его  два  или  три  раза,
несколько лет назад, когда бывал в их загородном доме, но  она  уже  тогда
поразила меня,  -  столько  обаяния  было  в  этой  десятилетней  девочке.
Настоящая маленькая аристократка с головы до пят... Как миссис Картер  при
своем образе жизни ухитрилась так воспитать девочку - загадка для меня.  В
равной мере непостижимо и то, что  ей  удается  держать  Беренис  в  столь
аристократическом пансионе. В любую минуту там может разразиться  страшный
скандал. Я уверен, что девочка и не подозревает, чем занимается ее мамаша.
В Луисвиль ей приезжать не дозволяется.
   "Беренис Флеминг, - мысленно повторил  Каупервуд.  -  Какое  прелестное
имя. И какое странное начало жизненного пути".
   - А сколько же сейчас лет этой девочке? - спросил он.
   - Вероятно, лет пятнадцать - не больше.
   Экипаж остановился перед  домом  на  пустынной,  без  единого  деревца,
унылой улице. Внутри дом, к удивлению Каупервуда,  оказался  просторным  и
обставленным с большим вкусом. Миссис Картер, как некогда звали эту даму в
обществе, или  Хэтти  Стар,  как  именовали  ее  в  более  узком  и  менее
респектабельном кругу, тотчас вышла к гостям... При первом же  взгляде  на
нее Каупервуд понял, что, каково бы ни было  ее  теперешнее  занятие,  она
несомненно не лишена светской утонченности. В  ней  чувствовалось  хорошее
воспитание. Она была жива, находчива, и если и  не  слишком  умна,  то  во
всяком случае не банальна. В ее скользящей походке и  мягкой  пластичности
движений была  какая-то  своеобразная  одухотворенность,  которая  пленила
Каупервуда, - так же как веселое, откровенно  беспечное  отношение  миссис
Картер к своему щекотливому положению и спокойная непринужденность  манер,
сразу изобличавшая в ней светскую даму. Волосы миссис Картер были  уложены
высоко на макушке на французский манер, в  стиле  Империи;  на  щеках  уже
обозначились  кое-где  красные  жилки.  Румянец  ее  показался  Каупервуду
пожалуй слишком ярким, но в общем он нисколько не портил  ее.  Приветливые
серо-голубые глаза миссис  Картер  красиво  оттенялись  светло-каштановыми
волосами. Одета она была в простое домашнее платье, розовое  в  цветочках,
которое красиво обрисовывало ее начинавшую полнеть  фигуру.  Шею  украшала
нитка жемчуга.
   "Вдова двух мужей, - думал Каупервуд, разглядывая хозяйку. - Мать двоих
детей".
   Полковник  представил  своего  приятеля,   и   тотчас   же   завязалась
непринужденная беседа. Миссис  Картер  любезно  заверила  Каупервуда,  что
много слышала о  нем.  Слухи  о  его  деятельности  в  области  городского
железнодорожного транспорта доходили и до нее.
   - Раз уж мистер Каупервуд почтил нас сегодня  своим  посещением,  может
быть мы пригласим Грэйс Демминг? - предложила хозяйка.
   Упомянутая дама пользовалась особым расположением полковника.
   - Я буду счастлив, если вы удостоите меня  беседой,  миссис  Картер,  -
галантно отозвался Каупервуд, подстрекаемый каким-то не вполне  осознанным
любопытством.  Судьба   этой   женщины   почему-то   заинтересовала   его.
Мало-помалу из последующих бесед с полковником  и  новых  встреч  с  самой
миссис Картер он составил себе  довольно  отчетливое  представление  о  ее
прошлом.
