мется
шум? Повидайтесь-ка с мистером Тирненом - послушаем сначала,  что  он  вам
скажет. А потом, быть может, мы с вами еще раз  потолкуем.  Сейчас  решать
рановато.
   Мистер Джилген удалился в самом бодром и веселом расположении духа.  Он
отнюдь не был обескуражен.



36. ВЫБОРЫ ПРИБЛИЖАЮТСЯ

   Несколько дней спустя мистер  Кэриген  как  бы  невзначай  наведался  к
мистеру Тирнену. Мистер Тирнен нанес  ему  ответный  визит.  Вскоре  после
этого в городе Милуоки  в  небольшой  гостинице  (подальше  от  нескромных
взоров)  состоялось  совещание  между  господами  Тирненом,  Кэригеном   и
Джилгеном.  А  вслед  за  этим  произошла  заключительная  встреча  господ
Тирнена, Эдстрома, Кэригена и Джилгена, в результате которой  возник  план
дележа, слишком сложный и запутанный, чтобы воспроизводить его здесь. Само
собой разумеется, что было поделено все и даже в соответствующей пропорции
- все секретарские должности, все доходы от полиции, вся дань, взимаемая с
игорных притонов и домов терпимости, все добровольные приношения  газовых,
транспортных   и   других   компаний.   Дележ   был   скреплен   взаимными
торжественными   заверениями.   Союз   этой   лихой   четверки   мог    бы
просуществовать годы, если бы ей удалось претворить  в  жизнь  задуманное.
Судьи, судейские чиновники, шерифы, крупные  и  мелкие  должностные  лица,
налоговый аппарат, городской водопровод - все должно было попасть к ней  в
лапы. То была великолепная мечта  лихоимцев,  и,  как  таковая,  она  была
достойна всяческого внимания и поощрения; но все же то была только  мечта,
и сами творцы ее понимали это порой...
   Предвыборная кампания была уже в полном разгаре. Конец  лета  и  начало
осени  -  сентябрь  и  октябрь  -  прошли  под  звуки  оркестров  и  топот
марширующих ног, под истошные выкрики  демократических  и  республиканских
ораторов,  выступавших  в  парках,  на  перекрестках  улиц,  в  деревянных
импровизированных  "вигвамах"  или  палатках,   в   залах   и   вестибюлях
общественных зданий - словом, всюду, где им удавалось собрать вокруг  себя
хотя бы ничтожную кучку людей и заставить слушать их речи.  Газеты  метали
громы  и  молнии,  как  и  подобает  этим  наемным  поборникам  "права"  и
"справедливости". Каупервуда и  Мак-Кенти  поносили  на  каждом  углу.  По
улицам сновали повозки и тележки  с  намалеванными  на  огромных  плакатах
призывами:  "Положим  конец  сделкам  транспортных  заправил  с  городским
самоуправлением!", "Не позволим красть наши улицы!", "Не отдадим Чикаго во
власть Каупервуда!" Утром, по дороге в контору, или  вечером,  возвращаясь
домой, Каупервуд повсюду видел эти воззвания. Он глядел на плакаты, слушал
ораторов, разносивших  его  в  пух  и  прах,  и  улыбался.  Он  знал,  кто
взбунтовал против него город. Хэнд скрывался за всем этим  -  так  донесли
ему Мак-Кенти и Эддисон, без промедленья пущенные им по следу, -  а  Хэнда
поддерживали  Шрайхарт,  Арнил,  Мэррил,  кредитное   общество   "Дуглас",
издатели различных газет и среди них, конечно, Трумен  Лесли  Мак-Дональд,
вся старая газовая шайка, Общечикагская городская компания -  словом,  все
его недруги. Каупервуд подозревал  даже,  что  им  удалось  уже  подкупить
кое-кого из олдерменов, хотя те, все как один,  клялись  ему  в  верности.
Вместе с Мак-Кенти, Эддисоном и Видера, он, не теряя  времени,  разработал
подробный план обороны. Каупервуд прекрасно понимал, что поражение на этих
выборах,  -  где  ему  впервые  предстояло   столкнуться   с   решительной
оппозицией, - повлечет за собой целую цепь довольно серьезных последствий,
однако это не слишком его тревожило. Борьбу можно продолжать  и  потом:  в
судах - с помощью денег, в  муниципалитете  -  путем  влияния  на  раздачу
постов; всегда можно найти общий язык с мэром и  с  городским  прокурором.
"Не мытьем, так катаньем", - любил говорить Каупервуд, и эта поговорка как
нельзя лучше отражала его образ мыслей и упорство духа.  Но,  понятно,  он
предпочел бы и сейчас не проигрывать битвы.
