть города?
   Минни принялась было растолковывать, как туда  попасть,  но  муж  решил
объяснения взять на себя.
   - Вот, - начал он, указывая рукою, - видите, там восток...
   И  Гансон  произнес  речь  на  тему  о  расположении  Чикаго  -   такую
пространную, какой, наверно, еще ни разу в жизни не произносил.
   - Мой совет - побывать на больших фабриках, что на Франклин-стрит и  по
ту сторону реки, - сказал он в заключение. - Там много девушек работает. И
домой добираться легко. Это неподалеку.
   Керри кивнула в знак согласия и стала расспрашивать  сестру  о  районе,
где они живут. Минни отвечала вполголоса, сообщая то немногое,  что  знала
сама. Гансон все еще возился с ребенком, потом вдруг встал и  передал  его
жене.
   - Мне завтра рано вставать, я пойду лягу,  -  сказал  он  и  скрылся  в
маленькой темной спальне, по другую сторону коридора.
   - Он работает далеко, на бойне, и ему приходится  вставать  в  половине
шестого, - пояснила Минни.
   - Когда же ты встаешь, чтобы успеть  приготовить  завтрак?  -  спросила
Керри.
   - Примерно без двадцати пять.
   Домашнюю работу они закончили вместе. Керри вымыла посуду, а Минни  тем
временем  раздела  и  уложила  ребенка.  Во  всем,  что  она  ни   делала,
чувствовалась привычная сноровка, и Керри подумала,  что  вот  так  сестра
трудится с утра до вечера каждый день.
   Керри начала понимать, что ей придется отказаться от всякого общения  с
Друэ. О том, чтобы он приходил сюда, не могло быть и  речи.  По  поведению
Гансона, по покорному виду Минни и вообще по атмосфере в доме  сестры  она
чувствовала, что все,  выходящее  за  рамки  монотонной  жизни  труженика,
встретит решительный отпор. Если Гансон каждый вечер  сидит  с  газетой  в
гостиной и ложится спать в девять часов, а Минни чуть позднее, то  что  же
остается делать ей?
   Разумеется, сперва нужно найти работу, чтобы самой  содержать  себя,  а
потом уже думать о знакомствах. Безобидный флирт с Друэ казался, ей теперь
чем-то из ряда вон выходящим.
   "Нет, он не может приходить сюда", - мысленно решила Керри.
   Она попросила у сестры бумаги и чернил  (и  то  и  другое  оказалось  в
столовой на камине) и, когда  та  ушла  к  себе  спать,  достала  визитную
карточку Друэ с его адресом и написала:

   "Я не могу принять Вас здесь. Подождите, пока я снова  не  дам  о  себе
знать. У моей сестры слишком уж крохотная квартирка".

   Керри  задумалась,  что  бы  еще  приписать.  Ей  хотелось   как-нибудь
упомянуть  об  их  совместном  пребывании  в  поезде,   но   застенчивость
удерживала ее. Она  ограничилась  лишь  неловкой  благодарностью  Друэ  за
внимание,  а  потом  снова  стала  ломать  голову  над  тем,  как  же   ей
подписаться. Наконец она решила закончить письмо обычным "с почтением", но
в последний миг передумала и заменила на "искренне преданная Вам".
   Керри запечатала конверт, надписала адрес, прошла  в  комнатку,  где  в
нише стояла ее кровать, и, придвинув маленькую качалку к  открытому  окну,
присела, в немом восторге вглядываясь в вечерние улицы. Наконец, устав  от
дум, вялая и сонная, она разделась, аккуратно сложила  одежду  и  легла  в
постель.
   Когда Керри утром проснулась, было уже восемь часов и Гансон давно ушел
на работу. Сестра сидела в столовой, которая служила и гостиной,  и  шила.
Керри оделась, сама  приготовила  себе  завтрак,  потом  посоветовалась  с
Минни, куда идти искать работу. Как сильно изменилась Минни с тех пор, как
Керри видела ее в последний раз! Теперь это была  худая,  хотя  и  крепкая
женщина двадцати семи лет.  Ее  представления  о  жизни  всецело  отражали
взгляды  мужа,  а  ее  косные   понятия   о   развлечениях   и   о   долге
свидетельствовали о кругозоре еще более узком, чем в юности.
