частливы! - сказала Керри,
обращая на него свои большие глаза, полные искреннего сочувствия.  -  Ведь
вы так хорошо знаете жизнь!
   - В том-то и беда, - сказал Герствуд, и в голосе его послышалась легкая
грусть, - в том-то и беда, что я слишком хорошо знаю жизнь!
   На Керри произвело сильное впечатление то, что это говорит  ей  человек
влиятельный, с хорошим положением в обществе. Она с  невольным  удивлением
подумала, как странно складывается ее судьба. Как же это могло  случиться,
что в такой короткий промежуток  времени  вся  рутина  захолустной  жизни,
точно плащ, свалилась с ее плеч и вместо нее  выступил  большой  город  со
всеми его загадками? А сейчас перед нею была самая  удивительная  загадка:
человек с деньгами, с положением, управляющий большим делом - и вдруг ищет
ее сочувствия. Ведь стоит только взглянуть на него, и сразу видно, что  он
живет в довольстве, что он силен, одет изысканно и, несмотря на все это, о
чем-то просит ее, Керри! Она не могла найти  ни  одной  разумной  фразы  и
попросту перестала ломать себе голову. Она только  нежилась  в  лучах  его
горячего чувства, как озябший  путник  у  жаркого  костра.  Герствуд  весь
пылал, и огонь его страсти  уже  растоплял  как  воск  последние  сомнения
Керри.
   - Вы думаете, что я счастлив, что мне не на что жаловаться? Если бы вам
приходилось каждый день встречаться с людьми, которым  совершенно  нет  до
вас дела, если бы вам изо дня в день приходилось  бывать  там,  где  царят
лицемерие и полное безразличие, если бы  вокруг  вас  не  было  ни  одного
человека, с кем вы могли бы поговорить по душам, в ком вы могли бы  искать
сочувствия, - разве вы не считали бы себя глубоко несчастной?
   Герствуд сейчас затронул чувствительную струнку в ее душе  -  ведь  она
сама испытала все это. Она  прекрасно  знала,  что  значит  встречаться  с
людьми, которые к тебе равнодушны, блуждать в толпе, которой нет  до  тебя
никакого дела. Она ли  этого  не  испытала?  Разве  она  не  одинока  и  в
настоящую минуту? Разве среди тех, кого она знает, есть хоть кто-нибудь, в
ком она могла бы  искать  сочувствия?  Ни  одного  человека!  Она  всецело
предоставлена своим думам и сомнениям.
   - Я был бы вполне доволен жизнью, - продолжал Герствуд, - если  бы  мог
приходить к вам, если бы я нашел в вас друга. Теперь же я машинально  хожу
то в одно место, то в другое, не испытывая ни малейшего удовольствия. Я не
знаю, чем мне заполнить свой досуг. Пока не было вас, я ничего не делал  и
только бесцельно плыл по течению навстречу всяким случайным  впечатлениям.
Но вот появились вы, и с тех пор я думаю только о вас!
   И Керри поддалась извечному самообману:  ей  казалось,  что  перед  ней
человек, который истинно нуждается в ней. Она от души жалела  одинокого  и
грустного Герствуда. Подумать только, что, несмотря на  свое  положение  в
обществе, он чувствует себя несчастным без нее, он  умоляет  ее  о  любви,
когда она и сама так одинока и не имеет пристанища в жизни. Нет, это очень
печально!
   - Я  далеко  не  дурной  человек,  -  как  бы  оправдываясь,  продолжал
Герствуд, словно он считал своим долгом дать ей  на  этот  счет  некоторое
разъяснение. - Вы думаете, быть может, что я веду беспутный образ жизни  и
предаюсь всяким порокам? Не стану скрывать, что бываю порою весьма, весьма
легкомыслен, но я без труда мог бы отречься от этого.  Вы  нужны  мне  для
того, чтобы я вновь мог стать самим  собой,  если  только  жизнь  моя  еще
чего-нибудь стоит.
   Керри посмотрела на него с  нежностью,  которой  неизменно  проникается
добродетель, когда надеется спасти  заблудшую  душу.  Возможно  ли,  чтобы
такой человек нуждался в нравственном спасении? Какие  могут  быть  в  нем
пороки, которые она могла бы исправить? Они должны быть  ничтожны  в  этом
человеке, в котором все так красиво. В худшем случае это маленькие грешки,
к которым надо относиться с большой снисходительностью.
   Герствуд  выставил  себя  в  таком  свете,  что  Керри  не   могла   не
проникнуться к нему глубокой жалостью.
   "Неужели это правда?" - думала она.
   Он обнял ее одной рукой за талию, и у нее не хватило духу отодвинуться.