   В этой предвыборной борьбе  бросалась  в  глаза  одна  забавная  черта:
сторонники Мак-Кенти, согласно полученному от него предписанию, ничуть  не
меньше драли глотки в  защиту  реформ,  чем  республиканцы;  разница  была
только  в  том,  что  они  не  разоблачали  Каупервуда  и   Мак-Кенти,   а
обрушивались на шрайхартовскую Чикагскую городскую  железнодорожную,  ибо,
по их словам, это и был главный хищник, стремившийся  захватить  концессии
на все улицы, по которым ни  Каупервуд,  ни  Шрайхарт,  Хэнд  и  Арнил  не
проложили линии. На этот поединок стоило поглядеть. Демократы  похвалялись
своим либеральным толкованием некоторых докучных воскресных законов:  вот,
мол, при республиканском муниципалитете ни один честный труженик не мог  в
воскресный день получить кружки пива или стакана вина. Республиканцы же  в
свою очередь  кричали,  что  Мак-Кенти  собирает  дань  со  всех  "грязных
притонов и кабаков", и только избрание на пост  мэра  всеми  уважаемого  и
высокочтимого  кандидата  республиканцев  может   положить   конец   этому
безнравственному союзу городской администрации с грехом и пороком.
   - Если я буду  избран,  -  заявил  достопочтенный  Чэффи  Зейер  Сласс,
республиканский кандидат, - ни  Фрэнк  Каупервуд,  ни  Джон  Мак-Кенти  не
посмеют даже сунуться в муниципалитет  с  нечистыми  руками  и  нечестными
предложениями.
   - Ура! - ревели избиратели.
   - Я знаю этого осла, - заметил Эддисон, прочтя излияния мистера  Сласса
в "Трэнскрипт". - Он служил раньше в кредитном обществе  "Дуглас".  Потом,
сколотив немного деньжонок, открыл комиссионную контору по продаже бумаги.
Он просто пешка в руках Арнила и Шрайхарта. Характера и мужества у него не
больше, чем у червяка на крючке рыболова.
   А Мак-Кенти, прочитав "Трэнскрипт", сказал только:
   - Необязательно самому являться в муниципалитет, можно проникнуть  туда
и другими путями.
   Мак-Кенти считал, что на худой конец он всегда  будет  иметь  поддержку
большинства членов муниципального совета.
   Однако среди всего этого шума и гама никто не обратил должного внимания
на оживленную деятельность господ Джилгена, Эдстрома, Кэригена и  Тирнена.
Трудно было бы найти другую пару таких ловких пройдох, как  последние  два
из вышепоименованных джентльменов.  Тайком  разрабатывая  план  совместных
действий с  Джилгеном  и  Эдстромом,  они  в  то  же  время  совещались  с
Даулингом, Дуваницким и  даже  с  самим  Мак-Кенти.  Видя,  что  результат
выборов по каким-то, ему самому неясным, причинам становится все  более  и
более сомнительным, Мак-Кенти решил пригласить обоих к  себе.  Прочтя  его
послание, мистер Тирнен тотчас же отправился к мистеру  Кэригену,  узнать,
не получил ли и он подобного приглашения.
   - Как же, как же, получил! - весело отвечал Кэриген. - Вот оно  тут,  у
меня в кармане. "Дорогой мистер Кэриген, - прочитал он. - Не окажете ли Вы
мне честь отобедать со мной завтра в семь часов  вечера?  Мистер  Унгерих,
мистер Дуваницкий и еще  кое-кто  из  наших  друзей  присоединятся  к  нам
несколько позже. Мистера Тирнена я просил прибыть к тому же  часу,  что  и
Вас. Искренне Ваш Джон Дж.Мак-Кенти". Вот и все, - заметил мистер Кэриген.
- Это вполне в его духе.
   Он сделал вид, что целует письмо, и отправил его обратно в карман.
   - Так, так. Ну и у меня то  же  самое  -  почти  слово  в  слово,  -  с
довольным видом подтвердил мистер  Тирнен.  -  Похоже,  что  он  начинает,
наконец, протирать себе глаза. А, что ты скажешь?  Должно  быть,  почуяли,
что без нас с тобой им теперь трудно придется. А?
   - Понятно, положение может измениться, - не без  язвительности  заметил
мистер Кэриген. - Очень уж они стали нос задирать. Мало ли что  может  еще
случиться. Сейчас самое время им побеспокоиться.
   - Что и говорить, все на свете  меняется,  -  горячо  подхватил  мистер
Тирнен. - А ведь у нас два самых больших округа в городе, и я  думаю,  это
им известно. Хороши будут эти господа, когда наши избиратели  в  последнюю
минуту покажут им спину.