   Минни пригласила к себе сестру вовсе не потому, что тосковала по ней, -
просто та была недовольна своей жизнью у родителей, а здесь она, наверное,
сумеет найти работу и сможет платить ей за комнату и стол. Минни, пожалуй,
была и рада видеть Керри, но относительно работы полностью  придерживалась
взглядов мужа. Всякая работа хороша, если за  нее  будут  платить,  -  для
начала хотя бы пять долларов в неделю. Фабрика - вот удел,  самой  судьбою
предназначенный для начинающей. Она найдет  работу  в  одной  из  огромных
чикагских  мастерских  и  будет  довольствоваться   этим,   пока...   пока
что-нибудь не произойдет. Что именно может произойти, этого,  конечно,  ни
одна из них не знала. Они не рассчитывали на повышение. Они  не  связывали
каких-либо надежд с мыслью о браке. Просто жизнь будет идти своим  чередом
- неясно, впрочем, как именно, - пока поворот  к  лучшему  не  вознаградит
Керри за то, что она приехала трудиться в этом городе.
   Вот при каких благоприятствующих обстоятельствах Керри вышла в это утро
на поиски работы.
   Прежде чем последовать за нею, давайте ознакомимся с той обстановкой, в
которой будет протекать в дальнейшем ее жизнь.
   В 1889 году  Чикаго  отличался  всеми  особенностями  быстро  растущего
города, в котором отважные паломники,  в  том  числе  и  молодые  девушки,
вполне могли рассчитывать на  удачу.  Он  завоевал  громкую  славу  своими
многочисленными и неуклонно  развивающимися  коммерческими  предприятиями,
открывавшими  перед  людьми  широкие  возможности.   Он   стал   магнитом,
притягивавшим к себе со всех концов страны и тех, кто был полон надежд,  и
тех, кто успел потерять их; тех, кому еще предстояло  сделать  карьеру,  и
тех, кто уже потерпел крушение где-нибудь в другом месте.
   Это  был  большой  город  с  населением  свыше  полумиллиона,  но   его
честолюбия, дерзновения и кипучей деятельности хватило  бы  на  столицу  с
миллионом жителей. Уже теперь его улицы и дома были разбросаны на  площади
в семьдесят пять квадратных миль. Его население  было  занято  не  столько
давно   известными   отраслями   производства,   сколько    деятельностью,
подготовлявшей приток новых людских масс. Повсюду раздавался стук молотков
на лесах воздвигаемых зданий. То и дело возникали огромные  новые  заводы.
Мощные  железнодорожные  концерны,   давно   уже   предугадавшие   большую
будущность города, захватили обширные участки земли для организации в  нем
транспорта и  погрузочных  станций.  Трамвайные  линии  уходили  далеко  в
открытую прерию - это было сделано в расчете на быстрый  рост  предместий.
Городское самоуправление вымостило камнем многие мили  дорог  и  проложило
канализационные трубы в таких  местах,  где  пока  что  стоял  всего  один
какой-нибудь дом - форпост будущих людных кварталов.
   Нередко можно было видеть открытые дождям  и  бурям  пустыри,  которые,
однако, всю ночь освещались длинными  мигающими  рядами  газовых  фонарей,
которые раскачивались на ветру. Узкие деревянные  мостки  тянулись,  минуя
здесь дом, там лавку, и кончались далеко в открытом поле.
   Центр города был районом огромного скопления торговых контор и  фабрик.
Сюда обычно и  направлялся  прежде  всего  неопытный  искатель  заработка.
Особенностью  тогдашнего  Чикаго  (свойственной  далеко  не  всем  большим
городам) было то, что все сколько-нибудь заметные фирмы занимали отдельные
здания. Обилие свободной земли вполне позволяло это, и потому  большинство
оптовых фирм, чьи конторы, доступные взорам  улицы,  помещались  в  первом
этаже, выглядели весьма внушительно.  Огромные  зеркальные  окна,  ставшие
сейчас обычным явлением, тогда только входили в моду и придавали конторам,
расположенным в нижних этажах, изысканный  и  богатый  вид.  Прохожий  мог
видеть за этими окнами ряды перегородок из полированного дерева и матового
стекла, множество служащих, углубленных в свою работу, и степенных дельцов
в "шикарных" костюмах и белоснежных рубашках, расхаживающих по  залам  или
же сидящих группами. Ярко начищенные бронзовые или никелированные  дощечки
у подъездов,  отделанных  квадратными  глыбами  тесаного  камня,  сжато  и
понятно  возвещали  название  предприятия  и  характер  его  деятельности.