Свободной рукой он слегка сжал ее пальцы. Мягкий весенний ветерок пробежал
через дорогу, перекатывая на  своем  пути  прошлогодние  сучки  и  листья.
Лошадь, не чувствуя вожжей, бежала ленивой рысцой.
   - Скажите, что вы любите меня, Керри! - чуть слышно произнес Герствуд.
   Керри опустила глаза.
   - Признайтесь, дорогая! - глубоко  прочувствованным  голосом  продолжал
он. - Любите, да?
   Керри не отвечала, но Герствуд  нисколько  не  сомневался  в  том,  что
одержал победу.
   - Скажите "да", - горячим шепотом повторил он и так близко привлек ее к
себе, что их губы почти встретились.
   Он сжал ей руку, но тотчас выпустил и ласково прикоснулся к ее лицу.
   - Правда? - настаивал он, прижимаясь к ее губам.
   Ее губы ответили ему.
   - Теперь вы моя, да? - горячо прошептал Герствуд, и его красивые  глаза
загорелись.
   Керри ничего не ответила и только тихонько опустила голову  к  нему  на
плечо.



14. ГЛАЗА, КОТОРЫЕ НЕ ВИДЯТ. ОДНО ВЛИЯНИЕ ИСЧЕЗАЕТ

   В этот вечер, сидя в своей комнате, Керри чувствовала себя  превосходно
и физически и нравственно. Ее радостно волновала любовь  к  Герствуду,  ее
взаимность, и она, ликуя, рисовала себе в мечтах предстоящее в воскресенье
вечером свидание. Не задумываясь о необходимости  соблюдать  осторожность,
они все же именно по этой причине условились, что Керри встретится с ним в
городе.
   Миссис Гейл из своего окна видела, как Керри возвращалась домой.
   "Гм, - подумала она. - Ездит кататься с  каким-то  джентльменом,  когда
мужа нет в городе! Не мешало бы мистеру Друэ присмотреть за своей женой!"
   Между  прочим,  не  одна  миссис  Гейл  сделала  подобное   заключение.
Горничная, открывавшая дверь  Герствуду,  тоже  составила  себе  кой-какое
мнение на этот счет. Она  не  питала  особой  любви  к  Керри,  считая  ее
холодной и неприятной особой. Зато ей очень нравился веселый и  простой  в
обращении Друэ, время от времени бросавший приветливое словечко  и  вообще
оказывавший  ей  то   внимание,   которое   он   неизменно   уделял   всем
представительницам прекрасного пола. Герствуд, человек  более  сдержанный,
не произвел такого выгодного впечатления на эту затянутую в корсет девицу.
Горничная с  удивлением  задавала  себе  вопрос:  почему  мистер  Герствуд
является так часто и куда это миссис Друэ отправилась с ним  в  отсутствие
мужа? Она не преминула поделиться своими наблюдениями с кухаркой. По  дому
пошла сплетня, с таинственным видом передаваемая из уст в уста.
   Поддавшись обаянию Герствуда и признавшись  ему  во  взаимности,  Керри
перестала раздумывать насчет их дальнейших отношений. На время  она  почти
забыла о Друэ, целиком занятая мыслями о благородстве и  изяществе  своего
возлюбленного и о его всепоглощающей страсти к ней.  В  первый  вечер  она
долго перебирала в уме все подробности их прогулки. Впервые в жизни в  ней
проснулись дотоле не изведанные чувства, и в самом ее характере  появились
какие-то новые черточки. Она почувствовала в себе энергию, которой  раньше
за собой не знала, стала более практически смотреть  на  вещи,  и  ей  уже
казалось, что вдали брезжит какой-то просвет.  Герствуд  представлялся  ей
спасительной силой, которая выведет ее на путь чести. В общем, ее  чувства
заслуживали большой похвалы, ибо в последних событиях ее особенно радовала
надежда выбраться из бесчестья. Она не имела ни малейшего представления  о
том, каковы будут  дальнейшие  планы  Герствуда.  Но  его  чувство  к  ней
казалось чем-то прекрасным, и она ожидала больших, светлых перемен.
   А Герствуд между  тем  думал  только  о  наслаждении,  не  связанном  с
ответственностью. Он вовсе не считал, что  чем-то  осложняет  свою  жизнь.
Служебное  положение  у  него  было  прочное,  домашняя  жизнь   если   не
удовлетворяла, то, по крайней мере, не доставляла ему  никаких  тревог,  и
его личная свобода до сих пор  ничем  не  была  ограничена.  Любовь  Керри
представлялась ему лишь новым удовольствием. Он  будет  наслаждаться  этим
даром судьбы, отпущенным ему сверх обычной доли земных радостей. Он  будет
счастлив с нею, и это отнюдь не послужит помехой его прочим делам.