   Он хитро скосил глаза  на  мистера  Кэригена  и  почесал  свой  красный
мясистый нос толстым указательным пальцем.
   - Твоя правда, черт побери, - весело отозвался его единомышленник.
   Чтобы их не заподозрили в сговоре, они отправились на обед врозь и  при
встрече приветствовали друг друга так, словно давным-давно не видались.
   - Как дела, Майк?
   - Спасибо, Пэт, отлично. А как у тебя?
   - Ничего, идут помаленьку.
   - В ноябре твой округ не подкачает, надеюсь?
   Мистер Тирнен собрал в складки свой жирный лоб.
   - Сейчас еще трудно сказать.
   Все это говорилось для  успокоения  мистера  Мак-Кенти,  который  и  не
подозревал еще о бесстыдном вероломстве членов своей партии.
   Толку от этого совещания вышло мало. Сидели, переливали  из  пустого  в
порожнее, прикидывали, в каком округе можно набрать абсолютное большинство
голосов, да что Зиглер даст по двенадцатому, да сумеет ли Пинский  сладить
с шестым, а Шламбом - с двадцатым, и так далее и тому подобное.  Кандидаты
республиканцев, появившиеся в исконно демократических, всегда  считавшихся
надежными округах, порождали тревогу.
   - Ну, а как дела в первом, Кэриген? - спросил Унгерих,  тощий,  угрюмый
немец, по всем повадкам - прожженный политикан. За последнее время Унгерих
преуспел значительно больше в смысле снискания благосклонности  Мак-Кенти,
нежели Кэриген или Тирнен.
   - О, первый... первый в порядке, - коварно  отвечал  Кэриген.  -  Хотя,
конечно, ничего нельзя знать наперед.  Этот  парень,  Скалли,  может  еще,
разумеется, натворить чего-нибудь, но не думаю, впрочем, чтобы ему удалось
многого добиться. Если полиция и на этот раз возьмет нас под защиту...
   Этот ответ  удовлетворил  Унгериха.  Ему  в  своем  округе  приходилось
нелегко: у него появился противник,  некий  Гловер,  не  скупившийся,  как
видно, на подкупы, и Унгериху, чтобы победить на выборах,  требовалось  на
этот раз куда больше денег, чем обычно. Совершенно то же самое творилось и
у Дуваницкого.
   Наконец Мак-Кенти отпустил своих подручных - с Кэригеном и Тирненом  он
распростился с необычной для него теплотой. Он не  особенно  доверял  этой
паре и совсем не был в восторге от их способов вести борьбу, -  грубее  уж
ничего нельзя было придумать, - но они были нужны ему.
   - Рад слышать, что дело у вас спорится, Пэт, и у вас, Майк, - сказал он
им на прощанье, напутствуя каждого  благосклонным  кивком.  -  Нам  сейчас
потребуется вся ваша сноровка, и я уверен, что вы заткнете за пояс  другие
округа. А мы не забудем ваших стараний, когда придет время  расплачиваться
с каждым по заслугам.
   -  Можете  на  меня  положиться,  сделаю  все,  что  в  моих  силах,  -
прочувствованно заявил мистер  Кэриген.  -  Что  говорить,  годик  выдался
трудный, но нас еще не положили на обе лопатки.
   - И на меня тоже, хозяин. Можете  положиться  и  на  меня,  -  просипел
Тирнен. - Постараюсь, как могу.
   - Желаю вам удачи, Майк, - ободряюще проронил Мак-Кенти, мягко  опуская
руку на его плечо. - И вам, Кэриген. Ваши округа имеют решающее  значение,
и мы помним об этом. Я всегда считал неправильным, что вы оба до  сих  пор
только  члены  муниципалитета:  наши  руководители  все  как-то  не  могли
столковаться и устроить для вас что-нибудь получше. Ну, теперь это  уж  не
вызовет возражений,  если,  конечно,  мое  мнение  к  тому  времени  будет
чего-нибудь стоить. - С этими  словами  мистер  Мак-Кенти  отпустил  своих
гостей.
   На улице холодный октябрьский ветер гнал по мостовой  желтые  листья  и
сухие травинки.  Тирнен  и  Кэриген  молча  шагали  рядом,  направляясь  к
Ван-Бьюрен-стрит, и ни один не проронил ни слова, пока они  не  отошли  на
добрую сотню шагов от дома Мак-Кенти.
   - Ишь, как запел, слыхал? - промолвил, наконец, Тирнен,  искоса  глянув
на Кэригена, освещенного зыбким светом газового фонаря.