Шагающим по центру города казалось, что они находятся в столице,  -  такой
внушительный у него был вид, рассчитанный на то, чтобы ошеломить  простого
смертного, вселить в него  благоговейный  страх  и  показать  всю  глубину
пропасти, лежащей между бедностью и преуспеванием.
   В этот солидный торговый район и отправилась робкая Керри. Она  шла  по
Ван-Бьюрен-стрит, в восточном направлении,  проходя  кварталы,  которые  с
каждым ее шагом постепенно теряли свое великолепие, сменяясь  бесконечными
рядами амбаров и угольных складов, обрывавшихся у реки.
   Керри храбро шла вперед, подгоняемая искренним желанием поскорее  найти
работу, но почти на каждом шагу  задерживалась,  любуясь  развертывавшейся
перед ней панорамой  и  чувствуя  свою  беспомощность  среди  столь  явных
признаков загадочного для нее могущества  и  силы.  Что  это  за  огромные
здания? Эти диковинные предприятия  -  чем  там  занимаются,  что  на  них
производят? Она могла понять, для  чего  существует  маленькая  мастерская
каменотеса в Колумбия-сити, обрабатывающего  небольшие  куски  мрамора  по
заказу своих клиентов, но необозримые  дворы  крупной  фирмы  по  поставке
декоративного  строительного  камня,  с  множеством  рельсов,  по  которым
катились  грузовые  платформы,  с  доками  со  стороны  реки  и   высокими
громыхающими подъемными кранами над  головой,  -  все  это  показалось  ей
непостижимым, ибо не вмещалось в ее узком мирке.
   С тем же чувством она смотрела и на бесконечные железнодорожные депо, и
сгрудившиеся на реке суда, и огромные  фабрики,  раскинувшиеся  на  другом
берегу. Через открытые окна она могла разглядеть деловито  снующие  фигуры
мужчин и женщин в фартуках. Длинные улицы были для нее двумя рядами  тайн,
отгороженных стенами, а обширные конторы -  загадочными  лабиринтами,  где
сидят  неприступные  важные  господа.  Ей  казалось,  что  люди,   имеющие
отношение к этим конторам, только и делают, что считают деньги,  прекрасно
одеваются и разъезжают в экипажах. Чем они торгуют, над чем трудятся, ради
какой цели, - об этом она имела весьма смутное представление. Все было для
нее так диковинно, необъятно, недоступно! Керри пала духом,  и  сердце  ее
сжалось при мысли, что ей придется  войти  в  одно  из  этих  великолепных
зданий и попросить какой-нибудь работы, что-нибудь такое, что  она  сумела
бы делать, - все равно что.



3. МЫ ИСПЫТЫВАЕМ СУДЬБУ. ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ ДОЛЛАРА В НЕДЕЛЮ

   За рекою, попав в район оптовых фирм, Керри стала осматриваться, решая,
в какую бы дверь войти. Разглядывая большие окна и  внушительные  вывески,
она  заметила,  что  на  нее  обращают  внимание,  и  поняла  почему:  все
догадывались, что она ищет работу! Никогда еще ей не случалось  заниматься
этим, и мужество покинуло ее окончательно. Чтобы подавить безотчетный стыд
от сознания, что все видят, как она бродит в поисках места, Керри зашагала
быстрее и постаралась придать своему лицу равнодушное выражение, присущее,
как ей казалось, людям, которые спешат по делу. Так она прошла мимо многих
фабрик и торговых фирм, не заглянув ни в одну. Наконец, миновав  несколько
кварталов, она поняла, что таким способом ничего не найдет, и, не замедляя
шага, снова стала приглядываться к дверям. Вскоре огромная дверь почему-то
привлекла ее внимание. На ней красовалась медная дощечка; видимо, это  был
вход в громадный шести- или семиэтажный улей. "Возможно,  здесь  требуются
работницы", - подумала Керри. Она перешла улицу и  направилась  к  дверям.