   В воскресенье вечером Керри обедала  с  ним  в  одном  облюбованном  им
ресторане  на  Ист-Адамс-стрит,  потом  они  сели  в  наемный   экипаж   и
отправились на Коттедж-Гроув-авеню, где находился известный в  те  времена
кабачок. Уже делая признание,  Герствуд  заметил,  что  Керри  поняла  его
любовь как весьма возвышенное чувство, чего он, собственно, не ожидал. Она
всерьез держала его на определенном расстоянии, позволяя проявлять лишь те
знаки нежного внимания, которые к лицу лишь совсем  неопытным  влюбленным.
Ему стало ясно, что овладеть ею будет далеко не так  просто,  и  он  решил
пока не слишком настаивать.
   Так как Герствуд  с  самого  начала  делал  вид,  будто  считает  Керри
замужней женщиной, ему необходимо было и сейчас продолжать  эту  игру.  Он
понимал, что до полной победы над Керри еще далеко. Как далеко - этого он,
разумеется, не мог предвидеть.
   Когда они возвращались в экипаже на Огден-сквер, Герствуд спросил:
   - Когда я вас снова увижу?
   - Право, не знаю, - ответила Керри, немного растерявшись.
   - Почему бы нам не встретиться во вторник в "Базаре"? - предложил он.
   - Не так скоро, - покачала она головой.
   - Тогда мы вот что сделаем, - сказал  Герствуд,  -  я  напишу  вам  "до
востребования" по адресу почтамта на Западной стороне,  а  вы  во  вторник
зайдите туда за письмом. Хорошо?
   Керри согласилась.
   По приказанию Герствуда кучер остановился, не доезжая  одного  дома  до
квартиры Керри.
   - Спокойной ночи, - прошептал Герствуд, и экипаж тотчас отъехал.
   Плавное развитие романа было, увы, нарушено возвращением Друэ. Герствуд
сидел за письменным столом в своем изящном маленьком  кабинете,  когда  на
другой день после его свидания с Керри в бар заглянул молодой коммивояжер.
   - Здорово, Чарли! - благодушно окликнул  его  издали  Герствуд.  -  Уже
вернулись?
   -  Да,  как  видите,  -  с  улыбкой  ответил  Друэ  и,  подойдя  ближе,
остановился в дверях кабинета.
   Герствуд поднялся ему навстречу.
   - Такой же цветущий, как всегда, - шутливо заметил он.
   Они заговорили об общих знакомых и о последних происшествиях.
   - Дома уже были? - спросил наконец Герствуд.
   - Нет еще. Но сейчас еду, - ответил Друэ.
   - Я тут не забывал вашу девочку, - сказал Герствуд. - Даже навестил  ее
как-то. Думал, вам было бы неприятно, если б она все время сидела одна.
   - Вы совершенно правы, - согласился Друэ. - Ну,  как  она  поживает?  -
спросил он.
   - Отлично, - ответил Герствуд. - Только очень скучает  по  вас.  Вы  бы
скорее пошли и развеселили ее!
   - Сейчас иду, - весело заверил его Друэ.
   - Я хотел бы, чтобы вы в среду поехали со мной в  театр,  -  сказал  на
прощание Герствуд.
   - Спасибо, дружище! - поблагодарил его молодой коммивояжер. - Я  спрошу
у нее и потом сообщу вам, что она скажет.
   Они сердечно пожали друг другу руки.
   "Герствуд - очаровательный малый!" - подумал Друэ, сворачивая за угол и
направляясь к Медисон-стрит.
   "Друэ - славный парень!  -  подумал  Герствуд,  возвращаясь  к  себе  в
кабинет. - Но он совсем не подходит для Керри".
   При воспоминании о Керри его мысли тотчас приняли приятный  оборот.  Он
стал думать о том, как ему обойти коммивояжера.
   Очутившись дома, Друэ, по обыкновению, схватил Керри в объятия, но она,
возвращая  ему  поцелуй,  слегка  дрожала,  точно  преодолевая  внутреннее
сопротивление.
   - Чудесно съездил! - сказал он.
   - Правда? Ну, а чем кончилось в Ла-Кроссе то дело,  о  котором  ты  мне
рассказывал?
   - Прекрасно! Я продал этому человеку полный ассортимент наших  товаров.
Там был еще один комми, представитель фирмы Бернштейн,  но  он  ничего  не
сумел сделать. Я его здорово заткнул за пояс!