   - Еще бы! Они всегда щедры на посулы, когда выборы уже на носу. Медовые
речи, ничего не скажешь!
   - Да, после того как мы десять лет везем на себе  всю  грязную  работу.
Пора бы уж, кажется. А вот в июне прошлого года, во время  сессии,  что-то
они не очень много о нас думали.
   - Тише, тише, Майки, - мрачно улыбнулся мистер  Кэриген.  -  Ты  просто
капризный, избалованный мальчишка.  Я  вижу,  тебе  не  терпится  ухватить
кусочек сладкого пирога? Ну, твое время еще не  приспело.  Подожди  годика
четыре, а то и шесть, бери пример с Пэдди Кэригена и прочих скромников.
   - Ну нет, не стану, - проворчал мистер Тирнен. - Не стану  ждать  шесть
лет.
   - И я не стану, - заявил мистер Кэриген. - Мы с тобой,  кажется,  знаем
одну штуку, которая к будущему году  может  перевернуть  здесь  все  вверх
тормашками. Так, что ли?
   - Верно, черт подери, - с жаром подтвердил мистер Тирнен.
   И они разошлись по домам, вполне довольные друг другом.



37. МЩЕНИЕ ЭЙЛИН

   Неотразимый Польк Линд,  проснувшись  как-то  утром,  решил,  что  роль
чувствительного вздыхателя ему надоела и нужно сегодня же  или,  на  худой
конец, завтра сломить сопротивление Эйлин. После встречи у Ришелье  прошло
уже немало времени, однако, несмотря на все его старания, ему ни  разу  не
удалось увидеться с Эйлин: она избегала его. Неопределенное чувство страха
за будущее заставляло ее со дня на день откладывать встречу. Она понимала,
что стоит у крутого поворота на своем жизненном пути, а  судьба  неумолимо
толкает ее вперед, и была смущена и растеряна. Каупервуд и сейчас,  помимо
ее воли, сохранял над ней  всю  свою  былую  власть:  он  рисовался  Эйлин
колоссом, способным покорить весь мир, и это заставляло ее проводить дни в
странной тревоге, смятении и раздумье. Женщина другого склада, быть может,
не стала бы колебаться так долго после всего, что ей пришлось пережить,  и
особенно теперь, когда выплыла наружу связь Каупервуда с миссис  Хэнд.  Но
не такова была Эйлин. В ее ушах все еще звучали прежние страстные клятвы и
обещания, и она не в силах была отказаться от своей безумной мечты, ей все
еще хотелось верить, что Фрэнк снова станет таким, каким был  когда-то,  -
нежным и любящим.
   Но и  Польк  Линд,  хищник,  светский  авантюрист,  покоритель  женских
сердец, был не из тех мужчин, которые  отступают  перед  препятствиями  и,
вздыхая, покорно ждут в  сторонке.  Силой  воли  и  настойчивостью  он  не
уступал Каупервуду, а с женщинами был еще более беззастенчив  и  смел.  Из
своих бесчисленных любовных приключений  он  вынес  уверенность,  что  все
женщины нерешительны, боязливы, странно противоречивы и  непоследовательны
в своих поступках, а порой - даже  в  самых  сокровенных  своих  желаниях.
Чтобы одержать над ними победу, иной раз нужно проявить железное упорство.
   Вот почему за Польком Линдом  установилась  такая  худая  слава.  Эйлин
чутьем разгадала все это еще в тот день, когда  собиралась  встретиться  с
ним у Ришелье. В глубине его темных, ласковых глаз таилось коварство.  Она
чувствовала, что он увлекает ее куда-то,  по  тому  пути,  где  она  может
потерять свою волю и  уступить  его  внезапному  порыву,  -  и  все  же  в
условленный час явилась к Ришелье.
   А  Польк  Линд,  убедившись,  что  Эйлин  избегает  его,  положил,   не
откладывая более, добиться решительного свидания. В десять часов  утра  он
позвонил ей по телефону и принялся подтрунивать над  ее  нерешительностью,
робостью, над прихотливостью ее настроений.  Быть  может,  она  отважится,
наконец, прийти в мастерскую к его приятелю-художнику поглядеть картины? А
нет, так он приглашает ее пойти  с  ним  на  летний  праздник  с  танцами,
который устраивает у себя в саду один из его холостых друзей.  Эйлин,  как
всегда, стала отнекиваться.
   - Нет, нет, я сегодня что-то не в духе, - заявила она.
   Но Линд не унимался.
   - Нужно взять себя в руки, -  сказал  он.  И  прибавил  шутливо:  -  Вы
создаете совершенно невыносимые условия для ваших поклонников.