   Нэнни Хэдден, она же миссис Джон Александер Флеминг, она же миссис Айра
Джордж Картер, она же Хэтти  Стар,  была  прямым  потомком  вирджинских  и
кентуккских Хэдденов  и  Колтеров,  насчитывавших  несколько  поколений  и
связанных родственными узами с доброй половиной аристократической верхушки
четырех-пяти близлежащих штатов. Сейчас эта женщина,  все  еще  обладавшая
блестящими  связями,  была,  в  сущности,  просто  содержательницей   дома
свиданий в захолустном городке с двумястами  тысяч  жителей.  Как  же  это
случилось? Когда-то Нэнни Хэдден слыла красавицей. Она родилась в  богатой
семье и вышла замуж за богача. Ее первый  муж,  Джон  Александер  Флеминг,
унаследовавший состояние, привилегии,  наклонности  и  пороки  всего  рода
Флемингов,  в   течение   нескольких   поколений   разводивших   табак   и
эксплуатировавших  рабов,  был   очаровательным   светским   бездельником,
типичным  представителем  вирджинско-кентуккских   светских   кругов.   Он
обучался праву и должен был сделать  дипломатическую  карьеру,  но  так  и
не-сделал, ибо по натуре был  бездельником  и  шалопаем.  Лошади,  скачки,
балы, охота, флирт и прочие развлечения подобного рода поглощали весь  его
досуг.  Его  бракосочетание  с  Нэнни  Хэдден  было  расценено  всеми  как
блестящий союз.  К  солидному  капиталу  жениха  присоединилось  не  менее
солидное  состояние  невесты.  Молодожены  закружились  в  вихре  светских
удовольствий, что было лишь  естественным  продолжением  того  рассеянного
образа жизни, который предшествовал браку. Кое-какие уклонения  в  сторону
от прямой стези супружеского долга считались допустимыми в этом кругу, при
условии соблюдения тайны или  хотя  бы  ее  видимости.  Поэтому  появление
молодого вертопраха по имени Тэккер Теннер, присоединившегося как-то  раз,
погожим осенним днем, к чете Флеминг во время их прогулки в горах Северной
Каролины, было явлением вполне закономерным, так же как и нежная,  хотя  и
недолговечная привязанность к  нему  прелестной  Нэнни  Флеминг,  как  она
звалась в ту пору. Однако услужливые друзья не замедлили  открыть  мистеру
Флемингу глаза на то, чего ему не удалось  разглядеть  без  их  помощи,  и
рассерженный супруг, который, кстати сказать, сам  был  изрядным  повесой,
повстречав как-то под вечер на  одной  из  высокогорных  тропинок  мистера
Тэккера Теннера, сказал ему примерно следующее:
   - Советую вам убраться из этих мест подобру-поздорову, и не  позже  как
сегодня же ночью. Иначе  завтра  солнце  будет  светить  через  те  дырки,
которые я в вас проделаю.
   Тэккер Теннер, рассудив, что, как бы ни были смешны понятия о  чести  в
Южных штатах, однако пули остаются  пулями,  -  решил  покориться.  Миссис
Флеминг была смущена, взволнована, но ни о чем не  жалела  и  не  проявила
раскаяния. Напротив, она  почла  себя  глубоко  оскорбленной.  Скандальная
история эта вызвала немало толков. Между  супругами  начался  разлад,  оба
стали топить свое раздражение в вине и  в  конце  концов  почли  за  благо
развестись.  Тэккер  Теннер  больше  не  появлялся  и  не  делал   попыток
восстановить свои попранные права, но упоминавшийся уже выше  Айра  Джордж
Картер, еще один светский лоботряс без гроша за  душой,  принадлежавший  к
тому же кругу прожигателей жизни, что и Флеминги, предложил миссис Флеминг
остановить на нем свой выбор, и его предложение было принято.
   Плодом первого брака был один ребенок - девочка. Плодом второго брака -
сын. Айра Джордж Картер, пока миссис Картер  была  еще  слишком  молода  и
легкомысленна, чтобы проникнуться заботой о  своих  детях  и  защищать  их
права, успел промотать  на  различные  бессмысленные  авантюры  почти  все
состояние, доставшееся ей от отца,  майора  Уикхэма  Хэддена.  Пьянство  и
разврат быстро свели мистера Картера в могилу, и вдова  его  оказалась  на
краю нищеты. Миссис Картер была натура  страстная,  непрактичная  и  легко
поддающаяся соблазну. Однако пример ее второго мужа, который  бесплодно  и
бесцельно погибал на ее  глазах,  печальная  судьба,  грозившая  детям,  и
пробуждение  материнского  инстинкта,   а   вместе   с   ним   и   чувства
ответственности за детей, подействовали на нее отрезвляюще. Жажда жизни  и
любви еще не угасла  в  ней,  но,  увы,  возможностей  утолять  эту  жажду
становилось с каждым днем все меньше. Миссис  Картер  сравнялось  тридцать
восемь лет, она все еще была хороша собой  и  не  желала  довольствоваться
объедками жизненного пира. Гордость ее возмущалась при мысли  о  том,  что
она может  попасть  в  унизительное  положение  светских  парий,  которые,
утратив свое место в обществе, становятся предметом  веселых  насмешек  со
стороны тех, кого судьба не  лишила  своих  милостей.  Состояние  ее  было
потеряно, и ею мало-помалу перестали интересоваться даже в ее  собственном
кругу, а наиболее консервативные семейства уже открыто ее сторонились.