Приближаясь к желанной цели, она увидела в окне молодого человека в  сером
клетчатом костюме.  Разумеется,  она  не  знала,  имеет  ли  этот  человек
какое-либо отношение к данному предприятию, но так как он случайно  бросил
взгляд в ее сторону, Керри не выдержала и, застыдившись,  поспешно  прошла
мимо.
   На  противоположной  стороне  улицы  высилось  шестиэтажное  здание   с
вывеской "Сторм и Кинг". При виде его у Керри зародилась надежда. Это была
фирма оптовой продажи мануфактуры, где работали также и женщины. Их фигуры
мелькали в окнах верхних этажей. Керри решила во что бы то ни стало войти,
Она пересекла улицу и направилась прямо к  подъезду.  Но  как  раз  в  эту
минуту оттуда вышли  двое  мужчин  и  остановились  в  дверях.  Рассыльный
телеграфной конторы в синей форме  проскользнул  мимо  Керри,  взбежал  по
ступенькам и скрылся внутри. Несколько  человек  из  наводнявшей  тротуары
суетливой толпы обошли девушку. Она стояла, беспомощно оглядываясь,  потом
вдруг заметила,  что  за  ней  наблюдают,  и  постыдно  отступила.  Задача
оказалась слишком трудной. Она не сумела пересилить  себя  и  пройти  мимо
стоявших у подъезда людей.
   Эта тяжелая неудача расстроила Керри. Ноги машинально несли ее  вперед,
и каждый шаг был новым отступлением,  на  которое  она  решилась  почти  с
радостью. Квартал за кварталом оставался позади. На фонарях у перекрестков
она читала названия улиц: Медисон, Монро, Ла-Саль, Кларк, Дирборн,  Стэйт,
- и все шла вперед, и ноги ее уже начали уставать  от  ходьбы  по  крупным
каменным плитам тротуара. Все же ей было приятно, что город такой яркий  и
чистый. Утреннее солнце с каждым часом припекало  все  жарче,  но  теневая
сторона улицы дышала приятной прохладой.  Девушка  посмотрела  на  голубое
небо над головой и как-то особенно глубоко осознала его прелесть.
   Керри начала приходить в отчаяние от своей  трусости.  Повернув  назад,
она решила снова разыскать фирму "Сторм и Кинг" и зайти туда. На  пути  ей
попалась большая фирма оптовой продажи обуви, и через  широкие  зеркальные
окна Керри увидела  кабинет  управляющего,  скрытый  от  взоров  остальных
служащих матовым стеклом; перед этой перегородкой, у самого входа с улицы,
сидел за столиком  седовласый  джентльмен,  а  перед  ним  лежала  толстая
раскрытая  книга.  Керри  в  нерешительности  прошла  несколько  раз  мимо
подъезда и наконец, убедившись  в  том,  что  никто  не  обращает  на  нее
внимания, шмыгнула в дверь и робко остановилась у столика.
   -  Что  скажете,  барышня?  -  спросил  старый  джентльмен  и  довольно
приветливо посмотрел на нее.
   - Я... то есть вы... я хочу сказать, нет ли у вас работы? -  запинаясь,
произнесла она.
   - Сейчас - нет, - с улыбкой ответил тот. - Сейчас -  нет.  Заходите  на
будущей неделе. Иногда нам бывают нужны люди.
   Керри молча выслушала ответ и, неуклюже пятясь, вышла.  Ласковый  прием
несколько удивил ее. Она рассчитывала, что будет  гораздо  хуже,  что  она
услышит что-нибудь грубое, холодное, - мало ли что могло  быть!  Уже  одно
то, что ее не оскорбили, что ей не дали  почувствовать  унизительность  ее
положения, казалось удивительным.
   Несколько воспрянув духом, Керри осмелилась  войти  в  другое  огромное
здание. Здесь помещалась фирма готового платья. Тут было, по-видимому, еще
больше народу; хорошо одетые мужчины лет  сорока  и  старше  беседовали  о
чем-то за медным барьером.
   К ней тотчас подошел мальчик-рассыльный.
   - Кого