   Снимая воротничок и отстегивая запонки, перед тем как пойти  умыться  и
переодеться, Друэ продолжал описывать  свою  поездку.  Керри  с  невольным
любопытством слушала его красочное повествование.
   - Понимаешь, у нас в конторе все были прямо поражены, - сказал он. - За
последнюю четверть года я продал больше всех других  представителей  нашей
фирмы. В одном только Ла-Кроссе я сплавил товару на три тысячи долларов.
   Он погрузил лицо в умывальный  таз  с  водой  и,  фыркая  и  отдуваясь,
принялся мыть лицо, шею и уши, а Керри глядела на  него,  и  в  голове  ее
теснился  целый  рой  противоречивых  мыслей:  воспоминания  о  прошлом  и
нынешнее критическое отношение к этому человеку.
   Взяв полотенце и вытирая лицо, Друэ продолжал:
   - В июне непременно потребую  прибавки.  Пусть  платят  больше,  раз  я
приношу им столько дохода! И я добьюсь своего, можешь не сомневаться!
   - Надеюсь, - сказала Керри.
   - А если к тому же закончится благополучно и  то  маленькое  дело,  про
которое я тебе говорил, мы с тобой обвенчаемся!  -  с  видом  неподдельной
искренности добавил он.
   Подойдя к зеркалу, Друэ стал приглаживать волосы.
   - По правде сказать, я не верю, чтобы ты когда-нибудь женился  на  мне,
Чарли, - грустно сказала Керри.
   Недавние уверения Герствуда придали ей смелости произнести эти слова.
   - Нет, что ты... что ты!.. - воскликнул Друэ. -  Вот  увидишь,  женюсь!
Откуда у тебя такие мысли?
   Он перестал возиться у зеркала и, круто повернувшись, подошел к  Керри.
А ей впервые захотелось отстраниться от него.
   - Слишком уж давно ты говоришь об этом! - сказала она,  подняв  к  нему
красивое личико.
   - Но я это сделаю, Керри! Только для того,  чтобы  жить,  как  я  хочу,
нужны деньги. Вот получу прибавку, тогда можно будет устроиться  и  зажить
на славу. И мы с тобой сразу поженимся. Брось тревожиться, детка!
   Он ласково потрепал ее по плечу, но Керри лишний раз почувствовала, как
тщетны  ее  надежды.  Очевидно,  этот  ветреник  не  собирался  и  пальцем
шевельнуть ради ее душевного покоя. Он попросту предоставлял событиям идти
своим чередом, так как предпочитал свободную жизнь всяким законным узам.
   Герствуд, напротив, казался Керри положительным и искренним  человеком.
У него не было этой манеры отмахиваться от  важных  вопросов.  Он  глубоко
сочувствовал ей во всем и каждым словом давал понять, как высоко ее ценит.
Он действительно нуждался в ней, а Друэ не было до нее никакого дела.
   - О нет, этого никогда не будет! - повторила она.
   Она произнесла это тоном упрека, но в голосе  ее  чувствовалась  прежде
всего растерянность.
   - Вот обожди  еще  немного,  тогда  увидишь,  -  сказал  Друэ,  как  бы
заканчивая разговор. - Раз я сказал - женюсь, значит, женюсь!
   Керри внимательно посмотрела на него, убеждаясь в  своей  правоте.  Она
искала, чем бы успокоить свою совесть, и нашла себе оправдание в беспечном
и пренебрежительном отношении Друэ к ее справедливым требованиям. Ведь  он
обещал жениться на ней, и вот как он выполняет свое обещание!
   - Слушай, - сказал Друэ после того, как, по его мнению,  с  вопросом  о
женитьбе было покончено, - я видел сегодня Герствуда, он приглашает нас  в
театр!
   При звуке этого имени Керри вздрогнула, но быстро овладела собой.
   - Когда? - спросила она с деланным равнодушием.
   - В среду. Пойдем, а?
   - Если ты хочешь, пожалуйста! - ответила Керри  с  такой  ненатуральной
сдержанностью, которая могла бы вызвать подозрение.
   Друэ что-то заметил, но приписал ее тон разговору насчет женитьбы.
   - Он сказал, что навестил тебя однажды.
   - Да, - подтвердила Керри, - он заходил вчера вечером.
   - Вот как? А я понял из его слов, будто он был здесь с неделю назад,  -
удивился Друэ.
   - Да, он был и около недели назад, - сказала Керри.
   Не зная, о чем говорили между  собою  ее  любовники,  она  растерялась,
боясь, что ее ответ может вызвать какие-нибудь осложнения.