   Тем не менее миссис Картер  сказала  себе,  что  она  не  опустится  до
положения швеи или  просто  приживалки,  живущей  щедротами  своих  старых
друзей. Как-то само собой стали возникать не освященные браком узы -  иной
раз их вязала дружба, иной раз мимолетная  страсть;  затем  еще  некоторое
время миссис Картер занимала  какое-то  странное  промежуточное  положение
между светскими дамами и женщинами полусвета, пока, наконец, не открыла  в
Луисвиле, правда негласно, дом свиданий. Совет этот  подал  ей  кто-то  из
приятелей, знавший, как делаются  такие  вещи,  и  заботившийся  больше  о
собственных развлечениях, чем о благополучии миссис Картер. Ее друзьям - в
том  числе  и  полковнику  Джилису  -  нужна  была  укромная,   уединенная
квартирка, где они могли бы отдыхать, играть  в  карты  и  встречаться  со
своими дамами. С этого времени миссис Картер превратилась в Хэтти Стар и в
качестве таковой стала известна даже полиции. Впрочем,  пока  ходили  лишь
смутные слухи о том, что в ее доме временами царит какое-то  подозрительно
буйное веселье.
   Каупервуд, который  всегда  проявлял  интерес  ко  всему  незаурядному,
необычному и умел ценить драматичность жизненных взлетов и падений, не мог
пройти мимо этого сбившегося с пути создания, игрушки в  руках  капризного
случая. Полковник Джилис обмолвился как-то невзначай,  что  при  поддержке
влиятельного человека Нэнни Флеминг могла бы вновь войти в  общество.  Она
умела трогать сердца. Говорили, что это свойство передалось и ее детям,  о
которых, впрочем, эта дама никогда не упоминала. Побывав несколько  раз  в
доме миссис Картер, Каупервуд стал проводить долгие часы в беседах  с  нею
всякий раз, как приезжал в Луисвиль. Однажды, когда он вошел следом за ней
в ее будуар, она поспешно убрала с туалетного столика  фотографию  дочери.
Каупервуд никогда раньше не видел ни одного ее снимка. Он  успел  заметить
только, что фотография изображает девочку лет пятнадцати - шестнадцати, но
даже этого мимолетного взгляда было достаточно, чтобы  облик  ее  врезался
ему в память. Это была худенькая, трогательно хрупкая девочка.  Каупервуда
поразила ее улыбка, горделивая посадка головы на тонкой шейке и  выражение
надменного превосходства, сквозившее в  презрительном  и  усталом  взгляде
из-под  полуопущенных  век.  Каупервуд  был  очарован.   Заинтересовавшись
дочкой, он стал выказывать несколько преувеличенный интерес и к матери.
   А вскоре после этого случай заставил Каупервуда от созерцания перейти к
действиям: однажды он снова увидел лицо Беренис - на этот  раз  в  витрине
луисвильского фотографа. Это был довольно большой портрет,  увеличенный  с
маленького снимка, который  миссис  Картер  недавно  получила  от  дочери.
Беренис стояла вполуоборот, небрежно облокотившись  о  доску  высокого,  в
колониальном стиле камина; в левой руке, свободно  повисшей  вдоль  бедра,
она держала широкополую соломенную шляпу. Слабая,  едва  приметная  улыбка
играла в углах ее рта,  а  широко  раскрытые  глаза  светились  притворным
простодушием  и  лукавством...  Непринужденная  грация  ее  позы  покорила
Каупервуда. О том, что  миссис  Картер  не  давала  разрешения  выставлять
портрет а витрине, он не имел ни малейшего представления. "Это самородок",
- сказал себе Каупервуд и зашел в фотографию. Он  пожелал,  чтобы  портрет
был снят с витрины и негативы  уничтожены.  Выяснилось,  что  за  полсотни
долларов он может получить и портрет, и нега-швы - все, что захочет. Купив
портрет Беренис, Каупервуд тотчас отдал его вставить в раму, увез в Чикаго
и повесил у себя в кабинете. Нередко вечерами,  поднявшись  наверх,  чтобы
переодеться, он задерживался на мгновение перед  портретом,  и  восхищение
его все росло, а вместе с ним росло и любопытство. Каупервуд видел в  этой
девочке прирожденную аристократку, настоящую  светскую  женщину  до  мозга
костей, воплощение, быть может, того идеала, слабым  подражанием  которому
были светские дамы вроде миссис Мэррил и ей подобных.