   Эйлин думала, что ей и на этот раз удалось, не говоря ни "да" ни  "нет"
и не принимая решительного боя, продлить поединок, но в два часа  раздался
звонок у парадной двери, и слуга доложил, что ее хочет видеть мистер Линд.
   - Мистер Линд просит уделить ему всего несколько минут, он  постарается
не задержать вас. Он проезжал мимо, и ему случайно стало известно, что  вы
дома, - докладывал лакей, получивший доллар на чай.
   Эйлин а сиреневом капоте, отделанном горностаем, сидела одна у  себя  в
будуаре и читала роман.  Застигнутая  врасплох,  пораженная  такой  наглой
навязчивостью, встревоженная тем, что Линд, быть может, хочет сообщить  ей
что-то важное, досадуя на себя за свою растерянность и снова чувствуя  над
собой власть этого человека, - его голос,  ласковые  упреки,  которыми  он
осыпал ее по телефону, все еще продолжали звучать в ее ушах, - она  решила
спуститься вниз.
   -  Просите  мистера  Линда  в  музыкальную  комнату,  -  приказала  она
дворецкому. Переступая порог этой комнаты, Эйлин почувствовала, что у  нее
перехватило дыхание  -  так  взволновала  ее  предстоящая  встреча.  Эйлин
понимала, что, уклоняясь от свидания с Линдом, она  показала,  что  боится
его, а обнаружив свой страх перед противником, уже трудней  оказывать  ему
сопротивление.
   - О! - воскликнула она с наигранной беспечностью. - Вот уж  не  ожидала
увидеть вас так скоро после вашего звонка!  Вы  ведь  у  нас  впервые,  не
правда ли? Положите шляпу, и пойдемте, я покажу вам  картины.  Они  хорошо
освещены сейчас, и думаю, что некоторые из них вам понравятся.
   Линд, который рад был  всякому  предлогу,  чтобы  продлить  свидание  и
заставить Эйлин преодолеть свою растерянность и страх, охотно  согласился,
но продолжал делать вид, что спешит и заглянул к ней случайно, проездом.
   - Не мог устоять против искушения увидеть вас. Решил -  зайду  хоть  на
минутку. Очаровательная комната! Как много света и воздуха! А, вот  и  вы!
Кто вас писал? Вижу, вижу: Ван-Беерс! Прелестно, просто восхитительно!
   Он окинул Эйлин быстрым взглядом и снова повернулся к портрету, где  та
же Эйлин, но десятью годами моложе, веселая, жизнерадостная, полная сил  и
надежд, сидела на каменной скамье на  фоне  голландского  пейзажа,  синего
неба и пушистых облаков, прикрываясь от солнца нарядным розовым  зонтиком.
И оригинал и копия  равно  восхищали  Полька  Линда,  и  он  рассыпался  в
комплиментах. Эйлин слегка пополнела с тех  пор,  цвет  лица  у  нее  стал
грубее, походка немного тяжеловесней - что почти неизбежно  с  годами,  но
она все еще была в полном расцвете красоты, хотя осень  и  овеяла  ее  уже
своим дыханием.
   - О, да у вас Рембрандт! Изумительно! Я и не подозревал, что  у  вашего
мужа  такое  прекрасное  собрание!  И  Жером,  и  Израэльс,  и  Мейссонье!
Великолепная коллекция!
   - Некоторые полотна  действительно  превосходны,  -  небрежно  заметила
Эйлин, невольно подражая Каупервуду или кому-то из других знатоков.  -  Но
кое-что мы решили убрать отсюда - вот этого Пауля Поттера  и  этого  Гойю,
как только нам удастся достать что-нибудь получше.
   Она слово в слово повторяла то, что не раз слышала из уст Каупервуда.
   Видя, что разговор не выходит из рамок обычной светской болтовни, Эйлин
мало-помалу  овладела   собой   и   держалась   довольно   естественно   и
непринужденно. Теперь она даже радовалась приезду  Полька  Линда,  который
был так очаровательно скромен и мил. Видимо, он и вправду решил нанести ей
обычный светский визит. А Линд исподтишка приглядывался к Эйлин,  стараясь
разгадать, какое впечатление производит на нее его учтиво-сдержанный  тон.
Довольно бегло осмотрев картины, он сказал:
   - Я давно стремился увидеть ваш дом. Я знаю, что его строил Лорд и  что
он считается одной из лучших работ  этого  архитектора.  Там  у  вас,  как
видно, столовая?
   Эйлин, непомерно гордившаяся  своим  домом,  хотя  ей  и  не  удавалось
устраивать  в  нем  пышных  приемов,  была  очень  польщена  и  обр