   - Значит, он был здесь дважды? - спросил Друэ, и на  лице  его  впервые
мелькнула тень сомнения.
   - Да, - простодушно подтвердила Керри, хотя теперь ей стало  ясно,  что
Герствуд, должно быть, говорил лишь об одном визите.
   Друэ подумал, что  не  понял  приятеля,  и  не  придал  этой  маленькой
путанице никакого значения.
   - А что, собственно, ему было нужно? - спросил он; в  нем  шевельнулось
любопытство.
   - Он сказал, что пришел проведать меня,  думая,  что  мне  должно  быть
очень скучно одной. Ты, по-видимому, давно не был у  него  в  баре,  и  он
справлялся, куда ты пропал.
   - Джордж на редкость славный малый, - сказал  Друэ,  весьма  польщенный
вниманием приятеля. - Ну, пойдем обедать!
   Когда Герствуд узнал, что Друэ вернулся в Чикаго,  он  сел  за  стол  и
написал Керри:

   "Дорогая, я сказал ему, что был у Вас в его отсутствие. Я не  упомянул,
сколько раз я заходил к Вам, но он, вероятно, думает, что только один раз.
Сообщите мне все, о чем Вы говорили с ним. Ответ на это письмо пришлите  с
посыльным. Я должен Вас видеть, моя дорогая! Дайте знать,  удобно  ли  Вам
встретиться со мною в среду, в два часа, на углу  Джексон  и  Трупп-стрит.
Мне очень хотелось бы поговорить с Вами прежде, чем мы увидимся в театре".

   Керри получила это письмо в почтовом отделении Западной  стороны,  куда
зашла во вторник утром. Она тотчас же написала ответ:

   "Я сказала ему, что Вы приходили дважды. Он, по-моему, не  рассердился.
Постараюсь быть на Трупп-стрит, если ничто не  помешает.  Мне  кажется,  я
становлюсь  дурной  женщиной.  Нехорошо  поступать  так,  как  я  поступаю
сейчас".

   Встретившись с Керри в условленном месте, Герствуд сумел успокоить ее.
   - Вы не должны тревожиться, дорогая! - сказал он. -  Как  только  Чарли
уедет из Чикаго, мы с вами что-нибудь придумаем. Устроим  все  так,  чтобы
вам не приходилось никого обманывать.
   Керри вообразила, что Герствуд сейчас же на ней женится, хотя он  этого
прямо не сказал. Она воспрянула  духом  и  решила,  что  нужно  как-нибудь
протянуть до тех пор, пока не уедет Друэ.
   - Не обнаруживайте большего интереса ко мне, чем раньше, - напомнил  ей
Герствуд, имея в виду предстоящее посещение театра.
   - А вы не должны смотреть на меня так  пристально!  -  ответила  Керри,
знавшая, какую власть имеет над нею его взгляд.
   - Хорошо, не буду, - обещал он.
   Но, пожимая ей на прощание руку, он  посмотрел  на  нее  тем  взглядом,
которого так боялась Керри.
   - Ну вот, опять! - воскликнула Керри, шутливо погрозив ему пальцем.
   - Но ведь спектакль еще не начался! - возразил Герствуд.
   Он долго с нежностью глядел ей вслед. Ее юность и красота сильнее  вина
опьяняли его.
   В театре все складывалось в пользу Герствуда. Если он и раньше нравился
Керри, то теперь ее влекло к нему со всевозрастающей  силой.  Его  обаяние
стало еще более действенным, ибо нашло для себя благоприятную среду. Керри
восхищенно следила за каждым его движением.  Она  почти  забыла  о  бедном
Друэ, который не переставал болтать,  словно  хозяин,  старающийся  занять
своих гостей.
   Герствуд был слишком умен, чтобы хоть  намеком  обнаружить  перемену  в
своем отношении к Керри. Пожалуй только, он стал еще внимательнее к своему
приятелю и ни разу не позволил себе тонко подтрунить над ним, как  мог  бы
это сделать счастливый соперник в присутствии возлюбленной. Он превосходно
сознавал бесчестность своей игры и не был настолько мелок, чтобы допустить
хоть малейшую насмешливость по отношению к Друэ. Только один эпизод создал
ироническую ситуацию, и то лишь благодаря одному Друэ.
   В пьесе "Договор" есть сцена, когда жена в  отсутствие  мужа  поддается
сладким речам соблазнителя. Позже, когда жена уже всеми  силами  старается
искупить свою вину перед мужем, Друэ сказал:
   - И поделом ему! Вот уж мне ни капельки не  жаль  мужа,  который  может
быть таким ослом!
   - В таких случаях очень трудно су