   Заехав как-то снова в Луисвиль, Каупервуд нашел миссис Картер в большой
тревоге. Дела ее  внезапно  сильно  пошатнулись.  Некто  майор  Хейгенбек,
личность, пользовавшаяся немалой известностью, скоропостижно  скончался  в
ее доме при довольно странных обстоятельствах. Майор был человек  богатый,
семейный; официально считалось, что он проживает со своей женой  в  городе
Лексингтоне. В действительности же  он  почти  никогда  там  не  бывал,  и
внезапная смерть от паралича сердца застигла его в  обществе  некоей  мисс
Трент, актрисы, с которой он довольно весело проводил время и которую ввел
в дом миссис Картер  в  качестве  своей  приятельницы.  Из-за  болтливости
следователя,  производившего  дознание,  полиции   стало   известно   все.
Фотографии мисс Трент, миссис Картер, майора  Хейгенбека  и  его  жены,  а
также различные весьма любопытные подробности,  разоблачавшие  нравы  дома
миссис  Картер,  уже  должны  были  появиться  в  печати,  когда  вмешался
полковник Джилис и еще кое-кто из людей светских  и  влиятельных;  скандал
замяли, но миссис Картер продолжала пребывать в смятении.  Такого  оборота
дел она  никак  не  ожидала.  Все  друзья,  напуганные  угрозой  скандала,
покинули  ее.  Сама  она  упала  духом.  Каупервуд  застал  ее  за   самым
тривиальным занятием: она плакала, - глаза у нее вспухли и  покраснели  от
слез.
   - Ну, полно, полно, - воскликнул он, глядя на миссис  Картер,  которая,
прилично случаю, облеклась в уныло-серые тона,  -  я  уверен,  что  ничего
страшного не случилось.
   - О, мистер Каупервуд, - патетически воскликнула эта дама. -  Несчастья
так и сыплются на меня с тех пор, как вы нас покинули. Вы слышали о смерти
майора Хейгенбека? - Каупервуд, которому полковник  Джилис  успел  шепнуть
кое-что, утвердительно кивнул. - Так вот, я сейчас получила  извещение  из
полиции: мне предлагают покинуть город. Да и  домохозяин  уже  предупредил
меня, что я должна съехать. Ах, если б не дети, я бы, кажется...
   И жестом,  исполненным  драматизма,  она  прижала  к  глазам  кружевной
платочек.
   Каупервуд глядел на нее с любопытством, что-то обдумывая.
   - Вам совсем некуда поехать? - спросил он.
   - У меня есть дача в Пенсильвании, - призналась миссис Картер. - Но  не
могу же я там поселиться в феврале! Да и на какие средства  я  буду  жить?
Ведь это мой единственный источник дохода.
   И миссис Картер обвела вокруг себя рукой, давая  понять,  что  имеет  в
виду свою квартиру.
   - А эта дача в Пенсильвании - ваша собственность? - спросил Каупервуд.
   - Да, но она очень мало стоит, и, кроме того, мне никак не  удается  ее
продать. Я уже пробовала не раз, потому что она надоела Беренис.
   - И вы не отложили денег про черный день?
   - Все, что я имела, уходило на  содержание  этой  квартиры  и  обучение
детей. Я старалась дать Беренис и Ролфу возможность достичь чего-нибудь  в
жизни.
   При этом вторичном упоминании имени Беренис мысли  Каупервуда  невольно
устремились к тому, что было истинной подоплекой  его  интереса  к  миссис
Картер, его прихотью, капризом. Небольшая  денежная  помощь  не  обременит
его. Зато впоследствии это может привести к знакомству с ее дочерью.
   - Почему бы вам не покончить здесь со всем раз и навсегда? - сказал он.
- Это вовсе неподходящее для вас занятие - надо ведь подумать и о  будущем
детей. Этак можно непоправимо испортить им жизнь.  Вы,  вероятно,  хотите,
чтобы ваша дочь была принята в обществе, не правда ли?
   - О, разумеется! - воскликнула миссис Картер, почти молитвенно глядя на
Каупервуда.
   - Вот именно, - сказал Каупервуд.
   Мысль его напряженно работала, и он, как всегда в таких случаях,  сразу
перешел на лаконичный, деловой тон, хотя все это интересовало  его  отнюдь
не с деловой стороны.
   - Так почему бы вам не пожить пока на вашей даче  в  Пенсильвании  или,
скажем, в Нью-Йорке? Здесь вам нельзя оставаться. Продайте обстановку  или
отправьте ее туда пароходом.
   - Ах, я бы рада была уехать, -  вздохнула  миссис  Картер,  -  если  бы
только знала, как это осуществить.
   - Послушайтесь моего совета и поезжайте пока что  в  Нью-Йорк.  Уладьте
все ваши денежные дела здесь, а в остальном  я  вам  помогу  -  на  первых
порах. Начните новую жизнь. То, что сейчас произошло,  может  очень  дурно
отразиться на судьбе ваших  детей.  Я  позабочусь  о  мальчике,  когда  он
подрастет. Что же касается  Беренис,  -  голос  его  прозвучал  непривычно
мягко, когда он  произнес  это  имя,  -  то  она  может  завязать  хорошие
знакомства, если пробудет в пансионе лет до двадцати, а это очень  поможет
ей в будущем. От вас же требуется только одно - стараться избегать  встреч
с вашими здешними приятелями. Быть может, не мешало бы даже увезти Беренис
на некоторое время за границу, после того как она окончит пансион.
   - Конечно, конечно, если бы только я могла все это устроить, -  жалобно
пролепетала миссис Картер.
   - Прекрасно. Сделайте пока то, что я вам предлагаю, а там посмотрим,  -
сказал Каупервуд. -  Было  бы  очень  грустно,  если  бы  это  злополучное
происшествие испортило жизнь вашим детям.
   Миссис Картер, видя, что в лице Каупервуда  -  если  он  пожелает  быть
щедрым - судьба посылает ей избавление от грозных  тисков  нищеты,  готова
была рассыпаться в благодарностях, но, почувствовав легкую отчужденность в
его тоне, умерила свой пыл. Хотя Каупервуд и бывал порой, когда ему  этого
хотелось, приветлив и сердечен, но обычно известный холодок сквозил в  его
обращении. Сейчас он думал о Беренис Флеминг, о том,  что  эта  девушка  с
утонченной душой может стать очень ценным для него приобретением.



41. ДОЧЬ МИССИС ФЛЕМИНГ

   Беренис Флеминг в  ту  пору,  когда  Каупервуд  свел  знакомство  с  ее
матерью, воспитывалась у  "Сестер  Брустер"  -  в  "Пансионе  для  молодых
девиц", который помещался на Риверсайд-Драйв в Нью-Йорке и слыл  одним  из
самых фешенебельных заведений такого рода. Общественное положение и  связи
Хэдденов, Флемингов и Картеров раскрыли перед Беренис двери пансиона, хотя
дела ее матери находились а то время уже в  упадке.  Высокая,  трогательно
хрупкая девушка, с  медно-каштановыми  кудрями,  напоминавшими  Каупервуду
рыжевато-золотистые волосы Эйлин, она была не похожа ни на одну из женщин,
которых он когда-либо знал. Даже в семнадцать лет она уже была  проникнута
чувством собственного  достоинства,  чем-то  необъяснимо  возвышалась  над
окружающими   и   снисходительно   принимала   истерически    восторженное
преклонение  своих  более  заурядных  сверстниц,   которые,   ища   выхода
пробуждавшейся чувственности, курили фимиам своему кумиру.
   Да, она была поистине странным созданием. Девочка, почти  ребенок,  она
уже сознавала свое превосходство, свою женскую  прелесть,  уже  мечтала  о
высоком положении в  свете.  Наделенная  от  природы  нежной  кожей,  чуть
тронутой веснушками на прямом точеном носике,  ярким,  даже  неестественно
ярким румянцем, удивительными, синими, как  у  ангорской  кошки,  глазами,
прелестным ртом  и  безукоризненной  линией  подбородка,  Беренис  Флеминг
отличалась какой-то  особенной,  хищной  грацией.  Движения  ее,  ленивые,
надменные,  плавные,  находились  в  совершенной  ритмической  гармонии  с
прекрасными линиями тела. Когда  воспитанницы  собирались  в  столовой,  а
наставница запаздывала, она любила пройтись по комнате, поставив на голову
шесть тарелок и увенчав это сооружение кувшином с водой на манер азиатских
или африканских женщин. Ноги ее свободно и плавно  двигались,  но  голова,
шея, плечи пребывали в полном покое. Воспитанницы  неделями  приставали  к
ней, чтобы она повторила "этот фокус". Другой "фокус" состоял в  том,  что
Беренис, вытянув руки за спиной наподобие  крыльев,  устремлялась  вперед,
имитируя к